взлёты и падения

      Временами Джено приходит в себя, но каждый раз, когда он пытается открыть глаза или сказать что-то, кажется, что каждый дюйм его тела плавится. Затем на щеку опускается прохладная, знакомо пахнущая рука, слышится шелест ткани, чьи-то голоса, и он снова погружается в сон.       Джено не знает, сколько часов проходит между каждым прояснением, но ему требуется много времени, чтобы собраться с силами и очнуться.       Но когда он это делает, сразу же оказывается в незнакомой обстановке. Это, конечно же, больничная палата, но Джено достаточно часто бывал в школьном медпункте, чтобы понять, что это не он. Вместо каменных стен и занавешенных тяжелыми шторами кроватей он находится в небольшой светлой комнате. Стены выкрашены в кремовый цвет, и, кажется, Джено здесь один. Здесь не так тихо — он слышит суетящихся за дверью людей, шум машин и толпы за окном.       Следом приходит боль. Она во всём теле, непрерывная и пульсирующая. Его правая нога полностью обездвижена и подвешена на каком-то опасном на вид приспособлении. Левая рука так же загипсована, а на шее, к его огорчению, идиотский бандаж, который не даёт ему нормально двигаться, и всё, что Джено остается — это бесцельно глазеть в потолок.       Прежде чем он успевает заклинанием снять гипс, дверь распахивается, и голоса заполняют комнату. Сначала входит незнакомый ему мужчина в белом халате, затем, как ни странно, его мама и Джемин.       — Джено! — слёзы начинают лить из глаз его матери, когда она видит его. Женщина сразу подлетает к нему, обхватывая лицо руками и нервно трясясь над сломанными конечностями. — Ох, милый, я так рада видеть твои глаза, — она шмыгает носом, закрывая рот рукой. — Мы так волновались за тебя.       Джено пытается ободряюще улыбнуться, но это слишком больно. Он делает неглубокий вдох, рёбра болят.       — Привет, мам.       — Привет, милый, — говорит она, и облегчение сменяет панику на её лице. — О Боже, как я рада.       — Где… Где я? — спрашивает Джено, когда понимает, что она больше не собирается плакать. — Который час? Что случилось?       Человек в форме выходит вперед, прочищая горло.       — Вы в Больнице Святого Мунго. Неплохо вы упали, мистер Ли. Нам понадобилось время, чтобы снова собрать вас.       Джено начинает вспоминать.       — Я думал, что умер.       — Нет, но было близко, — ворчит Джемин, скрестив руки. Он хмуро смотрит на Джено, и тот дёргается от его свирепого взгляда. — Ты обещал, Джено. Ты хоть понимаешь, как мы волновались, как я… — он обрывает себя прежде, чем скажет что-то ещё, и с красным лицом молча вылетает из комнаты.       — Ну, — говорит мама Джено, её глаза весело блестят. — Тебе придётся разобраться с этим, милый.       Джено отчаянно стонет.       — Можем просто забыть? — он не хочет думать о том, что Джемин здесь, в госпитале, будто он ждал, когда Джено очнётся. Будто действительно беспокоился.       — Итак, — начинает целитель. — Вы были без сознания семьдесят шесть часов, пока мы накладывали на вас целительные чары — однако, как вы могли заметить, организм не может принять всё, и что-то должно заживать само по себе, — он кивает на руку и ногу. — Перелом запястья и ноги, сломанный нос. Также несколько трещин в рёбрах, небольшое сотрясение мозга, и возможен некоторый тянущий дискомфорт в области позвоночника. Вы везунчик, мистер Ли. Ещё два фута — и результат мог быть фатальным.       — Я был здесь три дня? — спрашивает Джено, игнорируя список своих травм — неважно, они заживут, он разберется с этим позже — и переходит к тому времени, которое он потерял. — Какое сегодня число? У нас каникулы? Когда меня отпустят в Лондон?       — Тшш, милый, — успокаивает его мама, кладя руку на лоб. — Не нервничай. Сегодня двадцать третье, среда. Тебя привезли сюда, как только убедились, что твоё состояние стабильно.       — Папа здесь? И близнецы?       — Да, все здесь. Кёнри приехала сегодня утром, а Чону был здесь с самого начала.       — Я хочу увидеться с ними, — мгновенно говорит Джено, сердце прыгает в груди, и мама смеётся.       — Конечно. Но сначала, я думаю, твои друзья — и Джемин — хотели бы увидеть тебя.       — Они тоже все здесь? — Джено сильно дёргается, и боль разливается в груди. — Что… Как?       За дверью слышится гул, а затем его друзья вваливаются в комнату. Ренджун, Чэнле, Донхёк и Джисон входят первыми, за ними идут члены команды — Мия, с покрасневшими и опухшими глазами, Шон и Джейсон с бледными и обеспокоенными лицами и Вивиан, которая широко улыбается, когда видит, что Джено очнулся. Линн держит огромный букет цветов и, кажется, не очень этим довольна.       Они сразу же заваливают его прикроватную тумбочку различными угощениями, а пол — рождественскими подарками, болтая и наполняя помещение шумом. Мия начинает извиняться, со слезами на глазах объясняя, что это она бросила в него тот квоффл, и Джено неловко похлопывает её по руке, когда та всхлипывает, закрыв лицо ладонью.       — Мия, мы уже сказали тебе, что это не твоя вина, — твёрдо говорит Линн. — Джено идиот. Ему не стоило в таком состоянии залезать на метлу.       — Ага, идиот, — повторяет Донхёк, глядя на Джено. — Тебе повезло, что ты вообще жив. Тебе повезло, что ты даже сможешь снова играть. — Он неуверенно смотрит на целителя, и тот кивает.       — Хорошенько отдохнув, вы будете готовы к своему следующему матчу. Я слышал, вы капитан?       — Да, сэр, — говорит Джено, и его команда ярко ему улыбается. Гордость теплится в груди.       Его друзья задерживаются ещё ненадолго, после чего начинают покидать палату, желая ему счастливого Рождества.       