Внутри у него всё оборвалось, когда Лука прошёлся губами по животу, накрыл нетерпеливо головку, заставив волну жара прокатиться по напряжённому телу. Рот был горячим и настойчивым, двигаясь в такт с ладонью, то вбирал глубоко, то, дразня языком, почти полностью выпускал с пошлым хлюпаньем. Иван, словно большой кот, выгибался под его ласками, вжимаясь в худощавое тело, дрожа и стискивая зубы, чтобы не сорваться, не застонать в голос…
— Иван, что с тобой?
Кто-то настойчиво потряс его за плечо. Чудесный сон лопнул как мыльный пузырь. Иван распахнул мутные, словно присыпанные песком глаза.
— Серхио… Какого дьявола? — зло выдохнул он, почувствовав, как навалилось разочарование. — Обязательно было будить?!
Рамос прищёлкнул языком:
— Ну, извини. Если бы ты вздумал храпеть, я бы и пальцем не пошевелил. Но ты стонал, вот я и испугался…
— Конечно, стонал, — буркнул Иван. — Потому что, все так делают, когда…
— Будь добр, давай поговорим о чём-нибудь другом… Жерар уехал, и я не хотел бы впадать в грех… — весело попросил Серхио.
Иван бросил на него озадаченный взгляд, и Рамос, давясь смешком, продолжил:
— Мало ли что… Ты юноша смазливый. И стонешь красиво…
Ивана разобрал смех:
— Серхио, я не пойму, ты, что, решил ко мне подкатить?
— Может, и хотел бы, но Лука оторвёт мне яйца, если я подкачу к его дружку, пусть и бывшему. Думаю, что и Жерар в стороне не останется… — притворно вздохнул Рамос. — А поскольку мне нравятся эти две, пусть небольшие, части моего тела, и я пока не готов стать евнухом, извини, рисковать не буду.
Они рассмеялись почти одновременно. Потом Серхио, оттянув ворот рубашки, указал в сторону откинутого полога:
— Душно… Раз уж ты всё равно проснулся, может быть, посидим снаружи?
Он взял со столика бутылку и два бокала:
— Выпьешь? Una copa de vino*?
Иван покосился на него. Что-то теплое шевельнулось около сердца.
— Лука рассказал? — взяв из рук Серхио бокал, севшим голосом поинтересовался он.
— Кто же ещё…
Июньская ночь встретила их живительной свежестью. Иван вздохнул и украдкой посмотрел на соседний шатер. Серхио, проследив взгляд, сочувственно сжал его локоть и потянул за собой на небольшую скамью у входа:
— Там никого нет… Сегодня он с Тони в ночном карауле…
Иван промолчал, безуспешно попытавшись сделать вид, что его это ничуть не интересует, принюхался к вину, сделал большой глоток.
— Так почему ты отказался вернуться в Барселону вместе с Его Сиятельством? — решив сменить тему беседы, спросил он.
Рамос подавил зевок:
— Мне скучно от спокойной размеренной придворной жизни. Видишь ли, друг мой, Жерар с превеликим удовольствием запер бы меня дома, если бы только мог… — он отпил немного вина. — Впрочем, справедливости ради, я сделал бы с ним то же самое… Но, поскольку, его должность это исключает, два года назад мы пришли к совместному решению: полная свобода действий…
— И ты тут же сбежал на войну?
Серхио кивком подтвердил слова Ивана, потом вернулся к тому, что интересовало его больше.
— Если честно, тебе повезло дважды… Во-первых, ты попался в руки бандитам Тони. Его Светлость герцог Терранова (1) ценит его. После разграбления Рима и смерти старины Фрундсберга ландскнехты превратились в мародёров. Герр Кроос, пусть с трудом, но сумел наладить железную дисциплину, и теперь его солдат нетрудно спутать с монахами. — Он пренебрежительно фыркнул. — Поговаривают, что они чуть ли не святым духом питаются…
Иван поморщился, закинул руки за голову и уставился в безмятежную бархатную бездну, покрытую мириадами крупных ярких звёзд.
— А во-вторых? — не отрывая взгляда от неба, спросил он.
