Just another Christmas story

В свои двадцать с небольшим Микки считал, что в его жизни было множество достижений: несколько лет в тюрьме — есть, алкоголь и слишком много сигарет, чтобы хоть как-то прожить свои дни — есть, отсутствие собственного жилья и скучной офисной работы — есть, так и не прошедший страх родного отца — есть. Но какая-то его часть думала, что к этому времени он будет женат на женщине и, возможно, будет иметь парочку спиногрызов, а не регулярно трахаться с парнями, как это происходило сейчас, так что все было более или менее замечательно. И он больше не жил с отцом, что однозначно расценивалось как хороший выигрыш, плюс его сестре платили большие бабки за то, что она поебывала богатых парней, поэтому когда она согласилась терпеть его в своей двухкомнатной квартире в относительно благоустроенном районе, он окончательно получил свой статус счастливчика. Микки спал крепким сном без сновидений в настолько прекрасной и удобной кровати (гораздо более удобной, чем ему запомнилось), что он мог бы остаться там на весь чертов день, но внезапно кто-то перевернул его, и он грохнулся лицом на пол. — Блядь! — он застонал, пытаясь собраться с мыслями и вспомнить, где он находится и что происходит до того, как на него обрушился крик его сестры. — Вот, что ты получаешь, когда спишь в моей кровати, ленивый мудак! — Что? Микки несколько раз моргнул. Он лежал на полу в спальне Мэнди, приземлившись на ее пушистый розовый коврик, что определённо сделало падение более мягким, и все еще был одет в свою вчерашнюю одежду, не считая туфель, брошенных где-то около двери. — Ты вернулся домой раньше меня, — начала объяснять Мэнди, все еще крича, и Микки заметил, что она стоит на кровати и смотрит на него сверху вниз, — Наверное, в стельку нажрался и, когда пришел, рухнул на мою, блядь, кровать! Твоя спальня через две двери, придурок! Мне пришлось спать на диване, потому что я ни за что не лягу на твои заляпанные спермой простыни, которые ты никогда не стираешь! Микки перевернулся на спину, голова болела от похмелья, утреннего солнца, падения на пол и воплей сестры. Он смутно помнил прошлую ночь. Он знал, что там была выпивка, и был почти уверен в том, что ему отсосали, но не настолько, чтобы поклясться в этом. И вот теперь он лежал на полу, стонал и называл себя неудачником, не в силах сделать что-то кроме. Он услышал, как Мэнди спрыгнула с кровати, а потом перешагнула через него и направилась на кухню. — Сколько сейчас? — еле выговорил он. — Десять. И тебе повезло, что я позволила тебе спать так долго. Ты мой должник! Он закрыл глаза, слушая, как Мэнди шумит на кухне, наверное, готовит себе завтрак. Завтрак сейчас не казался привлекательной идеей. Он открыл глаза от очередного сильного пинка под ребра. — Эй, неудачник! Уже почти полдень, вставай! — Бля, Мэнди. Какого хуя? — Теперь ты решил уснуть на моем полу! И к слову, твоя ширинка расстегнута. Только не говори, что дрочил на моей кровати, или я отрежу тебе член! Микки наконец сел, протирая глаза ладонями. — Не делал я этого, боже. Ну, по крайней мере, думаю, что не делал. Вообще-то, я думаю, мне перепало прошлой ночью. — Просто потрясающе для нее, — Мэнди сплюнула, — Я рада, что какую-то бедную ни в чем неповинную девушку трахнул мой жалкий братец. А теперь поднимай свой зад и одевайся, ты поведешь меня в свет. — Ну нахуй, никуда я тебя не поведу. — Нет, поведешь! Ты дрых на моей кровати, а потом на полу моей спальни, так что сейчас ты переодеваешь рубашку, берешь бумажник, и мы идем на рождественскую ярмарку, где ты покупаешь мне горячий шоколад и, может быть, какое-нибудь самодельное украшение со стенда хиппи. Микки медленно поднялся на ноги, переполненный ненавистью к своей сестре и всему, что она олицетворяла в этот день. Он мог ворчать и ругаться сколько