Все дороги ведут в Рим

Главный вокзал Праги этим утром казался особенно красив, возможно, потому что у него не было похмелья. На модерновых башенках устроились птицы, на бордюрах — люди с чемоданами, на душе — тоска… Ну, не совсем тоска, так — лёгкое замешательство с привкусом алкоголя. Провожали Констанса, отбывавшего по делам в Будапешт. Там у него, насколько помнил Марсель, было несколько прибыльных заведений, нуждающихся в хозяйском внимании. Ни один из тех домов не был столь приятен, как пражский, но там и нельзя было перекантоваться по-дружески — всегда занято другими клиентами. Наблюдая за тем, как супруги сосредоточенно разговаривают о чём-то в полуметре от скамьи, Марсель подумал, какой же всё-таки забавный этот Констанс. Исключительно внешне. Пару раз добрый друг злился в его присутствии, превращаясь в злобную фурию, но это лишь подтверждало правило. Марианна вон тоже не та, кем кажется… Вернее, та, просто с дополнительным источником дохода, если можно так назвать… Боже, да сплошная мафия кругом. А сам? Сам не лучше. Не то чтоб в голове воцарился идеальный порядок, но Марсель прекрасно помнил эту знаменательную сделку. И сами переговоры, о да, переговоры прошли блестяще. То ли потому, что он схватывал на лету всякие интересные криминальные делишки, то ли потому, что вовремя заметил у Рокэ пистолет.  — Гм, может, я чего-то не понимаю, — от звука собственного голоса хотелось повеситься, но любопытство превыше всего. — Но мы-то здесь зачем? Чай, не на войну провожаем, а они прекрасно болтают вдвоём. Рокэ открыл глаза, придирчиво посмотрел на воркующую парочку, сказал «дружба требует жертв» и снова прикинулся спящим. А может, и не прикинулся. Удобная, кстати, лавочка. На такой можно остаться жить, если эти двое в ближайшее время не закончат миловаться. Какой удачный момент, чтобы собраться с мыслями — как же жаль, что в голове шаром покати. Слишком много всего нужно обдумать, так что Марсель махнул рукой и решил не думать вовсе. Решение показалось удачным, и он обрадовался:  — Жизнь прекрасна.  — Да? — так он всё-таки не спит.  — Да, весьма. Ты не согласен?  — Почему же… Мимо пропрыгала ворона, которую, между прочим, никто об этом не просил. Марсель с досадой посмотрел на крылатое создание: оно так мельтешило перед глазами, что хотелось запустить ей в глаз… пробкой, например. Вчера он удивлялся, что адекватность дала сбой после одной бутылки, а утром обнаружил ещё несколько «одних бутылок» под столом.  — Ну, какие планы? — Марианна подошла уже одна. В неприметных джинсах и такой же ветровке, она радикально отличалась от себя же, и это было помощнее всяких дежа вю. А сидит хорошо… — Друзья, я с вами разговариваю…  — Я хочу в Рим, — брякнул Марсель первое, что пришло в голову. — У меня там даже дела есть. Проверю отцовский филиал, уволю кого-нибудь…  — Прелестные планы, а какой энтузиазм! Рокэ?  — Он хочет в Рим, — Рокэ приоткрыл глаза, чтобы посмотреть на Марианну. — Дальше прослушал.  — Ты собирался в Дрезден или я что-то путаю?  — Это ты собиралась в Дрезден. Насколько мне известно, там пока некого убивать. Ворона проскакала к другому концу скамьи, видимо, надеясь, что кто-нибудь её покормит. Какое счастье, её дурацкие перья больше не мельтешат перед глазами: такими темпами и голова совсем пройдёт.  — Пожалуйста, будь осторожен, — Марианна присела рядом и положила ему руку на плечо. Какая же она всё-таки красивая, а неприметная повседневная одежда даже подчёркивала это. — Тшш, не перебивай. Я знаю, что всё в порядке, но это не мешает мне беспокоиться…  — Не беспокойся, иначе мне придётся чувствовать себя неловко, а я не умею. Всего лишь хочу побывать там. Свалиться на голову Луиджи, — о двух сёстрах Марсель умолчал, понимая, что не успел ничего выяснить или вспомнить: не столько не хотел, сколько предчувствовал что-то масштабное. К тому же, он бы не признался в этом вслух, но одна из них своей улыбкой почему-то причиняла боль. — Честное слово, меня не тянет ввязываться ни в какой криминал или брататься с итальянской мафией.  — Так ты уже, — пробормотал Рокэ, а Марианна всплеснула руками:  — Ну и что? Раньше тебя тоже не тянуло!  — Значит, сверну шею красиво и буду героем… О, минуточку… Это что, сумка Констанса?  — Боже мой! — она вскочила и схватила в руки портфель, как бы невзначай прислонённый к ножке скамьи. — Надеюсь, поезд ещё не ушёл…  — Коко — настоящий друг, — заметил Марсель, глядя ей вслед. — Очень удачно получилось. Люблю Марианну всей душой, но чрезмерное беспокойство ухудшает аппетит. Мой, естественно. И задевает гордость. Вот объясни дураку, почему я не зацикливаюсь на одной-единственной травме в своей жизни, а она на моей — да?  — Потому что ты валялся на асфальте с окровавленной головой и без сознания, а Марианна стояла рядом и была вынуждена на это смотреть. За других обычно волнуешься больше, чем за себя. Марсель покосился на него, но решил промолчать. Пропасть между тем, что Рокэ говорил и делал, была слишком большая, а ещё кривая местами. Где-то шире, где-то уже…  — Пожалуй. Наверное… Ты со мной в Рим поедешь?  — Издеваешься?  — Нет, я так и думал, но…  — Это ты со мной в Рим поедешь, — отрезал Рокэ и, выпрямившись на скамье, опустил глаза на ворону. Ворона нагло и выжидательно посмотрела на него, пару раз повела клювом, будто оценивая обстановку, и оглушительно каркнула на всю Прагу. Марсель поморщился. — Не каркай ты, сука, — еле слышно сказал Рокэ, и птица беззвучно раззявила клюв. — Убью… Ворона не то чтоб поняла, но захлопала крыльями в противоположную сторону. Молча. Марсель издал какой-то странный звук между довольным фырканьем и сочувственным смешком. Сказал бы что-нибудь умное, честное слово, но похмелье — вещь жестокая и болтунов не жалеет. Как выяснилось, не только их. * Билеты на поезд взяли сегодня же. «Либо ты едешь сейчас, либо ты вообще не едешь» звучало как угроза, и Марсель был вынужден согласиться; он, конечно, сам этого хотел — если на минуточку перестать отвлекаться на окружающий мир и застрять в себе, становилось очевидно, что, пока он не разберётся во всём до конца, не сдвинется с мёртвой точки. Но как же собраться, нагуляться… Проспаться, в конце концов… Ничего из этого ему совершить не удалось — как ни крути, требовалось объясниться с начальством, с какой такой радости он весело улепётывает на юг. К счастью или к сожалению, начальство было тождественно батюшке, а что такое батюшка — словами не объяснить, можно только родиться его сыном. Но лучше не надо.  — Я рассчитываю на ваше благоразумие и искренне надеюсь, что ваше возвращение на юг никак не связано с той аварией, — выдал отец, и Марсель обомлел. Он только что полчаса сочинял на ходу восхитительную легенду насчёт предложений для нового филиала и старого товарища по институту, который крутится в сфере пиара и мог бы чем-то помочь, и на тебе. — Возможно, то, что вы найдёте, вам не понравится.  — Прошу прощения за паузу, я не знал, что вы настолько осведомлены.  — Я осведомлён ровно настолько, насколько нужно, — обстоятельно ответил собеседник. — Насколько нужно мне, разумеется. Откровенно говоря, у меня вызывают опасения некоторые знакомства, заведённые вами в тот период.  — И поэтому вы молчали?  — Естественно. Вы, будучи человеком беспечным и, на мой вкус, чересчур доверчивым, ухитрились связаться с мафией, к счастью — не от имени фирмы, к сожалению — всё остальное. Предполагаю, вы это уже знаете.  — Да, немного. Не переживайте, имидж предприятия не пострадает, что бы я там ни делал. После небольшой паузы батюшка проговорил:  — Я хотел бы отметить, что имидж предприятия важен в той же мере, что и ваша многострадальная голова. Или даже меньше. Постарайтесь проследить за тем, чтобы она тоже не пострадала.  — Спасибо, — он даже немного осип от неожиданности. Эдакое проявление тёплых чувств было завуалировано целиком и полностью в отцовском духе, но всё же оно было. — Отец, вы сказали, что я подружился с итальянской мафией?.. Закинув удочку, Марсель немного подождал. Он специально изобразил некую интонацию незавершённости, надеясь, что батюшка выдаст что-нибудь ещё. Батюшка не выдал.  — Именно так я и сказал, — сухо ответил отец. — Ваше дружелюбие порой весьма наивно, а упрямство — непробиваемо. Захотите подружиться с убийцей — вам и это не составит труда, чего нельзя сказать об убийце. Думаю, я рассказал достаточно. Всего хорошего. О да, более чем. Всего лишь подтвердил, но подтвердил весомо. Марсель не хотел так сразу это признавать, однако батюшка прав насчёт доверчивости. Раньше приходилось сомневаться в каких-то людях, а в каких-то — не приходилось, но это всегда можно было проверить. Так и появлялся со временем круг самых близких, и именно этот круг решил обвести его вокруг пальца. Во благо, конечно. Ложь во благо — звучит прекрасно. Сладенько так и очень безопасно, никаких тебе приключений и вообще интересной жизни. От отца хотя бы ждёшь… если не беспокойства, то твёрдого намерения. Во всяком случае, Марсель не мог на него обидеться, в отличие от Марианны, на которую полагался во всех мелочах касательно своей несчастной памяти, и как же искусно она врала! Разумеется, друзья хотели как лучше, пусть им его и не хватало (Марсель был твёрдо убеждён, что так оно и было, несмотря на отсутствие прямых доказательств и на выражение лица Рокэ при виде него). Рано или поздно он бы перестал задавать вопросы, примирился бы с тем, что есть, и — это уж точно — прожил бы увлекательную и весёлую жизнь, полную всяческих событий, без выдранного из головы лоскута памяти. Но отнятое надо возвращать. Спрятав мобильник в карман, Марсель небыстро прошёлся по скверу, располагавшемся вблизи от вокзала. Время ещё было, а Рокэ уже не было. Ну, он где-то здесь. Наверное. Может быть… Во всяком случае, туманно обещал. При мысли о том, что, не встреться они случайно в поезде, ничего бы не изменилось, стало как-то не по себе. Очень сильно не по себе, как если бы по сердцу резанули ножом. Столько нетипично негативных эмоций за последнее время — просто ужасно. Марсель решительно заткнул просыпающегося внутри одомашненного нытика. А как заткнуть грёбанную правду, во всю глотку кричащую о том, что всё складывается не так весело и прекрасно, как он всегда любил? Что ж, значит, придётся смириться. На какое-то время. Рокэ нашёлся: опасный убийца сидел на скамье, пил третий стаканчик кофе и меланхолично крошил птичкам какой-то чешский бублик. Крылатые радостно жрали — живое напоминание о том, что для счастья надо не так уж много, и со зверюг следует брать пример.  — А мне? — поинтересовался Марсель, плюхнувшись рядом и запуская руку в пакет с бубликами.  — Тебе покрошить или сам справишься? — отозвался Рокэ, пристально наблюдая за одной нагло жравшей птицей. О, да это же ворона. — Как думаешь, это она или другая?  — По-моему, все дуры. У них же принято каркать, когда никто не просил.  — Я раньше не замечал, сколько у тебя общего с воронами.  — А вот не обижусь. Буду болтаться под ногами и лопать твои бублики…  — Зря… Я бы на твоём месте был осторожнее. Ты ничего не знаешь и срываешься в другую страну с практически незнакомым человеком, который, между прочим, слегка вооружён.  — Но я же тебя помню, — а вот можно было промолчать, между прочим. Сомнительное заявление… Рокэ обернулся, наконец оставив трапезничающих ворон, и посмотрел ему прямо в глаза, ища то ли доказательств, то ли, напротив, обмана или дурной актёрской игры.  — Да ну? И что же именно?  — В общих чертах, — Марсель не мог точно определить, растерялся он или смутился, но что-то стало неуютненько. — Нечто среднее между плохо запомнившимся сном и общим… впечатлением.  — Как это твоё впечатление поможет определить, вру я или нет? Вряд ли оно прямым текстом говорит, на какой станции мне приспичит выпустить тебе пулю в лоб. Это может быть искусно выстроенная ложь, а за твою голову кто-нибудь мог бы отвалить немалую сумму.  — Тогда бы ты давно меня прикончил. Чем сильнее отводишь глаза, тем меньше это работает. Марсель смутно догадывался, что за эти слова его прикончат с большей вероятностью, чем за настоящий заказ.  — Досадно, — заметил Рокэ, но интонация у него была скорее довольная. Марсель перевёл дух, и в этот момент ворона всё-таки каркнула. Знакомо так. Переглянувшись, они почти одновременно швырнули в неё остатки бублика, и птица осталась в полной растерянности — обижаться или жрать, пока не отобрали. Какая всё-таки сложная штука эта жизнь! * В купе было тепло и уютно, чего не скажешь о погоде за окном — она испортилась, полил дождь, а в узком коридоре между купе люто свистел ветер. Поход в вагон-ресторан превратился то ли в испытание, то ли в марафонский забег, но кушать хотелось сильнее — похмелье отступило, голод с жаждой, соответственно, вступили в свои права. Да и вообще, немножечко страдать не означает подохнуть с голода. Наевшись и согревшись, Марсель поймал себя на том, что совершенно не хочет слушать про всякие гадости. Неловко как-то, он же сам об этом просил. Впрочем, в этом плане ему крайне повезло со спутником: Рокэ по доброй воле ничего рассказывать не собирался, и в кои-то веки сия дурная привычка оказалась на руку. Вытянув ноги и старательно делая вид, что он пялится в окно, Марсель украдкой пялился на друга; во всяком случае, на того, кто по всем параметрам этим другом являлся, но, кажется, не считал нужным вести себя соответственно. Всегда ли так было? Определённо да, потому что не удивляло. Тем не менее, Рокэ пока был единственным, кто рассказывал ему правду. Не считая того, что приходилось упрашивать три часа. И, разумеется, не считая и того, что он же эту правду скрыл. Чёрный без узоров свитер казался до боли знакомым, как и обстановка — и вовсе не потому, что они не так давно столкнулись в поезде. Возможно, это было раньше… Кто б теперь знал точно, что было на самом деле, а чего не было!  — А самолётом было бы быстрее, — брякнул Марсель, нарушая тишину.  — Не хочу самолётом, — категорично, ничего не скажешь.  — Зато без пересадок… В голове тут же вспыхнула картинка, не очень чёткая, но достаточно яркая — они сидели на полу аэропорта в три часа ночи, поскольку задержали второй самолёт, и… с кем это было? Кто — они? Почему вкус кофе и картонный стаканчик с изображением самолётика помнится лучше, чем всё остальное?  — Что, голова болит? — внезапно поинтересовался Рокэ, поднимая на него глаза. Марсель от неожиданности обалдел:  — Нет, что ты… Не беспокойся, — судя по тому, что этот беспокоящийся недоверчиво прищурился, фыркнул и заржал, фраза была лишней.  — А ты уверен, что ни с кем меня не путаешь? Единственное, что я собирался уточнить — какое чудо произошло, чтобы ты молчал…  — Сейчас как перестану, — мстительно сказал Марсель, и спутник изобразил досадливую гримасу. — Да-да, конечно… Я просто понять не могу, ты расскажешь что-нибудь ещё или это бесполезно.  — Расскажу.  — Но ты же не хотел.  — Передумал… — Рокэ наконец отложил книгу и, откинувшись на спинку сиденья, уставился в окно. — Не обольщайся на свой счёт, это нечто среднее между долгом и чувством ответственности. Если б я не явился по твою душу после того, как ты начал что-то находить, остальные бы меня просто сожрали.  — Я думал, они тебя безоговорочно слушаются.  — Оговорочно, — съязвил он. — Хотя результат меня устраивает — слушаются, да. Надо полагать, ты всё ещё дуешься на Марианну?  — Немного… Я же у неё все подробности выпрашивал, зная, что она была со мной в Риме. Представляю, как ей было нелегко скрыть столько народу и событий.  — Пока ты дрых на диване, эта чудесная женщина устроила мне разнос. На кухне утром. Не отрицаю, что ей и впрямь было нелегко, но она сама на это пошла — можно спросить Констанса, он тоже в курсе дела.  — Так сама пошла или ты заставил?  — Никого я не заставлял, — поморщился Рокэ, — не настолько страшный, хотя и с пистолетом… Мы договорились, что так будет лучше, все были согласны. Но если бы Марианна решила рассказывать тебе правду и только правду, что бы я сделал? Имела полное право, хотя и не стала им пользоваться.  — Неужто всю правду?  — Почти. Примерно та же история, только без моего участия. Марсель попытался представить, как выглядела бы такая версия. Пожалуй, с югом всё просто — на фотографиях, которые он успел увидеть, Рокэ появлялся редко, видимо, не любил, а что до предыстории — да что угодно, хотя бы Луиджи. Вполне достоверно: ехать на юг, чтобы заключить деловую сделку, и сгребать по пути все знакомства с итальянцами, тем более, приятные знакомства. Но всё равно…  — Раз всё повторяется, значит, так надо для мирового равновесия, — проговорил Марсель вслух. — Без тебя мозаика не складывается.  — А со мной она забрызгивается кровью.  — Да ладно, ты же не…  — Не убийца? Убийца.  — Ну что ты привязался к этим убийствам? — возмутился Марсель. — Может, мне нервы пощекотать захотелось.  — Сам бы не привязался, — отозвался Рокэ, глядя на смазанный дождём пейзаж и явно не воспринимая переносный смысл фразы. — Равновесие, кстати, хорошо звучит. Лучше, чем «судьба»… По сути, то, что называют судьбой, является отсутствием выбора: что бы ты ни делал, в конце окажешься в одной и той же точке.  — А как же «выбор есть всегда» и прочее?  — Очаровательно, но только на бумаге. Я в молодости тоже считал, что, если захочешь что-то сделать, можно с лёгкостью наплевать на весь мир и совершить задуманное, кто бы тебе ни перечил. Оказалось, что нельзя. Между прочим, слова «нельзя» в моём великолепном плане тоже не было. Марсель слушал внимательно: всё внутри кричало о том, что это он слышит впервые. Перебить по привычке хотелось, но он сдержался.  — Выбор, конечно, всегда есть, — Рокэ продолжал говорить, щурясь на что-то невидимое за окном. Казалось, ему всё равно, слушает кто-нибудь или нет. — Когда этот выбор за тобой. Если за тебя решили другие, становится сложнее. Если эти «другие» так или иначе к тебе привязаны — просто безнадёжно.  — Кхм, и поэтому насчёт моих воспоминаний решали вы?  — Поэтому ты сейчас со мной едешь, — огрызнулся спутник, и Марсель притих. — Согласен, неприятно, когда скрывают правду, но иногда лучше перебеситься и забыть.  — И как же я, по-твоему, проверю, стоило перебеситься или не стоило? — притих ненадолго. Не держать же язык за зубами, когда тебя поучают. — Не попробуешь — не узнаешь. А если мне не понравится, значит, равновесие наконец-то устаканится и оставит нас в покое. К слову, что ещё такого я должен знать? Переговоры, сотрудничество, эм… и сразу автокатастрофа?  — Спроси Луиджи, — интонация была убийственно любезна, с упором на «убийственно». — Уж он-то темнить не будет, не то что я.  — Я убивал кого-нибудь? — напрямую спросил Марсель.  — Нет, — казалось, Рокэ удивил его вопрос. — Почему ты вообще об этом подумал?  — Не знаю. Когда связываешься со всяким криминалом, могли и заставить шлёпнуть кого-нибудь.  — Считай, обошлось. Не все наши занимаются исключительно чёрной работой. Сотрудничество — подходящий термин, ты именно что сотрудничал, причём на добровольной основе, без всяких формальностей и подписей — считай, по-дружески помог парочке головорезов. Но за деньги. Насколько я знаю, эти средства потом пошли на твою же операцию. Что до Рима, ничего особенного ты там не делал…  — Вот спасибо…  — Цыц. Не считая собственных, то есть отцовских, дел и этой канители с аварией, ты был типичным туристом и практически не вмешивался в наши дела.  — Практически?  — Об этом спроси Елену. Вы такие разные, а вмешиваетесь примерно одинаково. Елена… Грустная улыбка, строгое платье, поход в театр, чёткий классический греческий профиль, блеск лезвия в хрупких руках… Почему это всё так тоскливо? Ведь они же не расстались врагами, что вообще произошло?  — А она ответит? — рассеянно спросил Марсель, постукивая пальцами по столу. Всё было так странно и до жути зыбко, казалось, отвлечёшься на долю секунды — забудешь и то, что вспомнил с таким трудом.  — Конечно, куда денется. Не переживай на этот счёт, тебя все любят, — после этого он опять уткнулся в книгу, а жаль, Марсель упустил выражение лица Рокэ при слове «любят». Одиннадцать из десяти, что оно было брезгливым, но чем чёрт не шутит. Усиливающийся ливень и размеренно покачивающийся вагон будто бы сговорились и дружно склоняли ко сну. По небу хрен разберёшь, но ночь, наверное, тоже наступила. Вот бы и сон пришёл так же незаметно, ан нет — не повезло. Раньше, не считая того момента, когда он впечатался машиной в машину, Марсель мигренями не страдал — некоторые считали, что поэтому он всему и радуется. Бред, конечно, но прямо сейчас он был готов согласиться. Стоило прилечь и закрыть глаза, как тупая непрошеная боль начала перекатываться туда-сюда по несчастному черепу, словно какой-нибудь дурацкий мячик. Убедить себя в том, что это своеобразное похмелье, и всё… Ну конечно! То же самое ведь — расплата за давнишнее веселье. Интересно, если бы он не лез обратно в прошлое, не лез бы сейчас от боли на стенку? Размышляя о том, как он умудрился стать главным героем низкопробного боевика про амнезию, Марсель то ли заснул, то ли сделал вид — так или иначе, показалось, что заснул, а сознание тем временем демонстрировало всё подряд. Картинки из далёкого прошлого, неловкие ситуации с первого курса (отвратительно), круговорот замужних и незамужних девушек и женщин в его личной жизни, много Марианны… Надо перестать на неё дуться, хотела как лучше… Сколько знал отец? Пользовался ли он когда-нибудь услугами наёмников, чтобы устранить опасных конкурентов? А переговоры прошли хорошо, он был на высоте… Брно, какое смешное название для города, будто кто-то ворчит во сне…  — Я рада, что ты сейчас с нами, — Елена редко улыбалась широко, будто стесняясь слегка выступающих вперёд зубов, но Марсель в первый же день сказал, что они прекрасны, и подруга сияла чаще. Они стояли в театральном фойе в ожидании второго акта — в простом, но элегантном платье и в костюме соответственно.  — Спасибо, конечно, но почему? Я ничего не делаю, путаюсь у Рокэ под ногами и спаиваю Луиджи. Или вам нужен был галантный кавалер для походов в театр? Тогда всё складывается прекрасно.  — Не всем нужно делать что-то конкретное, — теперь она не улыбалась, но серьёзно смотрела ему в глаза, решительно сжав пальцами запястье спутника. Пальчики у Елены хрупкие, казалось бы, а хватка — ого-го. — Мне трудно объяснить это вслух, но ты просто присутствуешь в нужное время в нужном месте. То, что ты оказался с нами, как будто предначертано судьбой — что-то ещё должно произойти… А может, и не должно, но нашей мрачной компании не хватало кого-то независимого. И весёлого.  — Не такие уж вы и мрачные, — Марсель скромно пропустил мимо ушей остальные комплименты.  — Сами по себе — нет, но занимаемся мрачными делами. Казалось бы, я привыкла к такому с самого детства, как бы отец ни пытался устранить нас с Юлией от бизнеса и от того, какими методами бизнес ведётся иногда… Но всё равно каждый раз беспокоюсь за них.  — За кого ты там беспокоишься? Луиджи достаточно только свистнуть, чтоб за его спиной выросли эти вот киношные мафиози с сигарами в зубах, а Рокэ на моих глазах уложил пятерых, ни разу не промахнувшись.  — Да, всё так, — она рассеянно отвела взгляд, будто услышав вместо одних слов совершенно другие. — Всё это не значит, что нам не нужен кто-то другой. Ты словно… В этот момент открыли зал, хлынула толпа, и они не договорили. Марсель бы многое отдал, чтобы дослушать, но, вероятно, не судьба. Не предначертано. * Рокэ растолкал его достаточно щадящим методом, но всё равно в голову как будто били чугунным утюгом. Марсель даже не пытался сделать вид, что сейчас запорхает бабочкой — мало того, что вставать, так ещё и больненько слегка. Он вообще спал? Видимо, да.  — Уже?  — Надо пересесть на другой поезд, если не хочешь оказаться в депо. Вещи я уже собрал, — добавил он, когда Марсель потянулся за рюкзаком, валявшимся где-то на полу. — Ты обычно копаешься, так что…  — Копаются кроты, — с достоинством простонал Марсель, зажмуриваясь обратно. — А я задерживаюсь.  — Задерживается поезд, а ты опаздываешь, — парировал Рокэ. — И рискуешь задницей. Если я ещё в теории способен на жалость, то о проводниках этого не скажешь. И ведь правда. Преодолев все муки Ада, Марсель наконец выбрался на платформу — даже не посмотрев, какого города — и вдохнул с облегчением свежего воздуха. Ладно, не помер, и так сойдёт. Хотя вид у него, наверное, потрясающий. Сногсшибательный. И убийственно непривлекательный, но кадрить тут вроде некого, а Рокэ обещал не удирать. В каких же они отношениях с Еленой? Кроме того, что в хороших? Марселю не нравилось то, что он по-разному помнил разных людей — с Луиджи в голову приходили ассоциации вроде крика чаек или запаха морской воды, а также выражение лица; память о Елене принесла вполне понятный, но ни о чём не говорящий эпизод… Он также не смог бы рассказать ничего толкового о Рокэ, но каким-то образом то ли знал, то ли чувствовал его самого, предугадывая реплики, реакции и улавливая перемену настроения. Неужели они за те десять месяцев успели так притереться? И почему сейчас не получается? Впрочем, учитывая его категорическую скрытность — Марсель не был уверен, что он и раньше смог бы что-нибудь рассказать.  — А зачем приезжала Марианна? — до смерти хотелось узнать другое, но, пожалуй, не сейчас.  — В основном с тобой повидаться, — отозвался Рокэ, изучая расписание поездов. Табло висело на стене и противно мерцало, так что Марсель тут же отвернулся, поморщившись. Ну к чёрту, какая разница, в какой он стране. — Ей показалось забавным, что из всех возможных кандидатов я выбрал тебя, её старого приятеля, совершенно об этом не подозревая. Больше ей так не кажется, какая же досада.  — Да уж… И что же, мы правда мотались по городу и фоткались с достопримечательностями?  — Вы мотались и фоткались. Меня не приплетай.  — Ты тоже там есть!  — Мимо проходил и случайно задержался. Поверь, мне чем меньше компрометирующих снимков — тем лучше…  — Что такого в совместной фотке с друзьями на станции метро? — удивился Марсель.  — Да ничего, но один дотошный парень умудрился и из этой фотки раздуть историю, — ехидно улыбнулся Рокэ. Треснуть бы, да нечем.  — Хоть какой-то выбор я сделал, — хмыкнул Марсель, пытаясь перевести разговор в другое русло. Вышло не очень смешно. — Гм, извини. Ты вчера рассказывать начал…  — Считай, что уже закончил, — сухо сказал Рокэ, не дослушав. Метафорическая стена казалась практически ощутимой. — Никаких страшных тайн в моей истории нет, но это не значит, что я люблю её рассказывать. Спроси Луиджи, он случайно знает.  — Как скажешь… Но мне уже жаль Луиджи, ему придётся говорить несколько суток кряду.  — Ну и поговорит, ему полезно. А то иногда всё ещё пытается замкнуться в себе и трагически спиться. Кажется, перестал… Ты помнишь, почему?  — Боюсь ошибиться, но его невеста…  — Да, утонула. За несколько дней до свадьбы. Больше он никого не любил, во всяком случае — старался, но в последний раз, когда я их навещал, выражение лица Юлии говорило об обратном. Сестру Елены Марсель помнил так же, как её саму — лицо и какие-то намёки на характер. Пышечка была весёлой и доброй, а ещё её тянуло на опасных мужчин, судя по всему. Хотелось бы знать, какой была бедная возлюбленная Луиджи. Размышляя о том, как бы сделать процесс воспоминания менее болезненным, Марсель отключился от мира реального и просто брёл за Рокэ по платформе, как ребёнок за мамой в магазине. Сравнение так себе, но выглядело смешно. Очнулся он только врезавшись в плечо спутника.  — О, крайний путь, — зачем-то сказал Марсель, глядя на убегающие вдаль рельсы. — Минуточку… Это разве не в обратную сторону? Рокэ отрешённо посмотрел на табличку, красовавшуюся рядом с краем платформы, медленно перевёл глаза на рельсы, пробормотал «блять» и пошёл обратно. Марсель тоже ускорил шаг, смутно припоминая, что до поезда осталось минуты две, хотя все силы уходили на то, чтобы не заржать. Почему-то складывалось впечатление, что это всё уже когда-то было.