— А во-вторых, тебе повезло, что Лука находился в лагере. Иначе быть тебе без головы. Наш сеньор Антонио (1), хоть и справедлив, но на расправу скор… Решил бы, что ты шпион, и тогда пиши пропало…
Вспомнив о недавней поспешной казни французских лазутчиков, Иван зябко передёрнул плечами.
Надо было бы принести богатые дары Фортуне, чьё колесо, судя по всему, крутанулось вверх, ибо в последнее время ему действительно везло, как никогда.
На границе становилось всё неспокойнее, и к лету король собрался в поход на север. Иван, само собой разумеется, должен был отправиться вместе с ним. Но он внял совету королевы, и буквально накануне отъезда, потеряв равновесие, поскользнулся на лестнице и изящно свалился под ноги короля. Врач, присланный Её Величеством, категорично покачал головой и рекомендовал Ивану постельный режим. Славен раздражённо хмыкнул, но вынужден был смириться со случившимся.
Как только королевское войско покинуло пределы столицы, Иван поспешно выздоровел. Уже на следующее утро корабль уносил его прочь. Прошлая жизнь с её тревогами, страхами и проблемами оставалась за спиной.
За Милицей присмотрит Бог, Марио пообещал, если будет нужно, позаботиться о Николь. И чем дальше он уплывал от дома, тем спокойнее себя чувствовал. Найдёт ли он Луку, и, если найдёт, то как тот его встретит, будет ли рад хотя бы немного, — обо всём этом Иван старался не думать.
Несколько дней трясясь по просёлочным дорогам на второпях купленном в Венеции жеребчике, прислушиваясь к разговорам уставших от войны людей в попытке понять, где имперская армия, Иван без приключений добрался до Милана, каким-то чудом попал не во французский лагерь, а испанский, и … встретил Луку.
Правда, тот не выказал большой радости от неожиданной встречи, поздоровался сухо, сразу же обернулся к мужчине, который стоял рядом, сказал что-то успокаивающее. «Наверное, это и есть тот самый Тони», понял Иван и благоразумно попытался проглотить усмешку, напоровшись на суровый взгляд немца.
Ибо спутник Луки был одет в совершенно невообразимый костюм: весь в кружевах и лентах цветастый камзол с широкими рукавами, сквозь разрезы в которых выглядывала нижняя рубаха, и штаны, похожие на юбку до колен и украшенные огромным гульфиком.
Но, всё-таки Иван не сдержался и улыбнулся, когда низкий голос с акцентом прошептал ему на ухо:
— По словам великого Эразма, «нет птицы более красочной, чем ландскнехт» (2).
Иван обернулся и увидел молодого мужчину в простом испанском костюме, карие глаза его смеялись, хотя на губах не было ни намека на улыбку.
— Серхио Рамос, к Вашим услугам… — он склонился перед Иваном в учтивом поклоне, затем добавил. — И пусть Вас не беспокоит размер гульфика, сеньор… Некоторые наёмники прячут туда кошельки. Некоторые — набивают ватой. Лука, правда, до сих пор не признался, что из перечисленного там на самом деле…
Новые знакомые пожали друг другу руки, после чего Серхио пригласил быть гостем. Иван, поймав на себе недовольный взгляд Луки, не без некоторого сомнения, тем не менее принял приглашение и отправился вслед за гостеприимным хозяином в его шатер.
Сеньор Рамос понравился ему сразу, с первого взгляда. По рассказам Луки Иван представлял его совершенно иначе — этаким болтливым сибаритом, беззаботно потворствующий маленьким слабостям. Но за четыре дня, проведённых вместе, Иван заметил и другое — жизнерадостность, остроумие, некоторую сентиментальность и, главное, умение слушать.
Лука за эти четыре дня ни разу их не навестил.
Было тихо, только изредка, где-то вдалеке, жалобно вскрикивала ночная птица. Прохладный воздух благоухал пряным разнотравьем. Военный лагерь спал, набираясь сил перед завтрашним сражением.
— Я, наверное, зря сюда приехал… — с тоской припомнив похожие ночи и золотистые отсветы пламени на серьёзном лице Луки, Иван повернулся к Серхио.
Глаза Рамоса странно блеснули:
— Ты же не думал, что он при встрече сразу бросится в твои объятия? Или, постой, ты действительно этого ждал?
