Вечность (Eternity)

Яри был в студии один. Как это часто случалось, он приехал рано, чтобы спокойно подготовиться. Он всегда любил эти моменты тишины и одиночества, когда он мог расслабиться. А так как молодой человек спал не слишком много, у него было достаточно времени, чтобы насладиться утром. Итак, тем утром второго ноября он проснулся, принял горячий душ и оделся, чтобы пойти в студию. Он оставил собаку дома, думая о том, что погуляет с ней потом, в обед, и пошел туда, где их группа обычно репетировала. Внутри шатен сразу прошел в комнату отдыха, где сбросил рюкзак и повесил пальто на спинку стула. Комната была небольшая, но там имелся стол, стулья, диван и стойка, за которой музыканты обычно перекусывали. Яри растер ладони, чтобы согреть их после обычного финского холода, прошел к стойке, взял чашку и налил себе кофе, в который добавил сахар. Он не любил горький кофе. Собираясь выпить кофе, Яри думал о том, каким тяжелым будет этот особый день, который он никак не мог отсрочить. Легкая улыбка скользнула по его лицу, но быстро сменилась меланхоличным выражением. Молодой человек закрыл глаза и вздохнул, прежде чем приблизить чашку к губам и сделать первый глоток. В этом году у него будет хороший день. По крайней мере, он хотел попытаться и не желал, чтобы грусть ему мешала. Шатен поднялся и вытащил из сумки две легких деревянных палочки; при этом оттуда выпала какая-то старая по виду бумажка. Она была сложена пополам, и на ней что-то было написано черными чернилами. Яри наклонился и осторожно ее подобрал, не раскрывая. Он помедлил, прежде чем положил ее в карман джинсов, а затем подошел к столу и быстро допил свой напиток. Уже совсем рассвело. Яри посмотрел на свои часы, которые показывали 8:15. Его друзья не приезжали раньше 9:30, и у него было время насладиться студией в одиночестве, так что он пошел в репетиционную комнату, но внезапно остановился. Его глаза только что заметили ярко красную электро-гитару, которая лежала рядом с новым усилителем. Ее владелец не имел привычки расставаться с ней и никогда не оставлял ее в студии. Если это была обычная забывчивость, то на барабанщика она произвела большое впечатление. Он глубоко вздохнул, и его глаза погрустнели. Как он мог не позволить обычным мыслям мучить себя, когда исполнилось ровно десять лет с того самого дня? Наконец, решившись, он подошел к инструменту. Он посмотрел на четкие белые буквы O и T на каждой его стороне, а затем осторожно взял гитару в руки на одно мгновение, показавшееся вечностью. Потом медленным жестом Яри провел по струнам, чей звук знал так хорошо. Он изучал инструмент с бесконечной нежностью и словно забыв о времени. Ностальгическое выражение появилось на его лице, но затем он убрал руку и отвернулся. Все было бессмысленно, бесполезно, и он это знал. Теперь Яри сидел на платформе, словно король на троне, окруженный своими черными барабанами. Он был неподвижен и невидящими глазами смотрел на бумажку, которую держал перед собой. Это было все, что ему осталось. Конечно, после того, как он ненадолго потерялся около гитары, барабанщик пытался подумать о чем-то другом, но был ли смысл? Воспоминания настигали и не давали ему покоя. Он некоторое время удобнее устраивался на кожаном стуле, глядя на инструменты. Затем без особого энтузиазма он заиграл, позволив барабанным палочкам вести свои руки, словно это они были живыми. Будучи барабанщиком многие годы, Яри не нуждался в том, чтобы обращать особое внимание на то, что он делает; музыка начиналась, стоило ему закрыть глаза. Но сегодня его сердце было где-то не там, и после нескольких минут он оставил столь дорогой ему инструмент, не в силах сыграть ни ритма, ни мелодии, и отложил палочки на кожаный барабан. Затем он поднялся и подошел к окну. Ему хотелось смотреть лишь на снежный пейзаж за окном, но глаза постоянно возвращались к яркому инструменту. Это было слишком. Почему эти мысли всегда должны были возвращать его на десять лет назад? Почему он не мог забыть? Почему все эти десять лет он не жил? Шатен позволил своим пальцам вновь коснуться гитарного грифа и мягко звучащих струн. Некоторое время он ходил по комнате туда-сюда, одинокий и потерянный. Наконец, он вытащил из кармана и аккуратно развернул фотографию, с которой никогда не