Ради тебя

Во второй раз они встретились совсем не в школьном здании. Банда занимала заброшку – старое здание бывшего продуктового магазина, которое почему-то никак не могли отремонтировать или снести. Пацаны там пили пиво или что покрепче, курили, и не только обычные сигареты, играли в кости и в карты. Туда притаскивали ворованное, прятали запчасти, снятые с машин. В-общем, там был «дом родной». В отличие от реальных родных домов, там всегда поймут, не будут задавать лишних вопросов, поделятся яблоком, коркой хлеба и дадут затяжку или глоток касеры. Там Эсти хранил старую гитару. Домой купил новую, а старье утащил туда. И порой развлекал приятелей своими песнями. Под ногами опять дорога, Ветер гладит озябшую кожу. Мне не надо от мира много – Вот дорога, осень и дождик. Пусть дыханье не греет ладони, Нету силы, и раны ноют, Но отстала в лесу погоня, Это значит – раунд за мною. Мир следит за безумным бегом… Не надейся – хватит надолго! Беззаботным пришел человеком, А уйду я упрямым волком.       Однажды кто-то из «мелких» - кто был у банды на побегушках, примчался с вытаращенными глазами. - Эст! Там поймали! Кого именно поймали, он объяснить не смог. Оказалось – того самого музыканта. Валентина Придда. - Эй, а ну отпустили, - приказал грозно Эстебан державшим его парням. Те неохотно бросили жертву и даже отошли. А Эсти подошел к нему и спросил: - Какими судьбами в наших краях? Придд усмехнулся и вытер кровь с уголка губ. - Так… лихим ветром занесло. И добавил: - Хорошо, что я встретил тут тебя. - Еще бы, - усмехнулся Эстебан, - иначе из тебя бы отбивную сделали. Чужаков нигде не любят. - А я везде чужой, так вышло, - ответил Валентин, - знаешь… может и хорошо, если бы избили. Желательно до смерти. Или совсем. При этом взгляд у него был, как у человека, который не рисуется и не врет напропалую. В серо-голубых глазах застыла такая боль, что Эстебан поежился. - Идем со мной, - приказал он. Валентин послушно пошел следом. Уже в дальней комнатке, бывшей когда-то не то подсобкой, не то кабинетом завсклада, Колиньяр поил его касерой. - Брат у меня умер. Точнее, погиб, - сказал Придд, - его звали Джастин. Воспоминание, словно вспышка: он снова дома, ему четыре или даже меньше. Он катает по полу заводной паровозик, смешно гудя: «Ду-ду-дууу!» Дядя Фернан пришел с кем-то. - Джас, это мой племяш, Эсти. - О, у меня брательник такой же. Дальше они прошли в комнату Фернана, закрыли дверь, и Эсти вернулся к паровозику. Внешность Джастина он не запомнил – да и не разглядывал его толком. Но подумал, что Валентин на него похож. И вот теперь этот Джастин погиб. А его брат готов отправиться следом за ним. - Авария? – неожиданно спросил Эстебан. - Да. Отец говорил – мол, с управлением не справился, скорость и все такое. А я видел… только ты не поверишь. - Видел? - Ну да, во сне. Ты смотрел видео с ютуба – про автоаварии и все такое? - Ну, смотрел, - кивнул Эстебан. - Так вот, я во сне видел. Там дорога шла под уклон, и автобус на встречку вылетел, со школьниками. Джастин мгновенно среагировал. Поставил свой джип. Автобус спасся…. А он – нет. И всхлипнул, закрыв лицо руками.       Стало холодно, хотя раньше Эстебан не чувствовал холода, даже осенью в одной футболке. Он обнял все еще всхлипывающего Валентина. И сказал – просто, чтобы не молчать: - Ты так классно играл тогда, в школе. Джастин наверное, гордился тобой. - Только он и гордился. Маме не до того, у нее еще двое младших. А отец... он всегда говорил – ты мог бы и лучше, и вообще, это заслуга не твоя, а учителя, что научил тебя. Колиньяр усмехнулся снова. Значит, и у этого сероглазого есть проблемы в семье. Хотя – у кого их нет? Прямые каштановые волосы растрепались. Валентин поднял руки поправить их, и Эстебан увидел то, чего раньше не замечал. Правая рука Придда была очень странной. Пальцы были искривлены, будто ссохлись, а безымянный и мизинец вообще срослись вместе. Тот заметил взгляд, убрал руки: - Это с рождения. Как щупальце у осьминога. Меня и на фортепиано отдали, чтобы пальцы разрабатывал. - Тогда тебе еще больший респект и уважуха. С такой рукой так играть. - Я уже привык. Отец ворчит – мол, музыка ему мешает и все такое. И что все равно толку не будет. - А и пускай ворчит. Ты не бросай играть. - Не брошу, - Валентин вздохнул прерывисто после недолгого плача, - Джастин тоже так говорил. Слово в слово. Ради его памяти – не брошу. И снова взглянул в глаза Эстебану: - Ты, наверное, думаешь – вот, откровенничаю тут с тобой. - Ничего я не думаю. - А мне, просто не с кем больше.