— Он выбрал меня.–
***
Митико кивает головой в разные стороны, отгоняя давно утратившие смысл воспоминания, дотрагиваясь кончиками пальцев до шеи, просматривая те былые следы фальшивого удушения. Такое происходило часто, и часто Томура такими способами показывал «Без имени» то, насколько она жалкая в своём положении игрушки Лиги. Но сейчас она Митико, не «Без имени», да? — Тебя ч-что-то тревожит, Митико-тян? — спросил Кода, спокойно расчёсывая волосы подруги и заплетая их в привычные хвостики. Митико молчала, впрочем, Коджи к этому привык. Митико привыкла молчать, когда затрагивались темы её собственного состояния, потому Кода не ждёт ответа, лишь улыбается и пытается не замечать тех пустых взглядов, которые порой бросает Митико сначала на друга, потом в пустоту. Митико чувствовала, как расчёска мягко цепляет локоны волос и чуть оттягивает вниз, выпрямляя спутавшиеся комочки. Коджи очень нежен и боится сделать Митико лишний раз больно, на что девчушка чувствует себя ещё более опустошённой, чем было до этого. К ней ласковы, но будь Кода её заданием, она без жалости разбила бы ему лицо об асфальт. Сейчас Митико сомневается, сделает ли она это теперь когда-нибудь, когда она впервые почувствовала милосердие по отношению к себе. Пару резких движений и волосы собрались в два пышных хвоста, спадающих на девичьи плечи. Маленькие локоны выбились из общего состава и закрутились в спиральки, да и сама причёска выглядела чуть лохматой и забавной. — Ну, вот и всё! — сказал Кода, вытерая пот со лба, наслаждаясь результатом непростой работы. Митико долго смотрела в зеркало, трогая руками хвостики и разглядывая себя со всех ракурсов. Обычно, если после задания волосы были распущенными и лохматыми, то девочке приходилось ждать, когда кто-нибудь из лиги вернётся и поможет коллеге. Обычно, кроме Тоги, Твайса, Курогири или Магне с Компрессом, никто такими вещами заниматься особо не хотел. Да и девчушке постоянно казалось, что Курогири помогал ей только из-за жалости или статуса дочери мастера. Возможно это действительно так. Кто-то делал это с ленью и на «и так сойдёт», а были и те, кого «Без имени» просить даже не рисковала. Например, не рисковала просить расчесать волосы Опаха. Думаю, понятно, по каким причинам. — Спасибо… спасибо большое! — сказала Митико, поворачиваясь к другу и чуть приподнимая уголки губ, изображая улыбку. Коджи покраснел и широко улыбнулся в ответ. До такой широкой и искренней улыбки Митико ещё совсем далеко. Но она уже на втором уровне из ста в игре «как быть искренной». — Кстати, сегодня будет командная работа! — напомнил Коджи. Митико непонимающе уставилась на друга, глазами и всем мимическим выражением пытаясь сказать, что не понимает. — А…тебе не говорили? Д-дело в том, что в ситуации с частыми нападением злодеев…– Кода стыдливо посмотрел на Митико, надеясь, что она не поймёт намёка, — директор решил, что мы будем делать некоторые повторные задания и тесты, которые мы выполняли сначала, чтобы мы смогли узнать, насколько прокачались за это время и над чем нужно поработать, — Естественно, Митико понимала, что подразумевал Кода, и, честно, её это ничуть не смутило и не обидело. — Хорошо, я поняла, — кивнула Митико, идя вместе с Коджи в сторону кабинета. Ребята шли в сторону класса, попутно разговаривая о различных вещах. Говорил, в основном, Кода, Митико лишь кивала и добавляла свои коментарии. Митико чувствовала себя очень легко, разговаривая о всяких мелочах и о бесполезных темах. Нет, она не была радостной или счастливой, но это лучше, чем молчать почти всё время, изредка подакивая при разговорах о заданиях, на которых она должна, подробно следуя плану, делать мерзкие поступки. — Будет круто, если мы будем в одной команде! — — А?.. да, это будем хорошо, а то, похоже, другие не готовы меня принять, — с ухмылкой подметила Митико, — впрочем, я