Иван, подумав, отрицательно качнул головой:
— Конечно, не ждал… Я обидел его, и очень сильно, надо сказать, обидел…
— Глупо винить себя за это. Ты сделал то, что должен был сделать на тот момент. Но если ты захочешь вернуть его, то у тебя это получится…
Иван с надеждой взглянул на него:
— Почему ты так думаешь?
Серхио закатил глаза, словно это было очевидно:
— Мне трудно объяснить, почему я так думаю, но я точно уверен в одном — он любит тебя… До сих пор… Его голос меняется, когда он говорит о тебе…
— Он говорит обо мне? — неверяще переспросил Иван. — Лука до сих пор говорит обо мне?
— Да, довольно часто… — коротко ответил Серхио. — Ладно, надо немного поспать… Ты идешь?
Иван молча мотнул головой и уставился невидящим взглядом в одну точку. Ему нужно было многое обдумать. Прошло достаточно времени, ночное небо стало светлеть на востоке, звезды, одна за другой, постепенно гасли, а он всё ещё сидел, сжав виски ладонями, и улыбался своим мыслям.
***
Легкий туман стелился по земле зыбкой молочной дымкой. Над горизонтом поднималось солнце. Начинался новый день — день битвы.
Разорение Рима и выход из войны папы Климента побудили французского короля Франциска I к решительным действиям. В 1527 году его армия взяла Милан и Павию. В 1528 году она захватила бОльшую часть Неаполитанского государства. Однако, ни эти значительные успехи, ни присоединение к Коньякской лиге английского короля Генриха VIII, удачи Франциску I не принесли. Страшная эпидемия чумы опустошила французскую армию близ Неаполя, и французы в одночасье потеряли в Италии всё, что успели завоевать.
После неудачной осады Неаполя в войне наступила длительная пауза. Само собой, перестрелки между французами и имперскими войсками не заканчивались, очень часто перерастая в кровавые баталии. Солдаты гибли каждый день. Франциск I терял уверенность в собственных силах и пытался ухватиться за всё, что могло ему помочь вернуть былую удачу. Но союзники разбегались, как крысы с тонущего корабля, или выходя из войны, или переходя на службу к Карлосу.
Усталое французское войско расположилось в городке Ландриано близ Павии (3), и более чем на протяжении полутора недель умудрялось отбивать атаки испанцев. 21 июня 1529 года военачальник Франсуа де Бурбон, граф де Сен-Поль (4) собрал остаток своих сил для последней безумной попытки единым махом вернуть королю власть над Италией.
В долине повисла пугающая тишина. Казалось, даже ленивый ветерок замер, испугавшись стоявших в молчании на зеленых холмах воинов. Несмотря на утро, было уже душно. Иван вытер со лба и огляделся. Он впервые участвовал в настоящем сражении, в голове у него шумело от возбуждения, кровь бешено неслась по венам, учащая сердцебиение.
— Постарайся не лезть в самое пекло… — раздался сзади низкий басовитый голос, от которого его бросило в дрожь.
Лука искоса взглянул на него и тронул лошадь, не увидев, как растягиваются в улыбке губы Ивана.
А затем над холмами пропела труба, подавая сигнал к атаке, и Ивану стало не до веселья. Сначала в бой, убивая друг друга, вступила, вооружённая аркебузами и мушкетами, пехота. Затем со страшным грохотом по долине лавиной прошла кавалерия, сметая всё на пути. Со всех сторон неслись мольбы о помощи. Французы пытались прорваться к лесу, чтобы избежать захвата в кольцо окружения. Вскоре понять, где свои, где чужие, стало попросту невозможно.
Иван задыхался в тяжёлых доспехах, едкий пот струился по телу, рука едва шевелилась, устав махать мечом. Под ним убили коня, он упал на землю, несколько долгих секунд пытался подняться. Ноги скользили, разъезжаясь по чему-то мягкому. Рядом хрипела вороная лошадь. Скосив глаза, он увидел внутренности, вывалившиеся из зияющей дыры в её животе. Он едва успел поднять забрало, согнулся пополам, и его вырвало. Колени тут же ослабли, во рту появился мерзкий кислый привкус…
Когда сражение закончилось, Иван с трудом сдёрнул с головы шлем и обессиленно опустился на землю. Невнятно, словно сквозь шум в ушах до него донёсся голос. Звали его, но откликнуться на зов не было ни сил, ни желания.
