Четыре рассказа на Новый Год

Все-таки, они были весьма необычной парой. И знакомство их вполне можно было бы назвать, если уж не необычным, то уж точно, - случайным. Праздник Дня защитника Отечества мог менять свои названия сколько угодно раз, но дата его оставалась неизменной. Этот праздник всегда приходился на конец зимы. Двадцать третье февраля. Для многих и не так уж праздник-праздник. Еще один выходной, это да. Если к тому же и пятница, тут уж сам по себе прекрасный повод для похода в клуб вместе с шумной компанией даже не приятелей, а так – с кем-то вместе делали шоу, кто-то был полезен в одном деле, даже и имен толком не запомнить. Градус вечеринки повышался, расслабон набирал обороты. - И как-то уже и не вспомнить про День защитников, какие мы тут защитники, - слегка нетвердо пробормотал Константин, сам себе, под шумные возгласы компании, которая уже разошлась до последней грани приличия. – А ведь моя бабушка, например, в этот день всегда включала по Первому «В бой идут одни старики» и тихонько плакала в уголок платка. - А мой дед пересматривал Штирлица, - внезапно за его плечом раздался мужской голос, - Ну и комментировал по ходу действия. По принципу: «Пьяный Штирлиц упал лицом в карту России. Его отчаянно рвало на Родину!» Костя заржал и присмотрелся к говорящему. Миловидный блондин, чуть ниже его ростом, в черной толстовке с капюшоном. Лицо показалось вроде бы знакомым, но Костю это не смутило, сам он был звездой телевидения такого масштаба, что практически любое лицо в московских тусовках могло принадлежать костиному шапочному знакомцу. - Зато мама у меня считала обязательным дарить в этот день подарки. Мужской части семьи, - добавил вроде бы знакомый. – Понятное дело, взаимообмен подарочками, на двадцать третье и на восьмое марта, но, было весело! Носки и пена для бритья… - Да, у моих родителей тоже была такая традиция. Я ее поддерживал, пока из дома в Москву не уехал. Константин протянул руку для превращения знакомства из смутного в приличное. - Костя, - встряхнул он поданную ему руку и машинально отметил, как забавно парень надувает свои красиво очерченные губы, словно злясь на себя самого за что-то. Но тот на знакомство ответил, смахнув со лба светлую челку. - Евгений. – И через минуту, - Женя. Все-таки, они были поразительно разными. Костя, приехав из небольшого провинциального городка, был нацелен только на одно – покорить Москву. В принципе, это ему практически удалось. Он стал одним из самых востребованных тележурналистов, попробовав себя в нескольких телешоу, и совсем недавно запустившим свое собственное ток-шоу, выступив в нем и сопродюсером. Слава его испортила, но, как он сам считал, в меру. Костя привык к известности, научился пользоваться ее преимуществами, мириться с ее минусами, одновременно приобретя постоянную мнительность в общении и подозрительность к людям. Он с легкостью заводил разнообразные знакомства, и те, которые были ему нужны в работе, и просто знакомства ради знакомства, даже не запоминая имен. Но близко не подпускал к себе никого. Никакого близкого круга, только дальний и еще дальше. Все эти его знакомые были для него равнозначны тысячам телезрителей, смотрящих его шоу воскресным вечером по телевизору. Женька был не таким совершенно. Другим. Как потом он признавался Косте, то, что они познакомились в клубе было не просто случайным совпадением, а исключительно, даром свыше. Да, Женя иногда изъяснялся высокопарно, возможно, сказывалась его профессиональная деятельность, - Женька был переводчиком сериалов, готовил субтитры к турецким слезливым сказкам и, не замечая, мог ввернуть словечко или фразу из арсенала какой-нибудь Мелек или Нарэ. И тогда в клуб он пришел вместе с ребятами, выпускающими эти сериалы, потому и показалось его лицо знакомым Косте. Наверняка, где-то встречались в телецентре или в буфете. А вот знакомства он заводил редко. Практически никогда. - Трудности в общении! – Смеялся над Женькой Константин. Смеялся, а сам, в глубине души, знал, что и о себе он может сказать то же самое, просто прятал эти трудности поглубже, словно боялся, что его засмеют, как в детстве, когда на предложение «Давай дружить?» запросто можно было получить пластмассовым ведром по башке. Женя не обижался. Он вообще не мог обижаться на Костю. Любил? – Конечно. Родители давно уже оставили Жене неплохую квартирку недалеко от метро «Автозаводская», переехав в ближайшее Подмосковье. Константин приезжал к нему, часто, и как-то так вышло, что начал задерживаться подольше, на день-два, на уикэнд, а постепенно, и почти перестал появляться в собственном загородном гектарном коттедже-особняке, забросив всю эту роскошь до … забросив на потом. Квартира Жени