Холод

      По подставленному небу лицу била мелкая морось. Она не переставала идти весь день и к ночи не закончилась. Неудивительно, даже слишком привычно для сезона дождей. Ято стоял с закрытыми глазами, ловя каждую каплю, они стекали по коже, и бог представлял, что это слезы, которые скопились внутри него самого, но никак не выходили…       Он не влюбился. Не влюбился! Не во что влюбляться в этом мальчишке. Совсем не во что…! Его решительность не цепляла. Не цепляла же? Нет. Его удивление с одновременным смущением не казалось милым. Да, оно вовсе было не милым. Ни капли. Ни малейшей слезы не стоил этот шинки с его признанием любви к богу, к своему богу….       «А ты на что надеялся, бог без храма? Что он полюбит тебя? Наивный глупый божок…»       Как бы себя Ято не убеждал, всё равно он слишком хорошо осознавал, что ему нравился этот часто серьёзный мальчишка-шинки. Начал понимать, когда они стали реже видеться – из-за повышения, из-за того, что Бишамон обрастала всё большим количеством орудий… А Ято вовсе не завидовал. Хорошо-хорошо, завидовал. Но и восхищался.       А ещё скучал. Скучал, промокая под этими дождями. Ждал, что однажды о нем вспомнят… вспомнит – один несносно упрямый шинки другого бога, придёт, окликнет и снова начнет упрекать за какую-нибудь очередную глупость бездомного бога… А Ято и рад дурачиться, чтобы видеть, что в итоге после многочисленных тяжелых вздохов, Казума улыбался, слабо, устало, но мило и искренне.       Просто увидеться, просто поговорить – на большее Ято и не надеялся.       «Ха!»       Почему же тогда нестерпимую боль где-то внутри сдерживала глупая надежда на то, что они стали за время всё же не чужими? Может, и не близкими, но хотя бы не чужими… Не чужими! Он что так жалок, что внутренне кричит кому-то об этом. Себе? Нет, себя он убеждает, что не влюбился, что не хочет, чтобы Казума забрал свои слова насчет чувств к своей богине. Не хочет… Ничего не хочет. Только стоять под вечными дождями и прятать слёзы, что скапливаются внутри.