В конце концов, здесь остаются Донхёк, Ренджун, Чэнле и Джисон. Мама Джено, чувствуя, что её сын хочет о чём-то поговорить наедине, мягко целует его в лоб и уходит, обещая позже вернуться с его братом и сестрой.       Джемина всё ещё нет.       — Джемин злится на меня? — спрашивает Джено, и все начинают смеяться.       — Эй, прекрати, — говорит Чэнле, толкая Джисона. — То, какой он идиот, очень мило.       Джено хмурится.       — Мне стоит обижаться или…? — никто не отвечает, продолжая смеяться над ним. — Эй, я серьезно. Он зол?       — Не, просто беспокоился, — говорит Ренджун, сжалившись над Джено. — Ты должен поговорить с ним.       — Оо, прекрасная идея, — поддерживает Донхёк, вставая и направляясь к двери. — Я видел, как он дулся в коридоре. Сейчас приведу.       Сердце Джено ускоряется, ладони начинают потеть от одной только мысли.       — Постой, Хёк…       — Нет, ты правда должен поговорить с ним, — прерывает Чэнле задумчиво. — Мы все волновались…       — Я нет, — Джисон вклинивается, за что сразу же получает локтем в бок от Чэнле.       — Так вот… — снова начинает Чэнле, но Донхёк возвращается, таща за собой Джемина и сжимая его руку так сильно, что белеют костяшки пальцев. Джемин пытается упираться в пол, выглядя испуганным. Джено, он уверен, выглядит так же.       — А вот и Джемин, — бодро объявляет Донхёк, толкая Джемина так сильно, что тот спотыкается и вваливается в комнату. — Давайте, им нужно немного пространства.       — Нет, всё в порядке… — начинает Джено отчаянно, но его друзья хитро ему улыбаются, прежде чем покинуть палату, оставляя Джемина и Джено наедине.       Джено сдаётся первым.       — Прости.       Джемин фыркает, скрещивая руки.       — Это не твоя вина.       — Моя.       — Ты прав. Твоя, — Джемин присаживается на другой конец кровати Джено, глядя на его перевязанную ногу.       — Ты же… не злишься на меня, да? — осторожно спрашивает Джено, и Джемин хмурится.       — Нет, конечно нет, — говорит он, и на мгновение наступает тишина, пока Джемин собирается с мыслями, избавляя Джено от необходимости говорить о своих чувствах с этим неудобным бандажом на шее. — Нет, Джено, я не злюсь. Я знаю… Прости, я переборщил. Я так волновался, — шея Джемина покрывается лёгким румянцем, и парень опускает взгляд на свои руки. — Я видел тебя, когда тебя отвозили в Мунго, и я п… — он обрывает себя, уши краснеют. — Ну, ты знаешь.       Во рту у Джено пересыхает, и он вытирает свои потные ладони о футболку.       — Ага.       Я переживал за тебя, почти сказал Джемин.       — Разве ты не должен быть во Франции? — в конце концов спрашивает Джено, и Джемин выглядит облегченным сменой темы. — Сейчас же Рождество?       — Да, но, — начинает Джемин, нервничая. — Мои родители… Мы не очень любим праздники и всё такое, ещё и ты в больнице, так что я хотел… — он снова замолкает, украдкой поглядывая на Джено. — Ладно, я хотел остаться. С тобой. Если ты не против.       — Да, эм, то есть, — Джено заикается. — Я рад. Что ты остался. Очень.       Джемин расслабляется и ослепительно улыбается Джено.       — Правда?       Джено пытается кивнуть, забыв о своей шее, пока боль не пробирается вниз по позвоночнику.       — Ауч.       — Не переусердствуй, — говорит Джемин, ощупывая его лоб, подбородок, грудь. — Я не останусь, если не будешь слушаться.       — Нет, останься, — моментально отзывается Джено, находя и хватая его запястье здоровой рукой.       — Разве сейчас не должна прийти твоя семья? — неуверенно говорит Джемин, наклоняя голову. — Я слышу твою сестру. Не хочешь провести время с ними?       Я хочу провести время с тобой, печально думает Джено, когда Джемин встаёт, разглаживая свою одежду. На нём великоватый красный свитер, который кажется Джено смутно знакомым.       — Эй, это мой? — спрашивает он, указывая на вещь.       — А, да, твоя мама одолжила, — говорит Джемин, ковыряя торчащую из свитера нитку. — Хочешь…       — Нет, оставь себе, — прерывает Джено и, пока не растерял всё мужество, добавляет: — Тебе он идёт больше.       Парень выглядит настолько потрясенным этим комплиментом, что Джено чувствует лёгкое удовлетворение. Джемин открывает рот, чтобы что-то ответить, закрывает его, покрываясь очаровательным розовым румянцем, и направляясь к двери.       — Ты такой милый, — бросает ему вслед Джено, чувствуя себя невероятно смелым. — Ты убегаешь, потому что это правда.       — Замолчи! — кричит Джемин. Джено смеётся, когда тот бормочет что-то на французском, исчезая в коридоре. Он слышит голос своей сестры, а затем и брата, после чего вся семья появляется в комнате. Кёнри бросается к его кровати, почти в истерике поднимая и обнимая его так сильно, что искры начинают плясать перед глазами.       — Ой-ой-ой, — Джено слышит, как трещат кости. — Ри, ты меня убьёшь…       — Ох, прости, — она отстраняется, продолжая держать его за плечи. — Просто рада видеть тебя живым. Давай ты оставишь смертельно опасный риск мне, Джено, и избавишь всех от сердечного приступа, — она улыбается ему, шрам на лице изгибается, когда её глаза наполняются слезами.       — Эй, дай мне его обнять, — говорит Чону, толкая сестру локтём. Оба их лица одинаково хмурятся, пока Ри не вздыхает и не позволяет Чону гораздо мягче обнять Джено. Кёнри шмыгает носом, и секундой позже Джено чувствует, как её руки крепко обнимают их обоих. Джено льнёт к ним, снова чувствуя себя восьмилетним мальчишкой.       — Хорошо, что ты снова с нами, — говорит Чону. — Ри просто с ума сходила. И папа тоже.       — Неправда, — ворчит отец Джено, но в его глазах видно напряжение, которое ослабевает, когда Джено улыбается ему и показывает большой палец вверх. — Но я рад, что ты в порядке. Лучше бы так и было, учитывая счета из этого чёртового места.       — Эй, не сейчас, — упрекает его мама Джено, но отец лишь хмыкает и скрещивает руки на груди.       — Вы ведь останетесь на Рождество? — спрашивает Джено близнецов. — Не думаю, что они отпустят меня домой.       — Нет, милый, мы останемся здесь, — подтверждает мама. — Всё в порядке. Мы просто откроем подарки в твоей комнате позже.       — Я вернусь в Норвегию только после Дня подарков, — говорит сестра. — Всё равно троллей нам не видать, пока снег не сойдет.       — На этот раз тролли? Я думал, что драконы.       Ри отмахивается от него.       — Ага, Джено, драконы были в ноябре. Она же в Отделе по контролю над магическими существами. Очень важном.       — Я бы прокляла тебя, Чону, но…       — Но тебя вышвырнут отсюда, вот почему, — заканчивает за неё мама. — А я не потерплю этого в канун Рождества. Так что успокойтесь, вы оба, или останетесь без пуддинга.       Отец отрывается от записей целителя, которые он просматривал всё это время.       — В смысле? Без пудинга?       — Только если близнецы продолжат ругаться, пап, — объясняет ему Джено. Мужчина кивает и возвращается к изучению. Чону и Ри выглядят пристыженными (что всегда будет забавлять Джено, особенно сейчас, когда им приближается двадцать один год) и успокаиваются, отворачиваясь друг от друга, решая, что пришло время завалить Джено вопросами.       — Думаешь, сможешь победить Пуффендуй? Да.       — Когда Донхёк стал таким милым? — Пожалуйста, не говори так, Ри, он мой лучший друг, это странно.       — Ты ещё дружишь с тем слизеринцем? — Да, он всё такой же ребёнок.       — Профессор Сарос всё ещё преподает Астрономию? — К сожалению.       — Тебе нравится этот парень?       Кёнри останавливается на вопросе Чону, смотря на них двоих широко раскрытыми глазами.       — Парень? — заинтересованно спрашивает его мама. — Тот парень? Миленький?       — Полувейла?       — Что теперь? — его отец заканчивает чтение, поднимая взгляд. — Что случилось?       — Совсем нет, — решительно говорит Джено, приподнимаясь на кровати, чтобы отодвинуться подальше от близнецов и их одинаковых хитрых ухмылок. — Я ничего не скажу. Уходите.       — Ау, — обижается на него Ри. — Да ладно, Джено, ты не…       — Нет, потому что ты слишком шумная и всё испортишь, — говорит Джено, смотря на неё. Ри смотрит в ответ, сжимая челюсти.       — Ага, а ты…       — Ри, он ранен, — вмешивается мама, и Джено самодовольно смотрит, как сестра сдерживает своё замечание, стискивая зубы. Позже, Джено знает, она напомнит ему об этом, будет угрожать и не отстанет, пока он не сдастся и не раскроет свой секрет. Он расскажет ей, позволит гладить себя по голове, проводя рукой по волосами, как она делала, когда он был младше и больше боялся. Им не будет хватать места на больничной койке, и она будет громко кричать, когда Джено скажет, что да, Джемин полувейла, и да, он всегда такой милый.       Он просыпается рождественским утром, Кёнри всё ещё лежит рядом, обслюнявив во сне всю его простынь, грея его и заставляя потеть.       — Проваливай, — бормочет Джено и толкает Ри так сильно, что она начинает сползать с кровати. Её глаза раскрываются, и она хватается за Джено, прежде чем успевает упасть на пол. — Это за вопрос о Марке Ли.       — Почему ты всегда такой злой по утрам? — жалуется она, садясь и уставившись на него. Выражение её лица так знакомо, что Джено одновременно злится и испытывает ностальгию. — И вопрос про Марка был обоснованным, Джено. Ты скучал…       — Доброе утро, — желает вчерашний целитель, эффективно затыкая сестру Джено. — Как самочувствие?       — Так же, как и вчера, — отчитывается Джено. — Разве что, думаю, моя сестра сломала мне пару рёбер.       Ри поднимается с кровати и показывает Джено язык, стоя за спиной целителя.       — Я схожу за родителями, — говорит она. — Уверена, они в холле.       Целитель проверяет Джено, постукивая палочкой по разным местам и останавливаясь, будто прислушиваясь к чему-то. Он решает, что Джено в достаточно хорошем состоянии, чтобы сесть и позавтракать тем, что принесла его мама для них всех.       Они смеются, едят и открывают подарки, и это ощущается, как их любое другое рождество, не считая того факта, что Джено почти полностью обездвижен и вынужден срывать подарочные упаковки одной рукой. Его друзья приходят после обеда, и они тоже обмениваются подарками. Донхёк дарит ему новый шарф, потому что старый был весь запачкан в крови и они сожгли его; от Джисона и Чэнле он получает коллекционное издание «Игр истории: памятные матчи квиддича», а Ренджун купил ему длинную гирлянду, которая меняет цвет в зависимости от настроения в комнате. Они с Донхёком вешают её над кроватью Джено, где она сразу же окрашивается в желто-оранжевый цвет.       — Ав, смотри, — говорит Чэнле, держа в руках инструкцию. — Это значит, что мы все счастливы.       — Лучше бы тебе быть, — предупреждает Донхёк. — Я потратил кучу денег тебе на подарок.       Джисон кивает на новую книгу Джено.       — Знаешь, как дорого она обошлась?       Они начинают по-дружески спорить, и Джено наклоняется, хлопая Ренджуна по плечу.       — Эй, ты не знаешь, где…       — Оу, я опоздал? — голос Джемина раздается со стороны двери, и вся боль в теле Джено исчезает, когда Джемин улыбается ему, мило и, возможно, сильнее, чем может выдержать сердце Джено.       — Чёрт, — выдыхает себе под нос Джисон. — Началось.       — Я тебя слышу, — говорит Джено, а у самого слегка кружится голова. Потому что Джемин продолжает улыбаться ему, держа в руках небольшой, завёрнутый в серебристую бумагу, свёрток.       — Я уже отдал остальным их подарки, — объясняет Джемин. — Но мне надо было переупаковать твой, так что я немного опоздал.       