— Ты думаешь, это правильно? — Серхио сорвал с головы берет и отёр им вспотевший лоб. — Чёртова жарища…
— Думаю, что нет… — Лука измученно облизнул пересохшие губы. Ужасно хотелось пить, горло драло от жажды.
Рим, разорённый наемниками Карлоса, лежал перед ним. Он мрачно смотрел на развалины, и ему хотелось взвыть от боли. Он был здесь всего один раз, несколько лет назад, и Вечный Город привёл его в восторг. Теперь от города ничего не осталось, кроме почерневших крепостных стен да сгоревших домов.
— Я ненавижу войну. И испытываю отвращение к тем, кто приходит в восторг от убийства беззащитных… — Лука с гримасой потёр плечо. Оно всё ещё болело, когда он двигал рукой слишком быстро — камень, сброшенный со стены, был пущен чьей-то явно умелой рукой.
— Это не война, — отозвался Рамос. — Война — это когда с мечом наперевес на поле сражения, равный против равного. А это кровавая бойня… — он бросил на Луку хмурый взгляд и криво усмехнулся. — Однако, ты здесь…
— Здесь, и презираю себя за это.
Была лишь вторая половина мая, но жара стояла адская. С белёсого неба несло на землю густым удушливым пеклом. Зыбкое марево призрачным туманом висело в воздухе. Листья на деревьях давно уже пожухли и свернулись, а булыжную мостовую покрыли глубокие змеящиеся трещины, сквозь которые, казалось, можно было заглянуть в преисподнюю. Впрочем, врата ада были широко распахнуты, а сатана с приспешниками уже вторую неделю разгуливал по земле.
Никогда не боявшийся крутых мер первый принц крови Шарль де Бурбон (1), обиженный Франциском I, и отстранённый им от государственных дел, перешёл на сторону Карлоса. Став одним из его полководцев, он одержал ряд блестящих побед: продав фамильные драгоценности, нанял немецких ландскнехтов, с ними разбил французское войско при Павии, а бывшего сюзерена взял в плен. После подписания Мадридского договора он планировал напасть на Францию, но непредвиденные обстоятельства задержали его войско в Италии.
Имперская казна, как и его собственная, была опустошена войной, платить наёмникам было нечем. И в поисках лёгкой добычи, он и его соратники неожиданно двинулись в сторону Рима. Христианское войско — неслыханное доселе дело! — осадило папскую столицу, и 6 мая 1527 года город наместника Христа на Земле был захвачен. Немногочисленные защитники погибли: почти всю швейцарскую гвардию в первый же день перебили на ступенях собора Святого Петра (2).
Шарлю де Бурбону, тем не менее, было уже всё равно: в первый день штурма ему метким выстрелом с городской стены оторвало голову. Ведомые мыслью о мщении, нападавшие взяли Рим и подвергли опустошению. Едва ли хоть один дом был обойдён стороной. Отовсюду — из разрушенных дворцов, монастырей, церквей и торговых лавок, — вырывались оранжевые языки пламени. Чёрная копоть ползла по каменным стенам. Мраморные статуи, издавна украшавшие город, были вдребезги разбиты руками немецких ландскнехтов. Так они мстили за убийство своего вождя.
Изувеченные тела сотен убитых — изнасилованных, обожжённых, повешенных — смердели под жгучим солнцем. Над ними роились тучи мух, под ногами шныряли прожорливые крысы и бездомные собаки с испачканными в крови мордами. Вечный город неотвратимо умирал, брошенный господином, Его Святейшеством Климентом VII, успевшим укрыться в замке Святого Ангела.
Лука нехотя тронул коня. Вороной жеребец, осторожно переступая копытами через трупы, всхрапнул, словно надеясь, что можно повернуть вспять. Но хозяин, угрюмо глядя перед собой, настойчиво сжал бока коленями и направил его вниз по узкой улице.
Вдруг из неприметного переулка донёсся чей-то отчаянный крик. Лука, на ходу обернувшись на Серхио, пришпорил коня.
— Signori… basta… lascia andare*! — Темноволосый худенький юноша, почти мальчик, безуспешно пытался вырваться из рук двоих рослых мужчин, которые распяли его, прижав к кирпичной стене. Увлеченные действом, они не сразу сообразили, что к жертве подоспела помощь, и поэтому не успели среагировать на удары мечей. Через мгновение тела сползли на землю. Мальчишка испуганно вздрогнул, хотел отвернуться, но не успел, упал на колени, и его вырвало аккурат на трупы.
