Я сбился с пути, но я пойду до конца. Breaking Benjamin - Until The End
«Ну, не убили же», — себе под нос передразнила Вивьен реплику Жанны, чувствуя, как с каждым её беглым шагом ярость вскипает в ней всё больше и больше. Какого чëрта сейчас было? Почему эта Жанна так запросто показалась, всучила какое-то письмецо и назвала хорошей девочкой с таким снисхождением, будто в матери ей годится? Этой вампирке совсем всё равно? Она даже мёртвой больше не притворяется и не боится, что Вивьен разнесёт весть о ней по всей округе. До имения Фунбари оставалось всего ничего, а сердце всё не унималось. На секунду даже показалось, что оно стучит с перебоями, и девушка остановилась, чтобы успокоиться. Укусы на ее теле пульсировали, будто никогда и не затягивались. Она чувствовала каждый: два на шее, три — на руках, четыре — на ногах, один на животе… Вивьен вспомнила, какое отвращение испытала, увидев себя в зеркале раздетой в первый раз. Следы зубов выделялись на бледной коже бордово-синими пятнами, словно кровь на снегу. И это не были аккуратные проколы клыками, как на иллюстрациях книг о вампирах, — из нее будто пытались вырвать куски плоти, смыкая всю челюсть на коже. Хао сказал ей, что так делают только одуревшие от голода новообращëнные — бросаются, словно дикие звери, а затем пьют до рвоты, пока желудок не начнëт выталкивать всё обратно. Немудрено, что Вивьен отпаивали вампирской кровью — иначе она бы просто не выжила. Вивьен заскулила, закрыв лицо ладонями. Опять эти мысли. Они наводили столько страху, что в груди не хватало воздуха, сердце стучало в ушах, а тело сотрясала дрожь. Вивьен не хотела проживать, представлять то, что она — хвала Всевышнему! — не помнит, но, чем больше проходило времени, тем сложнее это становилось. Возможно, рассудок ей сохраняли крупицы оставшейся в ней крови вампира, но на сколько их ещё хватит? Чтобы хоть как-то отвлечься, Вивьен ухватилась за записку Жанны. Если она начнёт вникать во что-то другое, её страх отступит, ведь так? Уверенности не было никакой, но трясущиеся руки уже разворачивали маленький прямоугольник в попытке ухватиться за последнюю соломинку. — Что за?.. — из него полупрозрачной струйкой высыпалась пыль в то мгновение, как Вивьен полностью развернула пергамент. Осмотрела с одной стороны, с другой… Лист оказался пуст. — Это шутка какая-то? — непонимающе пробормотала она, всматриваясь в бумагу на просвет. Ничего. Затем перевела взгляд на серевшие на одежде пятна. Любезно предоставленное ей пальто хоть и было поношено Анной, выглядело безупречно всего несколько секунд назад, а теперь нуждалось в чистке. Вивьен попробовала смахнуть пыль ладонью, но мелкие частицы лишь сильнее въелись в ткань. «Это не пыль… Это пепел! На кой чëрт Жанне передавать мне в пергаменте пепел?». Разгадка нависла над ней мутным облаком, и, заметив какое-то движение сверху, девушка незамедлительно подняла голову. Она даже не успела понять, что произошло, когда что-то метнулось к её груди и холодным ветром проникло внутрь, превращая тело в податливую безвольную куклу. «Прости-и… — жалостливо протянул в голове чей-то чужой, незнакомый женский голос. — Мне так жаль». И разум Вивьен утянуло куда-то глубоко-глубоко. Или… куда-то в давным-давно?***
Тяжёлый от надвигающихся туч воздух пах сыростью и мятым вереском, и Вивьен поëжилась от промозглого ветра, обнимая себя за плечи. К коже плотнее прижалась ткань домотканого платья из колючего льна, но оно совсем не согревало, ведь тело дрожало так, что девушка слышала, как часто-часто клацают друг об друга зубы. Впереди возвышался так хорошо знакомый особняк поместья Фунбари: огромный, фундаментальный, дышащий, вбирающий в себя воздух, как живой. Вивьен уж было сделала шаг в его сторону, но ноги остались стоять на месте. Только теперь она начала замечать, что что-то не так, и огляделась. Рядом с ней безмолвно толпились еще двенадцать девушек: простоволосых, босых, в одних нижних платьях – почти таких же, как у нее. Они жались друг к другу, точно слепые щенки, пытаясь сбиться в беззащитную стаю, и, хоть Вивьен не считала