Джено принимает подарок. Джемин сцепляет руки вместе, пока Джено открывает его, немного повозившись с упаковкой. Внутри находится длинная серебряная цепочка, на конце которой болтается кольцо. На нём выгравировано что-то на французском — он рассмотрит это позже.       — Подвеска? — спрашивает Донхёк, хватая кольцо. — Что там написано?       — Эм, ничего важного, — поспешно отвечает Джемин. — Но я наложил на неё чары — если тебе холодно или, эм, одиноко, она будет нагреваться, — он пожимает плечами. — Если тебе не нравится…       — Нравится, — незамедлительно прерывает Джено. — Мне очень, очень нравится. Ты наложил чары? Было сложно?       — Не очень, — говорит Джемин, его плечи опускаются, когда он видит выражения лица Джено. — Подобрать кольцо было сложнее.       — Как думаешь, она налезет? — спрашивает Джено, поднимая подвеску.       — Можно попробовать, — смущенно предлагает Джемин, и Джено протягивает ему украшение. Он чувствует пальцы Джемина, когда тот отодвигает ворот его рубашки и застёгивает цепочку под бандажом. Дыхание Джемина касается его затылка. Джемин, как всегда, пахнет лавандой и чем-то тяжелым, куда более подходящим. Он отстраняется, и Джено и видит золотое кольцо, обрамляющее его зрачок, слегка сияющее. Не совсем человек, но полностью На Джемин.       — Эм, — встревает Джисон. — Эй, ребят. Мы всё ещё здесь.       — Не будь задницей, — говорит Донхёк, шлепая Джисона по затылку. — У них был момент.       — Ага, а я только позавтракал. Вы могли заметить, что это было немного…       — Вы когда-нибудь замолкаете? — спрашивает Ренджун зло. — Чёрт возьми.       Джемин поворачивается к Джено, снова улыбаясь.       — Тебе нравится?       Джено трогает кольцо, покоящееся на его груди, сейчас холодное.       — Да. Очень, — он заставляет себя посмотреть Джемину в глаза, и сердце застревает в глотке. — Спасибо, Джемин. Я ничего тебе не приготовил, и теперь мне очень стыдно.       — Не надо, — настаивает Джемин. — Пожалуйста. Я сам хотел сделать тебе подарок.       — Ага, как и я. Могу я хотя бы, не знаю, угостить тебя обедом?       Джемин смотрит на него несколько долгих секунд, раздумывая. Джено не думает, что когда-нибудь сможет привыкнуть к этому взгляду.       — Я не против, — в конце концов говорит он.       — Даже если это обед из обычного кафетерия? — спрашивает Джено. Джемин улыбается шире, обнажая зубы.       — Если он с тобой, Джено, — говорит он, наклоняясь ближе. — То это неважно.

***

      К концу недели Джено начинает сходить с ума. Целители, увидев, какой он неугомонный, наконец-то разрешают ему свободно перемещаться по больнице, исключая крышу (слишком холодно) и всего, где нужно бегать и подниматься по лестницам (слишком опасно). Джено соглашается с последним — с костылями это всё довольно проблематично, нога заживает долго, несмотря на магическое вмешательство.       — Я думал, они могут просто наложить пару заклятий и вылечить меня, — объясняет Джено Джемину в следующий понедельник, тяжело опираясь на стену коридора между кафетерием и библиотекой. — Почему так долго?       Джемин сочувственно гладит его по спине.       — У тебя произошла бы перегрузка, и твоё тело не выдержало, — говорит он. — Никаких смертей. Ты обещал.       — Я обещал, — повторяет Джено, подтверждая и поправляя свою висящую на перевязи руку. Он всё ещё носит тупой бандаж на шее, к сожалению, — ежедневный источник веселья его друзей, хоть целитель и утверждает, что он необходим для правильного выздоровления. Даже Джемин, который был очень нежным последнюю неделю, прячет улыбку каждый раз, когда Джено поворачивается всем телом, чтобы оглянуться.       — Всё нормально? — спрашивает Джемин. — Что сказал целитель сегодня утром?       — То же, что и всегда. Восстановление проходит медленно и стабильно, заботиться о себе, есть шоколад.       — Шоколад, — задумчиво произносит Джемин. — Забавная британская особенность.       — Боже, мы привыкли специально себя ранить, лишь бы съесть чего-нибудь сладкого, — отвечает Джено, вспоминая тот раз, когда Ри спрыгнула с верхушки растущего на их заднем дворе дерева, или когда Чону специально разбивал свой велосипед. Даже Джено разводил драму вокруг обычного падения с лестницы или ушибленного пальца ноги, чтобы ему дали шоколадку. — Мама нас раскусила и запретила приносить сладости в дом. Ри часто проносила их в рукавах. Она сладкоежка.       — Твой отец маггл, да? — спрашивает Джемин, медленно следуя за ним, когда Джено отталкивается от стены и продолжает ковылять к библиотеке.       — Ага. Но он никогда не чувствовал себя неуместным или типа того. Он всегда следует за мамой, они сильно любят друг друга. Они хорошо воспитали меня и близнецов.       — Я тоже так думаю, — отвечает Джемин, улыбаясь. Джено смотрит себе под ноги, чтобы не споткнуться, уверенный, что Джемин знает, какие вещи творит с ним его улыбка. — Звучит мило. Мои родители…       Джемина прерывают Донхёк и Ренджун, появляющиеся в коридоре задыхающиеся и с раскрасневшимися щеками.       — Снег! — кричит Донхёк, хватая Джемина за локоть. — Одевайтесь!       — Снег? — спрашивает Джено, снова чувствуя себя маленьким ребёнком, одиннадцатилетним мальчиком, наблюдающим свой первый снегопад в Хогвартсе. — Правда?       — Да! Быстрее!       Десятью минутами позже Джено, надев пальто на единственную здоровую руку и натянув на голову шапку, смотрит на падающий толстыми белыми хлопьями снег, покрывающий улицу. Здесь больше людей, чем ожидал Джено, но большинство не обращает на них внимание, слишком занятые, кутающиеся в свою одежду и пытающиеся пробраться через наполовину оттаявшие лужи. Когда небо темнеет, загораются уличные фонари, освещая белый снег желто-золотым сиянием. Приглушенная, интимная тишина опускается на них, и Джено почти что слышит биение собственного сердце, дыхание, паром оседающее на холодном воздухе.       