Голос опенула

      — П-привет, пап, — неловко усмехнулась Ками и еще сильнее вжала голову в плечи.       Отец смотрел свысока, гордо подняв подбородок, серьезный и очень недовольный, как всегда. Ками не могла вспомнить ни разу, чтобы он улыбался или хотя бы не хмурился. Его лицо по жизни выражало только раздражение, а частенько — ярость и гнев. Как будто дочь ему постоянно, каждую секунду, мешала.       Вот и сейчас — в серо-зеленых глазах не читалось ни капли радости.       — В кабинет, — вместо приветствия выдал отец. — Живо.       Ками смущенно заломила руки и юрко прошмыгнула мимо статной широкоплечей фигуры. Оглянулась мельком и направилась к слишком хорошо знакомой комнате. Оставалось надеяться, что Дженис последует за ней.       Кабинет встретил привычной иллюзией тепла. В детстве Ками казалось, что здесь лучше и уютнее, чем во всем остальном доме. Тут мягкий ковролин, удобный диванчик, на котором так хорошо поспать или просто посидеть с чашкой какао под пледом, вид из окна потрясающий. А еще отец раньше иногда вместо настольной лампы зажигал свечи. Когда у него было хорошее настроение — хотя, лучше сказать, сносное, — он позволял Ками немножко посидеть в кабинете, если только она будет вести себя тихо. «Ками» и «тихо» — слова антонимы, поэтому оставалась здесь девочка редко. Но ей очень нравилось следить за тем, как папа работал, писал что-то в бумажках и очень забавно бормотал, а в это время свечки все уменьшались, уменьшались, пока не превращались в маленькие огарки.       Но со временем кабинет превратился из комнаты счастья в камеру пыток. Отец все свободное время проводил здесь, а с дочерью общался только тогда, когда надо было ее отчитать за недостойное поведение, порочащее фамилию Рой. Поэтому отношения они выясняли исключительно в этих стенах. Сколько слез Ками здесь пролила, сколько раз срывала голос, доказывая свою правоту, сколько раз разбивалось ее сердце, когда отец в очередной раз ей не верил!..       Дверь за спиной закрылась. Отец медленным шагом пересек кабинет, но не сел за стол, как обычно, а встал перед ним. Теперь их с дочерью не разделяло ничего, кроме расстояния в пару метров.       — Итак, насколько я могу судить, ты уже обо всем знаешь.       Ками кивнула и нервно вывернула руки так, что стало больно.       — В таком случае, у тебя должны быть ко мне вопросы, я прав? — продолжил отец, поправляя на носу очки. Удивительно, Ками думала, что у него идеальное зрение — или же он носит линзы. Но очки на отце она видела впервые.       — Я на многие уже и сама ответила, — усмехнулась девчонка, но тут же вновь посерьезнела. Не до смеха под таким взором. — Про маму, про магию, про землю Лайтов, про войну…       — Ты уже примкнула к какому-либо лагерю?       Ками еще сильнее стушевалась:       — Ну… почти. Я не приняла камень, но последние несколько дней, неделю где-то, я живу на Канноре. У меня там друзья появились, очень хорошие. Мне… мне нравится.       Отец, кажется, удивился — он едва заметно дернул бровью и приподнял уголок губ.       — Каннор? Честно говоря, я думал на Инсив. С твоим характером и, кхм… качествами ты прижилась бы там лучше.       Ками глубоко вдохнула и решительно подняла глаза. Надо расставить все точки над «и». Все выяснить. И узнать — правда ли то, что она уже выяснила.       — Ты поэтому меня им отдал для ритуала? — протараторила она.       — Ты знаешь и это? Откуда? — Рой-старший на мгновение растерялся, но тут же вернул лицо. — Ну конечно, эти двое…       — Да, знаю. — Ками зажмурилась, чтобы собраться с мыслями. Как же страшно! Но она должна узнать наверняка, она должна спросить. — А еще я догадываюсь, почему ты на это пошел.       