— Как тебя зовут? — устало поинтересовался Лука, соскочивший с коня, чтобы вытереть меч о пожухлую траву.
— Giovanni, signore**… — мальчишка взглянул на него исподлобья, тряхнул давно не стрижеными волосами. Чёрные глаза его, слава Богу, ничем не напоминали те, которые Лука предпочёл бы никогда не встречать, но он всё же побледнел.
— Беги домой… И постарайся больше не попадаться, Иво… — посоветовал он и раздражённо цокнул языком, заставив Серхио улыбнуться.
— Sì, signore***… — мальчишка, помедлив, схватил его ладонь обеими руками, прижал ко лбу, потом быстро поцеловал и был таков.
— Иво? — Серхио приподнял бровь.
— Вырвалось… — коротко бросил Лука в ответ, предпочтя не заметить усмешки в голосе Рамоса, носком сапога перевернул тело на спину. В помутневшем глазу мертвеца мелькнуло отражение птицы: обожравшиеся чёрные вороны заполонили город, с трудом поднимались в воздух, брезгуя падалью и выклёвывая только глаза.
— Это бандиты (3) Тони… — он внимательно всмотрелся в одежду убитого, кивнул на роскошные красные ленты на поясе и шляпе.
— Мне кажется, что я насквозь пропитался запахом мертвечины, — Серхио с досадой поморщился. — Хорошо, что хоть немного спасает это… — он звучно втянул носом аромат корицы из изящного помандера (4), свисающего с длинного пояса, вскочил на коня. — Поехали!
— Кто будет убирать трупы? — вдруг резко спросил Лука. — Они разлагаются на глазах.
Он слегка похлопал коня по шее, заставляя его тронуться с места.
— Как всегда… — ответил Серхио, когда они выехали на небольшую площадь.
Впереди виднелся полуразрушенный храм, около которого копошились люди. Лука присмотрелся: женщины с завязанными платками лицами — монахини в чёрных одеяниях, почтенные римские матроны, шлюхи с выступающими из низко вырезанных корсажей округлыми грудями, — молчаливо и сосредоточенно носили мертвецов к свежевырытой яме. Молоденький священник, стоя на коленях, торопливо читал молитву.
— Вот, кстати, и ответ на твой вопрос. — Рамос пожал плечами. — Монахи и дамское сословие, которые…
— А, вот оно что! — перебил его Лука, чувствуя, что вскипает.— Блистательные воины берут города, получают добычу и славу, а разгребают это дерьмо те, кто с радостью обошёлся бы без насилия… Незаметные молчаливые герои, тихое мужество которых никто не оценит…
На ум почему-то пришёл Славен. Лука слегка скривился словно от боли, прикусил нижнюю губу, и до самого дома не проронил ни слова.
Гигантское палаццо делла Канчеллерия (5), самовольно занятое испанскими офицерами, было построено по приказу одного из богатейших и влиятельнейших людей Рима кардинала Рафаэля Риарио, любителя изящных искусств и антиквара, некогда претендовавшего на папский престол. Но, так и не сумев стать папой, он оказался невольным участником заговора против Льва X: зная о намерениях заговорщиков убить святейшего отца, он промолчал, был схвачен, заточён в папской тюрьме, и, чтобы спасти свою голову, вынужден был уступить дворец Ватикану.
Об этом в первый же вечер Луку и Серхио сухо оповестил убеленный сединами дряхлый смотритель-каноник. Поначалу он был весьма недоволен этим вторжением, но, слишком хорошо осведомленный о том, что происходило в Риме, с каждым божиим днем относился к ним всё лучше и лучше. Одним своим присутствием они помогли сохранить бесценное богатство. Бывший хозяин собрал лучшую в Италии коллекцию античных статуй. И проходя по коридорам, Лука ежедневно вглядывался в их мраморные лица, то надменные, то равнодушные, в свою очередь, глядевшие на него слепыми белыми глазами.
Сегодня, как и обычно, к их возвращению в кухне над большим очагом уже подогревалась вода, а слуги торопливо таскали вёдра в купальню.