Джемин выходит вслед за ним.       — Красиво, — говорит он тихо. — Ты так не думаешь?       — Я люблю снег, — отвечает Джено, и что-то во всём этом, тишина момента или белизна воздуха, придаёт ему смелости, чтобы наклониться к Джемину. Джено переплетает их руки и засовывает их в один из своих карманов. Он пахнет чистотой, как и всегда, и Джено прикрывает глаза. Джемин наклоняет свою голову к его и что-то говорит на французском, слишком быстро, чтобы Джено мог разобрать.       Они стоят так, пока у Донхёка не замерзает нос, пока у Ренджуна не промокают носки, пока Джено не начинает засыпать, убаюканный тихим звуком падающего снега и ритмом дыхания Джемина.       Он чувствует себя немного глупо, когда друзья настаивают на том, чтобы он отправился в кровать, Донхёк звонко оставляет влажный поцелуй у него на лбу и обещает много алкоголя и друзей на Новый год. Ренджун выводит его из комнаты, пока его кто-нибудь не услышал и не запретил Джено выходить.       Джемин колеблется около кровати, свет косо падает из окна и освещает его лицо. Сердце Джено останавливается, и он улыбается Джемину.       — Спасибо за сегодняшний день. Ты должен рассказать мне про своих родителей завтра.       Джемин улыбается в ответ, затмевая луну, блеск снега и всё во вселенной. Если бы Джено сказали выбрать что-то, что он хочет сохранить, он бы выбрал это выражение на лице Джемина, ту самую улыбку, что смягчает его черты и придаёт всему лицу что-то бесконечно теплое и яркое.       Слова вертятся у Джено на кончике языка. Джемин делает полшага вперёд, и он знает, что могло бы сейчас произойти, будь Джено достаточно смелым.       Но это На Джемин, и, должно быть, он спит. А Джено всегда побаивался милых парней с ещё более милыми улыбками.       Поэтому он спрашивает:       — Увидимся завтра?       Джемин застывает на месте с широко раскрытыми глазами. Ему требуется секунда на осознание, прежде чем он кивает, медленно отходя назад.       — Конечно, — говорит он. — Завтра.       Наступает миг тишины, и у Джено проскакивает мысль позвать Джемина обратно. Смелый гриффиндорец мог бы… Поцеловать Джемина так, как хотел бы поцеловать его Джено.       Но ни один из них ничего не делает, и Джемин закрывает за собой дверь. Джено чувствует разочарование и холод всю оставшуюся ночь.

***

      Донхёк, как и обещал, приходит с кучей их друзей и большим ассортиментом алкоголя. Целитель смотрит на невинное выражение лица Донхёка с озадаченной улыбкой, но отпускает Джено при условии, что тот вернется в госпиталь без новых травм.       И так Джено вместе с друзьями идёт к станции метро по тающему снегу, они проезжают две остановки и выходят в районе Донхёка. Шум доносится из переполненных баров, а в окнах жилых домов сверкают гирляндами рождественские ёлки, на тёмном небе ни облачка. Джено шмыгает носом, глубже кутаясь в свой шарф, и равняется с Ренджуном.       — Почему ты не идёшь с Джемином? — спрашивает тот с подозрением, смотря на Джено. — Вы поругались?       — Нет, — быстро отвечает Джено — слишком быстро, потому что Ренджун смотрит на него с прищуром. — Нет, просто… Мы почти…       — Джено, Ренджун, давайте быстрее, — прерывает Чэнле, указывая на них, стоя на пороге дома Донхёка. — Все уже внутри. Джемин, наверное, тоже.       Ренджун смотрит на него несколько долгих секунд.       — Тебе лучше разобраться с тем, что творится в твоей голове. Потому что если ты облажаешься, то будешь плакать. А я не хочу на это смотреть.       — Эй, — Джено пытается возразить, но получается слабо, потому что Ренджун прав. Он собирается спросить, что ему теперь делать, но Чэнле открывает дверь, и они попадают на вечеринку, резкий зимний воздух уступает место сладко пахнущему, наполненному разговорами. Люди приветствуют Джено, когда он проходит мимо них на кухню, спрашивая о его ноге, или падении, или Джемине, потому что теперь эти двое связаны, нравится это Джено или нет.       Донхёк на кухне раздаёт бутылки с сидром и гоголем-моголем. Его родители тоже ушли на вечеринку, оставив дом ему и двум младшим братьям.       Здесь не так много людей (двадцать пять или около того), что хорошо, потому что Джено не надо запоминать множество лиц и различных имён. Большую часть времени он сидит у окна с Донхёком и Джисоном, разговаривая о школе, наступающем году и о том, как болит всё его тело, несмотря на исцеляющие чары.       Джемина до сих пор не видно. Джено и рад (он боится неловкости), и немного разочарован (ему всё ещё нравится Джемин, хоть он боится его поцеловать).       Но он не может прятаться вечность. Судьба всегда постучит в твою дверь. В случае Джено это Джемин, появляющийся в дверном проходе и заставляющий быстрее стучать сердце Джено. Его волосы зачёсаны назад, щёки слегка раскраснелись, глаза блестят. Его пошатывает, но он всё такой же уверенный, и Джено чувствует тепло, просто смотря на него.       — Ли Джено, — говорит Джемин, улыбка медленно расплывается на его лице. Сердце Джено опасно ускоряется, и он боковым зрением видит, как его друзья обмениваются раздраженными взглядами. — Не думал, что ты придёшь.       — Не хотел пропустить такое, — отвечает Джено, во рту пересыхает. Это просто Джемин, говорит он сам себе. Ты должен был уже пройти через это. — Я люблю Новый год. И хотел увидеть тебя.       Джено рад видеть, что подобные честные комментарии всё ещё удивляют Джемина, даже если тот уже пьян. Его щёки становятся ещё краснее, и он ставит локти на стойку напротив Джено, кладя подбородок на руки.       — Правда? Я думал, ты будешь странно вести себя после вчерашней ночи.       — Я устал, — быстро оправдывается Джено, но блеск в глазах Джемина говорит, что тот ни капли ему не верит. — Правда. Очень.       — Пойду найду Чэнле, — объявляет Джисон, хватая Донхёка за локоть. — Мы вернёмся к отсчёту.       — Ладно, — Джено машет им на прощание. — Увидимся. — Он поднимает взгляд на всё ещё улыбающегося Джемина. — Не хочешь присесть.       — Может быть, — Джемин обходит стойку, чтобы сесть рядом с Джено. Тишина повисает между ними, когда они наблюдают за вечеринкой в соседней комнате, их друзья веселятся и смеются. — Моя мама любит Новый год. Ненавидит Рождество, хотя, наверное, мне стоит сказать, что она ненавидит подарки, но ей всегда нравились вечеринки.       — Почему ты не вернулся? — любопытно спрашивает Джено, и Джемин пожимает плечами, слегка расстроенно.       — Они недавно вернулись в Корею, — говорит Джемин, опуская взгляд на свои руки. — Я всегда был… обязанностью. На самом деле, никто из них никогда не хотел детей — их больше волнуют они сами, чем я, — он в панике смотрит на Джено. — Я знаю, это звучит эгоистично — они любят меня, я знаю это и благодарен за всё, что они мне дали, за все возможности, что у меня есть, но… — Джемин замолкает, выглядя потерянным. — Они так сильно любят друг друга, что там никогда не было места для меня.       — Джемин…       Парень отмахивается от него.       — Не извиняйся. Я в порядке, Джено, правда. Просто тяжело произносить это вслух, понимаешь? Я обманывал себя так долго, думая, что они хотят, чтобы я был рядом. Поэтому они и отправили меня во Францию. Чтобы у них было место для них двоих.       — Поэтому ты остался?       Наконец-то, Джемин поднимает взгляд. Его глаза блестят.       — Да. Потому что ты… Ты заставляешь меня чувствовать себя нужным.       — Так и есть, — отвечает Джено, прежде чем успеет пожалеть об этом. Прежде чем Джемин сменит тему. — Я рад, что ты здесь. Всё время.       — Видишь, — говорит Джемин, агрессивно потирая глаза. — Ты говоришь такое, и я чувствую себя… чувствую…       — Думаю, я знаю, — мягко прерывает его Джено, и, может быть, это ложь, но Джемин немного расслабляется. — Всё в порядке. Мы можем поговорить о чём-нибудь другом.       Они говорят. О Франции, о семье Джено, о приезде Джемина в Англию и о Шармбатоне. Они говорят о квиддиче, о жизни с братьями и сестрами, о чём-то тяжелом и легком. В какой-то момент Джено берёт Джемина за руку и переплетает их пальцы, как прошлой ночью, а Джемин прижимается к нему, звук его голоса отдаётся вибрацией в рёбрах и груди Джено. И Джено, согретый и довольный, думает, что это похоже на полёт.

***

      Джено засыпает на диване с Джемином под боком. Они оба пропускают отсчёт, и Джено снится, как он целует Джемина.

***

      Зимние каникулы подходят к концу, а вместе с ними и тягучее, расслабленное ощущение праздника. Учителя не дают им времени на то, чтобы снова влиться в учебный процесс, и заваливают домашним заданием в первый же день, заставляя Джено чувствовать себя полностью выжатым. Он встречается с Ренджуном в библиотеке, чтобы начать выполнять домашнюю работу, жалея, что так рано покинул больницу. Он почти выздоровел — с него сняли бандаж и гипс. Единственное, что ему сказали носить — это перевязь на лодыжке, что гораздо удобнее костылей. Иногда ему всё ещё больно, и к игре Джено не будет допущен ещё неделю, а это значит, что поводов откладывать задания нет.       — На этот раз ты должен следить за своим здоровьем, — шепчет ему Ренджун. — Иначе все, особенно Джемин, убьют тебя.       — Знаю, знаю, — отвечает Джено, макая перо в чернильницу. — Боже, как я ненавижу, что Триллвинд до сих пор заставляет нас писать эссе от руки.       — Не все с детства пользуются компьютерами, Джено, — напоминает Ренджун, швыряя в него комок бумаги. — Но я тебя понимаю. У тебя ужасный почерк.       — Эй, Ли, — кто-то зовёт его, и Джено поднимает голову, случайно проливая чернила на стол. Саи Чадха, семикурсник с Гриффиндора, подходит к столу со стопкой листов. — Не знаешь, случаем, где На Джемин? Профессор Нуар просил передать ему это.       — Нет, не знаю, — смущенно отвечает Джено. — Ты спрашиваел у других шармбатонцев? Они наверняка знают…       — Не, они все сказали спросить у тебя, — Саи кладёт бумагу на стол. — Разве вы не вместе? Я слышал, что он тебе нравится.       — Эм. Да? Возможно? То есть, мы не встречаемся или типа того, но…       — Ага, классно, — говорит Саи абсолютно не заинтересовано. — Просто передай ему это, когда увидишь, хорошо?       — Конечно, — соглашается Джено, опуская взгляд на стопку листов. Они выглядят как старые тесты. Джено фыркает, когда видит, что на них полно красных замечаний, обвиняющих Джемина в «ленивом приготовлении зелья» и «небрежных ответах».       — Спасибо, друг, — Саи машет ему на прощание. — Увидимся.       — Бывай, — говорит Джено, продолжая копаться в листах. — Эй, Ренджун, ты только послушай. Вопрос был «Чем отличается Зелье забвения от Зелья потери памяти?». Джемин написал «Я забыл» и нарисовал в конце смайлик.       — Не может быть, — Ренджун наклоняется, чтобы самому убедиться, что это написал Джемин. — Вау. Он хорош не во всём.       — Кто хорош не во всём? — спрашивает Джемин, подходя к Джено со спины и кладя подбородок ему на голову. Когда он видит, на что они смотрит. то начинает смеяться. Джено чувствует, как дрожит грудь Джемина, которой он прижимается к его спине. — Ох, да. Не думал, что профессор Нуар так меня любит.       — Я могу помочь тебе, если хочешь, — предлагает Ренджун. — Я всегда неплохо разбирался в зельях.       