*
Сомневался ли он? Да. Сомнения были его частью: они терзали, даже когда он точно, практически точно, почти-почти точно решал что-то сделать. А уж если он не был уверен… Поднявшись на крыльцо, он не дал себе ни секунды на размышления, постучал сразу. Иначе не хватило бы духу. Мысль «лучше бы никого там не было» промелькнула тусклой вспышкой и исчезла. Лучше бы не было, но вряд ли Эллиот хотел как лучше. Что есть здравый смысл против силы желания? Ничтожность, ничто. И шаги по ту сторону двери — тому подтверждение. Эллиот представил, что дверь откроет другой Тайрелл — в мятой фланелевой пижаме, непричёсанный или — чем чёрт не шутит — измазанный краской после сеанса арт-терапии. Но нет: на пороге стоял всё тот же Тайрелл в белоснежной рубашке, с чистыми волосами и гладкими щеками, по которым Эллиоту на миг захотелось ударить. Влепить ему пощёчину не с целью причинения боли — чтобы вывести из равновесия, хотя бы так заставив снять маску. Увидев нежданного гостя, Тайрелл нахмурился. На секунду Эллиот ощутил его страх. Что его испугало? Что такого страшного мог сделать какой-то убогий новенький? — Эллиот? Что-то случилось? Уходишь?.. — выдохнул Тайрелл вроде бы привычно-спокойно, но… Казалось, маска на миг слетела с его лица. Казалось, этого он и… Боится? Эллиот задышал чаще. Тайрелл не хочет, чтобы он уезжал? Тайреллу зачем-то нужно, чтобы он был здесь? Игра уже не казалась бессмысленной. — Нет, — ответил он. И успел уловить, как в глазах Тайрелла затухает вспышка страха. Нужно было её разжечь, нужен был новый страх. Не вспышка — целое пламя. — А что? Дни перепутались?.. — Я просто… – Эллиот потупил взгляд. — Не уверен, что хочу участвовать в чём-то сомнительном. Я заметил странные вещи, когда работал. Думаю, ты понимаешь, о чём… — Хочешь что-то спросить — спроси прямо, — нетерпеливо посоветовал Тайрелл. — Ты проворачиваешь что-то незаконное? — Эллиот последовал совету. Он поднял взгляд, чтобы смотреть в чужие глаза так внимательно, как он только мог. В них снова мелькнул страх, но другой: блеклый, словно механический. Похоже, Тайрелл боялся разоблачения, но возможный отъезд Эллиота отчего-то пугал его сильнее. — Полагаю, ты не тот, кому стоит пытаться подсунуть глупые оправдания. Зайдёшь?.. — он шагнул назад, будто приглашал Эллиота сделать шаг следом. И был уверен, что он примет приглашение. Но Эллиот не двинулся с места. Не потому, что боялся, не потому, что ему казалось, что это будет шаг в логово монстра. — Нет. Просто чтобы не оправдать ожидания Тайрелла, не дать почувствовать власть, к которой он так привык. — Тогда просто скажу как есть. Тайрелл снова шагнул вперёд, но оказался ближе, чем был до этого. Намеренно или нет, он встал так близко, что смог бы положить руки Эллиоту на плечи, если бы захотел. Он пересёк черту. Эллиот не чувствовал его дыхания, но понимал: ещё миллиметр — и не чувствовать не получится. Ещё чуть-чуть — и будет некуда отступать. Он не собирался об этом спрашивать. В голове крутились слова Анжелы. Погибла. Разлучили. Он не должен был вторгаться. Стоило уехать ещё тогда, а лучше вообще не приезжать. Эллиот слышал слова Тайрелла словно издалека, будто они отдавались эхом от невидимых стен. Он просто не мог положить этому конец. Не бывает бывших наркоманов, и речь не только о запрещённых веществах. — Хватит, — он перебил Тайрелла. Он сказал достаточно. Эллиот наконец шагнул назад. — И что ты будешь делать? Почти без страха, словно ему плевать. Словно если Эллиот его сдаст, Тайрелл даже почувствует облегчение. Будто он смертельно устал скрывать, скрываться, лгать. — Не знаю, — ответил Эллиот. Он был как никогда честен, и это касалось не только ситуации с Тайреллом. То же самое было со всей его жизнью, всеми его «зачем?», «почему?» и «как?»: он не знал.*
Эллиот замедлял шаг, но сердце колотилось так, словно он бежал сломя голову. Сердце не унималось, будто гнало его куда-то — вероятно, подальше отсюда. Но он и не думал слушаться. Мысли в его голове роились, жужжали, жалили друг друга. Зачем он пошёл туда? Зачем задал вопрос, который должен был задать куда позже? Почему его разум считает Тайрелла лжецом, а сердце, кажется, ему верит? Эллиот был уже далеко от злополучного домика, но ему чудилось, что он ещё там. Стоит на том крыльце, смотрит в те глаза. Его преследовал этот дом, преследовал Тайрелл и всё им сказанное. Если верить его словам, у него не было выбора. Он был вынужден работать на Тёмную армию, и «Открытая дверь» была частью проекта. Если верить его словам, они убили его жену и забрали сына. И всё, что у него осталось — надежда, что его оставят в живых, пока Тайрелл им нужен. Если верить его словам. Есть верить. Эллиот посмотрел на часы: прошло больше времени, чем он думал. Словно здесь оно текло по своим законам, то ускоряясь, то замедляясь, то вовсе замирая. Теперь он опаздывал на сеанс.*