себя знатоком в умении читать людей, она сразу заметила то единственное, что их объединяло, — страх. И её зубы стучали тоже не от холода. Её тело находилось в напряжённом ожидании чего-то ужасного. Чего-то, о чём она ещё не знала. Двери особняка распахнулись, и наружу легкой поступью выпорхнул молодой мужчина. Одет он был странно, словно сошел с иллюстраций книг о средневековье — в множестве буфов, в вычурных вышивках, в коротких раздутых штанах, надетых на чулки. Белокурые локоны, выглядывающие из-под шляпки с длинным пером, невесомыми пружинками покачивались при каждом шаге, а лицо излучало удовлетворение сытой улыбкой на длинных губах. «Это что, актёр? Господин Йо решил развлечь домашних, организовав театральную пьесу прямо в Фунбари?» — До чего прелестные голубушки! — мужчина хлопнул в ладоши, подходя ближе и едва не мурлыча от удовольствия, а девушки, тихо заскулив, еще плотнее сбились в кучку. Кто-то вцепился острыми пальцами в локоть Вивьен и шепнул: — Начинается. «Что начинается?» — недоуменный вопрос так и не успел сорваться с губ. Её настиг едва уловимый запах: сладкий, манящий, тлеющий на самом кончике языка, будто пробуешь его на вкус. Ещё пару месяцев назад она не предала бы этому значения, но теперь Вивьен слишком хорошо знала этот аромат. Так пахнет хищник. Так пахнет Хао. Так пахнет её собственная кожа в те леденящие душу минуты, когда её отражение пропадает из зеркал. «Вампир». Вихрь ужасающих мыслей пронёсся в голове, в то время как сердце в груди испуганно забарабанило о рёбра, перегоняя кровь к сбившемуся в комок желудку. «Кто пригласил его в дом? Где Йо, Амидамару? А Пирика? Анна? Они живы? Почему он ведёт себя здесь словно полноправный хозяин?». Двери особняка снова открылись, и крик застрял в горле. Их было много, не меньше десятка, и каждый неправильно, безупречно красив в своей застывшей навечно молодости. Их одежды были такими же нелепыми, но Вивьен совсем не хотелось смеяться. Тем более, что последним вышел он — Хао. Весь в чёрном, в бархате, с золотыми нашивками, позолоченной тростью и с распущенными длинными волосами, развевающимися за его спиной, словно накидка из безукоризненно гладкого шёлка. Сердце пропустило удар. — На колени, на колени, сладкие, — почти пропел белокурый мужчина, подбегая к ней. — Это же господин Хао. Он схватил Вивьен за рукав и дëрнул куда-то в сторону, вынуждая выбиться из девичьей стайки, но отпустил так быстро, что она не успела даже как следует испугаться, сделав с его подачи всего несколько шаркающих шагов на не сгибающихся ногах. Его ловкие бледные руки растаскивали девушек одну за другой, вынуждая становиться в шеренгу, и те, потупив глаза в землю, опускались как им и было сказано — на колени. Вивьен сделала то же самое. Вернее, не она, а та, кому принадлежало это тело с короткими опухшими пальцами и выгоревшими бледно-рыжими волосами, спадавшими на полную округлую грудь. В памяти всплыло последнее, что сказала Жанна: «Я покажу, кто такой Хао Асакура». Неужели… это оно? То, что она собиралась ей показать? После того, как вампиры исчезли, людская молва разнесла множество легенд о живших когда-то чудовищах. Некоторые из них гласили, что вампиры походили на огромных летучих мышей, что они выходили из своих укрытий только по ночам, что боялись молитв и распятий. Церковь эти сказки всячески поощряла, ведь Бог создал человека по своему образу и подобию, и столь ужасные монстры, по преданиям вышедшие из самых глубин ада, просто обязаны были отличаться от людей внешне и трястись пред лицом господним. Теперь же Вивьен видела вампиров воочию вместе с их самым древним предводителем. Так не изображали демонов — так описывали ангелов. Совершенные создания вне времени и вне законов мироздания. Хао величественно подошёл к началу шеренги, пока самый первый вампир что-то тихо нашëптывал ему на ухо, чуть сгорбившись, — ростом он превосходил Асакуру едва ли не на голову. Хао утомлëнно дëрнул уголком рта и чуть вскинул руку вверх, призывая того замолчать. Девушки старались не поднимать глаз, но то и дело искоса поглядывали на