Джемин отмахивается от него, отодвигаясь от Джено, и тот почти протестует, пока Джемин не опускается на стул рядом с ним, касаясь своей ногой его.       — C’est comme ça, понимаешь?       — Не имею ни малейшего понятия, что это значит, — говорит Ренджун. — И ты знаешь это.       — Он делает это специально, — сообщает Джено ему. — Потому что ему кажется забавным, как люди непонимающе на него смотрят и спрашивают, что это значит.       Джемин толкает его коленом.       — Неправда.       — Правда, — подтверждает Ренджун, и Джемин смеётся, подперев подбородок кулаком. — Так что это значит?       — Оу, эм, даже не знаю, как сказать, — говорит Джемин, задумавшись. — Думаю, что-то вроде… «ничего не поделаешь»? Не совсем верный перевод, но по смыслу подходит.       — Ты мог бы просто сказать это на английском.       — Ага, но на французском это веселее, — Джемин ухмыляется. Выражение лица Ренджуна на секунду меняется (даже он не застрахован полностью от влияния его чар вейлы), прежде чем он возвращается к своей домашней работе, бубня себе под нос что-то об ужасных и отвлекающих его друзьях.       Джемин поворачивается к Джено с озорным выражением на лице.       — Джем, у меня куча домашки, — говорит Джено отчаянно, но в ту минуту, как На Джемин перешагнул порог Хогвартса, Джено разучился говорить ему «нет».       Голова Ренджуна поднимается при звуке прозвища, и он смотрит на них с нарастающим раздражением.       — Джено, нет, — предупреждает Ренджун.       — Мы можем найти моего друга и сыграть в карты, — предлагает Джемин, снова толкая колено Джено своим. Джено чувствует, что готов сдаться, и умоляюще смотрит на Ренджуна.       — У меня домашняя работа, — повторяет Джено, отодвигаясь дальше. Джемин не даёт ему этого сделать, хватая за руку. Очертания его тела сияют, и каждая частичка Джено умоляет его сдаться и послушаться его. — Эй, прекрати. Это нечестно. — Джено имеет в виду магию — кровь вейлы, что течёт в нем, сродни тому, что ослепляет прохожих и останавливает людей на их пути.       — Ты о чём? — спрашивает Джемин, широко раскрыв глаза. — Я ничего не делаю.       Рука на плече у Джено тёплая, он чувствует это даже через свитер. Джемин улыбается, и Джено теряется в очертаниях его лица. Глупая, простая часть его наслаждается этим.       С Джено никогда не было сложно, он никогда не скрывался. Это одна из причин, почему Марк Ли с такой лёгкостью разбил его сердце, и объясняет, почему Джемин с такой лёгкостью пробрался ему под кожу, выискивая место для своей улыбки и смеха. Это та часть, что умоляет его бросить все дела и просто пройтись с Джемином.       Он глупый и такой предсказуемый. Он понимает, что не возражает, потому что это Джемин.       — Ладно, хорошо, — в конце концов говорит Джено, и Джемин издаёт победный возглас, крутясь на своём стуле с улыбкой, которая заставляет сердце Джено усиленно биться о рёбра. Ренджун вздыхает, потирая виски.       — Я не буду тебе помогать, когда ты отстанешь, — угрожает он. Джено знает, что Ренджун так не поступит — в феврале, когда Джено вернётся к тренировкам, он позволит ему списывать его домашнюю работу по Нумерологии при свете догорающей свечи в библиотеке.       Теперь вся школа знает о Джено и Джемине, их считают неразлучными, что нравится Джено и раздражает его друзей. Друзья Джемина же, подходя к нему, всегда здороваются и с Джено, ставя их имена рядом, будто так и должно быть.

***

      Наступают изнуряющие времена, как утверждает Донхёк, а это значит, что теперь Джено занят чуть ли не больше, чем перед зимними каникулами. Несмотря на холод и снег, который, кажется, не собирается сходить, Чемпионат приближается, предвещая матч между Когтевраном и Слизерином. Джено делит свою жизнь между квиддичем, учёбой и Джемином — всё остальное отходит на второй план, и он начинает ценить то время, когда во время еды Джено может просто сидеть и болтать со своими друзьями, не чувствуя надвигающегося срока.       Они с Джемином проводят вместе те короткие моменты, что у них есть — перед занятиями, проходя мимо, драгоценные минуты после тренировок, перед сном. Иногда, когда у него слишком большая стопка домашнего задания или Джемин улыбается ему так, что Джено не может устоять, они идут на кухню и едят печенья, пьют чай и делают домашнюю работу, пока Джено не засыпает лицом в учебнике, измазавшись чернилами. Таких ночей особенно много перед экзаменами, но они проходят, оставляя после себя лишь бледные лица и трясущиеся от избытка кофеина руки.       Они стоят на краю чего-то, Джено знает. Он чувствует это по увеличению физического контакта, по тому, как Джемин льнёт к нему, засовывая руки в карманы его толстовки или мантии, обвивает руками его плечи и кладёт подбородок на голову. Он пахнет лавандой и чем-то мягким, головокружительным. Зимние каникулы изменили что-то, и если бы Джено был достаточно смелым, если бы хотел, он бы поцеловал Джемина. Много раз. Он знает, что Джемин не оттолкнул бы.       Но.       Но я боюсь, думает Джено утром перед игрой Когтеврана и Слизерина, в этот раз переодеваясь в зелёное, чтобы поддержать команду Джисона («Слизерин всё равно проиграет, — рассуждал Пак. — Так что это неважно»). Он понимает, что риск оправдает себя. Но именно этот первый шаг пускает лёд по его венам и не даёт сделать ни шагу.       — Это твой выбор, — говорит ему Донхёк во время игры, заглушаемый рёвом фанатов. — Ты такой человек, Джено. Ты должен быть полностью уверен, прежде чем сделать что-то.       