Бесконечное Падение Луны

Неправильно, но очень приятно       Желтеющая трава шуршала под их сапогами, шелестели опавшие листья. Осень в Мор Элин щедро радовала буйством красок — красные, рыжие, жёлтые листья смешались с ещё сохранившими зелёный цвет в яркий, сочный коктейль, и дремучий лес вмиг стал нарядным, словно ярмарка.       — Ничего сложного. Мы справлялись с врагами и посильней.       Зана шагала молча и сосредоточенно, внимательно выискивая корни и ямы. Самая слабая, едва умеющая бегать или даже ходить пешком, она не жаловалась, ни разу не показала, как ей тяжело и некомфортно. Даже после их марафона в её карих глазах не было ничего, кроме холодной решимости, — словно она вернулась в те бесконечно далёкие времена, когда ещё не пристрастилась к героину.       — Зашли, вышли. Работы на двадцать минут. Идти дольше.       Агат, как и всегда, гарцевала спокойно и расслабленно, словно ей и не было никакой разницы — лететь или идти. Впрочем, для неё, быть может, это и правда было так. Не в силах выбрать, какой меч взять с собой, она взяла сразу три, и всю дорогу жонглировала ими, не прерываясь ни на миг.       — После Пятой мне просто неловко переживать хоть о чём-то!       Джессика же, наоборот, едва сдерживала волнение, сжимая цевьё «Ремингтона» изо всех сил. И хотя молодая демоница была единственной, кто вообще уверенно обращался с огнестрельным оружием, она ещё ни разу не была на реальном деле, и сейчас было худшее время для боевого крещения.       — И… я…       Не надо было брать Джессику. Втроём удобнее. Привычнее. Придётся смотреть за новенькой, следить, чтобы не подстрелила своих, не сдалась перед волнением и не убежала. Суккубы — трусливые существа, все, кроме их, ненормальных, и Джесс была самой нормальной, дожившей до шестой сотни лет по сущей удаче.       — Я…       Может, стоило пойти одной? Зана слишком давно потеряла интерес ко всему, кроме наркотиков, а Агат стала ещё более неуправляемой. Конечно, в одиночку нет смысла драться, но и риск быть обнаруженной тоже меньше. Раньше, когда никого из них ещё и на свете не было, скрытность была лучшим вариантом. И почему сейчас они хотят ударить, зачем лезут на рожон?       — Я…       — Не переживай так, сладкая. Сестрёнка с тобой, в обиду не даст.       — Не ссы, рыжая. Прорвёмся.       — В-вы правильно говорите. После Пятой… уже не так страшно. Почти…       Лилим встала как вкопанная, едва не потеряв равновесие, задрожала всем телом и закрыла руками влажные глаза, грустно зашмыгала носом. Сёстры остановились рядом, и никто из них не осудил старшую, не поторопил. Злобные и трусливые демоны, одиночки по своей натуре, послушно шли за ней, за её глупой мечтой — и даже сейчас, после того, как она обрекла весь мир, никто не бросил, не отвернулся. Шли до конца — до самого его логова.       — Д-девочки…       Четыре камуфлированных фигурки в элинском лесу, идущие навстречу верной смерти. Обнявшиеся и плачущие. Падающие прекрасные листья.       — Они не могли нас видеть. Никто не предложил бы, что мы вообще дойдём пешком, если и соберёмся. У нас будет небольшая фора — пара секунд, может, десяток. Заходим через дом, от входа в саду держимся подальше — слишком очевидно. Если она напустит дегенератов, и они зажмут нас — всё кончено. Агат, они на тебе. Все до единого. Упустишь хоть десяток, и нам конец. Справишься?       — А то.       Она даже не перестала жонглировать. Хороший знак.       — Заходишь с парадного. Если они решат искать нас, а не тебя — то мы бежим, а вся работа на тебе. Вообще вся, понимаешь? Ты должна будешь найти её сама, и найти быстро. Найти и…       — И убить.       Убить. Убить. Чтобы они не делали, всё всегда сводилось к одному. Сколько бы она ни пыталась избежать, договориться, предложить деньги и их тела, в результате не было ни года, чтобы всё не кончилось убийствами. Сначала это требовали люди, и она соглашалась, лишь бы они оставили девочек, но всё всегда кончалось толпой крестьян с вилами. Потом появился он, и ему тоже было мало денег и секса. Спасти мир, получить место, где они смогут жить без постоянной угрозы, без дамоклова меча над головой. Всего лишь нужно убить ещё пару десятков человек. Убить Четвёртую. Убить Пятую. Убить друга, всегда весёлого и радушного Давида, и сделать из него монстра во сто крат более мерзкого в своей человекоподобности, нежели любой прошлый альтерат. А сейчас, стоило им вырваться из паутины чудовищного обмана, её опять просят убить. Любимую сестру.       — Да, Агат. Найти Миру… и убить.       — Эм… Сестра? Лилим?       