вампиров, следя за обстановкой. Проходя мимо каждой, Хао поднимал рукояткой трости их головы за подбородок и вглядывался в лица. Вивьен передëрнуло — до чего уничижительный жест. И вот его ботинки из идеально начищенной чёрной кожи остановились перед ней. «Ну уж нет», — взбеленилась Вивьен, и тут произошло то, чего она не ждала: её разум получил контроль над телом, и она сама подняла голову до того, как Хао вынудил её это сделать. Её глаза, злые и нетерпеливые, встретились с его, и в их спокойно чернеющей глубине промелькнула заинтересованность. Не слишком очевидная, чтобы он её продемонстрировал, но достаточно заметная для той, кто следил за ним неотрывно. Вивьен глядела на него снизу вверх, в позе, унижающей ее человеческое достоинство, и, чтобы хоть как-то смириться с уязвлëнной гордостью, вспоминала Хао таким, каким она чаще всего видела в настоящем, — за решёткой, ухмыляющимся выученной за сотни лет заточения уже совсем не настоящей улыбкой. Она представила эту картину в голове, словно наяву, и захотела отвести взгляд, но Хао дëрнулся к ней, склонившись, и его пальцы так сильно сдавили еë щëки, что девушка попыталась инстинктивно отпрянуть. Но вампир держал её очень крепко — у неё не было и шанса. — Чьими глазами ты смотришь на меня? — его брови свелись к переносице, в то время как голос остался ровным. «Как он понял?! Я ведь даже не здесь, не по-настоящему, я просто зритель!» — удивилась Вивьен, а рот рыжей хозяйки тела издал нечто, похожее на торжествующей хохот. — Плотью от плоти моей. Моя кровь ещё увидит твоё унижение. Хао, цокнув, дëрнул щекой. — Приволокла потомка засвидетельствовать свою смерть? Хорошенький подарок от прабабки-ведьмы, ничего не скажешь. Слово «смерть» ударило, словно обухом, и внутри липким морозным слоем инея растëкся страх. Вот зачем здесь все эти девушки. Их будут лишать жизни, пустят на закуску прямо сейчас. «И это… моя родственница из прошлого?». Если бы не обстоятельства, Вивьен засмеялась бы в голос. Выходит, не так уж была неправа сварливая кухарка из её детства, когда обвиняла ее в ведьминском происхождении. — Имя, — холодно отчеканил он. — Джиневра. — Не твоё. Вивьен смотрела в глаза Хао, видящие еë насквозь даже сквозь чужое тело, чужие мысли и сквозь пласт столетий, разделявших их в это мгновение, и чувствовала, как замирает, сжимается до чего-то маленького, незначительного, неспособного противостоять его воле. — Вивьен, — прошептала она не своим голосом, и Хао одарил её чем-то, похожим на улыбку. Он обернулся к своей свите, и кончик его трости почти ткнулся ей в нос, когда указал на нее. — Эта. Затем он отошёл, даже не обернувшись, и не стал разглядывать оставшихся девушек. Вампиры воззрились на Вивьен с едва скрываемым недоумением. Как будто что-то пошло не так, и выбор господина показался им странным. Она поднялась на ноги, и это движение далось ей чуть сложнее, чем обычно, отдавшись сдавленной болью в животе. Ее рука инстинктивно метнулась к месту боли и вместо привычного плоского корсета нащупала аномально выступающую мягкую округлость из почти неспособных втянуться обратно мышц. Будучи не самым младшим ребенком в семье и видевши такую картину не раз, она знала, что это означает: Джиневра совсем недавно родила и, судя по дискомфорту и слабости в теле, ещё не успела оправиться. Девушки снова собрались в стайку, но ненадолго. Белокурый вампир снова заговорил с ними, приветливо улыбаясь, словно они были его дорогими гостями и не стояли всего минуту назад на коленях. — Дамы, — чуть повысил он голос, чтобы его было слышно. — Для начала хочу выразить своё почтение вашей храбрости. Вы — жертвенные агнцы, дарованные нам вашими селениями, чтобы наш гнев не настиг остальных. Возможно, эта мысль утешит вас в ваши последние минуты, ведь вы попали сюда велением ваших благородных сердец. — Говорит так, будто мы сами сюда пришли, по доброй воле, — тихо всхлипнул кто-то за спиной Вивьен. — Меня напоили сонной травой и привезли сюда ночью в мешке. — А меня отправили вместо дочки старосты, — шепнул голос справа, и за ним посыпались признания, ещё