Лука залез в воду первым, откинул голову на мраморный край ванны, с наслаждением втянул носом запах благовоний. Знакомый аромат окутывал со всех сторон, заглушая тошнотворные запахи улицы. Его любовник притащил на днях неполный флакон лавандового масла, и, честно говоря, Лука предпочёл не думать о том, кому прежде принадлежала эта явно дорогая вещь, и как с ней расстались прежние владельцы. Потому что было просто великолепно лежать по вечерам, купаясь в горьковатом аромате, без движения с закрытыми глазами и позволять себе вспоминать то, что забыть было невозможно.
Красоту бледного худого лица… Лисий прищур зелёных глаз… Ползущую по виску капельку пота…
— Эй! Остановись-ка… — громкий голос Рамоса привёл его в чувство.
— Пошёл ты! — Лука фыркнул в ответ, но руку из воды всё-таки вытащил.
Серхио плюхнулся рядом, неразборчиво пробурчал что-то, обдав брызгами и помянув Матерь Божию, потом участливо взглянул на него.
— Да не смотри ты на меня так, — Лука выдавил улыбку. — Всё со мной в порядке.
— Вижу… — отозвался Серхио. — Ты просто собирался потрогать себя в ожидании своего квашеного капустника (6).
— Вот только не начинай снова. Зачем повторяться в сотый раз? — отмахнулся Лука. — Вы с ним как дети, ей-богу! Постоянно собачитесь при встрече…
— Неужели он тебе так нравится? Я никогда ещё не встречал более разных людей, чем вы…
Лука привычно закатил глаза и шутливо похлопал Серхио по плечу. Разговор этот повторялся со столь завидной частотой, что он приучил себя не сердиться, кивать к месту и не к месту, и, отделываясь общими фразами, стоять на своём.
Нет, Серхио, конечно, не ошибался. Лука не любил Тони Крооса. Он был уже отравлен любовью к Ивану как ядом, медленно убивавшим изнутри. Внутри поселилась всепоглощающая пустота, и он ощущал её всеми фибрами уставшей души. Но знакомство с помощником преданного слуги императора старины Георга фон Фрундсберга (7) оказалось для него настоящим спасением.
Капитан баварских наёмников, светловолосый и голубоглазый, крайне флегматичный молодой человек, умудрился влюбиться в него с первого взгляда. Серьёзно, как и всё, что он делал, Тони без промедления тут же сообщил ему об этом. И Лука, немного поразмыслив, решил, что сейчас разумнее всего будет принять эту любовь. Он честно поставил герра Крооса перед фактом, что не обещает любить в ответ. Тони выслушал, торжественно кивнул головой и поклялся schmelze sein Herz****.
Растопить его сердце… Вспомнив эту фразу поутру, Лука невольно расхохотался до слёз: в первый раз немец взял его аккуратно и педантично. И за это время ни один мускул не дрогнул на красивом лице, а спокойный ясный взгляд остался по-прежнему невозмутимым. Это казалось странным после наполненных страстью и нежностью ночей с Иваном. Новый любовник, напротив, в постели оказался серьёзным, собранным и рассудительным.
А потом Лука понял, что Тони такой и в жизни, и это его внезапно устроило. Насмешки и оскорбительные замечания Кроос пропускал мимо ушей, его было практически невозможно вывести из себя внешними раздражителями. Отлично получалось это только у Серхио. И тогда бледное лицо болезненно розовело, голубые глаза метали молнии, а с узких губ неиссякаемым потоком сыпались непристойности. Лука мрачнел и закатывал глаза: испанец обладал воистину потрясающими способностями нарываться на скандалы и даже драки. А Серхио лишь хищно щерил в ответной улыбке идеально белые зубы.
Вот и сейчас, Рамос насмешливо улыбался, сидя рядом в ванне и небрежно водя пальцами по остывающей воде.
— Нет, должно же быть этому хоть какое-то объяснение… Может, немец настолько хорош в постели? — снова спросил он, никак не желая уходить от разговора. — Или eins, zwei, drei******… и закончили? А, может, ледышка в постели — это ты?
— Я тебя сейчас утоплю, — весь вспыхнув, зло прошипел Лука.
— Понятно. И не шипи на меня. Я столько про тебя знаю, что одним секретом меньше, одним — больше… К тому же — Серхио похлопал себя по груди, намекая на обет дружбы, данный ими перед отъездом Луки в Игнис. — Друзьям можно задавать любые вопросы. Например, про…
Взгляд его упал куда-то за спину, он открыл рот, но Лука его опередил:
— Да, он притащил и их тоже… Вместе с лавандовым маслом…
Речь шла о шкатулке, в которую Рамос явно успел сунуть свой любопытный нос.