угодно, но в глубине души прекрасно знал, что сделает все, о чем просит Мэнди, в конце концов у этой сучки в квартире было припрятано несколько стволов, которые она не боялась использовать. Поэтому он переоделся, почистил зубы, выпил полную кружку черного кофе, и они отправились на злоебучую ярмарку, которую Мэнди так хотела посетить, а холодный Чикагский ветер, который ударил им в лицо сразу, как они вышли из здания, заставил Микки еще больше возненавидеть сестру. — И вообще, почему все так озабоченны Рождеством? — проворчал он на половине пути. — Потому что это весело, глупо и приносит удовольствие, — объясняла Мэнди, — А еще мы получаем подарки и кучу халявных вещей… А кто еще из твоих знакомых озабочен Рождеством? — Сестра Галллагера, она… Микки остановился, внезапно вспомнив, на что он подписался днями ранее. — Вот же дерьмо. Мэнди заметила, что ее брат не идет рядом. Она повернулась и посмотрела на него, подняв брови в особенной манере Милковичей. — Ты о Фрэнке Галлагере, ущербном и вечно пьяном мужике с соседней улице? Какого хера ты о нем говоришь? Микки закрыл свой отвисший рот и снова зашагал вперед. Зачем? Зачем он согласился на эту глупую аферу, в которую его втянул Йен, мать его, Галлагер? Он знал, что ему нужно было пырнуть этого парня еще в тюрьме… Но он слишком не хотел продлевать свой срок, и вот теперь он здесь. Мэнди всплеснула руками и поплелась вслед за братом, когда поняла, что так и не дождется объяснений. — Плевать, — пробормотала она, — Я просто добавлю зефир в свой горячий шоколад.

***

Рождественские ярмарки были кошмаром: отовсюду доносилась веселая музыка и семьи с детьми, теперь Микки понял, почему его сестра выбрала это место в качестве наказания — пребывание здесь было чистой пыткой. Если еще хоть один Санта-подражатель скажет ему «хо-хо-хо», Микки возьмет огромную леденцовую трость, служащую для украшения, и забьет мудака до смерти. — А сейчас мы можем уйти? — спросил он уже в миллионный раз с момента, как Мэнди допила свой шоколад с добавками на пять баксов, а Микки неохотно согласился купить ей серьги ручной работу у какой-то хипстерской дамочки, которую звали Рейн или Уиллоу или другим настолько же тупым именем. — Нет, — просто заявила Мэнди, — Думаю, я хочу опробовать каток. — Ты что нахуй, издеваешься надо мной? — заскулил Микки, — Туда я с тобой не пойду. — О, тебя никто и не просит, — ответила Мэнди, наконец сказав хоть что-то, имеющее смысл, — У тебя настолько херовая координация, что ты упадешь на задницу и утянешь меня за собой в первые пять секунд нашего пребывания на льду. Твоя задача — стоять рядом и фотографировать меня. — Прекрасно, — согласился Микки, уже выбирая себе местечко рядом с катком, — Но после этого мы поедем домой, и я снова лягу спать. Мэнди кивнула и направилась к будке проката коньков, когда до ушей Микки донесся знакомый голос: — Привет! Микки, верно? Они с Мэнди обернулись и увидели трех рыжеволосых Галлагеров: Йена, его сестру Дебби и маленькую девочку, а также какого-то чернокожего паренька и пару с малышом. Йен, как и в тот раз, впал в панику, но Дебби, кажется, была искренне рада видеть Микки — чувство, которое Микки не понимал и не разделял. — Я говорила Йену, что он должен позвать своего парня погулять с нами сегодня днем, — продолжала говорить Дебби, — Он сказал, что ты занят, но вот мы встретились прямо здесь. Разве не здорово?! Микки почувствовал, что Мэнди подошла к нему, а потом прошептала ему на ухо: — Кто эти люди и что здесь происходит? — Эм… — это все, что смог родить Микки. Как он умудрялся попадать в такие дурацкие ситуации и почему Дебби Галлагер всегда была рядом, чтобы поставить его на место, теперь стало вопросом всей его жизни — Хэй! — Йен улыбнулся, нарушая неловкую паузу, и сделал пару шагов вперед, чтобы обнять