***
«Стоп. Погодите-ка. Малфой что, смотрит на меня?» Гермиона бросила быстрый взгляд на детей. Они, слава Мерлину, снова начали что-то бурно обсуждать, так что не обращали на взрослых ни малейшего внимания. «Может, у меня что-то на лице? Или с одеждой что-то не в порядке?» Она аккуратно промокнула губы салфеткой и невзначай оглядела платье. «Нет. Всё, кажется, нормально. В чём тогда дело?» Погружённая в нюансы продвижения по карьерной лестнице, Гермиона, которая ещё со школьной скамьи интересовалась книгами значительно сильнее, чем находившимися вокруг существами противоположного пола (к тому же, имея за плечами опыт отношений лишь с одним только Роном Уизли), совершенно не умела распознавать знаки внимания… Быстро отмахнувшись от непрошенных мыслей, Гермиона отвлеклась на сновавших с подносами в руках эльфов. Она была до предела удивлена цивилизованным отношением Малфоя-старшего к домовикам: никаких окриков, тычков… Приказы — да. Не просьбы. В любом случае, было бы странно ожидать чего-то иного. Но и внезапных вспышек жестокости тоже не наблюдалось. К тому же, никаких лохмотьев — чистые хлопковые чёрные наволочки с фамильным гербом. У эльфиек — кокетливо подпоясанные такими же чёрными бархатными лентами. Конечно, всё это могло оказаться лишь парадно-показательным спектаклем, Гермиона совсем не исключала такого варианта. Даже отсутствие какой-либо реакции Скорпиуса на (предположительно) непривычное поведение отца можно было объяснить его воспитанием. Драко вполне мог приучить сына не демонстрировать удивление его действиями на публике. С другой стороны, явное отсутствие страха перед Малфоем у самих домовиков она так просто объяснить не могла. Ушастые создания вели себя, безусловно, предельно почтительно. Но ужаса, который постоянно читался в глазах Добби в присутствии Люциуса Гермиона не уловила ни разу. Пришлось нехотя признать, что Драко, возможно, и в самом деле не третирует прислугу нечеловеческим обращением. Это наблюдение шокировало даже сильнее, чем его безукоризненная вежливость, оставившая в полнейшем недоумении ещё год назад, когда Малфой неожиданно решил извиниться за свои школьные пакости. Безусловно, на протяжении двадцати лет они не раз пересекались, что в Министерстве, что в Косом переулке. Но 'общение' неизменно сводилось к одним лишь пожеланиям доброго утра. Ну, или дня. Быть может, Малфой до сих пор был благодарен ей за то, что (в числе немногих) подтвердила на заседании Визенгамота, что не видела ни его самого, ни его родителей, сражающимися против защитников Хогвартса? Но решающим ведь, в любом случае, стало свидетельство Гарри о вранье, которое скормила Волдеморту Нарцисса. И без которого Победа так и осталась бы невозможной мечтой. Вряд ли хоть кого-то из присяжных интересовало, что там видела или не видела Гермиона, рассекая по замку с волшебной палочкой наперевес, в отчаянных попытках выжить самой и помочь выжить другим. По ходу пьесы, на пару с Роном, стараясь избавиться от очередного крестража. В общем, мотивы Драко оставались для неё загадкой. Периодически закрадывались мысли о том, что ему, вполне вероятно, банально что-то было нужно. Конечно — без пяти минут Министр. Теперь каждому второму что-то да было нужно от Гермионы Грейнджер. Хотя у неё и не хватало фантазии вообразить, что на этом свете может понадобиться от неё Малфою: их состояние никто даже не пытался арестовывать, прозрачно намекнув, что щедрое пожертвование на восстановительные работы будет ну просто очень кстати. Обвинения, по которым Драко с Нарциссой непременно оказались бы в Азкабане давно сняты. Даже условный пятилетний (из-за отсутствия непоправимых последствий его деятельности в качестве Пожирателя) срок. А вытащить Люциуса Гермионе в любом случае было не под силу. Да она бы и не стала, Драко наверняка это понимал. Со временем он, как прежде и его отец, вошёл в Совет Попечителей, принимая достаточно активное финансовое участие в студенческой жизни факультетов (причём всех четырёх, а не только Слизерина), вдобавок используя старые семейные связи. Как, например, в тот раз, когда пригласил из Франции знаменитых архитекторов и дизайнеров интерьера, которые модернизировали факультетские гостиные и спальни. В числе прочего, запроектировав по дополнительной ванной комнате. Теперь желающим принять с утра пораньше горячий душ не было