Just another Christmas story

Если ты не заботился о своей безопасности, то у тебя не было проблем с тем, чтобы потрахаться в тюрьме, но дело в том, что Микки не входил в эту категорию — он заботился, даже слишком, потому что все в этих стенах так или иначе знали, кем был его отец, и Микки не хотел, чтобы информация дошла до него. Так что он не удовлетворял свои потребности и никого не подпускал к своей заднице в течение двух лет. Со временем его тюремная сексуальная жизнь пришла в норму: он позволял парням отсасывать у себя в качестве оплаты за услугу, отстаивал свой статус топа на наглядном примере, но чаще всего сердито дрочил на своей койке, снимая накопившееся напряжение, от которого, в противном случае, избавился бы, зарядив кулаком по наглой рыжей морде, с которой делил камеру. К счастью, жизнь вне тюрьмы была к нему добрее, и Микки умудрялся раз или два в неделю перепихнуться с незнакомцами, которых он встречал в барах и гей-клубах, не проронив при этом ни слова. И Микки любил это, потому что никто из близких не должен был знать, что именно делало его член твердым, а такой образ жизни позволял легко притвориться одиноким волком, не заинтересованным в поиске жены и полностью довольным ночами с дешевыми и легкомысленными девушками. Однако все стало ещё сложнее, когда он проснулся на следующий день после истории с катком и рождственским рынком от мокрого сна, в котором, по его мнению, было слишком много веснушек и рыжих волос. Но хуже всего, что его член оставался каменно твердым даже после пробуждения, и Микки знал, что если он решит избавить себя от напряжения, то в его голове возникнут образы, видеть которые совершенно не хотелось. Поэтому он принял ледяной душ и выкурил пару сигарет, надеясь, что температура тела вместе с нижней его частью остынут естественным путем. Ему на самом деле нужно было взять себя в руки. Микки думал, что если попросит Мэнди забрать у рыжего деньги, проблема решится сама собой, но когда она вернулась и сказала, что Йен решил разорвать сделку, Микки был смущён, зол и почему-то еще больше возбужден. Поэтому он прочесал весь район, выбивая долги из местных наркоманов, оставляя памятные синяки нескольким из них, просто потому что мог, и в конечном итоге опаздывая на свою работу по условно-досрочному освобождению. Его надзиратель был странным и слабым коротышкой, но он, по крайней мере, действительно хотел помочь Микки. Он нашел ему работу механика на полставки в автомобильной мастерской, которой владел его кузен или еще какой родственничек. Микки пришлось дохуя много узнать о машинах (до этого момента он знал только, как их угонять), но это была приличная работа, во время которой ему не приходилось слишком много общаться с покупателями, и тот факт, что он мог проворачивать кое-какое незаконное дерьмо — без ведома своего надзирателя, конечно — помогал ему чувствовать себя комфортнее. Во всяком случае, у него была хоть какая-то работа. — Ты сегодня не в духе, — приветствовал его босс, — Не то чтобы обычно ты был душой компании, но сегодня твой уровень гнева особенно высок. — Отъебись, — ответил Микки, уходя от надобности говорить что-то большее. Следующий час он провел, работая над одной и той же деталью и в большей степени пиная хуи, потому что его мозг решил воспроизвести в голове адскую смесь образов из его сна и Мэнди, говорящей ему о том, что Йен хочет отказаться от соглашения. Последнему факту Микки должен был радоваться — разве не этого он хотел с самого начала? — но от чего-то его глупый мозг всеми силами умолял отправиться на поиски рыжего и заставить передумать. Микки не хотел проводить с Йеном больше времени, он хотел вмазать по его наглой роже, но также поцеловать его и опуститься перед ним на колени. Он никогда не чувствовал такого раньше: ни когда они делили камеру, ни когда он был с другими парнями, и это нехило сбивало с толку и выводило из себя. — Иди домой, Микки, — отвлек его от размышлений голос шефа. — Я еще не закончил, — пробормотал в ответ Микки, пытаясь сосредоточиться на детали. — И сомневаюсь, что сегодня закончишь, — настаивал босс, — Я не знаю, что с тобой происходит, но тебе точно не до работы. Так что иди домой, я даю тебе выходной до конца дня. Прочисти мозги и возвращайся, когда будешь готов. Микки решил больше не спорить. Он в самом деле был бесполезен и хотел врезать всем и каждому. Микки бесцельно шлялся по окрестностям, не желая возвращаться в слишком веселую квартиру Мэнди, и в конце концов опрокинул кружку пива в «Алиби». Он не был в этом баре уже много лет, потому что всеми силами стремился избежать встречи с отцом, прекрасно зная, что «Алиби» было любимым местом этого уебка. Однако пару недель назад Микки услышал, что кусок дерьма, пожертвовавший сперму для его создания, арестован за какую-то незаконную поебень и отправлен на небольшой отпуск в тюрьму округа Кук. Так что Микки решил, что он вполне достоин выпить пару кружек пива в лучшем хреновейшем баре Саутсайда — что было его официальным статусом — слушая странные речи местного бармена Кева. Большую часть слов Микки пропустил мимо ушей, но не смог скрыть своего любопытства, когда Кев начал рассказывать о последних проделках Фрэнка Галлагера и о том, сколько раз Йен навещал его в реанимации за последние пару месяцев. Имя рыжего было упомянуто лишь вскользь, но Микки точно запомнил, что он работает в приемном покое, поэтому он бросил пару банкнот на стойку рядом с недопитым напитком и направился к выходу из бара. Он ещё не знал, что будет делать, но он должен был попытаться изменить решение рыжего, должен был поговорить с Йеном и увидеть его.