Никто из них не был тут до войны. Эти ряды роскошных домов всегда были единственным местом во всей Элин, куда вход суккубу был заказан. Даже в Катаир можно было пролезть, если хорошо спрятать крылья — но не сюда. Высокие стены, тяжёлые ворота и дотошная охрана. Богачи защищали награбленное не столько от демонов, сколько от черни, и делали это так упорно, как ничто иное в своей жалкой жизни. От морпехов Вилленмахта и марейских пиратов, как ни странно, ничего из этого не помогло.       — Да, Джесс?       Такие огромные, вычурные дома. В каждом из них можно поселить десяток девочек, ещё место для работы останется! Может, даже пару клиентов — тех, кому не мешает шум. В некоторые — два десятка. А просто соскоблив позолоту со стен, можно прокормить их на пару лет, даже если не будет посетителей. А сколько тут таких домов! Сколько же людей пришлось ограбить и замучить элинским толстосумам, чтоб всё это отгрохать?       — Я никак не могу понять… Мира же понимает, что тоже умрёт? В смысле… умрут же все. Вообще все. Включая неё. Она… понимает ведь?       Все, что осталось от их богатства, — груды камня и дерева. И трупы.       — Задаюсь тем же вопросом.       Интересно, смогла бы Мор Элин выстоять, если бы пустила это богатство на защиту моря? На очищение земли и воды после Великого Катаклизма? На армию, что выстояла бы сама, без помощи Эримоса? На контрразведку, что вычистила бы страну от вездесущих вилленских шпионов? Сохранилась бы в прежнем виде, не сжавшись в истерзанный десятилетием войны клок земли вокруг Катаира?       — Задаётесь? Вы же знакомы почти тысячу лет… Мы не знаем, сколько точно ему лет, но даже в худшем случае я старше. Неужели Вы так и не поняли Миру лучше него?       Вот и всё. Ещё пара кварталов — и они будут на месте. Буквально пара шагов — и решится судьба не только их, но всего мира. Лилим остановилась, присматриваясь к окнам, ища хоть что-то подозрительное, взглянула на младшую и улыбнулась.       — Прости, Джесс. Из меня правда вышла паршивая сестра.       Последний раз в жизни.       — Все пять звёзд! Может, даже шесть!       — Бывает шесть? Фигасе. Не знала…       Обычный дом, не отделяющийся ничем от остальных тут. Такой же огромный, абсурдно вычурный и бесполезный. Почти целый.       — Не бывает, глупенькая! Ха-ха, я же шучу! Ну, как я выгляжу? Мне идёт?       Зана торжественно развалилась в кресле в одной из бесчисленных спален на втором этаже и надела кокетливую шляпку, скорчила смешную рожицу, заставив Агат прыснуть от смеха. Удивительно, но даже в «горке» она смотрелась неотразимо. Впрочем, она была неотразима всегда и везде, в любой одежде.       — Зана, ты же взяла пистолет? Скажи, что мне не придётся возвращаться за ним.       — Взяла, взяла. Вот, смотри, — самая модная демоница во всей Элин неловко достала «Миротворец» и положила на колени, накрыла шляпой лицо. — Не то чтобы я вообще умела им пользоваться… А теперь все брысь отсюда, её величество изволит почивать!       — Всё, всё, уходим. Слушай, сестрёнка, я…       — Лилим, сладкая. Сделай одолжение и заткнись, ладно? От твоей грустной мордочки у меня уже несварение.       И она улыбнулась так ласково, как никогда в жизни.       — Мы же договорились, что всё будет хорошо, правда?       «Съешь ещё этих мягких булок да выпей чаю. Это Зана, приём. Все слышат?»       Джессика вздрогнула и едва не выронила карабин, зашевелила губами, а Агат нахмурилась. К такому непросто привыкнуть.       «Слышу тебя ясно и чётко. Мы заходим».       Лилим кивнула Агат, и суккубы разделились. Старшая вместе с Джесс обошли дом — точно такой же, как остальные, если не обратить внимания за заколоченные окна — и проскользнули внутрь через террасу. Внутри — мёртвая тишина и ни одной новой ловушки, лишь необычно тонкий слой пыли выдавал что-то неладное. И жуткая, практически невыносимая вонь.       «Три, два, один. Пошла».       Тут же раздался грохот, и парадная дверь распахнулась, едва не слетев с петель. Пора.       — Всех убью, одна останусь! Выходите, с-с-суки!       Агат — не просто приманка. Сильнейшая не только среди демонов, но и всех живых существ вообще, она разворотит весь дом и бездонный подвал за считанные минуты, кто бы ни рискнул её остановить. И он об этом знает.       С трудом сдерживая тошноту, Лилим с младшей бесшумно спустились в подвал. Несмотря на тяжёлый карабин и патроны, Джессика ступала мягко, словно кошка. А ведь она так нервничает! Не стоило её недооценивать. А сверху раздался протяжный плач сотен дегенератов, и вслед ему — хруст ломаемых костей.       — Это всё? Это, блядь, всё? Ты издеваешься, тощая шлюха?! Я стою тысячи таких!       Надолго это Агат не задержит. Хорошо. Главное — не отвлекаться. Лестница вниз кончилась, и маленький диверсионный отряд спустился в самый низ, в самую святая святых этого жуткого места, что родило не одного монстра, богохульного даже для демона.       «Стоп, что-то не так. Зана?»       Морг такой же холодный, как и всегда, пугающий, но пустой. Конечно, она припрятала дегенератов по всему дому, но где всё остальное? Где инструменты, где бракованная плоть? Где части очередных альтератов, способные занять подвал целиком? Где, в конце концов, сама Мира?       «Зана, что-то не так. Они подготовились лучше, чем мы планировали. Мы поднимаемся. Зана?»       Она так и не услышала шаги. Не услышала, как открывалась запертая дверь, как выскользнул из ножен кортик. Поняла, что к чему, только когда обжигающий холод стали прижался к её нежной шее. И последнее, что успела почувствовать демонесса — обиду на то, что её убьют, не повредив ни сердца, ни мозга. Что сшитый из неё монстр ни за что не будет так же красив.       — Джесс, наверх. Быстро!       — Зана… Я не могу с ней связаться, она не отвечает!..       — Я знаю! Бегом!       Уже нет смысла прятаться. На ходу выхватывая стилет, Лилим бросилась вверх стремительно, словно пуля — и лишь для того, чтобы обнаружить массивную стальную дверь запертой. Дверь, что никогда не запиралась, что все эти годы ждала только их.       — Блядь! Стреляй! Стреляй в чёртов замок!       — Это не так работает!       — Стреляй, чёрт побери! У тебя есть идея получше?!       А ведь она права. Был бы у них дробовик — можно было бы попробовать. Но что толку от охотничьего «Ремингтона»? Эта дверь создана, чтобы выдержать попытку побега сбесившегося Палача, что даже одной имеющейся рукой способен дробить кирпичи.       «Вдох — выдох. Не паникуй. Паника не поможет. Думай, рыжая старуха, думай. Тут есть ещё один выход, через сад. И вентиляция».       — Мы можем выйти через сад… Если там нет ловушки… Как тут. Тут же ловушка, очевидно, есть, да?..       Их могут ждать и там. На улице Агат им не поможет, не услышит их крик за воем и хрустом живых трупов. А вентиляция столь узкая, что даже Мира там не пролезет, а Джессика, особенно с карабином — уж точно. Впрочем, там-то точно никто ждать не будет — даже он не предположит, что Лилим решится на такую глупость.       — Беги через сад. Я пролезу через воздуховод.       — Но сест…       — Быстро! Пошла, пошла! Не такая я и толстая.       — Ар-р-р! Ну что, суки, падлы? Кончились?!       Они и правда кончались. Тонны гнилой плоти заполнили зал целиком, закрыли пол, но упорно продолжали лезть лишь для того, чтобы встретить свою окончательную смерть в её руках. Мечи сломались сразу, а вот клюшка для гольфа, бесценный артефакт Платинового Века, стойко выдержала испытание, дробя черепа один за другим. Не погнулась, не помялась, даже не поцарапалась, словно и была сделана лишь для этого.       Наконец, последний урод сломался пополам, и всё стихло. Никто больше не плакал, не тянул к ней холодные руки — все они пали. Одна лишь Агат осталась стоять прямо в центре пирамиды из трупов, занявшей залу целиком.       — Ха! И это всё? Больше! Дай мне больше!.. Ладно, мелкая сука, тогда я развлекусь с тобой. Послушаем, как ты плачешь!       Собравшись было взлететь на балкон второго этажа, демоница резко остановилась и обернулась к распахнутой двери. Краем глаза она заметила фигуру и в тот же миг ринулась к ней столь быстро, что не было и не могло быть человека, способного остановить её. Мелькнула клюшка, сверкнула сталь — и грянул выстрел. И Агат упала прямо у его ног.       Ведь он был чем угодно, но не человеком.       Никогда ранее Лилим и подумать не могла, что она способна на такое. Тотчас застряла бы, попытавшись втиснуться в узкую шахту, но сейчас всё было иначе — она мигом проползла весь путь из подвала наверх, не замедлившись даже на изгибах. Совершила невозможное лишь на чистом упрямстве и ярости, злобе. На саму себя. Она торопилась так, что превзошла не только саму себя, а, казалось, даже законы физики и анатомии — но этого было недостаточно. Она оказалась в зале в тот самый момент, когда грянул выстрел, и когда тело её младшей сестры рухнуло.       Лилим опять опоздала.       — Сестра!       Агат, сильнейшее живое существо из всех когда-либо существовавших. Ломавшая черепа голыми руками, пережившая килограммы свинца в своём стройном теле. Способная побороть хоть самого Вельзевула в рукопашном бою.       Неподвижно лежащая у его ног. Можно ли вообще назвать его живым?       Алая кровь стекается по каменным ступеням, растекается по жёлтой траве.       — Сестрёнка?..       Он так и не пошевелился, продолжая стоять в дверях. Расслабленно и немного потеряно, и огромный уродливый револьвер в его руке так и смотрел невидящим глазом на труп всесильного демона.       Один выстрел. Один-единственный выстрел, чтобы сделать то, что не смогли тысячи людей до него.       