Все дороги ведут в Рим

На бывшего однокурсника наткнулся случайно — проходя между институтом и синагогой, когда он выбегал из пятизвёздочного отеля на набережной Влтавы. Пока они шли навстречу, приветливо улыбаясь, Марсель механически подсчитал, на сколько лет затянулось невольное расставание — не то чтоб намного, но Мевен определённо не знал об аварии, следовательно, какие-то вещи можно говорить, а каких-то — не стоит. Что ж, любое суждение нуждается в проверке.  — Сколько, говоришь, не виделись? — как бы невзначай уточнил Марсель, выбираясь из крепких приятельских объятий.  — Да года три, если так подумать, — однокурсник подвоха не заподозрил и дал честный ответ, за что ему спасибо. — Хотя когда мы там пересеклись, пару месяцев назад? Это не считается.  — Настолько не считается, что я даже не помню, где это было, — подтолкнул его Марсель. Всего лишь невинная провокация, которая никому не испортит карму. Изредка поглядывая на часы, Мевен без вопросов пересказал последнюю встречу; вполне обыденная ситуация, учитывая, что они оба — люди бизнеса и носятся по миру, не глядя на календари. Марсель сделал вид, что прекрасно помнит, как заехал в гости и выпил какой-то коктейль (припомнил мятный вкус и, тыкнув пальцем в небо, угадал), а также, разумеется, помнит о флэшке, которую оставил зачем-то приятелю. Вообще-то, жить с незначительными провалами в памяти оказалось куда проще, чем его запугивали тогда в больнице: главное — уметь добиваться нужной тебе информации, и вообще — добиваться, а уж с этим у него проблем не было никогда. Может, кто-то бы и осудил. Если б узнал.  — И ты не поверишь, она у меня с собой, — заметил Мевен, снова бросая взгляд на часы. — В номере… Знаешь, когда ещё увидимся, может, я отдам?  — Ты спешишь. Я же не дурак, срывать важную встречу, тем более — не свою, — у самого до назначенного часа ещё оставалось время, как раз чтобы прогуляться пешком, но однокурсник проявил настойчивость — естественно, из благих намерений, и через пять минут у Марселя на руках была ещё и флэшка. На ней, по словам приятеля, были «фотографии из отпуска» — так, во всяком случае, ему было сказано при вручении. Откровенно говоря, Марсель не стал бы называть поездку в Рим исключительно отпуском, ведь — как гласят документы и даже пресса — кое-что он там сделал, и у отца появился пусть и скромный, но всё-таки филиал в Трастевере. Другой вопрос — зачем он отдал это Мевену. В двадцать первом веке хватало сетевых хранилищ и памяти на персональных компьютерах, чтоб не передавать из рук в руки флэшку, как раньше — фотоальбом. Пожалуй, это было единственное, что Марселя слегка удивило, но он виду не подал. Зачем человека беспокоить, тем более, у обоих важная встреча на носу. Неизвестно, как всё прошло у старого друга, но у него — замечательно. При том, что батюшка разросся — то есть, простите, разрослось его влияние — уже не на одну страну, а пиарщики работали на совесть, долго расхваливать компанию не пришлось: собеседники и так всё прекрасно знали. В общем, дела складывались прекрасно: Марселю как официальному представителю сети буквально предложили сотрудничать самые известные пражские специалисты в этом деле, а ведь предполагалось, что это он должен был их убеждать. Решив не мелочиться, хитроумный наследник всё равно вывел разговор в нужное русло, польстив будущим соратникам, и это лишь ускорило дело, и из конференц-зала он вышел ещё до захода солнца, чтоб не сказать «счастливо вылетел». Удовлетворение от верно сделанной работы и почёсанного языка (ещё неизвестно, что важнее) несколько оттенило загадочно-философские размышления последних дней, и, пожалуй, чаша весов