расставался. Слишком много воспоминаний всколыхнулись в его памяти. С годами он к этому привык, но каждый год 2го ноября ему вновь приходилось с этим бороться. Годами он пытался забыть, перевернуть страницу, но воспоминания не меркли. Он снова хотел жить, но глубоко внутри понимал, что ничего не изменится. Он давно потерял вкус к жизни и, несмотря на все попытки, не мог найти его снова. Смирившись, Яри просто притворялся. И если обычно он мог контролировать, сдерживать или игнорировать свои эмоции, то сегодня он был беспомощен. Десять лет. Время, которое значило все и ничего. Долгий и короткий срок. Он до сих пор слишком хорошо помнил тот день, и его сломанная душа так и не излечилась. Зато за это время он узнал боль, тоску, печаль и научился уживаться с ними, ощущать их как части себя самого. Он даже не плакал все эти годы, потому что был настолько пуст, что ни единой слезы не осталось. Музыкант погладил пальцем фотографию, которую все еще рассматривал. На ней были двое мужчин. Тот, что слева, с каштановыми волосами и квадратными очками, смеялся, одной рукой обнимая за плечи второго, на которого смотрел с обожанием. Это был блондин с глубокими ярко-голубыми глазами. Он буквально освещал все вокруг своей улыбкой. Они были так близко друг к другу, но сгиб фотографии, казалось, разделял их, словно линия, которую невозможно было пересечь, как стена, которую нельзя было преодолеть. Яри перевернул старый снимок и посмотрел на несколько слов, которые были написаны сзади красивым почерком: "Моему мистеру Улыбке от Олли". Подпись была ему слишком знакома. Почерк блондина всегда казался ему таким элегантным и теплым. Казалось, время остановилось. Молодой человек погрузился в свои мысли; на снимке он лучился от счастья, тогда как сейчас его лицо выдавало бесконечный стресс. Его глаза перебегали с его собственного лица десятилетней давности на лицо Олли, которое было ему так дорого, и он ощущал себя почти безумцем. Неожиданно глаза его наполнились слезами, которые он больше не мог сдерживать, и они полились по его щекам. Его руки, державшие снимок, задрожали. У него даже не было сил вытереть слезы, он был полностью погружен в свои воспоминания. Сегодня у Яри не было смелости, чтобы притворяться. Он был истощен и не мог перестать плакать. Он больше не мог выносить или прогнать мысли, которые поедали его все эти десять лет. Он хотел встать, собрать свои вещи и пойти домой. Остальные поймут и не осудят его, это точно. Но он не мог мыслить связно, и в его голове были лишь имя и лицо. Он не двигался, не понимая, сколько уже времени просидел вот так один в студии. Он не заметил, что его друзья должны были придти с минуты на минуту, но даже если так, разве у него было желание снова притворяться? Он не имел понятия о времени, пространстве и реальности, в которых находился. Он не слышал, как отворилась дверь, не слышал шагов двух его близких друзей, которые вошли в студию. Они сами еще не видели его, но уже знали о его присутствии. Высокий бородатый мужчина внушительного телосложения громко воскликнул глубоким и игривым голосом, выдергивая несчастного сломленного барабанщика из его грез: - С днем рождения, Яри! И тут же осекся. Он только что вошел в комнату, а следом за ним второй музыкант, гораздо меньших размеров и роста, с фотоаппаратом в руках. Улыбки обоих мужчин растаяли тут же, стоило им увидеть, что их друг сидит в слезах, тщетно пытаясь привести себя в порядок. Яри подскочил, одной рукой пытаясь быстро вытереть слезы, которые струились по лицу, тогда как другой по-прежнему сжимал фотографию. Он прижал ее к себе, чтобы спрятать, но знал, что уже поздно, и друзья все видели. Хотел бы он сам уйти, но сейчас просто уже ничего не мог поделать. Он знал, что его не оставят в покое, но надеялся на малое количество вопросов, потому что не был уверен, что у него есть силы вновь лгать им. Яска бросил на пол свой рюкзак и медленно подошел к барабанщику. - Что случилось, Яри? - мягко спросил он. - Ничего... Я просто задумался и я... Я просто устал, не переживайте, - заключил Яри. Пока он придумывал свой ответ, второй музыкант подошел к нему, внимательно посмотрел на шатена и на мгновение присел перед ним на корточки, положив руки на колени друга. - Яри... Мы знаем, что ты лжешь, и это не ничего, - он сделал паузу.