Ну вот, все, теперь ей нужно произнести это вслух. Сказать. Признать, что все, во что она успела поверить, было просто выдумкой, ерундой, ложью! Что никакая она не особенная! И что мама от нее не просто так отказалась…       Глаза сами собой заслезились, но Ками упрямо надеялась, что слезы высохнут. Так же, как и надеялась, что глупая волшебная бумажка может обмануть.       — Я ведь не опенул, верно? — Взгляд совсем затуманился, и девочка, не сдержавшись, всхлипнула. — Я н-нашла Тремальский список, и мне стало интересно, я хотела узнать, вы ли с мамой мои родители, и я капнула кровь, и он показал м-мой д-дар, и я… я…       Она закрыла лицо руками. Как бы ни хотелось быть сильной, не реветь перед отцом, Ками не могла заставить себя успокоиться. Тремальский список не ошибается! Она не опенул! Поэтому у нее ничего не получается! Поэтому мама не хотела ее видеть! Дочка опенула — не опенул. Вот Эрика — другое дело, настоящая колдунья, правильная! А Ками — убогая, инвалидка, жалкая пародия на то, кем должна была быть!       Лопаток коснулись теплые руки. Поначалу показалось, что это Дженис решилась подойти, но руки прижали ближе, и Ками уткнулась носом в грубую ткань строгого пиджака.       — Прекрати, — удивительно робко шепнул отец и погладил ее по спине. — Не плачь, все хорошо. Не плачь.       От этих слов и объятий, таких теплых, таких нужных, Ками разревелась только сильнее. Она вжалась в отцовское плечо и завыла. Слезы тут же впитывались в дорогую ткань, но Ками не слышала ни упреков, ни криков. Отец крепко обнимал ее, наверное, впервые в жизни, и покорно наблюдал, как его нерадивая дочка снова портит то, на что он с таким трудом зарабатывал деньги. А Ками не могла остановить слезы. Рыдания вырывались из груди, из самого сердца. Ей плохо! Ей ужасно-ужасно плохо! Ей так тяжело, что невозможно даже вдохнуть. Она — не опенул. Она — никто…       Отец гладил ее по спине и голове до тех пор, пока последние слезинки не скатились по щекам. Ками еще раз всхлипнула и отстранилась.       — Извини, — хриплым от плача голосом шепнула она.       — За что? — искренне удивился отец.       — Ну… за пиджак…       — Глупости, — он вдруг рассмеялся и ласково стер с щеки Ками влажные дорожки. — Высохнет. Главное, что тебе стало легче.       Девочка неуверенно кивнула. Ей и правда стало легче. Как будто выплеснулось то, что давило на стенки сердца изнутри. Переживать проблемы молча намного тяжелее, чем вот так, со слезами и объятьями. Но проблемы никуда не исчезли.       — Ты поэтому меня сторонился? — спросила Ками, глядя прямо в глаза напротив.       Отец опешил. Он медленно стянул намокший пиджак и пододвинулся ближе: чтобы быть с дочерью на одном уровне, он опустился на колени.       — Я не сторонился тебя, — наконец прозвучал ответ.       — Ты никогда не проводил со мной времени. Всегда ругал, даже за мелочи, и вообще был мной недоволен. — Ками едва снова не разревелась, но сдержалась. — Я знаю, что неидеальный ребенок. Может, я и правда иногда тебе сильно мешала и доставляла много хлопот, но я, честно, не со зла! Но ты меня никогда не обнимал, не поддерживал, всегда спихивал на нянек. И о маме ничего не говорил. И я все думала, что не так… Это потому что я не опенул? Потому что я родилась не такой, как от меня ждали?..       — Камелия, — перебил ее отец. Он коснулся рукой своего сердца. Вторая легла на узкое девичье плечо. Рой-старший смотрел серьезно, но совсем не так, как смотрел всегда: теперь за очками Ками видела проблески вины и сочувствия. — Послушай. Да, ты и впрямь неидеальный ребенок. А я, в свою очередь, неидеальный отец. Если честно, я худший отец, какого только можно пожелать любому человеку. Я не имею ни малейшего представления о том, как быть хорошим родителем. Мне… — он шумно выдохнул, — …страшно. Я видел действительно ужасные вещи, я сотни раз был на волоске от смерти, я стал свидетелем таких событий, от которых даже у бывалых солдат начались бы кошмары. Но мне ни разу в жизни не было страшно так, как когда Сондра вручила мне маленький сверток, и я понял, что судьба этого крохотного человека в моих руках полностью зависит от меня. И мне страшно до сих пор, мне было страшно каждый день с того момента. От этого страха я натворил много ошибок, я признаю. И, наверное, натворю еще немало. Но, Камелия, я хочу, чтобы ты поняла одну вещь.       