— И зачем они вам?
Лука всмотрелся в лицо друга, заподозрив очередную насмешку, но в голосе не было привычного ехидства, только ничем не прикрытый интерес. Впрочем, уши тут же полыхнули жаром. Откровенничать не хотелось, и он ответил вопросом на вопрос:
— Ты помнишь Дитриха?
— Того немчика со смазливой физиономией, который не пропустил ни одной юбки и по ту, и по другую сторону Альп, а потом, ни с того ни с сего, повесился неделю назад?
— Да, его… Тони сказал мне по секрету, что Дитрих подцепил французскую болезнь…
Серхио присвистнул, помолчал немного, но не успел Лука обрадоваться, как он задал следующий вопрос:
— И каково это, заниматься любовью в одёжке для члена? Нет, пойми меня правильно: Жери ещё ни разу не прятал свой меч в ножны (8).
Осознав, что уйти от ответа не удастся, поднявшийся было Лука обречённо вздохнул и вновь плюхнулся в воду.
— Иво сказал как-то, что эта штучка от опасности защищает как паутина, а от удовольствия ограждает как броня… Он использовал его лишь дважды… — пробормотал он дрогнувшим голосом. — В самый наш первый раз… Когда я боялся…
Он закрыл глаза и глубоко вздохнул, стараясь уловить ускользающий аромат лаванды. Лёгкая, едва заметная улыбка воспоминаний скользнула по его губам.
— Хочу тебя… — Иван едва уловимо двинул бёдрами…
— И? — Серхио определенно не собирался сегодня оставить его в покое.
Лука с трудом разлепил глаза, пытаясь сфокусировать на нём взгляд:
— Рамос, ты помылся?
— Ладно-ладно, отдыхай, — проворчал недовольно Серхио и выбрался из ванной. — Я ухожу…
— Надеюсь, ко всем чертям! — с чувством сказал Лука закрывшейся за ним двери. Потом тихонько рассмеялся: он никому не собирался рассказывать про их второй раз.
Член Ивана до сих пор был внутри, и Луке хотелось продлить это невероятное ощущение наполненности. Сильные руки прижимали его к себе, губы покрывали потную шею поцелуями, и он чувствовал себя полностью счастливым. Внезапно раздавшиеся голоса вырвали его из состояния блаженной дремоты.
Иван выскользнул из него, зашипел рассерженной кошкой, вспомнив, что назначил на два часа пополудни встречу управляющему поместьем, подскочил с кровати, огляделся в поисках халата. Вид у него при этом был настолько растерянно-смешной, что Лука, наблюдавший за ним, обернувшись через плечо, не удержался и подколол:
— Иво, ты ничего там не забыл?..
Взгляд Ивана тут же метнулся к его заднице, заставив расхохотаться в голос:
— Нет, не там, Иво…
Рука Луки снова непроизвольно потянулась под порядком остывшую воду, начала медленно поглаживать член.
Иван тогда, кажется, исчерпал весь запас ругани, пытаясь распутать затянувшиеся узелки завязок. А вечером решительно отодвинул коробку прочь, сердито заявив, что не собирается больше кончать в чехольчик, сделанный из кишок какой-то неизвестной ему овцы, и приглушенно фыркнул, услышав в ответ:
— А если известной?!
***
После расставания с Иваном Лука раздумывал очень недолго, а куда, собственно, ему податься. В порту он отыскал готовый к отплытию корабль под поднятыми парусами, и через несколько дней уже сходил по трапу с небольшим сундучком в руках на островок Маянс, соединенный пирсом с городом. Конечно, дворянину было негоже опускаться до носильщика клади, и можно было взять с собой хотя бы пару проверенных слуг, но он отправлялся в изгнание, и не хотел разлучать их с семьями.
Рождественская Барселона показалась Луке городом радости. Свернув с портовой площади на главную улицу, он сразу же попал в веселое пьяное многолюдье. Это Король Беспорядка (9) и его приближённые, в нарядных праздничных одеждах, масках и с гремушками, дудками, кастаньетами и тимпанами в руках, истошно вопя, направлялись к главному собору города — Собору Святой Евлалии, где, судя по восторженным крикам толпы, вот-вот должна была начаться рождественская мистерия.