- Мы знаем, ты же в курсе? Иногда ты кажешься отсутствующим, совсем теряешься в своих мыслях, но такого мы еще не видели... Расскажи, что произошло, не держи все в себе. - Я знаю, что вы готовы помочь, но не волнуйтесь, умоляю вас, все пройдет, - заявил барабанщик, сам, впрочем, не убежденный собственными словами. Яни сел рядом с молодым человеком, не отводя от него внимательных глаз. Казалось, он искал подходящие слова. Увидев крошечную слезу, вновь скатившуюся по щеке Яри, музыкант обхватил его за плечи и крепко обнял. Тем временем Яска, чье лицо потемнело от переживаний, подошел ближе. Он тоже не сводил глаз с друга и казался не менее огорченным, чем Яни. Тогда он и увидел снимок, который Яри прижимал к своему сердцу. - Это ведь, - начал гитарист, - все из-за фото, так? Шатен, словно ужаленный, резко выпрямился, вынуждая басиста убрать свои руки. Он не знал, что сказать, и Яни взглянул на фотографию, на которой узнал Олли и Яри. Братским жестом он погладил друга по спине. - Столько времени прошло, я не понимаю, почему вы до сих пор не поговорили друг с другом. Каждый день вы обмениваетесь взглядами, но на самом деле не видите друг друга. Годами между вами эта стена. Яри... Я не знал, что это причинило тебе такую боль, прости..., - басист глубоко вздохнул, замечая отсутствующий взгляд барабанщика. - Я думаю, все заметили, что ты по нему скучаешь. И только ты не замечаешь, как сильно он скучает по тебе. Яри поднял глаза и посмотрел на Яни. - Я так не думаю... Вы знаете, сегодня ровно десять лет с тех пор, как мы построили эту стену между нами. Я считаю, для Олли это больше ничего не значит. Мы были так близки, но все исчезло так быстро, только я ничего не могу забыть.... У нас была такая особенная дружба... - А почему ты должен забыть? - вмешался Яска. - Яри, за последние десять лет ты ни разу нормально с ним не поговорил. Я не так много знаю обо всем, но вижу. как сильно ты казнишь себя. Руку даю на отсечение, что Олли тоже ничего не смог забыть. - А он ведь прав, ты же знаешь? Вообще-то ни один из вас не знает точно, что думает другой, но вы зачем-то стараетесь отдалиться друг от друга, - заметил фотограф-любитель. - Вы не понимаете, все намного сложнее...Разговоры бесполезны, мы уже все сказали друг другу. Я просто должен двигаться дальше, но уже десять лет я не могу это сделать. - Так поговори с ним, что ты теряешь? Может, это хотя бы снимет груз с души? - предположил стоящий перед ним мужчина. - Я не хочу возвращать его к тому, что было в прошлом и вовсе не важно теперь. - Ты знаешь Олли. Ты знаешь, что это вовсе не "не важно теперь", да и даже если бы так было, он все равно поговорит с тобой, переубедит тебя, поможет тебе, - заверил его басист. - Я часто думал о том, чтобы поговорить с ним, но прошло столько времени, я вообще его еще знаю? Яни и Яска обменялись взглядами и полуулыбкой. Гитарист присел на корточки напротив своих друзей, прежде чем заговорить. - Вне зависимости от времени, никто из нас прежде не видел таких отношений, в который один дополнял бы другого так¸ как вы. Я ничего об этом не знаю, ты об этом молчал, но иногда слова не нужны. Я знаю, что это такое - ежедневно притворяться, Яри. Я тоже проходил через такое. Я каждый день вижу твою полную печали улыбку. Свою настоящую улыбку ты оставил с Олли. Не думаешь ли ты, что пора ее вернуть? Барабанщик посмотрел в глаза своим друзьям. Были он правы? Было глупо ждать десять лет, чтобы поговорить с Олли, но все произошло так быстро, за столь короткое время, а затем прошел месяц, полгода, год и даже два года, а он так и не набрался смелости, чтобы поговорить об этом с человеком, который так много для него значил. - Сегодня как раз десять лет, не так ли? - спросил Яни, и Яри кивнул. - Окей, я думаю, настало время поговорить с ним. Ты ждал достаточно, и он тоже. Вы оба уверены, что уже поздно, но никогда не бывает слишком поздно, и ты же не хочешь чувствовать себя вот так до конца свои дней, сожалея о том, что так и не завел этот разговор, и ты знаешь, что я прав! - Верно. Я никогда не хотел его потерять, но не станет ли после этого только хуже? - Как может стать хуже? Вы же больше не разговариваете, - сказал Яска. Оба друга барабанщика были все еще расстроены