необходимости выстаивать вечные очереди, устраивая после паническую беготню по этажу, рискуя опоздать на первое занятие. Безусловно, иметь собственную ванную, рассчитанную на троих-пятерых, было намного комфортнее, чем ютиться в единственной на весь факультет, пусть и с несколькими кабинками. Конечно, регулярных неприязненных взглядов Драко избежать, в любом случае, не мог. И Гермиона, даже если бы и хотела, не имела возможности как-то с этим помочь. А ровным счётом никаких реальных трудностей, требовавших вмешательства Министра Магии, у Малфоев определённо не наблюдалось. Может быть, он планировал заручиться её расположением на случай какой-нибудь непредвиденной ситуации? На будущее, так сказать. Вот это уже представлялось более чем реальным. Остановившись на данной теории, Гермиона заключила, что в присутствии Малфоя ухо лучше держать востро и особенно не расслабляться. Даже не представлявший, насколько бурный мыслительный процесс бушует в тёмно-каштановой голове, Драко всё так же зачарованно глиссировал по ней взглядом. Из гостиной послышался хлопок аппарации. Нет, ну вот надо было Забини выбрать именно это время для возвращения?! Чтоб его дементоры побрали, трудоголика. — Похоже, я как раз вовремя. Вошедший в столовую Блейз оглянул успевшие опустеть десертные блюдца. Подметив, что Малфой восседает аккурат напротив Гермионы, одарил его кривой понимающей ухмылкой, просто-таки кричавшей «я-буду-издеваться-над-тобой-неделю»! Драко раздраженно фыркнул, предпочитая не смотреть на вконец обнаглевшего друга. Видимо, он был уж слишком терпим к шуточкам Забини, раз тот считал себя вправе выделывать подобные фокусы. — Я искренне сожалею, дамы и господа, но мне придётся украсть у вас хозяина сего поместья. Раскаяние, старательно изображённое на лице Блейза, казалось почти правдоподобным. — К несчастью, мы вынуждены вернуться к работе, — с хитрой ухмылкой добавил он. Поблагодарив за обед, дети в полном составе ретировались в сад, интуитивно уловив начинавшую постепенно накаляться атмосферу. — Прими мою благодарность, Драко. Фазан был великолепен. Гермиона понимала, что к приготовлению птицы Малфой не имел абсолютно никакого отношения, но не была уверена, что ещё можно было сказать в подобной ситуации. Всё же, знание тонкостей этикета, принятого в благородных домах, чересчур выходило за пределы круга её интересов. И восполнять этот пробел Гермиона вовсе не торопилась, справедливо полагая, что стоит оставить побольше свободного места для несомненно более ценной информации. — Думаю, мне уже пора. — Спасибо, что приняла приглашение, Гермиона. По пути в кабинет Малфой не проронил ни слова. Забини понимал, что подобное выражение лица друга не сулит ему ничего хорошего. В глазах Драко читалась немая угроза. Или не такая уж немая — Блейз готов был поклясться, что краем сознания слышал что-то наподобие я-убью-тебя-во-сне. Но также ему было отлично известно, что дольше часа Малфой на него злиться не в состоянии. Не вышло бы у них на протяжении двадцати с чем-то лет оставаться лучшими друзьями, если бы Забини ещё в Хогвартсе опытным путём не выяснил, на каких струнках тёмной души Драко в какой момент необходимо было сыграть. И где в действительности находился предел малфоевского терпения, за который лучше было даже не заглядывать. Если, конечно, не планируешь очутиться глубоко заколдованным где-нибудь на окраине Запретного леса.***
Вернувшись в опустевшую с отъездом детей Нору, Гермиона наспех приготовила нехитрый ужин и по обыкновению забаррикадировалась с кипой документов в своей спальне, по совместительству служившей теперь так же и рабочим кабинетом. Сосредоточиться не выходило. Из головы никак не желал исчезать образ Драко Малфоя, в поцелуе склонившегося к её руке. Грейнджер показалось, или он и вправду на несколько мгновений дольше, чем следовало, задержался губами на её коже? Во всяком случае, этот день чем-то отличался от сотни минувших.***