Чёрный плащ, скрывающий обманчиво худое тело. Длинные седые волосы, собранные в хвост. Лицо прекрасного юноши и пустые, безжизненные глаза.       Мёртвые, как и его душа.       Мир покачнулся, и пол ударил её по бёдрам. Ноги перестали слушаться, а из глаз брызнули слёзы. Зана, Агат — а теперь и она. Какой она была глупой и наивной, когда решила сражаться с этим монстром! Была. Больше не будет. Ни умной, ни глупой. Только мёртвой.       Он слегка покачнулся, не меняя позы, и огромный револьвер лениво перевёл глаз с трупа на ещё живого демона. Между ними огромная зала и огромная груда мяса, и она может вскочить и улететь быстрее, чем за долю секунды, но это ничего не изменит. Он выстрелит, и он попадёт. Нет смысла бежать, нет смысла прятаться. Это уже ничего не изменит.       — Эй! Мы так не договаривались!       Голос высокий, скрипучий, чуть хрипловатый. Крикливый и резкий, делавший и без того низкую девушку совсем похожей на ребёнка.       — Ты обещал! Обещал, что оставишь её в живых!       Крохотная фигурка в одном лишь фартуке расправила крылья и перелетала пирамиду из трупов, храбро встала прямо перед ним, и немигающий глаз револьвера упёрся в плоскую грудь.       — Уговор есть уговор! Убирай свою отвратительную железяку!       Револьвер не спешил возвращаться в кобуру, крохотный демон схватил ствол и упёр себе в лоб, низко зарычал от злости.       — Хочешь стрелять — стреляй! Давай, разбросай мои мозги! Удачи найти того, кто потом их соберёт! Посмотрю на твои жалкие попытки из ада! И посмеюсь! Ха-ха!       Он поморщился с таким трудом и дискомфортом, словно не пользовался мышцами лица не одну сотню лет. И попытался улыбнуться.       — Новый уговор?       Такой мягкий и тихий голос, почти нежный. Мёртвый.       — Нет! Никаких новых договоров!       Лилим пришла сюда за головой Миры, и Мира знала об этом, готовилась. Знала - но всё равно рисковала жизнью, чтобы спасти сестру. Без промедления, без обиды, без тени сомнений. Буквально поставила голову на кон.       — Сестрёнка…       Лилим не заслужила такой любви. Она поставила мир выше жизни сестры — а Мира поставила жизнь свою. После такого оставалось лишь умереть со стыда.       — Знаешь… если у нас будет по-настоящему хороший материал, мы сможем начать работу над Миром.       И огромные синие глаза крохотного демона вспыхнули.       — Правда?! А как же человеческий преемник?       — Я решил остановиться на этом варианте. Я верю, что ты справишься. Но сердце человека не подойдёт…       — Это так… Очень сложная работа! Нужно всё самое лучшее!       Маленький суккуб задумался, замялся. Слегка застонал и убрал тонкие ручки от револьвера, сделал шаг в сторону.       — М-мира?..       — Извини, сестра! Не обижайся, ладно?       И вновь грянул выстрел, и вновь Настоящий Герой оборвал жизнь мерзкого демона. Ещё один маленький шаг к бесконечно далёкой цели. К спасению мира.       Грянул второй выстрел, и она дёрнулась, как от удара током, сжала до хруста цевьё карабина. Оглянулась в последний раз и бросила оружие, расправила крылья и взмыла в небо так быстро, как никогда в жизни. Она разгонялась и разгонялась, вмиг превратившись в крохотную точку среди облаков, и ни разу больше не оборачивалась. Дикий, животный ужас скрутил всё её естество, раздавил разум, и лишь одна мысль смогла пробиться сквозь панику – мысль о том, что ею просто побрезговали, не сочли достойной пули. Просто дали уйти, проигнорировали, словно пустое место.       И впервые за свою долгую жизнь она, тихая, скромная и незаметная, была этому рада.       Воды океана сильно отличались от привычного Элинского моря. Тёмный, густой, насыщенный синий цвет не шёл ни в какое сравнение с привычным серо-зеленоватым, — порой настолько сочный и яркий, что казался больше похожим на чернила, нежели на воду. Первые сутки плавания Самсон не мог отвести взгляд от бескрайней глади, почти не отходя от борта, заодно совмещая созерцание прекрасного с опорожнением желудка. Качка на этом корабле совсем не походила ни на что, герой испытывал ранее, выворачивая вестибулярный аппарат наизнанку.       Самсон не только не видел такие суда ранее — он и предположить не мог, что они вообще могут существовать. Безумный в своём совершенстве артефакт Платинового Века, тонны карбона, титана и кевлара, туго сплетённые в узкий, острый корпус, пронзающий волны с лёгкостью лезвия меча под неутомимое биение атомного сердца. Самсон надеялся пройти почти двадцать тысяч километров за месяц, а в реальности они доплыли до самого центра океана за неделю.       — Ich schwöre, ich werde nie wieder einem solchen Wahnsinn zustimmen! Wenn ich nach Hause komme, werde ich als erstes meine Frau umarmen.       — Lüg dich nicht an! Als erstes trinkst du wie ein Schwein.       И команда была под стать. Несмотря на отплытие из Элин, все матросы были из Виллена — флегматичные, собранные, всегда чистые и причёсанные. Живой антоним самого понятия о моряках для элинца. И, что самое главное, бесстрашные: они знали, за чем плывут, и почти не показывали признаков паники или желания вернуться назад. Почти. Самсону было приятнее думать, что их разговоры о чём-то более возвышенном, чем паника или алкоголь. Тем не менее, на восьмой день они оставили палубу пустой и безлюдной, не показав ни малейшего желания понаблюдать за концертом.       — Не перестаю удивляться судном, Иеремия. Воистину, гений человеческой мысли не знает границ.       Удивительно пусто. Но не тихо — рёв рассекаемых волн всегда заглушал голоса команды.       — Наши славные патриоты имеют пару тузов в рукаве, юный господин. Пусть Далила мнит себя последним творцом и светочем прогресса — тем больнее будет встреча с реальностью.       Кто же такая в действительности Далила? Кто обеспечивает это ошеломительное техническое превосходство Вилленмахта? Понимание того, как в действительности эта страна выживает в двадцатилетней войне против всего мира, медленно складывалось в голове Отверженного Героя, но чем больше он узнавал, тем больше вопросов оставалось без ответа. И, что самое худшее, Самсон более не мог позволить себе никакой откровенности ни со старым коллегой, по-прежнему не отходившим от парня ни на шаг, ни тем более с его начальством.       После того, что герой узнал в день падения Элин — никогда и ни за что. Всё, что ему врали о Вилленмахте, оказалось правдой, и правда эта была во сто крат ужаснее самой извращённой лжи элинской пропаганды.       Но Самсон дошёл так далеко не благодаря скорби и рефлексии. Теперь на них нет ни времени, ни сил. И пускай всё опять пошло не по плану, это не было поводом останавливаться. Только продолжать двигаться — вперёд и только вперёд.       Он совсем не хотел мести, не допускал даже мысли такой в голове. Не грезил о славе, о богатстве и всенародной любви. Забыл лицо Джека, убившего некогда любимую женщину, и каждую ночь спал крепко и сладко, без намёка на кошмары или бессонные размышления о мире. Никого не считал виноватым — ни Патриарха, ни вилленского кайзера, ни Далилу или Леону. Отринул уже бессмысленную идею понять, с чего всё началось, и добиться справедливости — ведь справедливость его никогда и не волновала.       Он не искал цель — она нашла его сама. Руками Джека и Жюля показала, что ничто не несёт и не может нести никакой важности, окромя мира. Любой ценой. И Самсон был готов платить свою цену и дальше, сколько потребуется. Платить самому — и помочь платить всему миру, хочет мир того или нет.       — Далилу впереди ждёт много открытий… и её встреча с реальностью будет болезненной. Я могу это обещать. Мы входим в зону, Иеремия. Пожалуйста, убедитесь, что моя каюта пуста и готова, а команда вне видимости.       Хватит болтовни и рассуждений.       — Так точно, юный господин. Хотя старому Иеремии сложно понять, как его неосведомлённость о Ваших планах поможет делу.       — Не забивайте себе голову. И готовьтесь выполнять мои команды быстро и чётко.       Море заволновалось, завибрировало, почернело. Волны злобно толкали невозмутимый корабль всё сильнее, несмотря на ясное небо, поднимались всё выше и выше, пока на гребне самой высокой из них не начала формироваться человеческая фигурка.       Пора поработать.       Это было весьма очевидно с самого начала, и после столкновения с Сильфой Самсон окончательно убедился в том, что Духи чувствуют потоки маны людей и через них могут даже читать мысли. Нельзя было не использовать этот факт — и тем более нельзя было дать окружающим испортить сюрприз. В прошлый раз никто не обращал на парня особого внимания, не обсуждал тактику и не давал советов — не относился иначе, как к очередному безумцу. Но сейчас всё изменилось, и языковой барьер сыграл немалую службу. Единственным человеком, кто неосознанно мог сорвать план, оставался старый шпион, однако его исполнительность сильно помогала и сейчас — не было нужды вовсе посвящать его в план.       Едва ли хоть кто-то смог бы называть ступившую на палубу фигурку человеческой. И дело было не в том, что она вышла из захлестнувшей и едва не опрокинувшей корабль волны — её невыносимо прекрасное лицо не могло принадлежать ни человеку, ни демону. Ни одному живому в любом смысле этого слова существу, лишь бессмертному и омерзительному в своём совершенстве Духу.       — Здравствуй, великая Ундина! Я — Герой, и я взываю к твоему могуществу, дабы спасти мир!       