понимаю их, я монстр, который даже жизни не заслуживает, что уж говорить о доверии… Коджи отвёл в сторону взгляд, прекрасно понимая, что Митико говорит правду. — Это да… но ведь я принял тебя и… ты действительно стала мне другом, и уверен, что и другим ты тоже понравишься, если покажешь свои намерения измениться! — Митико кивнула, осознавая, насколько же наивен Кода, и, в тоже время, серьёзен. Неужели все дети в Юуэй такие? Неужели они все верят в абсолютную правоту всех героев этого бренного мира? Неужели они хотят стать такими: алчными, желающими лишь славы и денег? От этого Митико передёрнуло и она снова посмотрела на Коджи. Добрая широкая улыбка и глаза, полные искренности, которые Митико никогда не видела у начинающих про-героев, которых она стёрла с лица земли. Митико на секунду потеряла дар дыхания от внезапного осознания того, что Кода, этот милый мальчик, может стать точно таким же, как и другие про-герои. Как милая улыбка пропадёт, и на лице нарисуется оскал жадного лицемера, которого все будут кликать через чур идеализированным словом «герой». — Кода… Ты…– Митико резко почувствовала руку на своей макушке, а возле уха громкий голос: — ЙОУ! дети, вы, случаем, не торопитесь в класс? Уже время! — крикнул Сущий Мик, чуть взъерошив волосы Митико. Девчушка вскользнула из рук учителя английского и, взяв Коду за руку, повела в сторону класса. Митико испытала отвращение, когда Мик дотронулся до её макушки. Ей показалась, что ещё чуть-чуть, и про-герой сожмёт её волосы в кулак, а то и вовсе голову оторвёт. Мускул однажды едва так не сделал. Ноги чуть подкашивались от быстрого темпа ходьбы, в груди всё болело и не давало нормально вздохнуть. — М-митико-тян, лучше остановиться, т-ты вся трясёшься…– подметил Кода, останавливая подругу и поворачивая её к себе лицом. В глазах Митико отражалось и злоба, и непонимание. Почему, почему Кода дружит с ней? С убийцей? С преступником? Почему, почему они все к ней так добры, когда ей не составит труда размазать их лица по стенам одни за другим?! Почему они не пытают её, не морят голодом, и, в конце концов, не шантажируют?Да что со всеми ними не так?
Митико сжала ладонь Коджи сильне, словно боясь, что он отпустит и уйдёт, а она снова останется одна. Но это не совсем так. Митико не страшно остаться одной, она вообще не видит смысла в страданиях от одиночества. Митико страшно от того, что это невинное создание, как Коджи Кода, станет отвратительным и жалким про-героем, который будет желать лишь денег и славы. От мальца ничего не останется. Будет лишь омерзительная тварь, которую все будут благословить и надеется, что он делает всё лишь во имя добра.Он погрязнет, как и все остальные
— Идём, пора в класс…– только и прошептала Митико, заводя Коду в помещение, но уже опустив руку. Надо как-нибудь помыть руки. Они, наверно, грязные. Кода шёл наравне с подругой, подмечая ранее не заметную подавленность, которой пропиталась аура вокруг Митико. Казалось, что над головой дочери злодея нависло чудовище, не позволяющие Митико ни грамма свободы, ограничивая её от простого, человеческого счастья. Если бы Митико хотела дать этому монстру имя, она бы назвала его «папа». Ну, или на крайний случай, «Томура». Независимо от имени, фамилия была бы, безусловно, «Шигараки». Зайдя в класс, Митико обнаружила, что Айзавы на месте учителя нет, класс пустует. вернее, так в первый раз показалось. — О! Тодороки-кун, ты сегодня рано…– Кода удивлённо вскинул брови и смотрел в сторону Шото, что сидел за своей партой и перелистывал страницы книги. Шото даже не обратил внимания на одноклассников, перелистывая страницы раз в несколько секунд, изредка посматривая в сторону окна и часов. Кода стеснительно отошёл к своей парте, смущаясь игнорирования приветствия. Митико не стеснялась пристально глазеть на Шото, в отличии от друга, потому казалось, что во