Спасти сердце "злодея"

      Карсейн погладил спящего сына по волосам и очень тихо покинул его комнату. Каждый раз, глядя на Градиса, он словно смотрел на самого себя. Воспоминания о днях, когда второй сын герцога был упрямым мальчиком с одним единственным желанием быть лучшим фехтовальщиком, были теми, что грели сердце даже спустя много лет.       Спустившись в гостиную, Ласс застыл, во все глаза глядя на неожиданного гостя. Он точно был уверен, что не приглашал Аллендиса и не получал от него писем, так почему же Веритас приехал к нему?       — Приветствую, сэр Ласс, — улыбаясь на публику, официально обратился к хозяину дома гость. — Прошу прощения за поздний визит. Но есть дела, требующие Вашего внимания.       Взгляд Карсейна приковался к длинной меховой накидке мужчины. Веритас придерживал ее ворот одной рукой, прижимая к красной щеке и носу. На длинных ресницах уже начали таять снежинки. Одетый во все белое, с дежурной улыбкой на губах и аурой невинности, Аллендис походил на ангела, спустившегося с небес.       — Сэр Веритас, — очнувшись от странного видения и кивнув в ответ, не стал портить ему игру Карсейн, — редко же вас можно увидеть на пороге моего дома. Прошу, проходите. Вероятно, Вы устали с дороги. Кто-нибудь, примите одежду гостя. И принесите в мой кабинет чай. — Мужчина отвернулся к лестнице, стараясь отогнать преследующую его иллюзию.       — Сэр Веритас, прошу за мной.       Аллендис отдал верхнюю одежду, тут же последовав за герцогом Ласс. Про себя он был приятно удивлен. Редко когда можно было увидеть Карсейна таким спокойным и деловым. Все чаще этот человек вел себя как полный дурак, и поэтому Веритас стал забывать о том, что они оба аристократы. Предложение выпить чаю также было уместным. На улице стояла ранняя зима и, несмотря на то, что он был в перчатках, пальцы Аллендиса заледенели от холода.       Кабинет герцога Ласс оказался просторным и без излишеств. Он полностью отображал характер его хозяина: тут было все необходимое для работы и ничего кроме. Разве что большой камин с двумя креслами немного добавлял уюта этому месту.       Предложив гостю место поближе к огню, Карсейн сел рядом. Сам он обычно находился за столом, а кресла занимали сын и супруга. Из-за его работы они зачастую могли проводить время вместе лишь таким образом. Все чаще герцог Ласс видел Градиса спящим, а жену на банкетах.       — Мне показалось, что у тебя за спиной крылья, — видя, что Аллендис не собирается начинать разговор, первым нарушил молчание Карсейн. — Когда ты стоял там, в гостиной. У народа с востока есть определение твоему образу — «Белый Лотос». Значит «невинный, чистый, непорочный». В общем, все слова, несовместимые с тобой.       Аллендис нервно улыбнулся, снимая перчатки. В одно мгновение все его тело начало излучать ауру: «Я забью тебя до смерти подошвой собственных сапог».       Но еще до того, как он успел заговорить, в дверь кабинета постучали. Это слуга принес чай и маленькие сладости к нему размером с монету.       Не став больше себя сдерживать, Веритас взял одно розовое печенье и тут же надкусил. Ему всегда нравились такие маленькие и милые угощения, но из-за статуса и требующего от него поведения, он не мог есть их ни на публике, ни дома.       Увидев это, Карсейн в удивлении раскрыл рот. В ответ Аллендис услужливо помог его закрыть, приложив к чужому подбородку палец и надавив.       — Я приехал к тебе с целью немного поесть и умыться, — отбросив лишние детали, перешел к делу Веритас. — Кажется, я становлюсь слишком стар для сверхурочных.       — И куда ты направишься потом? — Поняв, что от него пытаются что-то скрыть, нагло спросил Ласс. — Если ты солжешь, я отберу у тебя тарелку с печеньем. А ты их любишь, я по глазам вижу.       Аллендис отвел взгляд, поднимая чашку к губам. Его лицо выглядело серьезным, а сам он источал благородство и недосягаемость. Всегда, когда пил чай, Веритас расслаблялся и становился немного откровеннее. Возможно, дело было в давних приятных воспоминаниях, когда все они собирались вместе и вели непринужденные беседы, а возможно — в компании… Ведь если Аллендис де Веритас и распивал с кем-то этот благородный напиток, то только с теми, чье общество он считал приемлемым.       — Тебя так волнует, где и что я буду делать? — Вопреки своему виду, сурово заметил Аллендис. — Ты моя жена? Или, может, брат? Я не должен перед тобой отчитываться.       — Чем ты будешь занят? — Стоял на своем Карсейн, от напряжения даже сжимая кулаки. — Неужели так сложно сказать правду? Мое сердце слишком старо для таких переживаний!       Веритас опустил чашку на блюдце, наконец переводя взгляд на герцога Ласс.       Прежде чем ответить, он поджал губы:       — Единственное, что в тебе не изменилось, так это твоя наглость. Обязательно быть таким любопытным?       — Когда дело касается тебя — приходится!       Двое мужчин молча смотрели друг на друга. Атмосфера между ними накалялась.       — В прошлый раз ты уехал на чертову дюжину лет, — первым не выдержал тишины Карсейн, — а когда явился, то даже не навестил. Бьюсь об заклад, что если бы тогда я не выловил тебя во дворце, ты бы не вспомнил обо мне. И теперь да, я настороженно отношусь ко всему, что так или иначе может быть связано с твоим отъездом. Не трави мне душу и скажи, куда ты поедешь?       — С моим рабочим графиком я могу поехать только на тот свет, — не менее нервно отвечал Аллендис. — И будь уверен, я не собираюсь снова приводить здесь все в порядок после этого придурка.       — Ты назвал Императора придурком?       — Можно подумать, у тебя мнение о нем получше!       Допив чай, Аллендис откинулся на спинку кресла, устало закрывая глаза. Помассировав веки, он неожиданно признался:       — Следующие два дня я буду занят восхождением на небеса.       — А?       — Отец и мать хотят наладить со мной отношения, — чувствуя себя неловко, устало проговорил Веритас. — После смерти моего брата они стали часто жаловаться на одиночество. Я взял выходные, чтобы мы… побыли вместе.       Лицо Карсейна стало озадаченным. Теперь, когда речь шла о семье, Аллендис начал впадать в уныние. Всякий раз, как они говорили об этом, он выглядел так, словно из него выжали всю жизненную энергию.       — Лучше бы они испытывали муки совести, — наконец начиная понимать, что он полез не в свое дело, заговорил Ласс. — Прости. Мне не следовало…       — Все хорошо. Я уже привык.       Они снова замолчали, только в этот раз каждый был погружен в свои мысли. Если бы Карсейн мог выбирать, он бы предпочел, чтобы Веритас злился, нежели выглядел, как человек, которого вот-вот должны были казнить. В первом случае его хотя бы можно было утешить… Или просто «сократить» тех, кто действовал ему на нервы.       Не было в Империи человека, который бы не знал, что если герцог Веритас на кого-то разгневан, то герцог Ласс будет отвечать за уборку места преступления и трупа.       С первого взгляда Аллендис казался искренним и вежливым человеком. Но как только вы узнаете его получше, вам на ум придет слово «гниль». От плохого впечатления сложно избавиться, но Карсейну хватило на это и терпения и времени. Теперь, если Веритас говорил, что небо не голубое, а фиолетовое, Ласс спокойно с этим соглашался.       Чем больше он узнавал этого парня, тем больше ему сочувствовал. С самого рождения его друг был обречен на борьбу за место под солнцем. На него возлагали большие надежды. Те немногие, кто так же испытывал к нему жалость, говорили, что давление со стороны семьи оказалось для него непосильным, поэтому он «испортился». Но это было не так.       Аллендис не просто оправдал чаяния своих родственников, но и превзошел их.       — Думаешь, они раскаиваются?       — В чем? — Веритас закинул ногу на ногу, кладя руки на подлокотники и позволяя кистям рук свободно свисать. — В том, что я убежден, что «любовь можно только заслужить»? Или в том, что я стал перфекционистом, который всю жизнь своими успехами и достижениями пытается доказать родителям, что он достоин их любви и внимания? Не стесняйся выражать свои мысли прямо.       Карсейн пожал плечами, как вдруг ребячливо подмигнул и шутливо продолжил:       — Эй, не расстраивайся так! Ну хочешь, я буду тебя любить? Переедешь ко мне, будем жить вместе! — поддавшись немного вперед, он вдруг добавил. — Я договорюсь с женой.       