Metamorfoze

      Лишь немногие понимали, что Иван был странным фаворитом.       О деньгах он больше не беспокоился. Милица, став монахиней, отстранилась от мирских тревог и дел. Николь, которую он последний раз видел больше года назад, наотрез отказалась приезжать в столицу, вышла замуж за Бояна и, судя по письмам, была счастлива.       Власть Ивана не интересовала. Он был готов помочь тем, кто умолял о помощи, но по-настоящему нуждающихся можно было перечесть по пальцам. А в придворные интриги он предпочитал не влезать.       Утраченная любовь и испытанное им горькое разочарование сделали его замкнутым и молчаливым. Шумное общество тяготило его. На лице всё реже и реже появлялась улыбка. Он хотел только одного — чтобы его оставили в покое.       — Верность надо вколачивать…       Так однажды сказал ему Славен. Король, в своей ревности едва не дошедший до последней черты, отчасти был виноват в том, что у Ивана не было приятелей. Впрочем, теперь он старался держать себя в руках, видя, что любимая игрушка не дает никакого повода усомниться в себе.       Иван с нечитаемым выражением на лице кивнул в ответ на это заявление и незаметным привычным движением проверил, на месте ли кожаный омоньер (1), в котором лежало очередное драгоценное письмо.       — Он был околдован тобой…       Так однажды сказал ему Марио, впервые украдкой протянув сложенный вчетверо лист бумаги. В мягко прозвучавшем голосе не слышалось упрека, и за это Иван был ему благодарен.       С тех пор, как Лука уехал, вернее даже, практически сбежал, начальник королевской стражи стал одним из двух человек, с которыми Иван ещё поддерживал хоть какие-то отношения. И уж точно единственным, кто невесть каким загадочным образом умудрился наладить связь с изгнанником… и делиться редкими новостями с Иваном. Бывало, проходили месяцы, в течение которых Лука не подавал о себе никаких вестей. Бывало, приходили даже не письма, а, скорее, записки, второпях написанные на грязных и мятых листах.       Тем не менее, даже этим крупицам Иван был рад. Адресованные не ему, а Марио, сухие и короткие, без прикрас, весточки сообщали главное — Лука жив. Правда, после каждого такого послания Иван с трудом заставлял себя возвращаться к повседневной жизни. Но лучше уж так, чем совсем ничего.       Ибо с каждым днём жизнь его всё больше напоминала бессмысленный бег по замкнутому кругу. Снова и снова, день за днём, месяц за месяцем…       Ведь когда-то он клялся, что заставит судьбу играть по своим правилам, что сможет преодолеть все преграды, на которые так щедр жизненный путь. А теперь он, раздавленный и опустошённый, сидит, опустив руки, и ждёт. Только чего? Смерти?       — Неужели я стал настолько беспомощным, что не смогу вырваться из этого ада? — воскликнул он, и, с шумом захлопнув книгу, в сердцах оттолкнул её от себя.       — Тише… Вспомни, сын мой, где ты находишься, — Старый Вук, смотритель королевской библиотеки, свесившийся с приставной лестницы, осторожно повернулся к нему и наградил укоризненным взглядом.       Это был второй человек, к которому Иван привязался со всей силой измученной души, почти все дни напролёт проводя время в его обществе за пыльными фолиантами.       — Прошу прощения, мессир… — тут же почтительно пробормотал он, снова едва сдержавшись, чтобы не закричать во весь голос. И он обязательно заорал бы, если бы был уверен, что это поможет.       Причиной душевной боли было полученное накануне письмо от Луки. Нерешительность на обычно бесстрастном лице начальника королевской стражи удивила Ивана. Явное нежелание отдавать заветный клочок бумаги напугало.       — Иво… — Марио начал неуверенно и тихо. — Я, конечно, мог бы и соврать, но не в моих правилах нарушать данное слово…       — Он мёртв? — испуганно перебил Иван, почувствовав, как под ногами покачнулся пол.       Марио откашлялся, прочищая горло, и Иван поймал себя на мысли, что ему хочется встряхнуть его изо всех сил и заорать: «Да говори же быстрее, сукин сын…»       Вместо этого, он лишь сцепил враз задрожавшие руки за спиной.       — Он жив… — кольнув его странным сочувственным взглядом, Марио протянул листок.       — Благодарю… — с облегчением выдохнул вслед Иван. По обыкновению, он прочитал письмо не сразу, хотя искушение было велико. Завернул за угол, торопясь в спасительную тишину библиотеки, и наткнулся там на короля. Холодный ужас охватил его. Но, несмотря на то, что спина его словно одеревенела, он усилием воли заставил себя поклониться, а потом спокойно взглянуть в светлые глаза.       — Мальчик мой, а я тебя обыскался… — Славен бросил на него испытующий взгляд, но встретил вежливую улыбку, за которой Иван давно привык прятать свои эмоции. — Я хотел бы, чтобы ты дождался меня сегодня ночью… В последнее время мы видимся так редко… — король подозрительно оглядел безлюдную залу… — Ты отсюда сутками не вылезаешь …       Иван ещё раз склонился в нижайшем поклоне. Впрочем, маска почтительности тут же слетела с лица, едва он остался один.       Он позволил себе коротко выдохнуть, развернуть исписанный лист, быстро пробежать глазами, наткнуться на незнакомое имя, встретить его ещё раз и ещё, побледнеть, упасть на стул и разразиться рыдающим смехом.       Тони… Тони… Тони… Взгляд выискивал это имя среди убористых строчек, и каждый раз оно обжигало щёку жаром, словно…        …пощёчина…       «Наш отряд был почти полностью разбит французами, и если бы не банда Тони…»       …затрещина…        «Я был тяжело ранен… Тони выходил меня…»       …еще одна…       «…они готовы подчиняться Тони беспрекословно, но, что важнее, на мой взгляд, они любят его…»       Сердце Ивана стучало, как бешеное. Наверное, он проклят, и наказан за это Господом. Он поднял глаза к небу и машинально пробормотал:       — Тебе, Тебе единому согрешил я и лукавое пред очами Твоими сделал, так что Ты праведен в приговоре Твоем…       И в голове тут же пронеслась привычная безрадостная мысль. Единственный человек, кто виноват в том, что случилось, это он сам. Бессилие душило его. Свобода, счастье, любовь были так близко. От него требовалось, всего-навсего, одно: не боясь больше собственных чувств, поверить в то, что любим, уйти с Лукой и стать счастливым. Но он отказался…       Потом он вспомнил, почему отказался, и рассмеялся сквозь слёзы. Жалкая жертва оказалась никому не нужна. Ни сёстрам, ни Луке.       Некоторое время он сидел молча, потом беспомощно вздохнул, отёр слёзы и медленно побрёл к королю.       Его Величество не лукавил, говоря о редких встречах. Новости, приходившие в Игнис со всех сторон, становились всё более неутешительными и тревожными. Габсбурги после битвы при Мохаче получили ещё две короны. Лайош II, двадцатилетний король, владевший Венгрией и Богемией, спасаясь бегством после Мохачской катастрофы, погиб во время переправы через Дунай. Младший брат Карлоса, Фердинанд, женатый на сестре погибшего, стал единственным законным претендентом на нежданное наследство. Но богатейшие магнаты Венгрии выбрали королём воеводу Трансильвании Яноша Запольяи (2). Другая часть венгров поддержала Фердинанда. И вот уже два года, по приказу Славена, на северо-восточной границе Игниса в полном вооружении находились отборнейшие войска: в Венгрии шла гражданская война, и по слухам Запольяи обратился за помощью к султану Сулейману. Имперские амбиции габсбургских братьев тревожили Славена. Маленькую страну можно было проглотить, не поперхнувшись. Рассчитывать в случае опасности на помощь западных соседей тоже было нечего. По Италии в поисках добычи бродили наемные банды немецких ландскнехтов, французы и чума. И оставалось только молиться, что ни те, ни другие, ни третья не перешли границы Игниса.       Король вышагивал по опочивальне, без конца повторяя:       — Дева Мария… Что же предпринять? У нас пока подписан мир с Карлосом. Но нельзя забывать печальной участи Венгрии. Если хотя бы один из наших добрых соседей с севера ли, запада или востока решит перейти границы, Игнис пропадёт…       Вдруг в голове Ивана, без интереса слушавшего эти бормотания зародилась одна, пока еще неясная идея. Силой воли он заставил себя выбросить из памяти строчки о Тони, чтобы обдумать другие.       «…а еще Жерар сказал, что Карлос вряд ли поможет дядюшке, потому что от пирога под названием Игнис каждому достанется жирный кусок…»       Вук, осторожно, не торопясь, спустился с лестницы, держа в руках старинный манускрипт, аккуратно положил на стол, медленно пролистал несколько страниц, пока не добрался до нужной иллюстрации, подтолкнул книгу к Ивану. На миниатюре была изображена женщина с повязкой на глазах, одной рукой крутящая каменный обод со спицами*.       — Читай! — в сердцах воскликнул старый смотритель.       Иван недоумённо уставился на него, а потом быстро пробежал глазами текст:       — Хочешь ли ввериться ты Фортуне, которая вечно не устает вращать своим колесом ненадежным? Ей, что сама слепа, да вдобавок тех ослепляет, кто к колесу её прильнул (3)?       Он хмыкнул, глянул на обложку — Петрарка — перечитал еще раз. Всё это так совпадало с тем, о чём он сейчас размышлял, что его это почти не удивило.       — Что ты думаешь об этом, сын мой? — требовательно спросил Вук. — Полагаешь ли ты, что человек всего лишь игрушка в руках капризной богини? Что её колесо мелет всё и вся, словно ветряная мельница? Или каждый рождённый на свет должен бороться за своё счастье?       — Словно ветряк? Скорее уж, это похоже на колесование… — ответил Иван, уже сам не веря себе. — Разве можно обмануть судьбу?       Старик внезапно улыбнулся, терпеливо и мягко, как несмышленому малышу:       — Нельзя узнать об этом, пока сам не проверишь… Подумай об этом на досуге…       Вук снова занялся своими делами, оставив Ивана в покое.       Как долго он просидел здесь неподвижно — Иван не знал. Время будто замедлило свой бег. Но вот тишина, царившая вокруг, внезапно зазвенела в ушах. Он окинул взглядом помещение, заставленное высокими, до самого потолка, стеллажами. Огромное, надежное, безопасное место, сосредоточие мудрости веков, от античных философов до поэтов современности, богато украшенное фресками и скульптурами, тихий уютный мир, куда он спрятался, словно улитка в раковину, хотя мог бы жить…       Ивана охватили ярость и злость, приводя в чувство.       — Я вырвусь отсюда! Сбегу! — глухим, сорванным голосом выкрикнул он в сумрачное безмолвие. — Но сначала исправлю причинённое мною зло…

***

      Появление Ивана на половине королевы было встречено с нескрываемым подозрением. Дежурная фрейлина метнула в него настороженный взгляд, неуверенно оглянулась на дверь, словно опасаясь, как бы его не увидели, и сухо поинтересовалась, не заблудился ли он.       На мгновение прикрыв глаза в молитве, чтобы его не оставила решимость, Иван так же сухо попросил доложить Её Величеству, что у него имеется неотложное дело чрезвычайной государственной важности и он просит частной аудиенции. Фрейлина высокомерно вздёрнула нос, но попросила обождать. Прошло несколько томительных минут, прежде чем она появилась вновь, и пригласила следовать за собой.       В светлых покоях было уютно и тепло. Неяркое зимнее солнце, пройдя сквозь оконные витражи, скакало по стенам цветными зайчиками. Изящное кресло, в котором сидела королева, стояло возле тихо потрескивающего камина.       Огненно-красное домашнее платье, отороченное темным мехом, подсвечивало алым бледные щеки Её Величества, но ледяной взгляд, которым она окинула его с ног до головы, мог заморозить всё живое.       Фрейлины сидели в дальнем углу покоев. Их тихие разговоры едва долетали до Ивана, но он всё же нахмурился:       — Ваше Величество… Я же просил Вас выслушать меня наедине…       Королева надменно вскинула голову, и он, пожав плечами, громко сказал:       — Я пришёл сообщить Вам, что государство в опасности…       И криво усмехнулся, когда увидел гнев в её глазах. Она подняла руку, призывая к молчанию, потом резким голосом приказала всем выйти вон.       — Что Вы себе позволяете? — зло прошипела она, когда они остались одни.       Иван почтительно поклонился:       — Помогите мне, Ваше Величество. И я помогу Вам…       Королева бросила на него полный ненависти взгляд, но промолчала.       — Игнису нужен наследник, иначе труды Его Величества пропадут даром…       — Я не Дева Мария, и вряд ли смогу сотворить сие чудо без участия короля… Или другого мужчины… — в её голосе мелькнула явная издёвка. — К тому же, Вы постарались, чтобы этого не случилось.       В ответ Иван серьёзно качнул головой:       — Я виноват, и вряд ли могу рассчитывать на прощение. Но хотя бы прошу выслушать меня. Слышали ли Вы, какая судьба постигла нашу соседку — Венгрию?       Дождавшись утвердительного кивка, он продолжил:       — Любое государство может погибнуть, каким бы оно ни было сильным и благополучным. Из-за внутренних междоусобиц между придворными группировками, из-за жесткости королей, или в результате завоеваний. Но шансов сохранить Игнис пока предостаточно… Один из них — законный наследник. Вы же знаете, Ваше Величество, что отцом должен быть только король, а… не другой мужчина… Потому что это грозит…       Королева вспыхнула:       — Увы, я знаю, чем это грозит… другому мужчине…       Иван видел, что внутри неё всё кипело от негодования, но то, что случилось потом, его искренне удивило. Слёзы внезапно покатились по бледным щекам. Едва сдерживаясь, чтобы окончательно не разрыдаться, она воскликнула дрожащим голосом:       — Ты думаешь, я не хочу ребёнка? Но я не знаю, что мне делать… Он никогда меня не любил. Сначала Славен был влюблён в кузину. А после её гибели не пропустил ни одно хорошенькое личико. Я лежала одна в нашей необъятной кровати, ждала ночами напролёт, а он развлекался… А потом появился ты. И король с тех пор ни разу не приходил в мою спальню …       Он бросил встревоженный взгляд на белое, как мел, лицо. Но королева быстро опомнилась и сумела взять себя руки:       — Впрочем, я привыкла быть одна…       Горькие слова эхом отдались в его сердце, и Иван, упав на колени, прижал тонкие нежные руки к губам:       — Позвольте мне помочь Вам, Ваше Величество…