Криста задавала вопросы. Эллиот хотел одного — молчать. Он не желал изворачиваться, но и честным быть не мог. — Чего ты хочешь, Эллиот? — мягко спросила она. — В каком смысле? Чего я хочу на ужин? Он тянул время; лучше бы его законы нарушились сейчас. — Хочешь вообще. Может, это мелочь, может — цель всей жизни. Без чего она не имеет смысла? Без наркотиков. Без саморазрушения. Просто не имеет. Эллиот не отвечал. Вопрос отозвался в его душе внезапной, как будто фантомной болью. Словно болел орган, который ему удалили или которого никогда не было. Прохладный воздух, влетевший в открытое окно, заставил его поёжиться и переплести пальцы. В кабинете было недостаточно тепло, не помешало бы чуть увеличить градус. Вдруг Эллиот представил огонь, горящий в камине в домике Тайрелла. И понял, что хочет оказаться там.*
Вернувшись к себе, первым делом он разжёг камин. Сел в кресло, пытаясь отвлечься хоть на минуту. Не выходило. Треск пламени не успокаивал. Фантомная боль прошла, но неприятный след остался. И теперь по этому следу можно было идти, как по тропе в заснеженном лесу. Не зная, куда она приведёт, но догадываясь, что точно ни к чему-то хорошему. Заплутавшего путника гонит вперёд надежда. Она теплится почти до последнего, но в реальности всё иначе: есть предел, дойдя до которого выбраться уже не сможешь. Наступала ночь; Эллиот терял счёт минутам. Всё было как наваждение: затерянное в глуши поселение, каждый новый день, каждый шаг. Нормальный человек на его месте давно бы уехал. Нормальный. К нему это не имело никакого отношения. Поток мыслей не замедлялся; он вдруг понял, что очень устал, опустил тяжёлые веки и позволил потоку нести его куда тому вздумается.*
Дрожащими от холода пальцами он сжимал пистолет. Он видел себя в зеркале, но отражение не казалось им: по ту сторону стоял кто-то чужой, укравший его оболочку. Направив дуло на отражение, Эллиот спустил курок: один, два, три раза. По искорёженному стеклу потекла кровь.*
То, что было выстрелами во сне, наяву оказалось стуком в дверь. Точно так: ровно три удара. Эллиот протёр глаза; надо же, уснул прямо в кресле, а ещё недавно мучился от бессонницы. Он взглянул на часы: почти полночь, поздновато для гостей. Слишком поздно. Под ложечкой засосало; был лишь один вариант: Тайрелл. У их разговора не могло не быть последствий. Кто знает, на что он способен. Эллиот вообразил, как, стоит открыть дверь, Тайрелл вышибает ему мозги. Не так уж плохо: быстро, без боли, без шансов. Он даже «спасибо» сказал бы, если бы успел. Эллиот почти не сомневался в том, кого увидит за дверью, и всё равно вздрогнул, смотря на ночного гостя. — Извини, если разбудил, — тихо протянул Тайрелл. Эллиот промолчал. Он пытался разглядеть чудовище, но, казалось, перед ним стоял всего лишь человек. Тот, кто привык быть сильным на публике, и только сейчас, под покровом ночи, мог снять маску и показать свою слабость. Он видел страх, отчаяние и черноту. Всё то, что так хотел раскрыть, но теперь, получив желаемое, совсем не чувствовал удовлетворения. Тайрелл не дождался приглашения, молча вошёл в домик и сел за стол, оставив хозяину почётное место у камина. Эллиот не спрашивал, зачем он пришёл: балансирование на краю пропасти всегда было его хобби. — Чай? — некстати проговорил он. — Печенье, в отличие от некоторых, не предлагаю. Тайрелл нервно усмехнулся. — Нет, спасибо. — Ты его сам печёшь? Эллиот не верил, что решился спросить; странно, но он почти не чувствовал скованности. — Да. Готовка отвлекает, знаешь. Тайрелл неожиданно улыбнулся. Казалось, они оба забыли, что время перевалило за полночь и разговор обещал быть явно не о выпечке. — Слушай… — Тайрелл сделал глубокий вдох. — Знаю, я о многом прошу, и ты вправе отказаться, но… Можешь никому не говорить о том, что узнал? Временно, пока всё не уляжется. Пока не найду выход. Я не собираюсь причинять кому-то зло. Просто так нужно. Ради сына, — он опустил голову. Это было сложно объяснить, но Эллиот чувствовал власть над Тайреллом — не потому, что судьба того была в его руках. На