— Вот ты где! А я тебя везде ищу… — кто-то схватил его за руку. Иван с трудом удержался, чтобы рефлекторно не ударить говорившего мечом, но присмотрелся и невесело рассмеялся: с замызганного кровью лица на него насмешливо смотрели знакомые карие глаза.
— Серхио… Ты жив…
— И даже не ранен, — испанец улыбался, явно чувствуя себя на поле сражения, как рыба в воде. — А ты?
Иван равнодушно пожал плечами, неторопливо поднялся, вытер окровавленное лезвие пучком травы. На миг перед его глазами мелькнуло и пропало испуганное, испачканное кровью, лицо человека, чьё тело, отныне застывшее навеки, валялось неподалёку.
— Пойдём. Так бывает почти со всеми в первый раз… — Серхио понимающе хмыкнул, прижал его к себе. — Ни разу не видел смерть? Счастливчик…
Спотыкаясь, поддерживая друг друга, они неспешно побрели по усеянному трупами полю в сторону лагеря. Откуда-то сверху раздалось глухое карканье. Иван поднял голову: вороны уже кружили над головой. Он вздрогнул:
— Видел… Но больше не хочу…
В лагере было шумно. Отовсюду звучали обрывки разговоров, ругань на разных языках, крики и смех. Солдаты обрабатывали друг другу раны, накладывали повязки. Засмотревшись на несчастного, которому расковыряли ногу в попытке вытащить обломок копья, Иван не сразу заметил Тони.
Тот сидел без рубашки с привычным отрешённым видом, а Лука бережно и осторожно промывал вином здоровенную багровую ссадину. Они — Иван и Тони — встретились глазами, а потом немец, не отводя от него ледяного непроницаемого взгляда, потянулся за поцелуем к Луке.
Иван почувствовал, как в груди снова, отдаваясь звоном в ушах, растеклась тупая тянущая боль.
— Наверное, я зря сюда приехал… — повторил он, глянув на Серхио, и, к большому изумлению, увидел на чумазом лице насмешливую улыбку.
***
Тони, сколько он себя помнил, ещё ни разу не приходил в такое бешенство. Всю свою жизнь он вырабатывал в себе умение держать удар, он гордился этим. Однако вся прославленная выдержка герра Крооса, истинного баварца, капитана имперских ландскнехтов, рухнула в один момент.
Schmelze sein Herz**… — вот что пообещал он однажды Луке. Он верил, что рано или поздно, но это получится. Но, кажется, сейчас его собственное сердце разбито окончательно.
Всё шло к этому уже давно. Первый раз это случилось, когда Лука вдрызг напился с этим дьяволом Рамосом. Der Mistkerl! Der Scheiß! *** Он напился и назвал его, Тони, чужим именем.
Иван… Вот как Лука назвал его тогда. Утром он ничего не помнил, и Тони подумал было, что это была простая оговорка.
Второй раз Лука был абсолютно трезв. Когда Тони отсасывал ему, Лука назвал его Иво… Тони хотел бы поверить, что видел в карих глазах испуг и вину, что это чёртово имя вылетело изо рта совершенно случайно. Но потом был и третий раз, и четвёртый, и пятый… Тони молча глотал эти оговорки, боясь задать единственный вопрос:
«Кто он такой, этот Иво?»
Пять дней назад его ребята схватили высокого молодого человека, явно из дворян, одетого просто, но со вкусом. Высокомерно глядя в глаза герру Антонио, он назвал свое имя — Иван. Тони, заметив, как дёрнулся стоявший рядом с ним Лука, подумал с запоздалым сожалением, что сам после Рима установил в отряде железную дисциплину, запретив своим бандитам насиловать, грабить и тут же, на месте, убивать. Лука не выходил из шатра эти дни, и Тони мог бы торжествовать победу, если бы не одно но… Мрачный, с потухшим взором, его любовник молча валялся на походной кровати, рядом с которой день ото дня множилась гора из пустых бутылок.
Поэтому, сегодня увидев Ивана, он отомстил единственным возможным способом, с удовольствием наблюдая за стремительно бледнеющим лицом соперника.