Аллендис отмахнулся от него, как от назойливой мухи. Весь его вид выражал недовольство, однако внутри него все потеплело. Веритас не хотел признаваться, но причина, по которой он пришел к этому человеку, состояла именно в этом моменте. Прежде чем снова броситься в логово «тигра», он хотел получить хоть какую-то поддержку и понимание.       — Твои чувства не потянут такого, как я, — вопреки всему, поддерживая его игривость, заявил Аллендис. — И мне не нужен гулящий любовник, да еще и с хвостом за собой. Думаешь, что сможешь наставлять мне рога безнаказанно?       — Что же тогда делать? — Изображая искреннюю озадаченность, вопрошал Карсейн. — Я не могу развестись, ведь я хороший муж. И я люблю своего сына. Ну же, помоги мне! Из нас двоих ты гений в области ВСЕГО.       Веритас скрестил руки на груди, делая вид, будто усердно думает. Неожиданно он указал на Карсейна пальцем, а затем абсолютно серьезно сказал:       — Тебя надо располовинить.       — ЧТО?!       — Порезать на две части, — для наглядности разрезая ребром ладони воздух, объяснил Аллендис. — Кусок мне, кусок твоей семье. Если бы пришлось выбирать, ты бы выбрал горизонтальный вид казни и вертикальный?       Герцог Ласс непроизвольно потер свою шею. В какой-то момент ему показалось, что Веритас и правда собрался убить его.       — Я все понял, — признавая поражение, пошел на перемирие Карсейн. — Я дурак. Впредь буду обдумывать свои шутки.       — То-то же, — самодовольно улыбаясь, сказал Аллендис. — Я больше не хочу этот чай. Слуги в твоем доме совершенно не умеют его готовить.       — Не только они, — признался Ласс. — Моя жена также не сильна в этом. Всякий раз, как она готовит заварку, мне хочется кашлять кровью.       Веритас кивнул, уже не впервые слыша эту жалобу. Супруга Карсейна была неплохой спутницей по жизни, но, как и все люди, имела свои недостатки. Тем не менее, по мнению Аллендиса, Ласс мог бы подобрать кого-то получше. С его выдающимися способностями и жениться на заурядности? Это было даже не смешно.       — Хм, я нарушил покой этого дома поздним визитом. Думаю, что мне стоит проявить немного благодарности к хозяину.       — Не нравится мне это начало… — Предчувствуя что-то не хорошее, сказал Карсейн. — Ты же не собираешься выкинуть что-то безумное?       — Я так похож на сумасшедшего? — приподняв бровь, спросил Аллендис.       Ласс посмотрел прямо в изумрудные глаза прежде, чем ответить:       — Не знаю, в курсе ли ты, но ты был первым мужчиной, который заставил мою самооценку вколотиться в пол.       Веритас натянуто улыбнулся:       — Это значит «да»?       — Это значит, что я хочу знать, что ты задумал, — был прямолинеен Карсейн. — Я вижу в твоих глазах странный блеск. Это напоминает мне о том, что ты непростой человек. Пришло время Аллендису признавать поражение. Даже спустя много лет он все никак не мог привыкнуть к проницательности этого человека. Всякий раз, как Ласс «читал» его, Веритас чувствовал себя немного встревоженным. Он не хотел, чтобы в его мыслях и чувствах копались.       — Скажи своим слугам, чтобы принесли черный крепкий чай, кусковой сахар, виски, сливки и тертый мускат.       — Зачем? — не понимая, как все это может сочетаться вместе, спросил Карсейн.       — Просто сделай это.       Сказав это, Аллендис сложил руки в замок и отвел взгляд. Ему не понадобилось много времени, чтобы принять вид отрешенности, поэтому Ласс не стал больше задавать вопросов.       Горничная забрала старую посуду и вышла, чтобы принести то, что ей приказали. Все то время, что ее не было, мужчины молчали. Карсейн старательно делал вид, что его интересует узор ковра под его ногами, в то время как Аллендис не отводил взгляда от пляшущих в камине языков пламени. Его поза была расслабленной, и в целом он казался очаровательным.       Когда слуга вернулась с полным подносом, Веритас наконец обратился к нему:       — Там, где мне доводилось быть во время экспедиции, большинство людей лечили простуду не лекарствами, а смесью чая и виски. Этот напиток также сгодится и для снятия усталости.       — Я не устал, — привычно возразил Карсейн.       — Я вижу свежие мозоли на твоих руках, — был ему прямой ответ.       