лбу Тодороки скоро появиться дыра. Митико разглядывала сына Старателя, примечая любые детали и особенности. Самой главной особенностью Шото, девчушка считала его глаза. Они казались особенными не из-за гетерохромии, а из-за обилия красок ненависти, злобы и мазка равнодушия, как дополнение к портрету, через которое художник хотел показать настроение и чувства сидящего перед ним экспоната. Художник нарисовал прекрасный портрет Тодороки Шото. Митико рассматривала волосы, рассматривая каждую разную сторону с каждый разных сторон. Волосы были красивыми, яркими и хорошо показывающими истинную природу Тодороки. Эти волосы показывали, кто такой Шото и из какого он рода. Он Тодороки. Он сын огненного героя. Интересно, как выглядят растрёпанные волосы паренька? Выглядят ли они, как языки пламени с белоснежными отблесками? Выглядят ли они, как многочисленные лучики или беспорядочно нарисованные линии красных и белых оттенков? Митико только после заметила ожог: большой и красный, как и левая сторона волос Шото. Честно, Митико никак не отреагировала на ожог: не уродливо и не красиво. Митико видела и по ужаснее, но это не отменяло того факта, что это всё равно ожог, который останется грязным пятном на всю жизнь. Люди не змеи, не могут поменять кожу. От этого немного печально, ведь если бы было б так, то сделали бы специальные мусорные контейнеры, для выброса кожи. Люди бы снимали с себя своё уродство или яркие признаки сломанной жизни: жертвы насилия снимали бы кожу, испорченную синяками и кровоточащими гематомами, снимали бы следы чужих рук и возвращали насильно отобранную невинность. Снимали бы ненавистную кожу с ненавистной внешностью, используя тело как глину, которую можно изменять, или потом содрать, как плёнку. Если бы люди снимали кожу, они бы лихорадочно сдирали с себя любой недостаток, то что их не удовлетворяет внутри, но «снимается» снаружи. Все свои проблемы и боль, люди были оставляли на коже и избавлялись, радуясь неиспорченному полотну, которое потом можно раскрасить поцелуями, объятиями, синяками и ненавистью. Будь это так, Шото непременно бы снял кожу вместе со шармом, а может, с волосами и причудой заодно. Вот только причуду не снимешь, дело не в кожной оболочке, а в столь необычной генетике. А может, и в другом дело… Шото поднял голову, и, как иронично, посмотрел на Митико. Теперь уже очередь Шото было рассматривать одноклассницу, но, по правде говоря, ничего особенного в Митико не было. Красивое лицо с миловидными чертами лица, маленьким носиком и тонкими губами. Большие чёрные глаза и пышные чёрные волосы. Даже красивых синонимов не найдётся для более изящного описания Митико. Внешность есть внешность. Митико обычная. Но за исключением глаз, в которых ничего живого не было. Тодороки продолжал смотреть на Митико, пока ветер из окна плавно перелистывал страницы книги, добавляя в тишину звук глухого шелеста. — Митико-тян, я схожу в столовую, тебе взять чего-нибудь? — спросил Кода, стоя возле двери и придерживая в руках кошелёк. Но Митико продолжала молчать.– ладно…тогда я возьму тебе сэндвич, может проголодаешься… С этими словами Коджи ушёл, оставляя ребят одних, но ни Митико, ни Шото не двигались, казалось, будто даже не дышали. Они смотрели прямо в глаза друг другу, будто каждый пытался узнать у эдакого «собеседника» побольше какой-нибудь информации, которая помогла бы понять, какие дальнейшие действия нужно совершать в адрес другого. Но будто они специально закрывали ворота к своим душам, плотно укутывали эти ворота пеленой равнодушия и без эмоциональности, надеясь, что они хорошенько закрыли ото всех свои секреты. И каждый старался укутать всё более плотнее. Вот только одно но: Митико не укутывалась пеленой и даже не закрывала ворота. У неё всё равно нет ничего в душе. Да и самой души нет. А вот у Шото есть душа. Есть ворота, за которыми он