Metamorfoze

      Пир, который закатил герцог Терранова в замке Ландриано* по случаю победы над французами, был в самом разгаре. Вокруг невыносимо громко шумели, пели, спорили на разные голоса, бахвалились подвигами, пронзительно орали — возбуждённый нетрезвый гул поднимался к закопчённому потолку. Вино лилось рекой, слуги сбивались с ног, разнося подносы. Было душно, пахло жареным мясом, немытыми телами и кровью, ибо некоторые приковыляли сюда с едва подсохшими на ранах повязками.       Лука вливал в себя бокал за бокалом — глаза блестели, язык заплетался, — хрипло смеясь и активно жестикулируя руками, что-то рассказывал хмуро молчавшему Тони. Непокорная русая прядка лезла в глаза, и полуголая девица, сидевшая у него на коленях, то и дело заправляла её за ухо       Иван хорошо помнил про одну его особенность, поэтому время от времени, бросал в их сторону тревожные взгляды. Однажды в поместье они изрядно напились, горланили песни, а потом Лука замер на полуслове, побледнев на глазах, упал и… просто заснул. Утром он просил прощения у напуганного Ивана, прокараулившего его всю ночь, и, краснея от стыда, добавил, что с ним такое пару раз уже случалось.       Поэтому видя, как Лука целеустремлённо накачивается тёмно-красным пойлом, Иван глубоко вздохнул, набираясь смелости, встал и решительно направился к нему. Его появление встретили взрывом хохота.       — По-моему, хватит… —он потянул из цепких пальцев чарку с вином.       Продажная девка, противно хихикая, попыталась шлёпнуть Ивана по рукам, но он поймал её ладони, сжал их, заставив вскрикнуть от боли, и сдёрнул с колен Луки на пол. Она было огрызнулась, но предпочла отползти в сторону.       Тони заворчал негромко, уже собрался достать из-за пояса кинжал, но был остановлен спокойным голосом Серхио.       Глаза Луки с неестественно расширившимися зрачками засветились пьяным безумием, а зубы оскалились в ядовитой улыбке. Тонкая паутинка шрама тянулась от уха к виску. Она не портила впечатление от внешности, но снова напомнила Ивану, не заметившему её накануне, что у каждого из них была своя, незнакомая другому жизнь.       — Не трожь! — с раздражением бросил Лука. — Ты мне не указ!       Иван прикусил губу, боясь, что голос может дрогнуть, помолчал немного. Наверное, он всё-таки соврал Рамосу. Он ожидал совсем иной встречи. Сколько молитв он вознёс, втайне надеясь, что Господь услышит смиренные мольбы.       — Конечно, не указ… — как можно спокойнее отозвался он. — Но всё же… выйдём-ка на свежий воздух.       Нахохлившийся подобно сове, Лука исподлобья окинул его хмурым взглядом, и вдруг, витиевато выругавшись, поднялся из-за стола.       — Он никуда не пойдет… — ворчливо сказал Тони, тоже вставая. Лицо его зло порозовело. Он обхватил Луку руками, пытаясь снова усадить. Но тот, пьяно мотнувшись, упал прямиком в объятия Ивана, шумно выдохнул и изо всех сил вдруг прижался к нему.       Сердце Ивана тяжело бухнуло и замерло, но, разбуженное бессвязным шепотом, ожёгшим разгоряченную кожу, снова зашлось в быстром тяжёлом ритме. Дрожавшие руки оплели его тело. Широкие ладони нетерпеливо заскользили по спине. Пальцы вплелись в волосы, пробуждая к жизни подзабытые ощущения. Голова у него пошла кругом, когда он понял, что жалобно шептал Лука:       — Иво… Какой же ты глупец… Мой… Иво…       Чувствуя, как в груди разливается что-то горячее, Иван обнял Луку, спрятал нос в изгибе шеи. Тут же куда-то исчезла многоголосая какофония звуков. На короткий миг ему представилось, что сейчас они одни в целом мире.       — Schlampe**! — разгневанный голос Тони привёл Ивана в чувство. — Эта потаскуха готова отдаться прямо при всех…       Вдруг Иван почувствовал, что тело в его руках ослабло и начало оседать на пол. Проглотив комок в горле, он успел подхватить Луку и похолодел: на него смотрели остекленевшие, широко распахнутые глаза, мокрые волосы прилипли ко лбу, а лицо было белее мела.       Иван прерывисто вздохнул и стиснул его так, что затрещали кости:       — Он мертвецки пьян… Его надо отнести в шатер…       — В ваш? — с сарказмом поинтересовался Тони сквозь зубы.       — Нет, в ваш, — словно не заметив вопросительно поднятых бровей Серхио, ответил Иван.       