накренилась в сторону беззаботного счастья. И было вполне ожидаемо, что этой чаше теперь приспичит поколебаться. * Рейд по лучшим ресторанам города они уже завершили, и в планах снова назревал домашний ужин. Убедившись, что он никому пока не нужен, Марсель с чувством выполненного долга позвонил отцу: отчёт затянулся на добрых сорок минут, зато удалось вытянуть из пространных, хоть и мудрых, батюшкиных речей некое подобие похвалы. Долг перевыполнился и стал требовать отдыха, в связи с чем удовлетворённый и удовлетворивший наследник вытащил ноутбук, переживший уже не одно путешествие, не одну деловую сделку и не одну любовницу. Как раз есть время, чтобы просмотреть фотографии, этим и займёмся. Если что-то и разочаровывало Марселя в этой жизни, это явно были не отпускные фотки, но стало как-то грустно. Все эти кадры он уже видел и знал, потому что — естественно! — отсылал их Марианне. Музей Ватикана, Катакомбы Присциллы, Латеранская базилика с полюбившимися ему колоннами, местные станции метро, парки, сады, памятники… Типичный набор типичного туриста, ничего особенного, а главное — всё знакомое. Вот, кстати, снимок с Марианной, присоединившийся к путешествию на какое-то время: они стоят на фоне какого-то старинного музея (или не старинного, но располагавшегося во вполне себе «возрастном» здании), в лёгкой летней одежде, но всё равно элегантной и не вызывающей; помнится, это фото так понравилось Констансу, что он даже поставил его в рамочку. Вот он сам на фоне какой-то смешной статуи, уже и не вспомнить, в каком месте… Все те же фотографии, перенесённые потом на личный диск, и стоило их вообще забирать? А отдавать — стоило? Смысл? Смысл потерялся. Ну и чёрт с ним. Марселя не тянуло в сотый раз пересматривать одно и то же, раньше он занимался этим, чтобы вспомнить, но в итоге сдался и удовлетворился пересказами Марианны и парочки коллег, помогавших заключать договор в Риме. Съездит заново и посмотрит всё заново, проблем-то… Взгляд зацепился за незнакомую картинку в нижнем углу экрана. В основном чтобы утешить страдающую мать, Марсель вызубрил наизусть порядок этих кадров и теперь мог с уверенностью сказать, что кое-что было лишим. Или наоборот? Слегка нахмурившись, он ткнул на картинку и какое-то время разглядывал её с выражением вежливого изумления на лице. Никто не видел непосредственно лица, ну и что ж ему, не выражать, что ли? Ещё раз… Никаких сомнений, на личном носителе этой фотки не было. Точно так же, как и этих людей. Всё бы было ничего, стой они на фоне, попади они случайно в кадр или окажись из чьей-нибудь чужой папки — того же Мевена, например. Но это определённо было не так. К тому же, среди совершенно незнакомой компании Марсель обнаружил себя, и он определённо был её частью. Эти двое — его друзья? Рядом — их подруги? Почему он ни разу не видел кого-то из них, с тех пор как вернулся домой? Едва знакомые коллеги, приятели и соседи по самолёту так не фотографируются. Фактически обнявшись и… да что ж такое, куда все пропали? Что он опять потерял? Такой поворот Марселя не устраивал совершенно. Одно дело — когда от тебя что-то утаивает нерадивый подчинённый, другое дело — собственная жизнь. Одно — секретики любовницы, на которой ты и так не женишься, другое — кажется, друзья… Из всех соображений, пришедших в его голову, самым безобидным было то, что они ничего не знают. А что, возможно! Что у мужчин, что у женщин лица южные, пусть у сестёр — Марсель не сомневался, что они одной крови — определённо кровь греческая, они вполне могли познакомиться в Риме и там же и остаться. Было бы прекрасно, подумал Марсель, не повисни он на этой фотографии на плечах у давешнего попутчика из соседнего купе. Одно это уничтожало предположение о том, что его, Марселя, не узнали.  — Не знаю, в чём дело, но оно мне не нравится, — озвучил он ноутбуку, решительно ломясь в следующую папку в поисках очередных «старых новых» кадров. К сожалению, в этот момент постучал Констанс.  — Вы с кем-то беседуете? Прошу прощения, — хозяин дома вполне оправданно решил, что он болтает по видеосвязи, что ж…. почти. — Кушать подано, друг мой. Можете пригласить вашего собеседника, у нас всегда всем рады.  — О нет, я сам с собой, — Марсель покосился на экран. Как-то раз он уже приглашал собеседника, и тот предпочёл сделать вид, что они незнакомы. Как интересно. — Уже спускаюсь. Констанс весело покатился вниз, разумеется, окликнув по ходу супругу. Недолго думая, Марсель перехватил Марианну на полпути и затащил к себе. — А ты не слишком откровенен, друг мой? — усмехнулась Марианна, остановившись на пороге, но держа его за руку. — Констанс поймёт, конечно, но…  — Представь себе, я не за этим. У меня к тебе один вопрос, ничего серьёзного, — в один клик на экран вернулась весёлая фотография, от которой почему-то становилось тоскливо. — Ты же моя сокровищница памяти, подскажи, не знаешь ли кого… Какое-то время она честно созерцала картинку, ощупывая взглядом лица и фоновый пейзаж, потом медленно покачала головой.  — Не знаешь? Жаль…  — Прости, мне не знакомы все твои друзья, — тихо сказала Марианна, поправляя и без того идеально зачёсанную прядь. — Может быть, они остались в Риме? Все похожи на местных.  — Я тоже так подумал. Извини за беспокойство, — говорить о странной встрече он пока не стал, тем более, раз Марианна никого не знает — смысла в этом ноль. Насладиться ужином в полной мере не удалось: в неразбавленное любопытство против воли плеснули горечь, которая принимала облик то настороженности, то раздражения, то обиды. Теперь Марсель уже не сомневался в том, что этот человек его узнал; если задуматься и как следует вспомнить детали, это становилось очевидно. В отличие от того, почему на этом всё закончилось. Было интересно, очень интересно, но ещё и досадно, в голове роились беспочвенные догадки; а вдруг что-то такое случилось, отчего все начали его избегать? Не мог же Марсель натворить что-то настолько ужасное, чтоб его предпочли забыть? Все в один голос твердили, что он не изменился ни тогда, ни теперь, оставаясь общительной душой компании, да и самому как-то не верится в такой коварный образ — врождённое человеколюбие, обходящее стороной лишь откровенно противных типов, штука серьёзная, её просто так не вытравишь… Либо хорошо, либо никак. Ненавидеть Марселю не нравилось, это грустно, противно и занимает много времени. А могло ли произойти такое, чтоб возненавидели его?  — Вы сегодня задумчивы.  — Прошу меня извинить, — Марсель не сразу сообразил, что Констанс обращается к нему. Надо выбираться на поверхность, причём срочно. — Задумался слегка… Я прослушал что-то важное?  — И да, и нет. Я рассказывал Марианне, как приготовлено это мясо, — изысканный кулинар дремал в Констансе, но иногда он просыпался и начинал являть себя во всей красе.  — Какое «нет»?! Это очень важно, — встрепенулся Марсель. И, между прочим, не покривил душой: загадки загадками, а кушать хочется всегда. Хорошая компания и вкусная еда своё дело сделали, и ворочающаяся внутри тоска свернулась в клубочек, поскулила и легла спать — наконец-то. Самое время, ведь они перешли к винам. Если бы хозяева не потеряли штопор, выпивать начали бы раньше. Если бы хозяева не потеряли штопор, не перерыли бы вверх дном все кухонные ящики. Если бы хозяева не потеряли штопор… много чего бы не произошло, но так уж, вероятно, было суждено. Искомое обнаружилось вовсе не там, где его искали — в одном из выдвижных ящиков не буфетницы и не секретера, а в скромном настенном шкафу, висевшем в коридоре аккурат между кухней и гостиной, где они ужинали. Марсель уже схватился за штопор и собирался громогласно оповестить весь дом о своей находке, но наткнулся на то, чего, по всей видимости, видеть был не должен. В полутьме шкафчика пряталась снятая со стены рамка, прислонённая к внутренней стенке. Констанс не любил снимать фотографии, только вешать. Что он мог убрать с чужих глаз, а главное — зачем? Если бы это касалось его напрямую, Марсель бы не постеснялся упрятать рамку в карман, а уж потом тихо вернуть на место. Или закатить в лоб скандал, если б увидел на ней себя. Увы, его там не было, что лишало возможности манёвра — зато были сразу два знакомых лица. Фотографировали в той же родной гостиной, но стол отодвинут в угол, чтобы в центре комнаты можно было скромно вальсировать. Танцоры хороши, даже в застывшем кадре видно, что они умеют двигаться и делают это красиво, а уж каково сочетание — классическая красавица Марианна в платье с глубоким вырезом и розой в тёмных волосах ничуть не уступала своему напарнику, с которого тоже хоть картину пиши. Вообще-то, осознал Марсель, у него очень запоминающееся лицо, что чертами, что несомненным отпечатком харизмы, и никакая посттравматическая амнезия в оправдание не годится. Правда, в поезде он так не улыбался, да и чёрные волосы отросли ниже плеч — что ж, фотография сделана не пойми когда, зато уж точно здесь.  — Никто не нашёл? — послышался из-за угла взволнованный голос Марианны. Марсель убедился, что рамка стоит на месте, вытащил штопор и закрыл дверцу.  — Вот он, душа моя, — свой голос звучал как будто со стороны и абсолютно ничем не выдавал увиденного. — Вы бы ещё дальше припрятали.  — О, ну наконец-то! Спасибо, — она взяла прибор в свои руки, заглянула в глаза Марселю — открыто, благодарно и с извечной теплотой, какую порой не увидишь во взгляде родной матери. Марсель тоже улыбнулся, он знал, что улыбается, потому что механизм работал сам собой, и жизнерадостно чесать языком обо всём на свете он мог на автопилоте. А вот мысль о том, что эта женщина, любовница и подруга точно так же соврала глаза в глаза, показалась странной. Они знакомы. Кем бы ни был этот человек, они знакомы. И весьма близко… Не портить же весёлый вечер своими претензиями, хотя очень сильно хотелось закатить скандал в духе матушки. Марсель с новыми силами рассказывал какую-то увлекательную историю, которую слышал на той неделе в Париже, и подливал Марианне вина, размышляя о том, первый ли это раз, когда она ему лжёт. * Через какое-то время Марсель пришёл к неутешительному выводу, что от него кое-что скрывают — намеренно, расчётливо и по своей особенной системе. На стенах обнаружились ещё две дырочки и следы от старых рамок, снятых, вероятно, не так давно, но копаться в чужих ящиках в поисках самих фотографий он не стал. Стал бы — хладнокровно и без малейших угрызений совести, да только никак не мог поверить, что от него и впрямь прячут кусочки прошлого. Причём те люди, которым он так верил! А в людях Марсель разбирался, и мозаика не хотела складываться ладно: ни Марианна, ни Констанс ну ни в каком страшном сне не могли искренне желать ему зла. Слишком много непонятностей на одной чаше весов и незамутнённая любовь к друзьям — на второй. Долго они, эти весы, планируют колебаться? Или только начали? Да к чёрту гадать, если можно спросить прямо. Тем более, рано или поздно он покинет Прагу, и тогда все ниточки потеряются.  — Чем занимаешься? — вместо стука Марсель прислонился к дверному косяку, сложив руки на груди и беззастенчиво заглядывая в комнату: Марианна вообще не запиралась, когда дома были только свои. Она обернулась, не выпуская из рук расчёски, и теперь в сделанном под старину трюмо отражались безупречные локоны, лёгшие на оголённое плечо.  — Собой, — губы, сложившиеся в чарующую улыбку, были не накрашены, но всё равно ярки и манящи. — А что, свободный вечер?  — Если твой уже занят, я последую твоему примеру и куда-нибудь схожу.  — Я никуда не иду. Разве что к тебе, — она и впрямь собиралась или это сюрприз такой? В любом случае Марсель не был против. Главное — не забыть, чего он хотел… Помимо того, чего любой уважающий себя мужчина захотел бы при виде Марианны. Эта искусница своего добилась — когда за окном окончательно стемнело, Марсель даже не сразу вспомнил, чего, собственно, должен был… и кому… и на кой? Но память, как ни иронично с её стороны, быстро расставила всё по местам. Он повернул голову набок, разглядывая с такого ракурса роскошную женщину на роскошной постели, усыпанной цветами. Одеялом накрылись лишь по пояс, и смотреть Марианне в глаза становилось затруднительно.  — Легче?  — Что, прости?  — Стало ли тебе легче, друг мой, — нараспев повторила она, не отводя взгляда и играя рукой с его волосами, отросшими и, кстати, выгоревшими в Риме. Светлость так и не сошла, ну и отлично, всем понравилось. — Ты последнее время где-то не здесь. Совсем чуть-чуть, но я это чувствую.  — Такое случается. Я в порядке, — Марсель внимательно посмотрел ей в лицо, но, чёрт возьми, всё было как обычно. Впервые он засомневался в справедливости своих неозвученных нападок, но факты говорили обратное. — Зачем Констанс снял фотографии?  — Что? — на две секунды Марианна не смогла скрыть ни удивления, ни странной, но отчётливо читающейся беспомощности, затем сделала неглубокий вдох и пришла в себя, однако этого хватило. — Иногда он меняет рамки. Ты заметил дыры в стенах?  — О да, и не только в стенах. Прости за прямоту, но я не люблю ни пробелов в памяти, ни сговоров за спиной; а первые здесь могут быть только у меня. Она резко села, отвернувшись, и смотрела в одну точку на стене. Марсель не ожидал такой быстрой реакции, поэтому подвинулся не сразу. Лицо Марианны было бледным, а губы не улыбались, как и глаза.  — Извини, это было грубо. Я не хотел, — он легонько коснулся белого плеча. — Пожалуйста, объясни, что дурного я сделал в те десять месяцев. Я покаюсь, честное слово.  — Дурного? — Марианна казалась ещё более удивлённой, на этот раз она смотрела ему в глаза. — Нет, Марсель… ты никому не сделал ничего плохого, уж в этом я и сама готова поклясться. Ты бы не стал… разве что врагам…  — Хорошо, но что насчёт друзей? — она отчаянно помотала головой, всем своим видом прося прекратить этот разговор, но Марсель остановиться не мог. — Почему меня избегают? И почему вы с Констансом в этом участвуете?  — Кто тебя… — Марианна оборвала себя на полуслове. — Пожалуйста, перестань. Я ненавижу лгать, но ещё больше я ненавижу нарушать данные обещания… Поверь мне, поверь, если ещё можешь — ты не сделал никому зла… Боже, какая же я сейчас ужасная. Обманываю тебя в собственном доме! Будь моя воля…  — Вместо чьей? — Марсель ещё не договорил, а уже догадался. Память не возвращалась ни образами, ни идеями, ни словами, но некоторые вещи становились очевидными. — Ладно, — примиряюще сказал он, — прости, что я так напираю, но очень уж странно всё сложилось. Я не буду тебя расспрашивать, раз ты обещала…  — Правда? — Марианна повисла у него на шее и крепко-крепко обняла. — Спасибо! Не думай ничего дурного… Ни о себе, ни обо мне, если можешь.  — Конечно-конечно. Просто хочу заметить, что если кто-то думал, что от меня легко что-то скрыть, — проворчал Марсель, — то этот кто-то ошибался. Подруга рассмеялась, и в её звонком смехе отчётливо читалось облегчение. Поглаживая её по спине, Марсель продолжал размышлять, и это было непросто — увы и ах, жизнь не фильм, где одна чёткая сцена сменяет другую, а в рекламную паузу можно выйти покурить. Просто на привычную картину мира наслаивалась другая, мелкими деталями и незначительными полунамёками, и выглядели они так, словно были в голове всегда. Он бы многое отдал, чтобы посмотреть кино о собственной малость забытой жизни, но всё происходило совсем не так. Надеялся он и во сне, и снова напрасно. Ни одного проклятого красочного сновидения. Один раз Марселю мерещилось какое-то метро, и на этом всё. Как восстанавливать память своими силами — непонятно, не идти же к психологу или к ведьме под мостом, которая за кругленькую сумму будет делать вид, что ворожит над твоим сознанием! К счастью, существовали пути попроще, и он на следующее же утро позвонил приятелю, занимавшемуся сбором и сортировкой информации, и вежливо попросил найти контакты одного человека с фотографии. Не прошло и двух часов, как на руках у Марселя оказался телефон Луиджи Джильди.  — А с тобой я пока не разговариваю, — капризно сказал Марсель, покосившись в левый угол снимка, и набрал номер. Странное дело, только сейчас он начал слегка нервничать — все уверения Марианны в том, что он ни перед кем не виноват, куда-то делись, а подозрения вернулись. Будет забавно, если номер не тот. Или если Луиджи вообще не в курсе, что произошло. Но сомнения развеялись, едва трубку сняли. Конечно, телефонная связь искажает звук, но Марселю не надо было многого, чтобы узнать голос, а затем в голове тут же нарисовался образ Луиджи, прижимающего мобильник к уху плечом, чем-то занятого и оттого раздражённого. На фоне кричали чайки, там определённо должны быть чайки! Это же Луиджи, его всегда тянуло к морю, как можно забыть?  — Слушаю вас, алло, — повторил сын известного итальянского бизнесмена, владельца нескольких крупных пароходов и пары туристических фирм. Как же Луиджи не терпел помогать ему с организацией круизов, а всё из-за того затонувшего лайнера!  — Добрый день, — воспоминания нахлынули слишком мощным потоком, и теперь их требовалось отогнать. — Я бы хотел поговорить с Луиджи Джильди, это вы? На том конце провода резко замолчали. Чайки и впрямь надрывались, а Марсель как наяву видел перед собой изумлённое лицо друга, замерший в одной точке взгляд и сдвинутые брови.  — Марсель? — пробормотал Луиджи. В тихую водную гладь в очередной раз за эти дни бросили крупный камень. Бултых! Брызги разлетелись во все стороны, попробуй собери… — Это ты?  — Утром точно был Марсель, — он уже улыбался до ушей, что бы там ни произошло — радость от собственной победы грела душу, а что ещё важнее — осознание, как же он чертовски рад услышать голос друга. — Сейчас — не знаю, но я очень тебе рад. Не отвлекаю?  — Нет, что ты, — несколько выкриков на незнакомом языке, шорох, птицы замолчали. — Теперь точно нет. Извини за бестактный вопрос, просто… мне сказали, что ты не помнишь… где-то последние полгода?  — Около десяти месяцев, если быть точнее. Хотя, знаешь, за последние полминуты я уже вспомнил столько, что в голове не помещается. Как твои яхты?  — Прекрасно, — Луиджи звучал растерянно, но всё равно радостно. — А я не звонил, ведь… Неважно, забудь. У тебя всё хорошо?  — Лучше не бывает, — за исключением того, что его обманывают направо и налево, всё и впрямь было замечательно. — Слушай, мы ведь познакомились в августе, да?  — Конечно, так и было. И ты, скорее всего, обо мне не вспоминал, потому что август входит в эти самые десять месяцев, — Луиджи озвучил его мысли вслух. — Ох, ну и история, голова кругом. Хочешь спросить что-нибудь ещё? Как ты вообще на меня вышел?  — Долгая история… Спросить хочу, но не тебя, — Марсель не был уверен, но всё внутри кричало о том, что Луиджи не сможет объяснить, что за чертовщину они тут устроили. Потому что, о да, не он её устраивал. Устраивал не он. — Как странно это работает… Я не столько вспоминаю, сколько знаю заново, если так вообще можно выразиться.  — И тебе очень повезло, — серьёзно заметил Луиджи. — Один мой родственник так головой приложился, что до сих пор не может есть без посторонней помощи. А ты, видите ли, знаешь!  — Ну, всего на свете я уж не знаю, — скромно сказал Марсель, и они рассмеялись. — Но кое-что и впрямь встало на свои места. Спасибо, что не сбросил звонок, кстати.  — Я бы не стал, — теперь в его голосе послышалось едва уловимое напряжение. Весы снова закачались, чтоб их… — Гм, говоришь, встало на свои места?  — Да, частично. Чем дольше говорим, тем больше, — он не мог сказать, приехал в Рим один или в компании, но глупый язык выдал сам: — Мы приехали, а буквально через пару часов ты уже вынимал пробки из бутылок.  — Угу, — пробормотал Луиджи, которого, видимо, сбило с толку упоминание каких-то пробок. После небольшой паузы он заметил ещё тише и ещё печальнее: — Рокэ меня убьёт. Бам! Это уже не метафорический камушек упал в метафорическую воду, а с комода на пол брякнулся кошелёк. Марсель молча проследил взглядом за летающей вещью и рассеянно подумал, что это, должно быть, сквозняк.  — Извини, вот сейчас мне пора, — чересчур бодро сказал Луиджи. Интересно, он догадался, что сболтнул лишнего, или просто занервничал? — Звони в любое время. Приезжай, кстати, тоже — сам я пока вырваться не могу. Ты же хочешь побывать здесь ещё раз?  — Разумеется, именно этого я и хочу. Спасибо за приглашение, — всё-таки ведение переговоров на автопилоте — очень полезный навык: пока Марсель собирался с мыслями, он параллельно закончил разговор вежливо, весело и как ни в чём не бывало, а потом ещё и позвонил приятелю, повторно поблагодарив его за раздобытый номер. Чего не сделаешь, если привыкнешь. Справляться с потоком взявшихся из ниоткуда ярких обрывочных воспоминаний он не привык. Они и впрямь были похожие на вновь приобретённые знания, на возрождённый навык: как если бы, допустим, ты три года назад бросил лепку из глины, а сейчас вернулся, и пальцы сами собой умело формируют будущее изделие. То же самое происходило в голове. Марсель не совсем понимал, как, но он будто вернул на полку утраченные книги — теперь он не помнил, но чётко знал, что вино было красным, Луиджи долго отказывался пить, но в итоге всё равно выпил, на лодке дул сильный ветер, римские улочки были горячими, наземные и подземные поезда — и вовсе жаркими, а ещё они опускали головы в фонтан, чтобы хоть немного охладиться… Бедный Луиджи, у него своих проблем хватает, а тут ещё чужая память… Но его невесту давно похоронили… Кому-то предназначена автокатастрофа, кому-то — морское дно… Но их достали, Луиджи рассказывал, как смотрел на бледных мертвецов… Господи, неужели всё это правда было?! Немного придя в себя, Марсель снова ощутил острое желание поболтать с фотографией.  — Убьёт, говоришь, — он перевёл взгляд с Луиджи на Рокэ. — Это если я его предварительно не убью. Как ни крути, очевидно было лишь одно — зря он тогда позволил этой скотине сойти с поезда. Не то чтоб он помнил о Рокэ что-то конкретное, но то, что его теперь хрен сыщешь, это факт.