и ещё. Будто девушки только сейчас осмелились раскрыть рот, не выдержав напряжения. — Жребий выпал моей сестре, она сбежала. — Меня повязали прямо в церкви, бросили в повозку и увезли. — У меня чахотка, мне недолго осталось. — Меня должны были сжечь на костре, едва мой малыш появится на свет, — тихо произнесла Джиневра, — но предложили более лёгкую смерть. — И меня собирались сжечь как ведьму. Муж вздумал избавиться от меня и оклеветал. — Мою подругу отправили сюда в прошлом году. Красивей неё в жизни не встречала. Я… любила её. Вивьен знала, насколько чутким может быть слух хищника. Несомненно, вампиры, стоявшие чуть поодаль, слышали каждое слово, но это не должно было порушить пафосность момента. — Вы спросите, — продолжал словоблудствовать вампир, — зачем нам вообще жертвы, ведь люди сами приходят к нам толпами, становятся нашими кормовыми зверушками в надежде, что однажды кто-то из нас решится даровать им бессмертие. А ответ прост, — он сделал долгую паузу и повысил голос, стерев улыбку с гладкой маски лица. — Чтоб люди знали своё место. Чтоб помнили, что мы в любой момент можем прийти в ваши грязные деревушки и устроить кровавую баню, если ваши дорогие соплеменники решат снова прийти к нам с оружием, как пятнадцать лет назад, — его интонация снова сменилась на медово-торжественную: — Один человечек в год — не такая уж большая потеря. Правда, голубушки? Со своей стороны обещаем, что даруем вам максимально быструю кончину. Раз вы здесь, то вы уже немного лучше, чем те, кто остался прятаться за вашими телами. «Охота на самайн», — вспомнила Вивьен, как читала о чём-то подобном в книгах. Вампиры собирали людей, как дань. В основном девушек, потому что развлекались подобным манером преимущественно мужские особи. Пленниц отпускали, давая фору, и те бежали в надежде спастись. Спастись удавалось лишь единицам и только в тех случаях, когда бегущих было больше, чем охотников. Вампиры быстро их нагоняли и выпивали досуха. Вивьен бросила мрачный взгляд на Хао. Что ж, в одном Жанна была права: такое зрелище равнодушным её не оставит. Тем более, что её запихнули в шкуру жертвы. От этой мысли ей стало дурно, и к горлу подкатила желчь. Содержимое желудка выплеснулось на траву в момент, когда она согнулась пополам, и в висках запульсировало. «А что, если это всё по-настоящему, и я умру?» «Мерзость, — фыркнул кто-то из вампиров. — Господин Хао, вы можете изменить свой выбор, пока мы не начали». «В этом нет нужды», — меланхолично ответил знакомый голос, и тогда до Вивьен дошёл весь смысл смотрин, через которые она прошла минутами ранее. «Он выбрал, кого будет убивать! Пресвятая Дева». Сердце в груди колотилось так, будто желало загнать себя до смерти, но ему это не удавалась. Джиневра была слишком крепкой молодой женщиной, чтобы её тело так просто испустило дух. Девушек попросили разойтись и развернуться лицами в сторону леса. Вивьен следовала вместе с будущей жертвой Хао и чувствовала, как шаги отдаются в животе тянущей болью. «У Джиневры ни шанса убежать далеко, — с досадой заметила она. — Она умрёт страшной смертью, и мне придётся перенести это вместе с ней. Если только у меня не получится его разжалобить». Вивьен едва не фыркнула от собственного хода мыслей. Разжалобить Хао? Он всегда говорил, что люди — лишь еда, и ничего более. Он — главный зачинщик этих смертельных кошек-мышек. Никакой жалости, ведь она — съедобный трофей, который он получит в конце этой игры. Вперёд! Пленницы рванули с места в разные стороны, стараясь убежать как можно дальше не только от вампиров, но и друг от друга. Им больше не было смысла держаться вместе, ведь теперь каждая была сама за себя, а группа девушек неизбежно привлечет к себе куда больше охотников, чем одна. Возможно, паре из них удастся спастись, но не Вивьен. Вивьен, а вернее, Джиневра, бежала, держась за живот, чувствуя, как всё саднит внутри, будто она — одна большая рана. По щекам бежали горячие слезы. Она не хотела умирать, но понимала, что придется. Добежав до ручья, она не раздумывая прыгнула в него и зашагала, перебирая широко