Все дороги ведут в Рим

Голова разболелась в первый раз после больницы, и это стало неприятной неожиданностью. Уезжать, конечно, не сегодня, но Марсель и раньше терпеть не мог головную боль, исходящую не от похмелья, а он вчера не взял в рот ни капли, хотя надо было! Надо было нажраться до чёртиков и завалиться спать, а не думать о красивых итальянских девочках! За окном барабанил дождь, Прага вымокла до нитки. Это не могло остановить Марселя от прогулки по городу. Он сильно не любил мокнуть и мёрзнуть, но не сидеть же дома, глядя в стену… Марианна ушла, а Констанс точно что-то заподозрит. Марсель на то и Марсель, чтобы трещать без умолку и всякое такое, уж это-то он про себя знал точно — ни в коем случае нельзя предаваться воспоминаниям в позе истукана, в психушку сдадут и будут абсолютно правы. Поэтому, вооружившись таблеткой обезболивающего, плащом и зонтом, он вышел в дождь, оказавшийся, кстати, не таким уж страшным. Направился по улице, битком набитой красивыми и бросающимися в глаза зданиями посольств, сделал огромный крюк, следуя знакомому ресторанному маршруту — всё, чтобы не ходить вдоль реки, ведь там дуло сильнее и было мокрее в два раза. Безумная прогулка: скажи кто Марселю, что он будет добровольно шататься под дождём дольше получаса, он бы не поверил. Но нужно было подумать, не столько подумать в полном смысле слова, сколько «посоображать», побыть при этом одному, ни на кого не отвлекаясь. В голове царил такой хаос, что его было просто необходимо расставить по полочкам. Только вот полок не хватало, потому что за последний год — точнее, десять месяцев — произошло столько всего, что захочешь — не уместишь. Всего раз поговорив с Луиджи и вспомнив его имя, Марсель восстановил в памяти почти всё, что знал о друге, и многое, что с ним ассоциировалось. В тумане оставались лишь их совместные римские дела, но знакомство — знакомство было как на ладони, и душераздирающие рассказы о прошлом друг друга, сразу после бокала на брудершафт… Нет, всё-таки память — отвратительная вещь. Кто же это сказал? На этот раз не Ницше? Сложнее было со всем остальным. Складывалось впечатление, что всё это время он занимался чем-то непривычным, и оттого не получалось воплотить в голове хотя бы смутный образ. Машина билась уже на границе, и почему он оказался на границе не в поезде и не на самолёте, Марсель тоже не знал, просто раньше это его не смущало. Мало ли, где… Прямо в ухо прокричали что-то на чешском, и Марсель вернулся с небес на землю — оказывается, ноги принесли его к знакомому бистро, а там какие-то добровольцы концерт давали прямо на пороге. Ну надо же, он, задумавшись, чуть мост не перешёл. Ничего оригинального не пели — каверы на известные композиции на разных языках, но выходило интересно, и он остановился послушать, пока зонт окончательно не прошило этим железобетонным дождём. На ступеньках сидели вчерашние студенты (а может, и сегодняшние) и, пряча инструменты под навесом, голосили песни. Может, не очень профессионально, зато с душой… Но откуда ему знаком этот порог? В такие заведения Констанс ни ногой, а как ещё…  — Out of my life, out of my mind, — надрывался остроносый блондинчик, микрофона у него не было — был пустой бокал в руке для комического эффекта, но пел неплохо. — Out of the tears we can’t deny… We need to swallow all our pride and leave this mess behind… Известная песня, почему бы и нет. Марсель какое-то время постоял рядом, неожиданно для себя радуясь тому, что его тут никто не знает. Можно стоять себе с каким угодно лицом, хоть задумчивым, хоть потерянным, и не выпадать из привычной картины мира своих близких — они-то попросту этого не видят. Ему и самому, по правде, не улыбалось долго страдать и ходить с постной рожей, но раз уж ходится — почему бы и нет?  — Out of my head, out of my bed…  — Не хочу показаться грубым, но кто так играет? — Рокэ наконец соизволил посмотреть на самодельную сцену, и, признаться, хорошо, что его оттуда не слышали. — Это не так уж трудно, и я даже не профессионал…  — Всё-то ты знаешь, — всплеснула руками Марианна, передавая бокал через стол. Марсель принял его в руки, заинтересованно следя за перепалкой; интерес к алкоголю как-то поутих. — Сыграй сам… Может, и споёшь заодно…  — Ещё чего. Я так делаю, только когда напьюсь, — все присутствующие дружно потянулись к бутылке, чтоб налить ещё, и он засмеялся. — Нет.  — Я протестую, — заметил Констанс, аккуратно складывая салфеточку вчетверо. Вот уж кто смотрелся в дешёвом бистро, как совершенно неуместный человек. — Вы обещали.  — Обещал, но вам, а не всем случайным посетителям заведения. Название которого я, к слову, даже не помню.  — Подсказать? — Марсель без запинки выговорил хитровымудренное местное название и сам удивился, как это сделал.  — Предатель, — протянул Рокэ, глядя на него поверх бокала. Потом опрокинул залпом и, под радостное восклицание Констанса, быстро поднялся — надо предполагать, пока не передумал. — Вы так уверены, что мне дадут гитару в руки, а не гитарой по голове? И учтите, на английском петь не буду… Никто в маленьком зале не возражал; впоследствии выяснилось, что некоторые даже знали испанскую версию, которая слегка отличалась по тексту, но не по смыслу.  — Esto es final, sabes, no oigo tus mentiras esta vez, te dejo sola con tus lágrimas falsas… Как странно один текст накладывался на другой, почти как воспоминания. Словно мощное дежа вю, чувство непричастности к настоящему моменту выбивало из колеи, и даже если б дождь усилился и ливнем окатил Марселя с ног до головы, он бы почувствовал вряд ли — он едва был здесь, застряв на границе прошлого и настоящего и изо всех сил ловя подробности. К сожалению, кто-то толкнул его локтем в бок, и страшная в своей реальности, почти осязаемая иллюзия развеялась, как наваждение, как дым; в голове лишь застряли испанские куплеты, словно он слышал их сотни раз и мог повторить по памяти в любое время суток. Olvídame, olvida los momentos pasamos juntos… *  — Вы меня напугали, дорогой друг, — укоризненно вещал Констанс, глядя на него снизу вверх и протягивая полотенце. — Впрочем, нет, идите сразу в горячий душ и переоденьтесь во всё сухое, вы же вымокли до нитки! Как так можно?  — К сожалению, дождь мокрый, — развёл руками Марсель, которому почему-то стало смешно. — И так вышло, что я оказался прямо под ним — потому что небо находится над головой…  — Я рад слышать в вас именно вас, а не кого-то иного, но это никак не поможет вам скорее высохнуть, — сбить хозяина с пути истинного не под силу никому. — Даже не вздумайте сопротивляться, я сейчас же займусь горячими напитками. Ну он же не дурак, в самом деле, отказываться от такого рая на земле. Тепло и уют и впрямь помогали отключать мысли, хотя ещё не факт, что это было именно тем, в чём он нуждался. Как же жаль, что сейчас нет никакого дела, неожиданно для себя затосковал по работе Марсель — вот бы что отвлекло… А так придётся прикидываться, что у него всё прекрасно и никаких вопросов. Может, сослаться на усталость и тихонько посидеть наверху? Как же… Раньше срабатывало безотказно, но то было до аварии. Никому в голову не приходили всякие гадости, а теперь вот приходят. Осознавая, что те редкие моменты, когда он и впрямь не хочет никого видеть, выпадают в такое неудачное время, Марсель едва не взвыл — быть тем самым весёлым парнем замечательно до той минуты, когда тебе не захочется кого-нибудь покусать, а деться будет некуда. Но он же не мог позволить себе кидаться на людей, на друзей — тем более, что б они там ни задумывали в его отсутствие! Неужели раньше жизнь была такой уж беззаботной, что его это не волновало? Значит, произошло что-то переломное, и не факт, что в лучшую сторону, но что? Чем дольше он думал и злился, тем очевиднее ниточки сходились в одной точке, подобно световым лучам фонарей, изо всех сил старающихся показать ему, где лежит потерянная вещь. В голове постепенно созревал новый план, осуществить который не помешала бы ни работа, ни постоянные разъезды — скорее, всё это было бы на руку. Решено, как только он покинет Прагу…  — …нагрел вино, — сообщил Констанс, ставя на стол высокий прозрачный бокал с ручкой причудливой формы — вероятно, кто-то когда-то подарил. — Взял на себя смелость подмешать туда немного имбиря и корицы. Конечно, не глинтвейн, но, согласитесь, и не дождь!  — Бесспорно. Дождь — это ужасно, — капли забарабанили по окнам сильнее, словно услышали и обиделись. — На него надо смотреть из дома, а не бегать по улицам. А вот тот, кто придумал глинтвейн, определённо гений.  — Только мы никак не узнаем, кто, — заметил Рокэ, развалившись в кресле напротив с такой же кружкой, но наполовину пустой. Он умудрялся одновременно выглядеть частью этого дома и страшно выбиваться из интерьера, что, впрочем, никого не возмущало, даже древнего изобретателя глинтвейна, окажись он по случайности здесь. — Мне доводилось слышать версию о древних римлянах, но, откровенно говоря, древним римлянам не было нужды вино греть — у них и так тепло… Вот Северная Европа…  — Все дороги ведут в Рим, — патриотично заметил сидевший с ногами на диване Луиджи. — И не только. Античность — колыбель европейской культуры, иногда мне кажется, что изобретение телевизора тоже готовы приписать древним грекам…  — Как ты быстро перешёл на греков, — возмутился Марсель и едва не утопил в кружке кусочек сушёного лимона. — Хотя, пожалуй, сообщать о жертвоприношении Дионису в вечерних новостях было бы куда удобнее. Бедные древние греки, сколько утраченных возможностей!  — О чём это вы? — поинтересовалась Марианна, появляясь на пороге с небольшим подносом. Она была в том самом платье, в котором танцевала… минуточку, она ещё не танцевала…  — О том, как в колыбели варили первый глинтвейн, — заявил Рокэ и залпом допил оставшееся.  — …и тогда стали добавлять пряности, — воодушевлённо вещал Констанс. Марсель порадовался, что хозяин дома смотрит в бокал, и сам перевёл взгляд на пустые стулья и незанятый диван. Дежа вю. Усиленное дежа вю. А в тот раз имбиря было поменьше… — Насколько мне известно, единого рецепта нет, ведь каждый добавляет то, что его душе угодно, но если вы спросите меня — без имбиря, корицы, кардамона гвоздики и кусочков фруктов даже говорить не о чем! Согласитесь?  — Воистину, — Марсель внимательно посмотрел на коричную палочку, нагло торчащую из бокала, и зачем-то сдвинул её пальцем на полсантиметра правее. — Но и без пряностей вполне неплохо. Кстати, Констанс…  — Да, друг мой?  — Вы сильно расстроитесь, если не проведёте прощальный ужин? Я бы хотел уехать пораньше, не в обиду вашему гостеприимству. Появились дела…  — Я страшно обижусь, — ответил хозяин дома, — и никогда-никогда не забуду, как скоро вы нас покинули. Спорить с ним было страшновато, и Марсель согласился потянуть ещё один день. Пренебрегать столь приятным расположением было грубо и глупо, а билетов он пока не покупал — значит, сиди и располагайся дальше. Марианна, вернувшись и расправив в прихожей зонт, тоже не сильно обрадовалась его отъезду. Марселю показалось, что, помимо обычной тоски расставания, её беспокоит что-то ещё, но чем дальше в лес — тем больше ему кажется.  — Появились дела, — повторил он и не смог сделать ни шагу в сторону, угодив в дружеские объятья. От её волос пахло дождём и немного — фруктами, что невольно напоминало о глинтвейне с его пряностями.  — Какие же? — ресницы щекотно прошлись по его шее. Иногда так бывает, что чужую улыбку чувствуешь кожей, даже не глядя в глаза.  — Очень важные и безумно интересные, — заверил её Марсель. — Не говоря уж о том, что с работой я разделался. В этом городе уж точно.  — И что же, уезжаешь? Прямо сейчас? — она и впрямь переживала, если не лгала очень искусно, и Марсель покорно проследовал наверх, запоздало порадовавшись, что прибрался в своей спальне — весьма условно, но хоть как-то. — Не может такого быть.  — Не сейчас, завтра вечером. Неужели думала, что твой супруг меня отпустит?  — Ты мог уйти, никому не сказавшись, — ровно ответила Марианна, присаживаясь на край кровати лицом к окну. Он сел рядом, в равной степени готовый и поболтать, и поболтать без слов.  — Я-то?  — Ты. Никто не ожидал, но однажды ты так уже сделал, — грустная улыбка проступила на её лице, растворяя маску равнодушия. Марсель слегка растерялся — он оставил всякие попытки узнать что-то от неё, и вот подруга сама, по доброй воле, намекает на что-то, что он определённо забыл. — Удивлён?  — Немного. Значит, у меня были причины, — хотелось бы верить в это, а не в то, что он смотался на юг и там сошёл с ума, из-за чего теперь видит галлюцинации. — Душа моя, определись, пожалуйста, ты со мной разговариваешь или нет? Я не настаиваю.  — Так и знала, ты собрался выяснять всё сам, — она резко вздохнула и, соскользнув с кровати, сменила позу, оказавшись у него на коленях, спиной к окну. — Если не уже… потому и бросаешь меня здесь…  — Никто тебя не бросает, — для большей убедительности Марсель обнял её за талию. — Не подозревай меня в подобных гадостях. Вернусь же! Сюда грех не вернуться. Впрочем, если ты будешь в Дрездене, я с удовольствием вернусь в Дрезден. Никогда там не был, кстати.  — Мне больше нравится Прага, — шепнула Марианна, нежно касаясь губами его шрама над бровью. — Здесь хорошо. Здесь произошло много хорошего… Жаль, что нельзя так жить всегда…  — Должно быть равновесие, — задумчиво отозвался Марсель. — Даже в этом. Если бы всегда всем было хорошо, это стало бы смертельно скучно… Терпеть не могу страдать, но зато потом все развлечения становятся ярче в разы.  — Ты прав… — Марианна слегка склонила голову, собираясь поцеловать его в губы, и устроилась поудобнее, чтоб не соскользнуть с колен, но остановилась, глядя куда-то в сторону двери. А они дверь закрыли? Похоже, что нет.  — Ни в коем случае не хотел прерывать ваши упражнения в эквилибристике, — негромкий голос, явившийся средоточием мирового сарказма и убийственной иронии заодно, Марсель узнал сразу. На этот раз узнал. — Но, боюсь, уже прервал. Марианна, Коко ищет тебя внизу. Ищет и не находит, бедняга, я решил ему помочь…  — Спасибо, Рокэ, — улыбнулась Марианна, обвивая руками шею Марселя. — А ты вовремя.  — Я не бываю не вовремя. В противном случае, меня просто нет, — Марсель не выдержал и обернулся, стараясь не уронить Марианну, и изобразил самый укоризненный взгляд, на который был способен. Надо признать, у Рокэ это вышло лучше. — Ну что? — переспросил он, скептически вскинув бровь.  — Ничего. Я хочу тебя треснуть.  — Бей сразу в голову, — посоветовал Рокэ и широко ухмыльнулся: — Людям, оказавшимся в одной лодке, проще друг друга понять…  — Не вздумайте драться в моём доме, — пригрозила Марианна. — Я сейчас спущусь, но если хоть звук…  — Не будет ни звука, я здесь ненадолго. Ближе к ночи вернусь, — он резко развернулся и скрылся в коридоре, шаги затихали на лестнице, на первом этаже — как всегда при гостях — зачирикали птички Констанса.  — Хорошо, что ты ещё не уехал, — подытожила Марианна, ускользая из объятий и поправляя воротник. — Пойдём вниз, наверняка Констанс хлопотал об ужине.  — Хороший расчёт, — поправил Марсель. — Совместными усилиями, надо полагать.  — Что с тобой? Не злись.  — Я не могу не злиться, — прозвучало странно, но ведь правда же. — Не грусти, не на тебя. Наверное… Что за военная кампания? Мне теперь нельзя уехать из Праги?  — Но ты же хотел знать правду! — всплеснула руками Марианна.  — Я бы преотлично узнал её сам, раз он так не хочет меня видеть!  — Не кричи, — она слегка охрипла, и это остудило пыл. В самом деле, разорался… — Я знаю, что ты звонил Луиджи… Рокэ бы не приехал, если б не хотел…  — А сразу нельзя было? — Марсель улыбнулся как можно естественнее, прекрасно понимая, что Марианна не виновата. Она нахмурила брови:  — Сразу?  — Сразу. В поезде. Я не говорил? Мы оказались в соседних купе, — отрешённое молчание подталкивало к продолжению рассказа. — Естественно, я ничего не понял… Хотел познакомиться заново… Не то чтоб меня сильно задел отказ, но потом я нашёл эти фотографии. Да он же просто удрал, — Марсель уже понимал, что иначе быть не могло, но если б он не начал говорить — не смог бы этого вспомнить, узнать заново. — Ближе к ночи — это когда? Я готов хоть на три прощальных ужина, вопросов у меня хватает.  — Это тогда, когда будет нужно, — Марианна вздохнула и поправила локоны, что показалось несколько нервным жестом. — Послушай… Вы ещё наговоритесь, но я возьму на себя смелость сказать то, что Рокэ никогда не скажет… Или нет, я вообще не знаю, что скажу, но не могу не сказать. Ты имеешь полное право обидеться на всех нас, но мы хотели, как лучше… Ты говоришь, соседние купе? Я бы ни за какие деньги в мире не согласилась оказаться на месте Рокэ. Он сделал всё, чтобы ты больше никогда не сталкивался… с тем, с чем столкнулся, и тут ты просто появляешься рядом!  — Не тревожься, прошу тебя, — она и впрямь дрожала, как осиновый лист. — Какие страшные тайны, я, честно, верю, но Марианна… я без понятия, с чем я там столкнулся. Я не помню ни черта.  — И не помнил бы! — воскликнула она, вскинув голову. По щекам потекли слёзы. — Чего б тебе стоило не вспоминать!.. Хоть кто-то жил бы весело и спокойно… Мы так тебя за это любили и любим сейчас… Ты был словно из другого мира, самый весёлый и лёгкий человек. Тебе не было места рядом с нами, ты сделал его сам… И как всё кончилось? Я думала, что сойду с ума! Мы стояли, как истуканы, и думали, что ты умер, пока Рокэ вытаскивал тебя из горящей машины…  — Подожди, — голова шла кругом, поскольку каждое её слово пробуждало прошлое, сталкивало с вершины горы здоровенную неостановимую лавину. А ещё надо было, чёрт возьми, успокоить плачущую женщину. Марсель сделал шаг вперёд, и она сама опустила голову ему на плечо, держа руки безвольно опущенными вдоль тела. — Тише, тише…  — Ты вспоминаешь?  — В общих чертах. Если вдуматься, такое трудно забыть, — настроение, образы, атмосфера, дурацкие навязчивые мысли и повторяющиеся идеи теперь вертелись в голове, но даже при желании Марсель не смог бы связать их в одно целое. — А «мы» — это кто? Ладно, извини, неважно… В конце концов, мне теперь есть к кому пристать…  — Марианна! — вместе с Констансом прокричали его птички. — Дорогая, это не может ждать, у нас остаётся так мало времени до ужина, а поваров я отпустил! Ты поможешь мне с соусами, дорогая?  — Иду! — отозвалась Марианна, резко отстраняясь. Вблизи её глаза казались совсем огромными, но слёз в них уже не было — ни слезинки. — Пожалуйста, не принимай близко к сердцу всё, что я наговорила. Но мне показалось это важным. Ты ведь совсем не помнишь Рокэ, он может показаться… резким или немного злым. Или очень злым, но на самом деле всё не так…  — Я помню, — поняв, что это чистая правда, Марсель сначала фыркнул, а потом и вовсе рассмеялся. — Не переспрашивай, я, кажется, его отлично помню. И знаешь что? Всё ещё мечтаю треснуть чем-нибудь тяжёлым. * Ужинали втроём, поскольку Рокэ так и не явился, и только его оставленная в качестве залога сумка давала понять, что это был не мираж. Констанс был умышленно задобрен привезёнными в подарок семечками для птиц, каковые здесь не продавались, и только поэтому хозяин не бушевал, хоть и повторил несколько раз, что страшно обижен. Марсель попытался вытянуть из него что-нибудь ещё, но старый добрый Коко был непреклонен — с достоинством не вмешивался в то, что его не касалось.  — Вы знаете, — добавил он перед тем, как покормить птичек и уйти спать, — я всегда рад гостям, разумеется, если они мои добрые друзья. Неважно, сколько вы потеряли и сколько приобрели, друг мой, вы можете прийти ко мне в любое время суток — естественно, если я сам не в отъезде, увы, такое бывает…  — Спасибо, — растроганный Марсель посмотрел ему вслед, потом одумался. Что ж такое, как на войну провожают. Марианна наговорила всяких ужасов и тут же попросила забыть, Констанс прочёл прощальную речь, как будто отпевание. Вся надежда на Рокэ, и, будем откровенны, весьма сомнительная эта надежда. Либо получишь голой правдой по лицу, либо свихнёшься на самом деле и отправишься сколачивать себе гроб. Входная дверь подала признаки жизни уже за полночь. Из-под накрытых тканью на ночь клеток кто-то несмело чирикнул полтора раза, но на него шикнули.  — Не бейте посуду слишком громко, — прошептала Марианна, снимая с полки бокалы, которые они только что вымыли и поставили на место.  — Я ничего не обещаю, — отшутился Марсель. За последние часа два он уже смертельно устал отшучиваться, потому что… да чёрт возьми, слишком многое толкалось в голове, а он не мог вываливать это всё на гостеприимных супругов! Неважно, на кого, всё равно вслух не выйдет — забытые ощущения кололи пальцы и нетерпеливо выбивали дробь в висках, мол, вспоминай, вспоминай, ты был таким-то, ты делал то-то… Утешало, что он не слетал с катушек и, в принципе, вёл себя как обычно. Не утешало, что приходится переваривать это всё сейчас.  — Не надо. Разбудите Констанса и птичек, — настаивала Марианна, комично скрестив руки на груди и подойдя к нему вплотную.  — Ради твоих птичек — что угодно. Тогда обещаю, — они случайно соприкоснулись носами, и это вышло безумно мило.  — Нежности, — протянул Рокэ, проходя мимо них в гостиную. — Омерзительно.  — Я тебя укушу, — заметила ему вслед Марианна. — Очень больно и жестоко…  — Жду с нетерпением.  — А сейчас я ухожу спать, и только попробуйте подраться, — наказала хозяйка и исчезла на лестнице, умело огибая птичьи клетки в полутьме. Марсель немного помедлил, выбирая вино, но ему было всё равно, что пить, так что процесс сильно не затянулся. Память продолжала вести себя отвратительно — он безошибочно определил любимое кресло Рокэ, но совершенно не знал, что ему сказать. То есть, знал, но Марианна же попросила не ругаться.  — Наливай себе, я не буду.  — Так уж и не будешь?  — Пока незачем, — Рокэ проследил за тем, как он наполняет бокал, но больше ничего не сказал. Марсель уже догадался, что ждать можно до бесконечности, однако так и не придумал, с чего начать. Разве что с начала, но что делать, когда начал было как минимум два?  — Я страшно обижен, — тогда начнём с главного. Интонация получилась — нечто среднее между матушкой и Коко. — Почему ты в поезде ничего мне не сказал?  — Не хотел и не собирался, — объяснил Рокэ, опираясь на левый подлокотник и прямо глядя на собеседника через стол. — Потому и не сказал. Согласись, логично.  — Не соглашусь, потому что мне это не нравится, — пошёл в атаку Марсель, не преминув перед этим глотнуть вина — не столько перед разговором, сколько после мыслей. — Ты же меня узнал…  — Тебя трудно не узнать. Если грустно, можешь считать это комплиментом. Но я всё ещё не понимаю, с какой стати должен был что-то предпринять. И как ты себе это представляешь, скажи на милость? Поверил бы первому встречному незнакомцу?  — Смотря во что…  — Да хоть в Санта-Клауса. Марианна так старалась, чтоб ты ничего обо мне не услышал, было бы свинством пустить её старания насмарку.  — А заставлять её врать — не свинство?  — Самое настоящее, — Рокэ улыбнулся одними губами. — Свинство, издевательство, подлость, дрянь. Решение было общим, но идея принадлежала мне, так что повторю тебе то же, что сказал остальным: если совесть слишком хрупкая, валите всё на меня. Марианна солгала? Умничка, но я её об этом просил. Коко снял фотографии со стен? И отлично придумал, я не догадался, что мелькаю на них чаще положенного. Виновник найден, можно спокойно отчаливать домой.  — Как бы не так, — возмутился Марсель. — Ты и впрямь думаешь, что я этим удовлетворюсь? Что случилось на самом деле и чем я, чёрт возьми, занимался эти полгода?  — Не думаю, так… робко надеюсь, — нет, он издевается. Странно, если б не контекст, Марсель был бы счастлив это слышать. — Я тебя уже много раз просил не лезть не в своё дело и вообще отстать, грубо говоря. Душа болит уже от одной мысли о том, что придётся повторять всё это заново…  — О, не утруждай себя, отстану я нескоро.  — Либо пей больше, либо успокойся, — сухо сказал Рокэ, не сводя с него взгляда. — Марианна просила обойтись без истерики, так что постарайся держать себя в руках.  — Я абсолютно спокоен, — светски улыбнулся Марсель, — за исключением того, что меня все обманывают. Мне так не нравится. Такое ощущение, что я кого-то убил, а вы почему-то никак не можете в этом признаться.  — Масштабно, — заметил собеседник. — Даже слишком. Нет, обошлось без трупов.  — Страдаю, между прочим, — давить на жалость — тоже способ. — Слишком много информации на мою бедную голову. Она теперь снова болит.  — Так перестань выклянчивать информацию, и всё у тебя будет замечательно, — ухмыльнулся Рокэ и, мать его, был прав. Ошибочка вышла.  — А это уже от меня не зависит! Куда ни глянь — везде что-то о чём-то напоминает. Дежа вю, конечно, звучит красиво, но я же рано или поздно всё вспомню и…  — Ты бы ничего не вспомнил, если бы тебе не помогали.  — Я бы рано или поздно заметил несостыковки и начал искать, причём в первую очередь — тебя!  — И не нашёл бы. В отличие от нашего друга Джильди, я свои номера где попало не оставляю. К тому же, это произошло бы много лет спустя. Стал бы ты копаться в прошлом, будучи, скажем, состоятельным владельцем компании и счастливым семьянином?  — Нет, но сейчас я стал, — разговор не заходил в тупик, он просто бился, подобно теннисному мячику, из одного тупикового угла в другой. Марсель выпил ещё, он не закусывал и не собирался, и попробовал ещё раз с нуля: — И что в этом такого страшного? Что именно я, по-твоему, знать не должен?  — Всё, что с тобой приключилось с мая по февраль, — неожиданно ответил Рокэ, продолжая сидеть неподвижно, как шедевр мировой скульптуры. — Переговоры, поездки, преследования. Хуана, Антонио, Карло, Луиджи, Юлию, Елену, меня. Ответил на вопрос? Ответил, ещё как. Каждое имя звучало подобно спусковому крючку, вызывая в памяти невнятный, но неостановимый всплеск, заставляя невидимые весы не просто колебаться, но полностью выходить из-под контроля.  — Вспоминаешь? — знакомый голос доносился будто бы сквозь толщу воды. Воды, которая до сего дня лежала себе тихо, но была готова бурлить и пениться, как море в шторм. — Иногда было весело. Иногда — нет. Начиналось всё проще, чем закончилось, но тебе чертовски повезло не только выжить и не остаться инвалидом, но и избавиться от всего, что тебя связывало с этой угрозой. Тебя никто не заставлял и ты никому не должен, так зачем лезть обратно в пекло?  — Вспоминаю, но медленнее, чем ты говоришь… — какая хрупкая ножка у бокала, вот-вот разломается на части. — Ладно, допустим, мне так лучше, но неужели я там никому не нужен?  — Не нужен.  — Не верю. Настолько не нужен, что вы все дружно решили оградить меня от опасности? Какой, кстати, опасности?  — В данную минуту — никакой. А так, не знаю, это не ты ли на машине подорвался? Думаешь, это просто так произошло? Может, он что-то ответил, может — нет. Бокал снова был пуст, а в ушах звенела музыка ветра. Или как называется эта штука, которую над дверью в магазине повесили? В каком магазине, почему он опять оказался чёрт знает где?  — Хорошо, — снова дом Констанса и Марианны, снова ночная Прага. Марсель аккуратно поставил пустой бокал на краешек стола. В голове не то чтоб прояснилось — стало абсолютно пусто. — Я жутко болтливый и неуместный, толку от меня ноль, я всех раздражаю, и в первую очередь — тебя. Почему бы не избавиться от меня более простым способом? Пулю в лоб, столкнуть на рельсы? Ещё не договорив, он понял, что несёт что-то не то, но дело довершил алкоголь, смешавшийся с одолевающими изнутри противоречивыми эмоциями. А чем не выход, раз всё так мрачно сложилось? Рокэ молчал, глядя на него так же пристально, как в поезде, потом медленно провёл ладонями по закрытым глазам, снова посмотрел в упор.  — Ты это серьёзно?  — Чисто теоретически, — что-то в тихом голосе заставило Марселя рвануть на попятную. — Нет, вообще не серьёзно. Прости. Я правда не знаю, что происходило и происходит, и… И я же не пойму, пока кто-нибудь не объяснит. Но это можешь только ты…  — Я всё ещё не хочу, — он резко поднялся и вернулся со вторым бокалом. — Налей… Было очевидно, что кончится этим.  — Чем? Вином?  — Нет. Мне следовало понять ещё в вагоне, что просто сойти с поезда не получится. Вечно ты навязываешься так, что не избавиться, — Рокэ сказал это на удивление монотонно, как будто не отчитывал и не издевался, а просто констатировал факт. Впрочем, наверное, так оно и должно было звучать.  — Это сильно плохо? — уточнил Марсель, пожалуй, впервые в жизни чувствуя некоторую вину за свою настырность. — Я кому-то этим навредил?  — Нет, — он странновато улыбнулся, как будто передумал на полдороги, и поставил бокал на подлокотник кресла. Боже, ну конечно, на подлокотник, куда же ещё.  — Тогда рассказывай. Я готов, — храбро произнёс Марсель, не очень-то ощущая эту самую храбрость изнутри, но любопытство было сильнее. В коридоре снова чирикнул какой-то певучий воробей с хронической бессонницей и тут же заткнулся.  — Прошлой весной убили одного из моих подчинённых, — Рокэ так долго говорить отказывался, что теперь эти слова казались громом среди ясного неба; впрочем, учитывая суть, они были бы таковыми и в более мирной обстановке. Он говорил не медленно и не быстро, разглаживая этикетку на полупустой бутылке и смотря куда-то на край стола, левее глаз слушателя. — К сожалению, очень не вовремя: он помогал вести переговоры с нашими партнёрами, самыми важными на тот момент партнёрами — владельцами главной местной газеты. Дело было недалеко отсюда, в Брно. Марко не вызывал подозрений, так как числился известным журналистом, и у него было достаточно опыта, обаяния и денег, чтоб никто после пары встреч — разумеется, выданных за рабочую текучку безо всяких последствий — не заподозрил, что несчастный случай у реки — вовсе не несчастный случай. Заказное убийство одной политической сволочи должно было пройти тихо и незаметно.  — И оно прошло?  — Конечно. Я нашёл замену, и мы успели договориться даже на три дня раньше, чем планировали, — Рокэ выжидающе заглянул ему в лицо: — Дальше сам?  — Это был я, — растерялся Марсель. Ответ лежал на самой поверхности воды, стоило лишь ткнуть его носом… Он точно забывал? Как будто это произошло вчера. — У меня были знакомые в этом издательстве, и…  — Опыт, обаяние и деньги, совершенно верно.  — Помню, как я с ними говорил, но что именно? Я знал, что собираюсь покрывать убийство?  — Конечно, знал. Я сразу тебе сказал, рассчитывая, что ты как порядочный человек струсишь и сделаешь вид, что ничего не слышал.  — И что я?  — Оказался непорядочный.  — Вот как… И это убийство, оно прошло гладко? Никого не посадили?  — Как видишь, я здесь и даже не в тюремной робе, — любезно пояснил Рокэ. — Да, прошло. Если ты ещё не припоминаешь, это можно назвать своеобразной работой по найму. По отдельности: нас можно нанять и мы можем убить, но за хорошие деньги и по предварительной договорённости с заказчиком. Чаще всего это политики, предприниматели или журналисты (я и про клиентов, и про их цели). Мы также позволяем себе не браться за заказы, откровенно не стоящие того. По некоторым сволочам могила плачет, других же заказывают из-за личной неприязни, если у заказчика размеры кошелька — единственное преимущество, мы можем отказаться, и пусть нанимает себе любого уличного головореза.  — Это легально?  — Нет. Нелегальная, международная, проверенная и знающая своё дело сеть — и потому безнаказанная. Мы всем рано или поздно нужны, пойди что не так — во многих странах Европы нас вытащат те, кто должен был засадить за решётку.  — И кто у вас главный? Ты?  — Частично… Есть и поглавнее. Не хочешь спросить про Марианну?  — Информация, — догадался Марсель. — Обхаживать таких богатых клиентов — никуда не денешься, будешь знать всякое… А что у неё было раньше? Ладно, это личное… Подожди, а Констанс в курсе?!  — Частично, — повторил Рокэ, слегка улыбнувшись. — Скажем так: он знает почти всё, за исключением того, что пару раз Марианна убивала. Сошлись на том, что это был случайно оказавшийся рядом я. Мне можно…  — Луиджи занимается оружием и транспортом, верно? И ещё… и что-то ещё.  — У него неплохие связи с итальянской мафией. Иногда нужны не элитные убийцы с претензиями (это про меня, если что), а банда потомственных головорезов, хорошо знающих местность. Впрочем, обычно мы объединяемся.  — Круто, — пробормотал Марсель и откинулся на спинку кресла. Удивительно, как она не покачнулась, ведь всё вокруг так миленько плыло. Ну чисто качели. А они за разговорами выпили куда больше, чем казалось. Раньше не замечал…  — На сегодня хватит.  — Не-ет, ещё чего. Ты же только начал! Сейчас ка-ак уедешь и… и нет тебя…  — А потом ты выскочишь из-за угла, удирая от очередной психованной любовницы, — возмутился Рокэ и пнул его под столом. От неожиданности Марсель подпрыгнул и икнул. — От тебя хрен спрячешься, знаешь что?  — А тебя хрен отыщешь! Равновесие, разве нет?  — Тихо, не ори… Все спят. А мы всё пьём. Не многовато ли информации на твою, гм, бедную голову?  — Этого хватит, я вспомню… постепенно… если получится. Я без понятия, как это работает, — признался Марсель. — Но можно теперь немного с конца?  — Погоня, — Рокэ придвинул своё кресло к столу и разложил в непонятном порядке две пробки и одну крышечку, которая, кажется, принадлежала банке из-под птичьего корма. — Вот это мы с Луиджи, а это — злобные древние римляне, которые хотят нас убить.  — За глинтвейн? — переспросил Марсель, пытаясь понять, кто из них сильнее пьян.  — Допустим, за глинтвейн. Мы с Луиджи доехали до моста, — мостом послужила скрученная в трубочку салфетка. Она постоянно разваливалась, и Рокэ пришлось замотать её другой салфеткой, дополнительно обозвав скотиной и мразью. Марсель не мог возражать, поскольку помогал держать салфеточный мост и вообще был уверен, что они заняты безумно серьёзным делом, хотя оба пять минут не могли найти пробку, лежавшую прямо посреди стола. — Потом он вышел, и я поехал один. Они должны были отстать, но почему-то…  — Пристали?  — Пристали.  — Как я?  — Как ты, один в один. Так вот, я от них уезжаю… а они никак не сворачивают…  — Вот сволочи, — прошептал Марсель, шмыгнув носом. — Ка-ак так можно?  — И не говори! В общем, нагоняют, — Рокэ придвинул одну пробку почти вплотную к другой, потом передумал и увеличил дистанцию между ними. В дело пошла крышечка. — И тут приезжаешь ты…  — На крышечке?!  — Да… Нет! Ты же не идиот. Ты приехал на машине.  — Слава Богу… и откуда?  — Вот отсюда, — крышечка проскрипела от угла стола к самому центру, где торчали пробки. — Ты их подрезаешь и… вы бьётесь. А я ещё еду.  — Чего-то ты долго едешь…  — Так я же впереди! Сначала обрадовался, что оторвался, потом вижу — что-то не так. Ну, знаешь, — Рокэ оторвался от стола и театрально развёл руками, — взрывы такие… Пшшш.  — Кошмар, — Марсель таращился на метафорические взрывы во все глаза. — Больно, наверное?  — У себя спроси. Эти мрази уцелели и полезли добить меня — не уследили в темноте за номером, решили, что попали… Не убили меня только потому, что в машине оказался ты. И быстро слиняли, поскольку поняли — зашибли невинного гражданина…  — А я что, умер?!  — Марсель… ты сегодня такой болван…  — Чёрт, и впрямь… Я же здесь.  — Конец, — завершил Рокэ и звякнул крышечкой об стол. Марсель крышечку отобрал и бережно переложил на салфетку: сам о себе не позаботишься — никто не позаботится. — Так что ты никого не убивал. Сам чуть не убился, но это тебе в голову не пришло.  — А зачем я это сделал? — пробормотал Марсель, подпирая голову кулаком и гоняя по столу пробки. — Я пока не помню. Ты не знаешь?  — О, я бы очень хотел узнать, но одно тебе точно скажу — тебя никто об этом не просил. Тебя вообще там не должно было быть! В этой крышечке…  — Рокэ…  — Иди к чёрту. В машине.  — Но зато все живы, — обрадовался Марсель. — Тебя же не сбили? И меня не сбили, вот он я! И даже эти уроды, мрази, ублюдки живы!  — Да чтоб они сдохли, — поморщился Рокэ, одним махом убирая со стола все пробки, крышки и салфетки. — Тоже мне… дети божии… если и так, то явно приёмные.  — Я больше не буду подрываться на крышечке, честное слово, — прошептал Марсель как можно убедительнее, вцепившись ему в плечо. — Теперь ты можешь взять мою визитку.  — Нужна мне твоя визитка…  — Очень нужна. Сейчас схожу, подожди… Далеко он не ушёл — стоило подняться на ноги, как пол качнуло не хуже дурной лодчонки в шторм, а потрясающей пестроты мебель Констанса решила поиграть в красочный калейдоскоп. Сначала было неприятно, но потом стало очень весело. Калейдоскоп успокоился, затем снова пустился в пляс — в ход пошли стены и шкафы… Затем под головой очутилось что-то мягкое… Господи, зачем он так нализался? Нервы успокоить? Ну… ладно.  — Рокэ…  — М?  — Мы где?  — В гостях, — в глазах прояснилось, и Марсель смог его разглядеть, слегка повернув тяжеленную, прямо-таки чугунную голову. Рокэ сидел на краю дивана, скрестив ноги, и допивал вино из горла.  — А мы лежим?  — Это ты решил полежать. На полу. Пришлось наняться грузчиком… но мне не впервой…  — Рокэ, — Марсель протянул руку и с третьей попытки схватил его за локоть. — Знаешь что… Вот что бы ты без меня делал? Рокэ прищурился, внимательно глядя на него, зачем-то кивнул и рассмеялся:  — Я бы, наверное, закусывал… Спокойной ночи.