Вечность (Eternity)

Олли стоял напротив зеркала в своей гостиной. Все внимание он направил на свои руки, которые боролись, завязывая узел на бледно-розовом галстуке. В обычной жизни вне сцены он редко носил галстук, но сегодня был особенный день. Гитарист проснулся рано, впрочем, он совсем не спал. Будучи дома один, он позволил себе обратиться к своим сладким воспоминаниям и мечтам, которые оберегал больше всего на свете. Но в эту ночь все почему-то ощущалось горше, чем обычно. Таким образом после нескольких часов, потерянный в глубинах собственного подсознания, не в силах закрыть глаза, такой одинокий во тьме, он оставил попытки заснуть. Вообще-то он и не пытался в полную силу, но он и не хотел. Было еще темно, когда он открыл шторы. Блондин прошел на кухню и налил себе кофе. Он ему сегодня понадобится, в этом не было сомнений. Обычно он мог придерживаться баланса в своих мыслях, предпочитая, насколько возможно, насаждаться существованием и хранить в памяти, не без чувства острой ностальгии, воспоминания, которым он не позволял обратиться в боль. В прошлом Олли прошел сквозь сложные времена, но в последние годы он решил оставить себе лишь те образы, которые были окрашены в счастливые тона, далекие от меланхолии. Впрочем, он не был уверен, что способен оставаться позитивным в начале ноября. Двойной день рождения, слишком тяжелый для его сердца. И волна тоски, которая прежде уносила его, вновь его унесет, как и прежде. Олли проглотил свой кофе без сахара. Он знал, что так будет более действенно. Через несколько часов к нему должны были присоединиться двое его друзей, и они вместе пойдут в студию, где обычно репетировала их группа. Пока что у него было время, чтобы пробежаться пальцами по грифу своей электронной гитары. Вернувшись в гостиную, он удивился ее отсутствию. Днем ранее он был так озабочен тем, что грядет этот нелегкий день, что забыл ее в студии. Он представил, как шатен заходит в студию, куда он всегда приходил первым, бросает быстрый и незначительный взгляд на яркую гитару и отворачивается. Чем же Олли заняться сегодня? Обычно он не был так пессимистично настроен. Может, этот последний год его совсем добил. Блондин мог бы сыграть мелодию, которая была в его голове, на акустической гитаре, но ему в самом деле вообще не хотелось трогать никакие струны. Он посмотрел на часы, чей звук отдавался эхом от белых стен комнаты. Было немногим более 7 часов. Марко не приедет раньше, чем через пару часов, а Маркус прибудет даже позже. Глубоко вздохнув, Олли открыл дверь комнаты, в которой хранил одежду темных цветов. Он поспешно оделся, выключил свет в доме и пошел гулять. Зима приближалась, и пейзаж вокруг становился безупречно белым. На улице не было ни души, и стояла полная тишина. На свежем воздухе дыхание гитариста превратилось в легкое облачко пара. Время от времени блондин вздрагивал, потому что мороз холодил его кровь, но ему это даже нравилось. Для мужчины было не совсем свойственно вот так выходить. Он в общем-то предпочитал теплое касание гитарных струн ощущению снежинок на своих пальцах. Но по правде говоря в этот день все выглядело иначе, потому что это был особый день. Даже если он с неохотой принял те события, к которым относилась эта дата, последние десять лет просто разбивали его сердце. Олли вздохнул, его черты ожесточились. Все, что бы он ни делал, возвращало его в прошлое. Каждый день. Каждая секунда. Как он мог забыть? Как кто-то мог бы не обращать внимания на боль и вину, которые сжимали его горло все эти годы? Да. Сегодня исполнялось ровно десять лет. И он снова собирался мучить себя этими воспоминаниями. Он будет страдать, увидев того, кого потерял. Вновь рыдая в глубине своего сердца, тоскуя, сожалея о своем выборе. Потеряв его, он потерял больше, чем друга. Он потерял все. Олли ни капли не сомневался в том, что во всем была только его вина. Конечно, в другие дни он притворялся, убеждал себя в том, что время смягчит его раны, что нужно надеяться, оставить лишь добрые воспоминания и забыть о печальных. Но каждый год в одно и то же время все возвращалось и ранило его еще глубже, точно кинжал, вонзавшийся в душу музыканта. Гитарист-блондин гулял больше часа, так и не сумев прогнать навязчивые мысли, преследующие его. Он не смог бы. Тишина, темнота и холод слишком