Ласс сжал ладони, сожалея, что не носил перчаток в доме. Обычно тем, кто беспокоился, был он сам, так как ему не нравилось волновать других людей. И все же внимательность Аллендиса была ему приятна.       Разложив по чашкам сахар, Веритас налил виски и крепкий горячий чай. Взбитые сливки он приправил мускатом и разложил на поверхности.       — Пей, не перемешивая, через холодный слой сливок, — объяснял Аллендис. — Ну как?       С самого начала действия друга казались Карсейну странными. Он впервые видел нечто подобное и вовсе не торопился тянуться к своей чашке. С тех пор, как он впервые попробовал чай своей жены, он зарекся когда-либо пить его без острой необходимости. И за это время мало что изменилось, а тут еще и Веритас решил устроить ему эксперименты… Но он не мог обидеть лучшего друга, а потому, сжав волю в кулак, Ласс сделал первый глоток.       Горячий, сладкий и пьянящий напиток заставил Карсейна приятно удивиться.       Высококачественный виски вскружил ему голову и согрел изнутри. Ласс так увлекся, что пил до тех пор, пока в его чашке не осталось ничего, кроме пенки от сливок.       — Свинья, — констатировал Аллендис, доставая из рукава платок. — Чай смакуют маленькими глотками, а не выпивают залпом. И следи за своим лицом.       Карсейн склонил голову в недоумении, когда Веритас оперся ладонью о чайный столик и потянулся к нему. Коснувшись платком его губ, он стер след от сливок, не торопясь возвращаться в кресло. Большие глаза герцога Ласс стали еще больше, когда он осознал чужую заботу. Аллендис все еще в упор смотрел на него, поэтому он ничего не говорил. Его шелковый платок пах яблоком.       — Я рад, что тебе понравилось, — наконец прерывая неловкое молчание, заметил Веритас. — Ты запомнил, как его готовить?       Аллендис сел обратно в кресло, в то время как лицо Карсейна вспыхнуло от звука его голоса. Он был низким и соблазнительным, или ему так казалось? Их недавняя близость слишком смутила его.       — Это было здорово, — превозмогая стыд, немного нервно ответил Ласс. — Я хочу еще немного.       Веритас кивнул, вновь наполняя его чашку…       Казалось, что они не выпили много, но Карсейна как-то быстро развезло. Все это время они сидели молча, изредка бросая друг на друга мимолетные взгляды. Чем дольше это продолжалось, тем сильнее Ласс чувствовал себя потерянным.       Опираясь ладонью о спинку кресла, Карсейн поднялся, игнорируя головокружение. Его движения были медленными и нечеткими, поэтому Аллендис тоже встал, чтобы помочь ему.       — Ты пьян, — заметил очевидное Веритас. — Лучше не иди к жене, а поспи в гостевой комнате. Я не хочу, чтобы она меня обвиняла в…       Аллендис не закончил свою мысль, так как именно в этот момент пальцы мужчины обхватили его подбородок. Другой рукой Карсейн сжал его плечо, не давая избежать… поцелуя?!       Аллендис ошеломленно замер. Он продолжал стоять, даже когда Ласс легко облизнул его губы. Не встретив никакой реакции, Карсейн медленно раздвинул их, уверенно вторгаясь в чужой рот…       Все мысли Аллендиса, казалось, капитулировали, оставив хозяина в гордом одиночестве. Все, что он мог, так это неподвижно замереть, чувствуя, как его язык соприкасается с другим. Это не было ни приятно, ни противно. Скорее странно. Он впервые целовался с парнем. Да что там! Это был его первый поцелуй в жизни!       Как такое могло произойти с ним?!       Шок прошел и терпение Аллендиса де Веритас взорвалось, как вулкан. Он с силой оттолкнул от себя Карсейна, вытирая губы рукавом. Казалось, что он хотел стереть их со своего лица, в такой ярости он был!       Аллендис не хотел ничего спрашивать, лишь молча буравил сидевшего на полу мужчину яростным взглядом. Но заметив, что тот не смотрит на него, он все-таки разжал упрямо поджатые губы:       — Почему?       Ласс опустил голову ниже, глядя в пол. Его поясница и спина болели, он больно ударился при падении. Было ясно, что он не ожидал, будто его оттолкнут, иначе бы попытался удержать равновесие. Тем не менее, мужчина ни о чем не сожалел.       Прикоснувшись рукой к горевшим губам, все еще ощущая вкус поцелуя, Карсейн глупо улыбнулся.       — Потому что я люблю тебя. Ответом на его признание стал звук от захлопнувшейся двери.