мгновение ему показалось, что Тайрелл сам рад отдать эту власть. Побыть пешкой вместо того, чтобы контролировать всё самому. Отдаться воле другого. Минута мучительных размышлений, и Эллиот кивнул. Он не был уверен, что поступает правильно. Он всего лишь соглашался с тем, что шептал его внутренний голос. Похоже, Тайрелл не ожидал такой щедрости. Он готовился к иному развитию событий. К примеру, достать пистолет, если Эллиот скажет «нет». — Я закурю, ты не против? Вопрос прозвучал странно-чужеродно в бархатной тишине. Эллиот даже не кивнул, но Тайрелл отчего-то воспринял это как согласие. Его не волновало, что он собрался курить прямо в домике. Ему было плевать, а Эллиоту — тем более. Пусть хоть пожар здесь устроит. Он даже сбегает за бензином, если нужно. Особенно если вместе с домиком Тайрелл сожжёт и его. Но что-то было не так. Нет, не так было всё, только… Эллиот ощутил запах вовсе не простого сигаретного дыма. Серьёзно? Он в недоумении взглянул на Тайрелла. Пришёл к своему подопечному, который тут вроде пытается завязать, и решил раскурить косячок? — Чёрт, прости, — Тайрелл неуклюже, словно никогда не курил, зажал косяк между пальцев. — Я придурок. Он сжал губы, готовясь затушить огонёк. — Стой, — Эллиот вскочил с кресла. — Всё равно же не брошу… Он хотел вырвать косяк из рук Тайрелла и жадно, долгим вдохом затянуться, но мог только стоять на месте, снова чувствуя давящую неловкость. — Так нельзя, но… — Тайрелл поднял на него пока ещё ясный взгляд. — Я поделюсь, если хочешь. Он затянулся, закрыл глаза. Он словно бросал Эллиоту вызов, будто это было частью игры. Может, он верил, что так сможет пробраться к его порокам, получить ответное преимущество. Но Эллиот понял, что сейчас ему всё равно. Сейчас он ничего не боится. Он готов принять любой вызов, потому что так высох изнутри, что вот-вот вспыхнет и сгорит заживо от самой маленькой искры. Он приблизился к Тайреллу. Где-то там, за баррикадами ткани, кожи и рёбер билось его сердце. Всего лишь орган, перекачивающий кровь. Не вместилище душевных терзаний, коим его нарекли поэты. И всё же… Отчего-то Эллиоту казалось, что именно там сосредоточилось всё чужое ему тепло, все горечи, надежды и страхи. И что если положить ладонь Тайреллу на грудь, непременно ощутишь хотя бы часть этого. Кто он? Друг или враг? Он бы спустил курок? Что там, в его сердце?.. Тайрелл протянул Эллиоту косяк. Эллиот затянулся, не жалея себя и сил. Так всё вершится: под влиянием момента, в погоне за сиюминутностью. Когда наблюдаешь за течением жизни, понимая всю безысходность, только это и остаётся — вдыхать каждое «сейчас». — Мне страшно, — вдруг выдохнул Тайрелл. Эллиот решил, что ему послышалось. — Я боюсь. Не послышалось. Голос — уже не матовая бумага — буквы дрожат, чернила растеклись — звучал по-настоящему. Нужно было спросить, чего, но Эллиот не мог; а Тайрелл и не ждал вопроса. — Каждого нового дня. Они так похожи с тех пор, как… Они как карусель: в какую кабинку ни зайди, всё одно. Иллюзия. Побег. Пустота, — он откинул голову назад. — И лучше бы я тогда… Я, а не она, — Тайрелл зажмурился. Эллиот не хотел говорить, но травка развязала ему язык. — И не зря боишься, — хрипло произнёс он. — Так всё и есть. Иллюзия, побег, пустота. Я больше скажу: всё даже хуже, чем кажется. Мы лишь придумываем свет в конце туннеля. На деле нет не только света — и туннеля-то нет. Тишина глотала слова, до костей вгрызаясь в их смысл. — Это потрясающе, — сказал Тайрелл, смотря на Эллиота. — Твоя искренность. Любой другой городил бы пустые утешения, но ты… Он поднялся из-за стола, смотря теперь не снизу вверх, а сверху вниз. — Ты другой. Абсолютно. Если раньше Тайрелл и пытался скрыть свои попытки прочитать Эллиота, то теперь он изучал его открыто. — И мне это нравится. Казалось, будь у него стетоскоп — он выслушал бы его сердце, словно думал, что оно скажет куда больше, чем тот, в чьей груди оно заточено. Казалось, ему мало просто видеть, додумывать, искать. Казалось, он тонет, и есть лишь один способ выплыть. Он потянулся к руке Эллиота, чтобы забрать у него косяк, и дотронулся до тыльной стороны его ладони. Не мимоходом, как тогда в столовой. Скользнул пальцами между костяшек, задержался на секунду, две, три, словно только так мог не пойти ко дну: без слов, без страха, без полумер. И только когда Эллиот мысленно досчитал до пяти, Тайрелл вытащил из его пальцев косяк, чтобы затянуться в последний раз и уйти прочь.***