хорошо отражали его состояние. Он больше не был похож на себя самого, и никто не смог бы узнать музыканта, обычно улыбающегося или смеющегося. Но у Олли не было сил лгать окружающим, да и себе самому тоже. Наконец, он вернулся к своему дому. Включая свет, он заметил в прихожей на самом верху деревянной полки маленькую коробку. На миг он закрыл глаза, а затем резко захлопнул входную дверь. Хороший горячий душ поможет ему почувствовать себя лучше, - подумав об этом, мужчина вошел в комнату и начал избавляться от одежды, которой на нем было больше, чем обычно. Раздевшись, он пошел в ванную. Когда горячая вода полилась на его худое тело, согревая ледяную кожу, Олли окончательно сдался. Слезы, которые он столько времени держал взаперти, наконец-то, вырвались на свободу, стекая по щекам и шее. Соленый вкус достиг его губ. Никто не видел его. Никто не мог узнать. Когда приедут его друзья, он опять будет в порядке. Он снова будет все контролировать и делать вид, что все хорошо. Но сейчас его слезы растворялись в воде, а боль становилась все острее с каждым вздохом, что сотрясали его тело. В душе он кричал; он не мог справиться с дыханием, всхлипывал, чувствовал удушье. Единственным, кто когда-либо видел его плачущим, был Яри. А сегодня он плакал из-за Яри. Голый и хрупкий, мужчина опустился на пол душевой кабины. Неподвижный, но внутренне дрожащий, он обхватил голову руками. Образ того дня, десятью годами ранее, что уничтожил все то, что он построил, разрывал его сердце. Внезапно Олли пришло на ум, а плакал ли когда-нибудь Яри из-за него? Страдал ли он так сильно, как гитарист? От этих мыслей рыдания только усилились, потому что эти вопросы терзали его каждый день. Заставляли чувствовать себя еще более виноватым. Он бы не простил себя за то, что причинил молодому барабанщику еще больший вред. Особенно сегодня. Это же был его день рождения. И вообще после стольких лет блондину давно пора было двигаться дальше, как это, кажется, сделал Яри. Было неправильно показать себя таким остальным. Никто бы не понял. Он был глупым и одиноким. И он навсегда останется один. Слишком поздно. Десять лет назад он утратил вкус к жизни и больше не мог его найти. Было трудно, но мужчина начал снова дышать более размеренно, пытаясь контролировать свои легкие. Его слезы затерялись в воде и больше не застилали его глаза. Он собирался с силами, как делал каждый день, когда научился жить вот так, хотя нет, выживать вот так. И сегодня будет то же самое. Он заставит себя быть улыбчивым и позитивным, быть веселым и полным энтузиазма. В конце концов это же просто еще один день. Никто ничем ему не мог помочь, так что ему следовало просто жить дальше, как он всегда и делал. Он поднялся и одним движением закрыл кран. Глубоко дыша, он взял полотенце и вытерся, прежде чем выйти из душа. Затем он вернулся в комнату и медленно оделся в свою вторую кожу, выбранную для этого особенного дня. Наконец, музыкант взял в руки фен и расческу. Очень аккуратно и как можно тщательнее он высушил и уложил свои светлые волосы. Так же, как он всегда хотел выглядеть безупречно перед каждым концертом, так же безупречно он хотел выглядеть сегодня. Он едва закончил, как в дверь позвонили: прибыл Марко. Олли поспешил к двери, но прежде, чем открыть, глубоко вдохнул и постарался улыбнуться как можно более искренне. Высокий мужчина со светлыми волосами и голубыми глазами стоял на пороге. Гитарист сделал ему знак войти, и они обменялись какими-то незначительными фразами. Если певец не прокомментировал то, как его самый близкий друг приготовился к этому дню, он, несомненно, это заметил, и блондин был совершенно уверен в этом, но воздержался от слов. Если образ Яри все еще оставался в голове гитариста, то его друг в течение короткого времени сумел заставить его несколько раз подумать о чем-то другом. Он знал, как найти правильные слова. Понимая, что Маркус вот-вот придет, двое мужчин принялись заканчивать свои дела. Тогда как высокий пошел в ванную, Олли схватил галстук и, подойдя к зеркалу, попытался его завязать. Теперь ему нужно было сосредоточиться, но внезапно его лицо осветилось широкой улыбкой. Образ барабанщика, смеющегося над "морскими узлами", которые блондин завязывал на своем галстуке, возник в его голове. Яри всегда подшучивал над ним по этому