тем, что происходило с Яри, но он больше не дрожал, потому что Яни и Яска на самом деле помогли ему. Их слова нашли дорожку к разуму молодого шатена. В конце концов что он знал о чувствах Олли? Может, он слишком рано сдался и не желал жить, не принимая в расчет гитариста-блондина? И вот когда Яри, наконец, понял. Все эти годы он пытался забыть человека, который преследовал его и жил в его душе. Он никогда не знал никого, похожего на него, никогда прежде не имел таких отношений, как с Олли. Но в реальности только с ним он узнал реальное значение слова "жить". Если Яри не доставало "жизни", он знал, что сможет найти ее лишь с Олли. Если Яри хотел жить, то он отказываться жить без Олли. Сожалеть об этом было бессмысленно, потому что забыть об этом означало для барабанщика забыть жизнь, а забыть жизнь значило умереть. Шатен почувствовал себя глупо. Как он мог так долго этого не осознавать? Возможно, если бы он снизошел до того, чтобы открыться своим друзьям, которые в любом случае понимали причину его тоски, раньше, он смог бы понять это раньше? Возможно, прежде он был слишком молод, чтобы весе понять? У него не было ответов на вопросы, которые крутились в его голове, но решение было принято. Его сердце начало биться быстрее, когда он подумал о том, что он сделает: сегодня он поговорит с Олли. Оба друга-музыканта не могли не заметить перемены, произошедшей с Яри, и начали улыбаться. Яри глубоко вдохнул и посмотрел на них. Он больше не прятал фотографию, и его тело расслабилось, он уже не ощущал боли и не хотел рыдать. - Спасибо вам..., - сказал он, с трудом подбирая слова. - Я с ним поговорю. Вы правы. Мне нечего терять, потому что я и так все потерял. Но я намерен разрушить эту стену. Я устал притворяться. Яни, ты хорошо изучил меня за все эти годы, и хотя я не рассказывал тебе всего, ты знаешь, как сильно я страдал из-за всей этой истории, и ты всегда был рядом, чтобы помочь мне, когда становилось невыносимо, - он повернулся к гитаристу.- Яска, ты знаешь об этом меньше, потому что я хотел оставить все в прошлом, забыть, но мне не следовало. Не знаю, что бы я делал без тебя. Спасибо тебе от всего сердца, - закончил Яри с искренней и яркой улыбкой. Оба его друга тоже улыбнулись. Давно такое выражение не появлялось на лице самого молодого из них. И не стоило долго думать, чтобы понять, насколько им хотелось бы, чтобы оно там оставалось. Столько лет он талантливо притворялся, что у него все хорошо, хотя этого и близко не было, а ведь Яри заслуживал настоящее счастье. Яска поднялся и протянул шатену руку, чтобы помочь ему встать. Фотографию он положил в карман, правда, взглянул на нее еще раз, на этот раз другими глазами. Яни, который тоже поднялся, благосклонно положил руку на плечо своего друга. - Вот так-то получше! Тем более сегодня день твоего рождения! - рассмеялся он. - Давайте, они прибудут только через полчаса, у нас есть время немного поиграть, что скажете? - Я как раз хотел предложить то же самое! - с энтузиазмом воскликнул Яска. - Нет ничего лучше рока, чтобы начать новый день! - Ну, раз уж вы заговорили об этом, до вас я даже не играл, и меня это немного беспокоит! - сообщил барабанщик, который определенно вернулся к хорошему расположению духа, в котором так давно не пребывал. - Так я задам ритм? - Надеюсь на это, в твоем возрасте уже пора уметь это делать, верно? - пошутил Яни. - Тебе виднее, но будь внимателен, иначе не сможешь успеть за мной! И трое друзей с облегчением начали играть разные отрывки. Яска достал металлическую серую гитару, а затем включил усилитель в углу комнаты. Яни вытащил свой черный бас и пробежал по струнам, едва подключив его. Что до Яри, он уселся за барабаны и вновь взял в руки палочки. Он прекрасно знал, какая из них для левой, а какая для правой руки. Он так хорошо знал свой инструмент и теперь, когда он сел на свое место, он вновь посмотрел на красную гитару. Улыбка осветила его лицо, и молодой барабанщик закрыл глаза. Он четыре раза ударил палочками и начал играть. Остальные два музыканта, не нуждавшиеся во времени, чтобы настроиться, аккомпанировали ему в импровизированной и очень страстной мелодии. Для Яри теперь ничто не имело смысла, кроме музыки и того, кто его вдохновлял и чье лицо стояло перед его мысленным взором.