расставленными ногами в по-осеннему пробирающей до костей воде. «Надеется сбить запах», — догадалась Вивьен. Это могло бы сработать с собаками, но, к сожалению, запах — не единственная сильная сторона вампиров. Хао услышит её сердцебиение, дыхание, мысли, придёт за ней прямой наводкой, ни разу не запутавшись и не сбившись с пути. — Мне так не хотелось умирать одной, — хриплым шепотом проговорила Джиневра, когда наконец выбралась на берег. Она больше не бежала, но упорно шла, не останавливалась, не собиралась сдаваться. — Я сожгла прядь волос, чтобы сохранить частицу души в пепле, провела ритуал. Тот, кто связан со мной кровью, разделил бы со мной этот момент, поддержал, чтобы мне не было так страшно. Я надеялась, что это будет мой малыш, когда вырастет. Но ты не он. Почему ты — не он? Джиневра не ждала ответа, но в вопросе её сквозило невысказанное разочарование. Где хранился этот пепел до того, как попал к Жанне? Как Жанна поняла, что Вивьен — нужный ей потомок? И разве может ритуал перемещать разум во времени? Вопросов было много, но Вивьен не знала ответов ни на один. Единственное, что стало очевидно, так это то, что умрёт только хозяйка воспоминаний, ведь не стала бы ведьма приговаривать на верную смерть собственного ребенка. — Молчишь, — хмыкнула Джиневра. — Мне приходится отпускать контроль над телом, чтобы ты могла говорить. А я думала, что смогу слышать тебя, как при единении с духом. Зато Хао прекрасно слышал Вивьен и, похоже, совсем не удивлялся наличию двух разумов в одной смертной оболочке. «Он ведь когда-то был шаманом, — пробовала на вкус девушка пока ещё непривычное слово. — Наверняка видел такое и не раз». Джиневра что-то тихо рассказывала без остановки, будто надеясь оставить след в памяти незнакомого ей потомка. В основном про отца своего ребенка. Тот был священником, несущим обет безбрачия, и он до того был напуган, когда его нарушил, что обвинил во всём Джиневру. Дескать, она его приворожила, околдовала. Рыжие волосы пришлись кстати. И то, что её часто видели говорившей с пустотой, тоже. — А вот и ты, — голос Хао оборвал её монолог так резко, что Вивьен снова ощутила, как сжимается в один маленький сгусток. Джиневра медленно повернулась на негнущихся ногах, и Вивьен взглянула на него её помутневшими от слëз глазами. Глазами жертвы, что вот-вот сгинет в пасти хищника. — Не нужно бояться, — примирительно вскинул он руки. — Обещаю, что буду милосерден. — Полагаю, у нас разные понятия о милосердии, — сдавленно прошипела Джиневра. — Почему ты выбрал меня? Потому что я ведьма? — Потому что ты меня заинтересовала, — Хао растянул губы в снисходительно-добродушной улыбке, как будто разжëвывал ребенку какую-то очевидную истину. — В твоëм теле занятная попутчица, — и тихо усмехнулся. А Вивьен притихла, стараясь сконцентрироваться на том, чтобы больше не вспоминать образы из своего настоящего: как она с ним говорит, как неосознанно ищет его поддержки в её недопревращении, как её тянет к нему, как их обнаженные тела сплетаются в том самом видении, как она ласкает себя пальцами, вспоминая об этом, и глушит стоны, утыкаясь лицом в подушку… И Хао, разумеется, считал каждый из образов, что она пыталась загнать глубоко внутрь. — Интересные у тебя мыслишки, Вивьен, — он хмыкнул и в долю секунды оказался рядом, возвышаясь над Джиневрой на полголовы. Изящные аристократичные пальцы оплели её подбородок и дëрнули вверх, вынуждая поднять голову и смотреть ему в глаза. Губы его дрогнули в ухмылке. — Да ты влюблена в меня по уши. «Еще чего!» — возмутилась Вивьен. Ей хотелось дернуть головой, вырываясь, но Джиневра упорно не давала ей контроль. — А вот мне ты противен, — едко бросила Джиневра. — Жри уже, не захлебнись. Нет сил на тебя смотреть. Да и Великий Дух меня уже заждался. — Похвально. Речь достойная шаманки, — флегматично заметил Хао. — Вот только… я не стану пить твою кровь. Я просто сделаю вот так. Его руки сжали голову и в секунду повернули на сто восемьдесят градусов. Вивьен услышала треск, но даже не успела осознать, что произошло, мгновенно погрузившись во тьму.