поводу, и Олли казалось, что он до сих пор может слышать смех темноволосого, гармонично сливающийся с его собственным. Он вспомнил то, как у них вошло в привычку вместе проводить утро. В привычку, которую они потеряли, как и все остальное. Улыбка музыканта, сейчас закрывшего глаза, растаяла так же быстро, как и появилась, уступая место глубоким морщинам и выражению тоски. Олли даже не слышал, как Марко подошел ближе, и его голос заставил его подскочить. - Глаза закрыты, и твоя улыбка в одно мгновение сменяется выражением, полным боли.... О чем ты думал? - Мы оба знаем, что ты уже об этом знаешь, не так ли, Марко? - с грустью сыронизировал гитарист. Вокалист ответил не сразу, прежде встретившись в зеркале глазами с Олли. - Если это касается одного из членов нашей группы, который к тому же является одним из ближайших друзей, и его имя состоит из букв Я, Р и И, тогда да, кажется, я знаю об этом. Если у блондина была на сердце тяжесть, то уловка Марко сработала, потому что при этих словах тень улыбки скользнула по лицу Олли. Но теперь старший друг заговорил в более серьезном тоне. - Послушай, Олли, серьезно, я отлично знаю вас обоих и знаю конкретно тебя, так что я не понимаю. Что случилось? Почему это все так сильно на тебе отразилось? Почему ты не можешь выбросить его из головы после всех этих лет? - А как это сделать? Я думаю о нем каждый день. Я никогда ни по кому так не скучал, как скучаю по нему... - Я это знаю. Я вижу, как ты смотришь на него. Но вы видитесь ежедневно, и если я не ошибаюсь, прошло десять лет с тех пор, как ты чего-то ждешь и даже не пытаешься заговорить с ним. Я знаю, как много он значил, нет, как много он значит для тебя. Но я не понимаю, почему ты все время просто смотришь на него с такой болью во взгляде, но хранишь молчание. Почему ты ему не скажешь, Олли? - Потому что это нелегко, - проговорил он более твердым тоном. - Ты не представляешь, что это такое - смотреть на человека каждый день и не видеть его на самом деле. Да, он рядом, я смотрю на него, да, я каждый день слышу его голос, да, слышу, как он играет. Но его взгляд, Марко, и его смех. Я тоскую по ним. Я тоскую по нему. Пока они разговаривали, никто из них не слышал, как открылась дверь. Маркус умел ходить очень тихо, и, услышав, как его близкие друзья негромко разговаривают, он не стал их прерывать, а осторожно прикрыл за собой дверь и вошел. Светловолосый музыкант повернулся к вокалисту. На его лице не было и следа улыбки, потому что он больше не притворялся. - Я чувствую вину, Марко. И каждый день, глядя на него, я его не вижу, я больше его не вижу. Его голос я могу слышать лишь, когда он говорит с тобой, и я никогда не слышу, чтобы он смеялся. Его глаза больше не встречаются с моими, и я больше не вижу того света, что знал. Я больше его не знаю. Для него я больше не существую. Я ничто. Все изменилось, я его потерял. И пока его друг искал ответ, подбирая слова, Маркус заговорил из-за его спины. - А ты когда-нибудь думал, почему его глаза утратили этот свет и почему он больше не смеется? Двое мужчин повернулись, удивленные, но клавишник серьезно смотрел на них, ожидая ответа светловолосого. - Я думаю, он просто забыл меня. Я больше не тот, кем был для него, так с чего ему смотреть на меня, как раньше, говорить со мной или смеяться со мной? - спросил Олли, вновь потерянный. - Ты не прав, - негромко ответил Маркус. - Он никогда не забывал тебя, Олли. Только то, что ты держишься на таком расстоянии, сильно его задевает, наверное, так же, как и тебя. Если он больше не смеется, то потому, что может смеяться только с тобой. А его глаза... Теперь он на все так смотрит, вот уже десять лет. - Нет... Невозможно... Вы ничего не знаете. - Мы знаем, - перебил его Марко. - Мы знаем тебя более двадцати лет и все это время мы были твоими друзьями. Ты для меня, как брат. Я знаю, как тебя понять, и я прекрасно знаю, что он для тебя значит. Что меня всегда в тебе удивляло, так это твоя способность так часто смотреть на кого-то и кого-то так сильно искать, но даже не замечать, что этот человек почти никогда не перестает смотреть на тебя! А что еще более удивительно, что Яри также не видит того, что видим мы все: вы оба тоскуете друг по другу. Олли посмотрел на него в изумлении. - Останови меня, если я ошибаюсь, но я уверен, что