Он бережно взял ее руки в свои. Ками слушала, не шевелясь.       — Как бы я ни боялся, — окончил отец, — какие бы ошибки ни совершил, каким бы ужасным, черствым тираном ни казался, я всегда буду любить тебя. Вне зависимости от твоего дара, лагеря и поступков. Ты — мой ребенок, моя дочь. И я никогда от тебя не отвернусь.       Ками, пораженная, не могла произнести ни слова. Папа ей никогда такого не говорил. А она никогда не задумывалась, что он чувствует. Отец для нее и правда был тираном, именно ужасным и черствым. Но сейчас, Ками чуяла сердцем, он сказал эти важные слова совершенно искренне.       — Тогда повторяй это почаще, — робко улыбнулась она и снова потянулась к отцу.       Рой охотно заключил ее в объятья.       — Как пожелаешь. Я люблю тебя.       — Я тоже люблю тебя, папа…       Они замерли так на минуту, слушая громкое биение двух сердец и пытаясь собраться с мыслями, пока Ками не отстранилась. У нее был еще один вопрос — последний, перед тем, как вспомнить, зачем она сюда пришла.       — А мама? — подняла брови она. — Она ведь тоже меня любила?       — Конечно. Камелия, она любила тебя больше всего на свете.       — Но почему она от меня отказалась? Это ведь не потому, что я…       — Нет. Сондра бы никогда не отказалась от тебя потому, что ты родилась телепортатором, а не опенулом.       — Тогда почему…       — Она хотела защитить тебя. — Отец тяжело вздохнул. Он явно вспоминал что-то не самое приятное. — Мы с ней и еще несколькими людьми совершили много неправильного, и за это вынуждены были поплатиться. Магия делает нас сильнее, но взамен требует соблюдать свои законы. За просчеты она назначает страшные наказания. Каждый из нас потерял то, что любил. Это могло быть что-то неосязаемое, но куда охотнее мир забирал жизнь. Жизнь родственника, любимого человека или ребенка.       На последнем слове Ками вздрогнула. Но не смела перебивать. Впервые за столько лет она слышит в ответ правду, а не крики и очередные лживые оправдания.       — Спастись от последствий наших ошибок могли лишь сильные маги, очень сильные, чье существование слишком значимо для самой магии. Опенулы. Дорогие нам люди, несущие кровь опенула, были в безопасности. Но когда ты родилась и чуть подросла, не оставалось никаких сомнений, что Сондра, нечистокровный опенул, не смогла передать тебе способности. Ты же, верно, уже знаешь о притяжении даров? Думаю, раз ты жила на земле Лайтов, тебе рассказали. Сондра не почувствовала в тебе родственный дар. И так испугалась!.. Боги, никогда не забуду ее взгляда… Камелия, твоя мама любила тебя, безумно любила, ты была ей дороже всего. И если бы пришел срок, платой за старые ошибки могла стать твоя жизнь. Поэтому Сондра и решила лишиться самого дорогого добровольно. Она отказалась от тебя, потому что для нее разлука с тобой была худшим из наказаний. Но только так она могла сохранить тебе жизнь.       Ками растерянно хлопала глазами. Руки мелко-мелко дрожали, и отец снова взял их в свои ладони. Стало теплее и спокойнее. Но на душе все так же метался ураган.       