быстро обросла признаками в ней костиного обитания: в кладовке небольшой стеллажик с парой десятков разных туфель, в стенном шкафу половину заняли костюмы от Армани и белье от Кельвина Кляйна, в спальне на столик взгромоздилась стойка с браслетами, кольцами и цепями, которые ведущий тележурналист скупал килограммами, как сорока, но носил только вне работы, на всякие светские рауты. - Пойдем со мной на афтепати к Полевскому! – Костя всячески зазывал своего любимого на очередную тусовку в Сити. – Там много всяких полезных личностей, освежишь личные связи! - Неее, - отнекивался Женя. – Я лучше дома. Поработаю и ужин приготовлю. А ты – иди, конечно, не думай. И сперва, ослепленный страстью, а это была страсть, можно и не сомневаться, Костя, действительно, не думал. Им было здорово вместе, ну и что, что разные характеры? Зато, приходя в дом к Женьке, Костя сразу чутко улавливал запах королевской ватрушки, а потом… ночью… это было так чувственно и нежно, что Костя таял, растворялся в Женьке и думал, что уж точно, та их встреча была даром свыше. Первый неприятный звоночек царапнул мурашкой костин позвоночник в День его, костиного, рождения, который пришелся на полгода их отношений. - Я тебе купил подарок! – Возвестил сияющий Женька. – Смотри, что за прелесть! Костя стукнулся об эту фразу. Сразу повеяло каким-то старинным, мещанским домостроем, когда следующая прелесть – это фикус в бочкообразной кадке в углу гостиной. В руках Женя держал… Мохнатые шлепанцы, песочного цвета, с огромными помпонами на носках. - …равится? – Донеслось до Кости. Тогда он ничего не сказал, чтобы не обидеть Женю. И ночью постарался сделать так, чтобы у него и тени подозрения не возникло, что что-то не так. А не так уже было вполне осязаемым. Костя вдруг почувствовал, на клеточном уровне почувствовал, что он не такой. Не такой рядом с Женей. Слишком легкий. Он пытался это сказать Жене, начинал и умолкал под его взглядом. Не мог договорить до конца. И в следующее двадцать третье февраля, все это, накопившееся, вырвалось под спусковым крючком женькиной фразы: - У меня есть для тебя подарок! - Жень, - ненавидя себя за эти слова и одновременно, чувствуя странный привкус свободы от этих же слов, - сказал Константин. – Ты сам понимаешь… Женька понял, но упорно молчал. Свинцово и пасмурно. - Понимаешь, - Костя торопился загладить рану словами. – У нас все разное, и подарки мы дарим разные, я тебе принес платиновый браслет на часы, а ты мне, наверняка, носки, черные, скромные и незаметные? Женя молчал, держа в опущенной руке праздничную коробку. - Давай, поживем немного порознь, - Костя двинулся к двери. – Прости. Сколько же крутилась-вертелась вся эта разноцветная карусель? Сколько прошло времени, когда Костя заметил, что карусельные лошадки – деревянные и только лишь покрыты позолотой, и та, уже потихоньку начала сползать, а яркие султанчики на лошадиных головах совсем обтрепались и поблекли? Только сперва бессознательно, а потом и целенаправленно, Костя начал чувствовать себя как носок без пары. Без пары, которая затерялась в круговороте новых чужих лиц, поездок, командировок, проектов, шоу, встреч. Пары, затерявшейся в недрах стиральной машинки. И этой парой был не Женя, а он сам. Привело это к тому, что, однажды Костя проснулся поздним утром, в своем особняке, в ворохе смятых простыней, с переполненной пепельницей на прикроватном столике и вспомнил, как Женя всегда приговаривал, раскладывая выстиранные носки по парам: «Объявляю вас парой, объявляю вас парой!», как в «Доме2», честное слово! Костя тогда так и сказал, что все эти реалити-шоу смотрят одни только… А Женька улыбнулся и закрыл ему рот поцелуем. Опять двадцать третье. Костя и раньше был готов признать свою ошибку. Фатальную ошибку. Когда погнавшись за придуманной им самим призрачной свободой с запахом пафосных духов от Тома Форда, отказался от свободы с запахом корично-яблочного пирога и крепкого кофе. И он приехал в дом у метро «Автозаводская». - Женя. – Женя открыл ему дверь после первой же трели домофона, как будто стоял и ждал его в прихожей. – Это я. За носками. Женя развернулся и достал с верхней полки стенного шкафа так и не открытую тогда Костей подарочную коробку. Ту самую, от которой он бежал, как бежал от шлепанцев с помпонами, от кофе с корицей, от тепла в доме. Он отогнул разноцветную упаковку, и в фирменной коробочке от Гуччи обнаружил несколько пар роскошных белых носков. Белых, которые победно сияли своими фирменными медальончиками и лейблами. Они все были скреплены попарно, как и полагается уважающим себя носкам от солидного модного дома. - Я подумал, ну эти черные скучные носки, - сказал тихо Женя. – Белые и такие … как раз для тебя, да?