глубоко внутри ты хочешь поговорить с ним, обсудить все, что случилось, не так ли? - спросил вокалист. - Я... Да, я ждал этого десять лет, - признался гитарист. Марко и Маркус обменялись взглядом и улыбнулись. - В таком случае пора вам поговорить. Кроме того, я знаю Яри достаточно давно, чтобы сказать, что это единственное, чего он ждет, - заверил клавишник. - И прежде чем ты выскажешь свои сомнения, задай себе вопрос: что ты теряешь? - Я боюсь его ранить. Я не хочу возвращать его в прошлое, от которого он уже давно, как мне кажется, отошел... Двое музыкантов вздохнули. Марко подошел к своему другу, мягко положил руку ему на плечи и заглянул в глаза. - Олли Тукиайнен, я знаю, что я не знаю всего, но это не важно. Я знаю, как тебя понять, мой дорогой. Ты не умеешь ничего скрывать. Я знаю, ты чувствуешь себя виноватым, но ты не должен. Не важно, что случилось, это случилось, и ничего с этим не поделаешь. И если я верно помню, ты уверял меня, что вы расстались по обоюдному согласию, разве нет? В этом нет ничьей вины. А что особенно заставляет Яри страдать, так это ожидание этого разговора, вероятность потерять тебя и убежденность в том, что ты уже перевернул страницу. - Как ты можешь быть в этом уверен? - Это очевидно, но так же очевидно и то, что ты этого не видишь. Это все длилось слишком долго. Доверься нам, пойди и поговори с ним, скажи ему вес, что у тебя на сердце. В любом случае это поможет тебе почувствовать себя легче. Олли некоторое время молчал. Его глубоко тронули слова самых дорогих ему друзей. Они были правы. Все это время он чего-то ждал, никогда не переставал представлять наихудшие сценарии развития событий и думать о том, что он уже ничего не значил для барабанщика. Но только этот человек мог излечить его раны. Единственный, перед кем он когда-либо открывался. Единственный, с кем бы он так хотел снова научиться жить. Итак, он решился: сегодня он, наконец, поговорит с Яри. - Сегодня самый подходящий день, это же день его рождения! - улыбнулся Маркус. - Да, вы правы. Я с ним поговорю, - секунду Олли помедлил, глядя на своих друзей. - Спасибо вам, вы исключительные, у меня просто нет слов... Настоящая улыбка появилась на губах блондина, для которого воспоминания о рыданиях в душе теперь казались такими далекими и давними. Надежда родилась в глубине души мужчины. Сможет ли он, наконец, снова жить? Найдет ли он, наконец, того, кого ждать целое десятилетие? - Что бы ты делал без Капу и Марко, а? - усмехнулся вокалист. - Ладно, поблагодаришь нас потом, а нам пора. Я знаю трех музыкантов, которые могут стать нетерпеливыми, если мы опоздаем, и ты точно не захочешь заставлять их ждать! Олли снова улыбнулся и тут же обнял Марко, который с радостью обнял его в ответ. Это была правда, что бы он без них делал? Внезапно он почувствовал себя глупо из-за того, что раньше не мог принять это жизненно важное решение. Но сегодня все было иным, и все должно было измениться, он очень на это рассчитывал. Блондин предложил друзьям подождать его снаружи, пока он соберет свои вещи, а затем подошел к полке и снял оттуда пакет, который там лежал. Секунду Олли смотрел на него с сомнением. Настал ли подходящий момент? Впервые за долгое время ответ был предельно очевиден, и сомнений у музыканта не оставалось. На миг он закрыл глаза и прижал пакет к своей груди, а затем осторожно положил его в сумку. В этот раз он точно не сбежит. Это был важный день. И этот год, эта двойная дата, которой он так боялся, теперь будет окрашена в другие тона. Он больше не будет тратить время и поговорит с Яри. В конце концов, кто ему сказал, что этот человек не ждет этого так же искренне, как он сам? Могло же быть так, чтобы темноволосый скучал по нему так же сильно? В его глазах загорелись искорки, и блондин вновь подошел к зеркалу и попытался расправить узел на галстуке. С улыбкой он подумал, для кого все это было. Все должно было быть идеальным. Затем он накинул черную куртку, взял сумку и присоединился к друзьям. Рядом с двумя этими самыми дорогими для него людьми он чувствовал себя отлично. Вероятно, ему давно стоило им открыться, но теперь он понимал, что больше не был одинок, что больше он не останется один. Образ Яри вновь возник в его голове, и Олли улыбнулся еще шире. Только он имел значение, и так было всегда.