Гермиона, как бы невзначай, незаметно пыталась вытянуть пальцы из большой ладони Рона. Будто это и правда можно было сделать незаметно. Она понимала, что почти наверняка сегодня они в последний раз прибыли на платформу 9¾ все вместе. В следующем году Гермиона, скорее всего, встретится с детьми уже перед самим вокзалом, аппарировав в ближайший неприметный переулок. — Доброе утро, Гермиона. Рональд. Прозвучавший откуда-то слева и сзади отстранённый голос практически заставил её подпрыгнуть. Выдохнув, Гермиона повернулась. — Доброе утро, — хором отозвались они. Рон при виде Малфоев выдал кислую улыбку и поспешил сделать вид, что очень занят инспектированием школьной мантии, которую Хьюго почему-то решил надеть ещё до отправления экспресса. Неизменные круглые часы на стене, которые Гермиона помнила со времён собственных отъездов в Хогвартс, показывали только двадцать минут одиннадцатого. Платформа практически пустовала. Вежливо поздоровавшись, Скорпиус бегло поискал взглядом Джеймса, вздохнул, не обнаружив его в рядах рыжего семейства, и присоединился к увлечённо что-то обсуждавшим у дверей вагона Роуз и сёстрам Патил. Гермионе казалось, что взгляд Драко вот-вот прожжёт в её новеньком кремовом плаще дыру размером, как минимум, с ананас. Если и не в это самое мгновение, то через дюжину секунд так уж точно, если немедленно не изменит траекторию. Поймав его на пару секунд, Гермиона отвернулась, не желая играть с Малфоем в гляделки на переполненной платформе. Спинным мозгом продолжая чувствовать его глаза где-то в районе своих лопаток, она ощутила давно забытую дрожь, подобно сотне божьих коровок пробежавшую по позвоночнику, вверх — от поясницы, до самого загривка, теряясь где-то среди корней распущенных волос. Она готова была поклясться, что даже тех мимолетных мгновений вполне хватило, чтобы разглядеть какую-то плотоядную жадность, полыхавшее сизым пламенем отчаяние, чем-то напоминавшее ненависть, с какой он всегда смотрел на неё в Хогвартсе. Но всё же неуловимо другое. Выяснить, чем же именно другое, ей не удалось. Во всяком случае, не удастся сегодня. Обняв сына, Малфой напряжённым взглядом проследил за тем, как Скорпиус поднимается в вагон и, помахав на прощание, скрывается внутри вслед за стоявшим перед ним Джеймсом. Драко расправил лацканы полудлинного, примерно до середины бедра, шерстяного пальто (по цвету напоминавшего бутылочное стекло оттенка драконьей зелени) и, ни разу не оглянувшись, аппарировал с платформы.***
— Это бессмысленный разговор, Рональд! — Гермиона уже битых полчаса пыталась растолковать мужу причину, по которой обратное переселение в общую спальню — не очень удачная идея. Все его «доводы» неизменно разбивались о шеренгу её титановых аргументов. — Подумай, какой пример ты подаёшь детям! — не сдавался Рон, решив перейти к тяжёлой артиллерии, предварительно не добившись ничего стомиллионным обещанием вечной любви и клятвенным заверением в том, что они начнут проводить больше времени вместе: например, уедут в коттедж «Ракушка» на пару недель, пока несколько лет назад перебравшиеся туда Артур и Молли проводят отпуск во Франции. Не забывая присылать колдографии, на которых самозабвенно тискают в объятиях очередного годовалого малыша — сына Габриэль и выпускника Шармбатона, приезжавшего в Хогвартс для участия в Турнире Трёх Волшебников. Билл и Флёр переехали в собственный дом, построенный неподалёку от Норы (когда старшая дочь немного подросла, на свет появилась Доминик, а в «Ракушке» стало слишком тесно для большого семейства) и сейчас тоже гостили у племянника. Рональд заводил подобный разговор каждые месяц-полтора (Гермиона называла эти кампании 'ежемесячным обострением') — с тех самых пор, как она заявила, что им бы не помешал перерыв, после чего переселилась в гостевую спальню. Откуда так до сих пор и не вернулась. Гермиона никак не могла подобрать нужных слов, чтобы как можно безболезненнее объяснить Рону: она ничего больше к нему не чувствует. Нет, безусловно, Рон по-прежнему оставался для неё одним из самых родных людей. Но от их объятий теперь, вместо разлетавшихся когда-то меж рёбер стаек бабочек, внутри разливалась гулкая пустота. Гермиона и не заметила, как юношеская влюблённость растаяла, словно утренний туман, оставив после себя приблизительно те же сестринские чувства, которые она на протяжении многих лет питала к Гарри. Сейчас Рональд значил для неё ровно столько же. Сделать это было трудно вдвойне, ведь в его-то глазах Гермиона по-прежнему могла уловить тот самый огонёк, который предательски угас в ней самой. Но всё же она оставалась рядом, сама не до конца понимая, зачем. То ли надеялась всё же отыскать где-то под слоями усталости и бесконечного однообразия утраченный огонёк, то ли просто по привычке.