Белое платье, скромное и простое, аскетичное, свободно висящее на невысоком стройном теле. Фарфоровая кожа, серебряные волосы и огромные золотые глаза. Взгляд чуть насторожённый и бесконечно меланхоличный, вмиг выдающий пятисотлетний возраст. Те же черты лица, что у Сильфы, но спутать их не смог бы никто.       — Дини! Привет! Как же я соскучилась, моя сладкая!       Фея, хотя и соскучившаяся по сестре, не материализовалась, не сжала её в объятьях. Даже голос её не был слышен никому, лишь анимисту, и Ундина поняла это — разумеется, она видела мысли Иеремии, видела драку Самсона с Сильфой. Видела, что от парня нельзя было ждать ничего, окромя зла и насилия.       — С чем бы ты ни пришёл, какие бы вести ни принёс и планы ни вынашивал, у меня нет ни единой причины для доверия. Ни единой причины оставить тебя в живых после того, что ты посмел сделать с моей дражайшей сестрой.       Даже её появление и внешность не шли ни в какое сравнение с голосом — мягким, нежным, глубоким, как сам океан. Пробирающим до самой души и заглядывающим в неё — мягко, нежно и глубоко. Неотвратимо выворачивающим наизнанку. Даже не размыкая тонких губ, она говорила всем океаном, и голос её был совсем не радостным.       — Твоя дражайшая сестра, великий Дух, уже помогла мне приблизить окончание войны — именно благодаря ей был обезглавлен тиран, и война для Мор Элин отныне окончена раз и навсегда. И нет, я не боюсь — я уже справился с порождением игнисской науки, настолько могущественным и богомерзким, что отныне бояться я не могу и не имею права. Ни единого существа, живого… или нет.       Самсон был предельно вежлив и скромен, и почтительная полулыбка не сходила с его лица. Наглые слова, ничем не прикрытая провокация — и кроткий вид. Ундине следовало разозлиться и убить наглеца, потопить корабль целиком и забыть об этом, вернуться к своему прежнему сну и бездействию. Но Ундина спала и бездействовала слишком долго.       — Убери от меня руки, мерзав…       Ундине следовало дематериализоваться сразу же, как только парень сделал шаг и вскинул руки. Вспомнить, что Сильфа не смогла вырваться — и испугаться. Прочесть это в памяти Иеремии и среагировать, спасаться. Сделать то, что сделал бы на её месте любой человек или животное, любое живое существо. Но Ундина была бессмертной, следовательно, неживой, и инстинкта самосохранения у неё не было как такового.       Она не могла ожидать, что он будет двигаться так быстро, не используя магию вовсе. Не почувствовала сжигаемую ману и не успела среагировать, не успела даже осознать, что протянутая к ней рука сомкнётся у неё на горле. Верила в своё бессмертие слишком искренне.       — По коленям!       И в этот миг она увидела всё, что было голове Отверженного Героя. Увидела не только его план, до безумия простой и до безумия жестокий, но увидела и его решимость. Поняла, что не сможет дематериализоваться в его руках и тут же попыталась вырваться, ударить наглеца в голову — но шестнадцать грамм свинца оказались быстрее. Старик действительно был готов выполнять все команды со скоростью и четкостью, что поразила бы и молодого вилленского штурмовика, и выпущенные им пули сорок пятого калибра перебили колени куклы ещё до того, как Самсон указал цель, а руки парень просто сломал, призвав магию земли. Прошёл лишь миг, и Ундина просто беспомощно повисла, не силах ни сопротивляться, ни покинуть сломанное тело.       — Отличная работа, Иеремия. Надеюсь, Вы готовы продолжать — мы только начали.       И лишь Дух Воды знал, что его ждёт впереди. И сильно пожалел о своём бессмертии.       — Достаточно туго?       — Благодарю, в самый раз.       Каюта внутри невероятного корабля, как ни странно, почти не отличалась от обыкновенной каюты на обыкновенном сухогрузе. Кровать, шкаф и пристёгнутый к полу стул — офицерские спальни даже в Элин всегда были куда роскошнее. Но было тут кое-что, разительно выделявшееся на фоне любой другой каюты в любом другом корабле.       — Если старый Иеремия правильно понимает, то после потери прямого контакта Вашей кожи с телом Духа мы все немедленно погибнем?       — Разумеется. Вы абсолютно правы. Откройте, пожалуйста, красную сумку и достаньте из неё всё, что можете счесть полезным. Так же я прошу Вас взять на себя все заботы по уходу за мной, пока я обездвижен, и ни в коем случае не допустить, чтобы остальная команда узнала о происходящем.       И этим был Дух Воды, прикованный к стулу, и сидящий напротив бывший инквизитор Самсон Конгос, привязанный рукой к её шее.       — Это… весьма базовый набор, юный господин. Паяльник, иглы, плоскогубцы… Скальпель, зажим, пинцет... Пила... Впрочем, старый Иеремия найдёт способ его применить.       — Я надеюсь, что Ваш опыт включает в себя решение в том числе и таких проблем. А если нет — надеюсь на Вашу фантазию. С одной лишь рабочей рукой я бы в любом случае никак не справился сам. Считайте, что работаете с обычным человеком, но неспособным умереть от потери крови, однако смертным. У меня есть все основания полагать, что её смерть приведёт к катастрофическим последствиям, и мы прибегнем к этому лишь от бессилия.       Дух Воды, Ундина, всегда считала себя бессмертной и всесильной — и имела на это все основания. Лишь сейчас, спустя более пятисот лет жизни, она столкнулась к кем-то, кто был достаточно безумен, чтобы всерьёз решиться её убить. И, что было гораздо более жутким — с тем, кто имел такую возможность.       — Не переживайте. Старый Иеремия имеет достаточно опыта… Всё мужчины и мужчины, старики… — Капер не радовался и не злился, морщинистое лицо его сохраняло привычное бесстрастное выражение. — Хоть на старости лет, разнообразия ради, девчонка…       Но глаза улыбались.       — Твоё невежество столь же велико, как и самоуверенность. Сколь глупым должен быть человек, чтобы всерьёз угрожать мне? Я позабочусь, чтобы твоё тело было разодрано сотней акул, глупец!       Кляп, разумеется, не мешал ей говорить, ведь говорила она не языком и губами, а напрямую магией, словно заключившая контракт Сильфа. Лицо, однако, было перекошено от ярости — и пока что только от неё.       «Без твоей силы, великий Дух, моё тело в любом случае будет уничтожено. Акулами или пулями — никакой разницы. Я не буду уговаривать и просить… сразу перейду к делу».       — Дини! Дини, родная, послушай Сэма! Он хороший и ничуть не хочет делать тебе больно! Нам совсем не надо ссориться… Он же всё равно добьётся своего, сестрёнка.       Острый карбоновый нос накренился, и корабль описал плавную дугу, развернулся, почти не сбавляя скорости. Начавшееся было волноваться море успокоилось, лишённое прямого контроля Духа, и судно взяло курс в Энорма Марэ, невозмутимо рассекая волны.       «Это называется «боль», Ундина. Мне неясны причины, по которым ты узнаешь это только сейчас, но я надеюсь, что ты оценишь старания моего коллеги по достоинству.»       — Ты чудовище. Какие бы цели ты ни преследовал, сама вселенная не позволит тебе существовать.       Её голос, как всегда спокойный и меланхоличный, разительно контрастировал с выражением её лица — если то, что от него осталось, вообще можно было назвать лицом.       Мерно и ласково раскачивался корабль, мерно и спокойно работал Иеремия Койвак, разбирая куклу на части с аккуратностью хирурга и воодушевлением художника.       — У нас есть прогресс, юный господин? Я не чувствую никакой… понимаете, отдачи. Ни слёз, ни крика. Фрустрирует.       Даже старик утомился, а сидящий почти без движения Самсон, не имеющий возможности радикально поменять позу даже для сна, уже пару дней назад начал скучать по марш-броскам в полной выкладке по промёрзшим элинским болотам. Руки давно покраснели и распухли, болели всё сильнее, и при каждой смене руки анимист всё слабее понимал, сжимает ли он горло Ундины достаточно сильно, не прерывает ли контакт. Но был всё ещё жив — значит, он всё ещё отлично справляется.       — Дух предпочитает говорить только со мной, но пока ничего, что заслуживало бы внимания. Тем не менее, у меня есть основания полагать, что она тоже наслаждается. Продолжайте, пожалуйста.       Не имеет никакого значения, как много времени это займёт. Он может примотать не только руку, а в том числе ногу или всё тело целиком. День, неделя, месяц. Год. Столько, сколько нужно.       «Вселенная прикладывает искренние усилия, Ундина, чтобы от меня избавиться. Уже дважды… Но недостаточные. Ты же видишь это?»        — Зачем… зачем… ты это… делаешь?       Её голос, ранее всегда ровный и чёткий, стал рваным, сбивчивым, хоть ничего не мешало ей транслировать его в прямо в голову. Несмотря на отсутствие необходимости в давно отсутствующем языке или голосовых связках.       «Контракт. Мне нужен контракт. Я уверен, что донёс это достаточно ясно».       — Это забавно, юный господин. Крови нет, но отсечённые части просто превращаются в воду почти сразу. Анатомически — полная копия человека, насколько я могу судить. Из чего эта тварь сделана? Целиком из… воды?       — Едва ли материализация куклы для Духа находится в пределах нашего понимания, либо хоть сколько-либо близко к нему. Боюсь, даже они сами не в состоянии корректно ответить на этот вопрос.       — И из всех… возможных способов… ты выбрал… только этот? Настолько же черна… твоя душа? То, что… теплится в твоём теле… заместо неё?       «Тот способ, что может сработать. Ты могла просто согласиться ещё до насилия, и я не врал тебе о мотивах. Это твой выбор, Ундина, и только твой. Имей мужество нести его последствия».       — Просто убей меня.       — Юный господин… мне стыдно в этом признаться, но у старого Иеремии кончилась как фантазия, так и место на этой… кукле. Как скоро она умрёт? Она точно не может умереть?       Впервые Самсон видел товарища таким поникшим, изнеможённым. Таким старым. Всегда и везде Иеремия являл собой образец стойкости и невозмутимости, мужества и терпения, однако сейчас даже он сдал. Он не только заботился о парне, но и приматывал руки к кукле, убеждался, что контакт плотный и надёжный, и нервное напряжение от этого изматывало сильнее работы физической.       — Я размышлял об этом. У нас нет никаких доказательств, что её смерть действительно вызовет какой-либо катаклизм. Не может вода просто взять и исчезнуть вслед за Духом. Духом, искусственно созданным ингиссцами, а не самой природой. Так что, быть может, это и правда возможное решение. Конечно, мы можем продолжать ещё месяц за месяцем, но раз за неделю действительно ничего не добились…       Она давно уже не могла двигаться, но герой мог поклясться, что она вздрогнула.       — Фух! Это и правда облегчит задачу. Мы постарались, мы сделали всё, что могли. — Старик улыбнулся с таким облегчением, словно они не отказались от их единственного плана, а уже победили. — Сорок пятый справится? Справится конечно, о чём это я…       «Можешь считать это твоей победой, Ундина. Ты так не хотела, чтобы твоя сила досталась хоть кому-то — и она действительно канет в Лету. Иронично, как для Духа Воды, не находишь? Но лучше так, чем позволить тебе заключить контракт с кем-то из людей Далилы.»       — Нет! Почему ты… думаешь, что я буду опять заключать с ней контракт! Я не буду!       «Опять? Ты про Октавия?.. Ты считаешь, что Далила, устроившая всемирную резню пять сотен лет назад и сейчас — один и тот же человек, а не просто звание? Слишком безумно, чтобы отметать. И ещё один повод устранить тебя».       — Я не хочу этого… и не хотела никогда!.. Ни тогда, ни сейчас… Никогда! Ты увидел стойкость моих идеалов — и что заставляет тебя думать, что я отступлюсь от них с кем-то иным?!       «Ты просила меня убить тебя, и твой голос звучал твёрдо, сейчас же ты колеблешься. Ты помогала Октавию устроить геноцид, а сейчас отказываешься помочь мне его прекратить. Это и есть твоя решимость, Ундина? Ты хочешь впечатлить ей меня?»       — Я не… подожд…       «Прощай, Дух Воды.»       — Вот сейчас мы и проверим, случится ли катаклизм. Стреляйте, Иеремия.       Атомное сердце заснуло, и безумной формы корабль остановился, мягко прислонился карбоновым бортом к причалу. Засвистели, забегали марейские матросы, ловко принялись привязывать тушу исполина. Полуголые, загорелые, испещрённые татуировками с ног до головы. Длинные волосы и бороды, сложенные в вычурные причёски и выкрашенные в сочные цвета, серьги и кольца из золота. Марейцы словно соревновались с местными попугаями в яркости — и успешно выигрывали.       Да и сам порт совсем не был похож на таковые в Элин и Виллене. Погрузочные терминалы соседствовали с торговыми палатками, а военные корабли — с пассажирскими. Грузчики, моряки, военные, знать, рабы, попрошайки — все смешались в безумный коктейль, невозможный ни в одной другой стране мира. Сама Марэ всем своим естеством отрицала порядок и строй, и её хаотичность выражалась абсолютно во всём, резала глаза ещё до того, как путешественник сходил с корабля — если, конечно, находился безумец, решивший приплыть на острова по своей воле, а не в роли трофея.       Гвалт в порту, каким бы шумным тот ни был, не заглушил хлопок выстрела. На миг все замерли, прислушиваясь — и тут же опять устремились по своим делам. Стрельба в Марэ была обыденностью, и никто не собирался обращать на неё больше внимание до тех пор, пока стрелять не начинали в него.       Одним из приплывших безумцев был Отверженный Герой Самсон Конгос, на ватных ногах вышедший из каюты. Уставший сверх всякой меры, но сохраняющий сознание парень опёрся на фальшборт и шумно выдохнул, любуясь копошащимся портом внизу.       Ещё одна страна, ещё один тиран, скоро лишащийся головы. Ещё один шаг к миру.       И улыбнулся.       — Добро пожаловать на борт, Ундина. Давид Гера Пол — мужской Рост — 179 см Масса — 101 кг Возраст — прожил дольше, чем большинство марейских королей Место рождения — острова Энорма Марэ Род деятельности — пират, гладиатор, король Особые приметы — с медведем у него было больше сходства, нежели с человеком Слухи о том, что он забил огромного медведя кулаками насмерть, очевидно, преувеличены. Медведь был лишь слегка больше среднего размера. Статус — ПРОПАЛ БЕЗ ВЕСТИ