***

— Слушай, Мэнди сказала, что ты хочешь расторгнуть сделку, и я понимаю тебя, но думаю, что это глупо. Микки выследил рыжего, загнал в угол и выпалил какое-то неотрепетированное дерьмо — что могло пойти не так? Йен, конечно же, выглядел очень смущенным, но Микки не знал, как объяснить свое поведение, а если бы и знал, то по сценарию в своей голове уже бежал отсюда далеко и надолго. — Это было самое странное дерьмо, о котором меня когда-либо просили, — Микки на самом деле пытался, — А я зарабатываю деньги, продавая оружие и наркотики, так что видел очень нездоровую хуетень. Но это было весело, и я неплохо наваривался на этом, и моя сестра успела полюбить твою сестру, и нас никогда раньше не приглашали на рождественские вечеринки, и она была разочарована тем, что ты отступил, и подобное дерьмо поднимает праздничный дух, и может еще что-то? Время замедлилось, Йен не отвечал и пялился на Микки так, будто у него выросла вторая голова. Микки, в свою очередь, тяжело дышал, и готов был выскочить за дверь в любую секунду. Какого хуя он вообще здесь забыл? Может, стоило просто пнуть Йена на землю, чтобы он окончательно его возненавидел, и навсегда покончить с этим? Нет, не стоило, потому что тогда бы Микки нарушил свой испытательный срок, устроив драку в больнице, полной свидетелей, и вернулся бы в тюрьму, что точно не расценивалось как хороший финал. Может быть, он мог просто выйти за дверь и никогда больше не пересекаться с Йеном? Это ведь Микки заявился сюда, практически умоляя, а не рыжий, который хотел разорвать сделку. Что с Микки нахуй не так? — Окей, — Йен вздохнул, и Микки почувствовал, как его сердце остановилось. Что, блядь? Этот идиот согласился с дерьмом, которое изверг из себя Микки? Это оказалось слишком просто, — Но я хочу внести некоторые коррективы в условия сделки: нам нужно перестать быть такими агрессивными друг с другом, иначе мы не сможем продать историю, и тебе нельзя просто брать и сбегать, как ты сделал вчера. Если мы правда делаем это, ты остаешься до тех пор, пока я не решу, что можно уходить. Микки согласился на все новые условия Йена, добавив к ним завтрак, чтобы сделать вид, будто он стоит на своем, когда на самом деле он без вопросов сказал бы «да» на все требования рыжего. После этого Микки заблудился в густом тумане чувств и эмоций. Его тело все еще находилось в режиме битвы и полета, но глубоко внутри, в районе желудка, теплилось что-то ещё, он был… счастлив? Было ли вообще это «что-то» эмоцией? Микки не знал… Йен отпустил шутку по поводу рождественской вечеринки и ушел, а Микки пешком отправился до дома. Он рухнул на свою кровать — не Мэнди, он дважды проверил — лицом вниз, пытаясь переварить все комбо эмоций, которое он испытал с пробуждения до настоящего момента, и понял, что до двадцать четвертого декабря осталось всего ничего. А он совсем не готов.