Микки и вполголоса прошептать только ему, — Если уйдешь сейчас, я придумаю тебе оправдание. Если останешься, дам сверху две сотни. Когда Йен разорвал объятия, Микки заметил широко раскрытые глаза Мэнди и сорвавшееся с ее губ «твою ж мать». — Одну минутку, — как можно вежливее обратился он к семье Галлагеров и схватил сестру за руку, оттаскивая ее подальше, — Ладно, не считай это чем-то странным, но Йен Галлагер платит мне за то, что я притворяюсь его парнем. — Какого хуя? — воскликнула Мэнди, — Как ты это сделал? Как… Что? Этот горячий Рыжик — гей? Почему…? Я не понимаю… Почему ты согласился на это? — Потому что я зарабатываю на этой сделке двести баксов в день, — пробормотал Микки, — Да, он гей, мы познакомились в тюрьме. Он был моим сокамерником. — Он был твоим сокамерником? Парень, которого ты хотел задушить каждый день в течение девяти месяцев? А вы, ребята, когда-нибудь… ну, знаешь? — Что? Нет, блядь! Я не… Нет! — Да ладно тебе? — Мэнди усмехнулась, — Он такой горячий! Будь я на твоем месте, стала бы играть за другую команду только ради него. Микки покачал головой. Да, Йен Галлагер бесспорно сексуален, и, возможно, Мэнди не была посвящена во все детали его личной жизни — например, в его ориентацию — но это не меняло того факта, что Микки никогда не спал с рыжим и никогда не собирался этого делать. — Просто… подыграй мне, хорошо? Они вернулись к группе ждущих их Галлагеров, и Микки был очень рад, что его сестра не разрушила все прикрытие, пусть он время от времени и ловил ее странные взгляды. После минутного обмена любезностями Мэнди и Дебби решили, что действительно хотят покататься на коньках, они взяли с собой ребенка Дебби, черного парнишку — или Лиама, как узнал Микки, — и пару — видимо, Липа и Тэми, — оставив Микки наедине с Йеном и малышом. Они втроем сидели за столиком рядом с катком, иногда Микки фотографировал свою сестру на телефон, а Йен легонько тряс ребенка на своих коленях. — Так это и есть твоя сестра? — спросил Йен после затянувшегося молчания. — Ну да, и че? — Я помню, что она несколько раз навещала тебя в Бэкмане. Я просто никогда ее не видел. Микки кивнул. Ему не было дела до скучных разговоров и светских бесед с рыжим, ему просто платили, чтобы он изображал парня в кругу его семьи. И Йен, видимо, довольно быстро сообразил что к чему, потому что уже через минуту переключил свое внимания на лепечущего малыша. — Гляди, Фредди, твои мама и папа уже идут сюда. Скажи «привет, мамочка», «привет, папочка». — Ты всегда говоришь с ним так, будто он охуенно тупой? — Микки не смог удержаться от вопроса, когда услышал раздражающий писклявый детский голосок Йена. — Ему два года, Мик. Я не собираюсь говорить с ним так, будто он Нобелевский лауреат. - И все-таки, разве ты не хочешь повысить его речевые навыки или что-то в этом роде? — С каких пор ты у нас эксперт в детском развитии? — Не эксперт, но то, как ты с ним разговариваешь, заставляет меня хотеть разбить твою голову об этот забор! Микки не отрывал взгляд от катка, наблюдая, как его сестра разговаривает и смеется с Дебби (что вообще, блин, происходило?). Он услышал, как Йен усмехнулся где-то справа от него. — Каждый раз, когда я провожу с тобой две секунды, я вспоминаю, почему был так счастлив выйти из тюрьмы, — едко сказал рыжий. — О да, потому что, если бы не я, тюрьма была бы охуенной прогулкой в парке, раем, где ты хотел бы провести остаток своей жизни?! — Да пошел ты, Милкович. — Пошел ты. Это не я решил, что притвориться парой — отличная идея. Это действительно заставило рыжего замолчать. Микки знал, что он прав, вся эта затея была глупой. А эта прогулка с Мэнди еще хуже. С ним покончено. Он встал со стула и собрался уходить. — Можешь сказать им, что я заболел или любое другое дерьмо. Я иду домой. Йен даже не пытался его остановить.