Немец насупился и замолчал. Чертыхнувшись, Иван подхватил обмякшее тело и поспешил к выходу из зала.       Летняя ночь встретила его свежей прохладой. Вечером прошёл небольшой дождь, влажная земля под ногами слегка пружинила. Факел проходившего мимо стражника осветил лицо Луки, завешенное русыми волосами, заставив Ивана на мгновение залюбоваться, и с горечью подумать, что тот, несомненно, прав. Он действительно круглый дурак.       О том, что с Лукой был согласен не он один, оповестил Ивана и Серхио, неожиданно появившийся за спиной. Перехватив тело поудобнее за ноги, он небрежно поинтересовался, какого дьявола Иван собрался вернуть Луку Тони.       Иван издал неопределенный звук. На самом деле, он знал ответ на вопрос. И хотя часть его души вопила от злости, вторая, оставшаяся разумной, была твёрдо уверена в том, что он всё делает правильно.       Он выдохся, ноги скользили по мокрой тропе: несмотря на обманчивую хрупкость, Лука был крепко сложен. Помощь Серхио и подоспевшего Тони оказалась своевременной. Втроем они бережно положили безвольное тело на походную кровать. Иван прислушался к размеренному тихому дыханию. Ему хотелось остаться, видит Бог, но этого он позволить себе не мог. С пьяного нет спроса. Пусть Лука сначала протрезвеет, а там видно будет.       Иван потрогал висящий на шее изящный тонкой работы двойной ковчежец. По уверению старика-паломника с моста Риальто (1), в нём находились фаланги мизинцев Сергия и Вакха (2), прославленных своей дружбой. Ему вспомнился вдруг взволнованный голос, которым старик повествовал о муках, принятых святыми во имя Господа. На деньги, которые тот просил за ковчежец, можно было купить настоящее арабское седло, и Иван уже собирался вернуть его обратно.       Но старик проницательно взглянул на него:       — Посмотри сюда… Его можно разделить с тем, без кого ты не можешь жить…       Он надавил на ковчежец, и тот распался на две части. Это решило сомнения Ивана, и он тогда отсыпал в трясущуюся высохшую руку несколько золотых.       Иван обернулся — немец и Рамос молча сверлили друг друга враждебными взглядами, — без колебаний потянул с шеи одну из цепочек. Говорят, святому Сергию перед смертью пришлось пробежать восемнадцать лиг в башмаках, покрытых на подошвах острыми гвоздями, пронзавшими ступни. Что же, Иван проделал не менее сложный, но гораздо более долгий путь.       — Ты мой, а я твой… — негромко пробормотал он, надевая на шею Луки святыню, на прощание ласково провёл пальцами по щеке спящего, невольно отметив мягкость щетины, и повернулся, чтобы уйти. Но не успел.       Тони вдруг схватил его за рукав и резко дёрнул на себя. Перекошенное злостью лицо стало неузнаваемым.       — Что тебя привело сюда? И, что можешь предложить ему ты, лишённый крова изгнанник? Землю? Богатство? Может быть, дом? — слова эти были им сказаны звенящим шепотом, но очень отчётливо. — Ты можешь, конечно, наобещать ему свою любовь, но ею одной сыт не будешь.       Стыд и гнев захлестнули Ивана, но он сдержался, и только кривая улыбка скользнула по губам:       — Пусть он завтра сам сделает выбор…       В шатре повисла тяжелая гнетущая тишина, а потом Тони мягко произнёс:       — Почему ты решил, что так просто можешь забрать то, что тебе уже не принадлежит? Попробуй завоевать его снова…       Он оглянулся в сторону Серхио:       — А пока убирайтесь-ка вон.       Рамос неожиданно рассмеялся, подошёл ближе:       — Ты же видел их сегодня рядом… Разве ты не понимаешь, что уже проиграл?       Тони окинул его холодным взглядом:       — А это мы еще посмотрим.       Утром Ивана разбудили громкие голоса. Отрывистые командные окрики сотрясали воздух. Он растолкал Рамоса, они выскочили на улицу и наткнулись на молчаливо стоявшего у входа в шатер Луку.       — Что здесь происходит, чёрт возьми? — хриплым со сна голосом полюбопытствовал Серхио.       — Их Светлость отправляет ландскнехтов в Милан (3)… — немного грустно улыбнулся Лука.       Серхио сощурил глаза, потом заглянул в его лицо и, пожав плечами, вернулся в шатёр.       — Что? — вырвалось у Ивана. — А ты?       Пару минут Лука молчал, потом, отвернувшись, одними губами шепнул:       — Я тоже… И пришёл попрощаться… И спросить, — он замялся, крутя в руках цепочку, — что это такое, и откуда у меня это?       — Это тебе на память обо мне… — зачем-то покраснев, торопливо пробормотал Иван и замер, не зная, о чём говорить дальше. Он столько раз прокручивал в голове этот их разговор. Но сейчас, внезапно растеряв все слова, которые готовился сказать Луке, он хотел лишь одного: прижать к себе и просто поцеловать.       — Почему? — вместо этого спросил он. — Почему ты сбегаешь?       Лука повернулся. На умном живом лице тотчас отразилась внутренняя борьба. Солнечные лучи сверкнули искорками в глубине зрачков. Пресвятая Дева, как же Ивану нравилось смотреть в эти глаза.       Какой же Лука разный, мелькнуло в его голове, и как он любит его за это. Вчера он был злым, напряжённым, горячим, а сейчас выглядит таким потерянным, что хочется сжать его в объятиях и никуда не отпускать.       И Иван, боясь спугнуть, всё же осторожно поймал его ладони и потянул на себя.       — Зачем ты приехал? — спросил Лука, покорно уткнувшись лбом в его грудь. — У меня всё было хорошо, но затем появился ты…       — Я понял, что не могу без тебя…       — Тебе понадобилось для этого два с половиной года? — упрёк, прозвучавший в голосе, хлестнул Ивана, точно пощёчина. Удар попал прямо в цель. Лука вскинул на него усталые глаза и мягко высвободился из объятий. Его лицо было так близко, что стали видны напрягшиеся желваки на скулах. — Знаешь, я бы душу продал за то, чтобы эти слова прозвучали вовремя… Я не хочу больше отношений ни с кем… Теперь я знаю наверняка, что раз за разом совать руку в огонь и надеяться не обжечься — глупо. И мучиться в ожидании я тоже устал…       — А как же Тони?       — Тони? — искусанные губы тронула легкая улыбка. — Он единственный, кто не ставил никаких условий, и ничего не просил взамен…       — Значит, всё впустую? — негромко протянул Иван и отвёл глаза в сторону. Он снова возвратился к самому началу, к той точке, с которой всё и началось. У него снова нет никого, кроме сестёр, которым теперь он вряд ли нужен, и… ничего. Он снова один. Он ничего не достиг. Он абсолютно опустошен и раздавлен. Впереди — лишь зияющая бездна. Жизнь лишилась смысла. Всё вернулось на круги своя.       — Так кто же, на самом деле, вертит колесом госпожи Фортуны? — он задал этот вопрос внезапно, в полной уверенности, что ответа не получит.       Однако Лука тихо ответил:       — Человек. Каждую минуту, когда делает выбор…       — Но вдруг этот выбор неправильный?       — Не уверен, что есть правильный и неправильный выбор. Есть только твой… И только ты отвечаешь за последствия…       Чуть подумав, Иван согласно кивнул головой. Он тоже это понял, пусть и с опозданием. И понимание это было оплачено, увы, слишком большой ценой.       Неожиданно сзади раздался стук копыт.       — Лука! — они обернулись. Недалеко от них, сдерживая коня, стоял Тони. — Ты готов?       — Да. Я только попрощаюсь… — откликнулся Лука.       Иван поднял на немца глаза: на красивом холодном лице ничего нельзя было прочесть, но ему показалось, что надменно изогнутые губы едва скрывали торжествующую улыбку, словно спрашивали: «Ну, попробовал? И, как я вижу, не получилось».       Неожиданно в Иване проснулся гнев и нежелание отступать. Он скривил губы в ухмылке. Значит, говоришь, попробуй завоевать… Ну, что же… Обязательно попробую. Надо положить этому конец. Прежде чем ситуация полностью выйдет из-под контроля.       Не обративший внимания на этот безмолвный диалог, Лука спросил:       — Куда ты теперь? Вернёшься в Игнис?       Иван перевёл на него взгляд:       — Нет, туда мне отныне путь заказан. Поеду с Серхио. Если он меня не прогонит…       — Не прогоню… — тут же раздалось из-за тонкой стенки шатра.       Лука невесело хмыкнул:       — Подслушиваешь?       — Естественно… — в дурашливом голосе Серхио не прозвучало ни малейшего намека на угрызения совести.       — Нам пора! — уже нетерпеливо повторил Тони.       — Уже? — Иван бросил взгляд на помрачневшее лицо Луки. Тот привычно прикусил губу, с силой сжав пальцами ковчежец.       Ну, что же… Он тряхнул головой, рывком притянул Луку, а затем, под пристальным взглядом Тони, поцеловал его, с весёлой злостью почувствовав, как послушно откликнулось прильнувшее к нему тело.       Два с половиной потерянных года у них уже было… Хватит, он больше не намерен терять Луку заново.