С трудом выбравшись из людского потока, узкими тёмными переулками Лука направился к дому сеньора Рамоса. Пожилой слуга провёл его по знакомым комнатам, распахнул перед ним створчатые двери. Удивлённо воскликнувший хозяин шагнул навстречу, сжал в крепких объятиях. И Лука, уткнувшись в грудь, отстранённо подумал, что дружба с Серхио — это благословение небес.
***
Обнимая тощее тело, Серхио почувствовал себя старшим братом, у которого младшенький и непутёвый ищет поддержки. Когда утихла первая радость от встречи, он более внимательно рассмотрел нежданного гостя.
— Иисус Всеблагой! Как сказал бы сеньор Антуан: «Я ощущаю странное чувство дежа епруве» — манерно-гнусавым голосом передразнил он французского посланника, вызвав слабую улыбку на лице Луки, — что значит
«уже испытанное».
— Кто это — сеньор Антуан?
— Да так… Один вертлявый молодой человек, чудом избежавший дуэли…
— С сеньором Пике?
— Нет… Со мной… — неохотно отозвался Серхио, глядя на приподнятые в ожидании ответа брови Луки, потом хлопнул его по спине и весело сказал. — Потом расскажу… Ты-то откуда тут взялся?
Несколько следующих дней они почти не разговаривали. В Королевском дворце один за другим шли парадные приемы и званые обеды. Вице-король то приглашал к себе иностранных купцов со стоявших в порту торговых судов со всего Средиземноморья, то капитанов военных кораблей, то представителей ремесленных цехов. И Серхио, то и дело посматривая в сторону неотступно следовавшего рядом Луки, думал, что оставить гостя на некоторое время в покое было самым лучшим решением. Лука пока ничего ему не рассказывал, а Серхио и не настаивал, справедливо полагая, что всему своё время.
И вот это время пришло… За бутылкой неизменного каталонского вина, уставившись куда-то за его спину, лишь изредка поправляя ворот рубахи, Лука рассказал обо всём, что случилось с ним за время их разлуки. Рамос, конечно, мог бы повторить то французское выражение вновь, но что-то в лице собеседника подсказывало ему, что на этот раз всё оказалось гораздо серьёзнее.
— А Ведран? Ты его любил? — негромко спросил он, когда наконец воцарилась тишина, пристально взглянул в глаза, словно пытаясь понять глубину горя.
Лука недоумённо сморгнул, удивившись внезапному вопросу.
— Не помню… — ответил он, вздохнув. — Тебе сейчас, наверное, кажется, что я повторяюсь, но я…
Он поднялся, подошел к двери, которая вела на маленький балкончик.
Серхио, изучая напряжённую сутулившуюся спину, виновато качнул головой:
— Прости…
Лука поднял руки, показывая, что ничего страшного не случилось, потом повернулся к нему лицом:
— Однажды, во времена учебы в Сиене, я попал на представление масок. Ну, знаешь, тех, которые и сюжет, и текст сочиняют на ходу. В тот раз разыгрывалась пьеса о двух влюблённых (10)… Так вот, в самом начале герой страдал от безответной любви к одной прекрасной даме, — он усмехнулся, — смешно, надо сказать, страдал… Боялся упасть в глазах друзей, и для этого выдумал себе предмет для поклонения. А потом встретил ту, которая перевернула ему душу…
Лука помолчал немного, потом открыто взглянул ему в глаза:
— Я не собираюсь возвращаться к… в Игнис, но мне больше некуда идти… Ты позволишь мне остаться?
— Ты же мой названный брат. Поэтому, мой дом — твой дом, — высокопарно произнёс Серхио, и они вдруг громко расхохотались, вспомнив, как в этой же комнате утирали пьяные слёзы и клялись в вечной дружбе, прижимая дрожавшие от немалого количество выпитого вина руки к груди и целуя друг друга, кажется, в левое плечо (11).
Оставить у себя Луку было проще простого, труднее было убедить Жерара в своей невиновности. Но Серхио, поднаторевший в этом искусстве, всё же сумел доказать ревнивцу, что тот для него не опасен. А по весне 1527 года вновь начались военные действия. Многочисленное разношёрстное имперское войско, говорящее почти на всех языках Европы, лавиной разрушительного ужаса прошло по северу Италии, оставляя позади себя смерть. Здесь-то Лука и встретился с Тони.