пытается скрыть все свои боли и проблемы прошлого, подкрасить эти твёрдые металлические стены гуашью равнодушия и хладнокровия, грубо оставляя крапинки ненависти к отцу. И этим крапинок больше, чем краски. А можно ли попробовать отковырять пальцами рук засохшие оттенки страданий? Можно ли взять новые, более яркие тона и закрасить ворота нежными и, как говорят люди, «позитивными» тонами? Возможно, но Митико как-то всё равно, что у него там на душе и какие цвета для этого нужны. Она ему не друг, не член семьи и не возлюбленная, чтобы беспокоиться о его ранах душевных. Тодороки встал с места, закрывая с хлопком книгу и идя в сторону Митико. Девчушка напряглась, ожидая простого удара или грубого «чо зыришь?» Шото встал возле Митико, смотря сверху вниз, показывая этим свое превосходство в росте. Но Шото даже не намеревался что-то показывать или демонстрировать. Тодороки даже не понимал, почему он вообще к ней подошёл и сейчас стоит, прожигая взглядом. От правой стороны Шото так и веяло холодом, заставляя выходящее изо рта дыхание выходить видимыми клубами пара, и ощущать, как по коже толпой появляются мурашки. Левая сторона была тёплой, но не настолько, чтобы даже погреться удалось пальчикам рук. Похоже, Шото тренировал только одну часть своей полноценной причуды, активно используя лишь холодную сторону. Митико не понимала, как можно постоянно использовать только одну сторону такой невероятно мощной причуды? Этот парень вообще понимает, что теряет? Стоя рядом с Митико, Шото ничего не чувствовал. Словно перед ним стоял манекен, который никому не нужен. От него не пахнет, он ничем не выделяется и у него нет вкуса. Кукла, подобие человека. И от этого неприятно. Эффект «зловещей долины». Только кажется, что сзади стоит нечто, огромное и страшное, управляющее этой куклой. Руководящие, что и как делать. Митико похожа на ангела, которым руководит демон. Шото размышлял: какой образ больше подойдёт этой девочке? Чёрный плащ и коса, или платье с рюшечками и кукла из того магазина? Тодороки коснулся подбородка Митико и чуть поднял голову девочки. Пустые глаза казались бездной, в которую падать опасно, пропадёшь навсегда. Митико казалось, что ещё немного, и она станет ледышкой, или наоборот, расплавится в мясное месиво. От сына одного из лучших про-героев можно ожидать всё что угодно. Большой палец Шото опустился на маленькие губы девочки, что со своей бледностью были сочитаемы с кожей. На вид ни одной кровинки, ни одного следа вены на коже или покраснения, говорящего о крови, текущей по тонким сосудам. Она вообще человек?.. Шото трогал Митико, а ей казалось, что на месте одноклассника кто-то другой. У этого «кто-то» серая, смуглая кожа, безумная улыбка и шершавые пальцы. У Шото по-другому: белая, чуть розовая кожа, спокойное выражение лица и мягкие пальцы. Шото не он, но Митико видит именно его. Всё размывается перед глазами, лицо Тодороки расплывчато, становиться мутным, белые и красные цвета сливаются. Серая кожа, безумная улыбка, алые глаза. У Митико неосознанно трясутся колени, подгибаются и готовы потянуть тушу вниз на пол. Что-то внутри вновь кричит, просит не трогать. Как тогда, когда Томура дотрагивался до неё. Шото почувствовал лёгкое подрагивание чужого тела сквозь невесомое прикосновение пальцев и отстранился от Митико. Шото смотрел на девочку, ощущал едва видимое дрожание и беспокойство, которое испытывала одноклассница в данный момент. Тодороки не знал, о чём сейчас думает Митико, или что является причиной её ужаса, но точно знал, что он каким-то образом способствовал включению этого механизма. Злодей злодеем, но юноше было некомфортно от того, что он как-то заставил Митико вспомнить что-то явно нехорошее. Возможно, что-то из прошлого. — Прости, — произнёс Тодороки, опуская голову вниз и идя к парте, будто предвещая, что через пару секунд прибежит Коджи.