Джено закрывает лицо руками. Когтевран забивает ещё один гол, и слизеринский загонщик бьёт бладжером по вратарю так сильно, что мадам Лиете кричит о нарушении. Донхёк, к сожалению, попал в самую точку. Если его друг наслаждается неизвестностью, чувством риска и опасности, в природе Джено обдумывать всё по несколько раз. Когда ему предложили стать капитаном, он всё лето размышлял над этим, заставляя всех сходить с ума от нетерпения. Но когда он решился, то каждой фиброй своего тела постарался, чтобы довести дело до конца.       Донхёк хлопает его по плечу.       — Ты славный малый, Джено. Ты разберёшься с этим.       — Ты только что назвал меня «малый»? — спрашивает Джено, не сдерживая смех. — Моя бабушка так говорит.       Донхёк тоже смеётся.       — Не знаю. Советчик в отношениях из меня никакой. Просто подумал, что нужно это сказать.       Они долго смеются, холодный ветер колет их лица. Когтевран ловит снитч к тому моменту, как Джено с Донхёком успокаиваются. Никто не удивлён проигрышу Слизерина, кроме самого факультета — целеустремлённого, амбициозного, принимающего все неудачи близко к сердцу. Теперь, когда Слизерин проиграл оба матча, он находится в самом низу турнирной таблицы. Когтевран на втором месте, а Пуффендуй и Гриффиндор делят первое. Следующая игра, предстоящая в марте, решит (если, конечно, не будет ничьей, что более вероятно, чем хотелось бы Джено), чья команда займёт первое место.       Но сначала День святого Валентина. Джено почти забывает о нём — сам праздник отходит в сторону, потому что большинство пар предпочитает отметить его в пятницу — день Хогсмида. Джено проводит большую часть времени, слушая подколы от Донхёка по поводу Джемина, которые, ладно, он заслужил, а всё остальное время грустит, потому что не может найти На.       Звенит последний звонок в Хогсмид, и Джено оббегает весь замок, потея в своём самом милом свитере, в поисках Джемина. Он хочет предложить ему снова сходить с ним в Хогсмид, хочет спрятать его в одном из этих узких переулков и целовать до потери памяти…       Он почти врезается в кого-то, поднимаясь по лестнице на второй этаж, на котором, по словам одного из учеников из Шармбатона, тот видел Джемина.       — Извини, — говорит Джено, отходя в ту же сторону, что и незнакомец. — Ох, прости.       Они сразу же узнают друг друга.       — Джемин?       — Джено?       — Боже, — говорит Джемин, смеясь и кладя свои руки поверх плечей Джено. — Я тебя везде обыскался! Где ты был?       — В смысле, где я был? Где ты был? Я искал тебя…       — Я тоже! — отвечает Джемин, и они смотрят друг на друга какое-то время, прежде чем громко засмеяться. — Эй, давай, мы не можем пропустить последний экипаж!       Джемин крепко хватает Джено за руку, и они вместе несутся к парадным дверям, проносясь мимо профессора Триллвинд, которая бросает на них один взгляд и раздражённо машет рукой.       Они продолжают смеяться, даже когда едут в карете, Джено прижимается к Джемину.       — Отлично выглядишь, — комментирует Джемин, проводя рукой по волосам Джено, приглаживая растрепавшиеся пряди.       — Я уверен, что ты только говоришь так, — говорит Джено. — Я весь вспотел, — у Джемина на рубашке ни одной складки, а куртка безупречно чистая. У него даже лицо не покраснело от их забега. — Ты выглядишь идеально.       Джемин смущенно опускает голову.       — Спасибо, — говорит он. Джено всё ещё не понимает, почему тот так реагирует на комплименты — это правда, и ему наверняка говорили это тысячи раз, учитывая то, как он выглядит и смеётся. Как он делает всё.       Боже, он так нравится Джено. Так нравится.       Он спрашивает Джемина об этом, когда они сидят в Трёх Мётлах, теснясь у бара. Джемин привлекает внимание, конечно же, но его рука покоится на талии Джено, он пытается спрятаться ото всех, кроме Джено. Ли ловит на себе несколько взглядов, варьирующихся от любопытных до завистливых, будто некоторые люди не могут понять, почему такой красивый парень выбрал кого-то столь обычного. Джено тоже не может в это поверить, если быть честным.       Он, наверное, немного пьян, когда спрашивает:       — Почему я?       И Джемин, возможно, тоже, потому что отвечает:       — Это всегда будешь ты.       Они оба пьяные и весёлые к тому времени, как возвращаются в замок, заваливаясь друг на друга, рука Джемина всё ещё обвивается вокруг талии Джено, удерживая.       Джено не уверен, что Джемин знает, куда идти, но позволяет ему вести себя, поднимаясь по ступенькам тесной башни, их тени становятся длинными от падающего света факелов. Джемин поёт что-то себе под нос на французском, и Джено кажется, что он под водой, звуки их шагов и голоса Джемина приглушены. Он устал, сонный и пьяный, и говорит об этом Джемину, когда тот поднимается на ещё одну ступеньку, спотыкаясь.       — Тогда давай сядем, — предлагает Джемин и тянет Джено вниз. Окно рядом с ними пропускает широкую полосу лунного света, и Джемин светится в нём, когда притягивает Джено за плечи. Но Ли слишком пьян, чтобы сделать что-либо, кроме как откинуться тому на грудь, которая равномерно поднимается и опускается, стук сердца звенит у Джено в ушах.       Джемин говорит о Франции и защитной магии. Джено рассказывает об Англии, о желании играть в квиддич вечно и о своих брате и сестре. Джемин спрашивает о родителях, Джено хочет больше узнать о Шармбатоне, друзьях Джемина там, во Франции, и о том, как проходят его занятия.       Джемин рассказывает ему об этом, его голос эхом отдаётся в каменных стенах, теплом просачиваясь сквозь пальто Джено прямо к его костям. Их руки переплетаются, и пальцы соединяются так, будто никогда не расстанутся. Джено смотрит на покрытую снегом землю, на серебряную луну в небе, а затем на лицо Джемина, захватывающее дух, знакомое и такое красивое, что Джено никогда не сможет описать его словами. Джено никогда не влюблялся, но он думает, что это самое лучшее, что может быть.