Мама спасла ее ценой своего счастья. Ками часто искала оправдания матери, выдумывала всякие небывалые истории о шпионах, секретных агентах, даже инопланетянах! Но каждый раз противный осадок от слова «бросила» оставался на сердце, раздражая до крови раны и давние рубцы. И только сейчас она почувствовала, что все эти раны затянулись, рубцы исчезли, и не осталось ничего, кроме любви и благодарности к женщине, которая добровольно отказалась от своего покоя ради ребенка.       — Сондра просила ничего не рассказывать тебе о ней, — продолжил папа, — чтобы ты не искала с ней встречи. Она боялась, что если однажды тебя увидит, то не сможет больше отпустить.       — А как же ты? — опомнилась Ками. — Чем должен был пожертвовать ты? На тебе ведь тоже было это… проклятье, ты сам сказал. Ты ведь тоже меня любишь!       — Я также добровольно пошел на жертву, чтобы ты была счастлива. Просто пожертвовал кое-чем другим. Поэтому со мной тебе ничего не угрожало.       — Чем?       — Камелия, это неваж…       — Папа, пожалуйста, скажи! — взмолилась девочка.       Ей было жутко от мысли, что отец лишился чего-то дорогого его сердцу ради нее. Он ее, наверное, после такого возненавидеть должен был! А почему-то нянчился, воспитывал, как мог…       Отец устало прикрыл глаза и поджал дрогнувшие губы.       — Я лишил себя дара, — признался наконец он и медленно поднялся на ноги. — Произнес слова отречения и отказался от единственного, что долгое время держало меня в этом мире. Но, очевидно, этого было мало, раз спустя годы у меня отняли еще и твою мать.       Ками снова заломила руки. Отец открылся ей совершенно с иной стороны — он впервые предстал перед ней живым человеком, с чувствами и страхами. И девочка попросту не знала, как теперь относиться к нему. Слишком много на нее вывалилось. Но в сердце разгорелась маленькая искра чего-то теплого по отношению к родителю, и Ками бы хотела, чтобы эта искра продолжала гореть и дальше, чтобы росла и крепла, пока не превратится в яркий и сильный огонек.       — Ну, у тебя же все еще есть я, — ласково улыбнулась Рой-младшая. — И я пока не собираюсь умирать или пропадать куда-нибудь.       Отец удивленно приподнял брови:       — Разве ты не вернешься на землю Лайтов?       — Я… — замялась Ками. Да уж, с такими заявлениями она поспешила. — Нет, я вернусь. По крайней мере, на ближайшее время. Моим друзьям нужна помощь. Собственно, — она усмехнулась и неловко потерла затылок, — я за этим сюда и пришла. Один мой друг в ужасной беде, и только ты можешь ему помочь.       Отец облокотился на столешницу, снял очки и закусил дужку. Наверное, он так приглашал говорить дальше. Ками так казалось.       — В общем, — протянула она, подбирая слова, — один парень, опенул, немного неудачно колданул и впал в какую-то странную магическую кому. И Эрика сообщила, что ты должен знать некий ритуал переноса дара…       — Исключено, — отрезал отец.       — Но папа, он в опасности! Его могут живьем похоронить, если мы его не разбудим через несколько часов!       — Мне очень жаль твоего друга, но люди умирают, даже опенулы. От этого никуда не деться.       — Так ведь его можно спасти!       — Ты не понимаешь, какой ценой! — сорвался он, отшвырнул очки на стол и потер переносицу. — Камелия, этот ритуал — ужасен! Он во много раз хуже ритуала переноса души, который ты, к счастью, сорвала своей неопенульской кровью! Ритуал переноса дара жесток, бесчеловечен не только по отношению к жертве, но и к тому, кого ты пытаешься спасти! Твоей матери он чуть не стоил рассудка! Я не желаю подобного никому, и, уверен, ты не хочешь, чтобы твой друг страдал от последствий до конца жизни.       — Моей матери?.., — Ками широко распахнула глаза.       Ее маму когда-то воскресили из мертвых? С ума сойти… Ками догадывалась, что мамино прошлое ее еще удивит, но такого она точно не ожидала!       — Получается… если бы не тот ритуал, я бы вообще никогда не родилась? — ошарашенно проговорила девочка.       Но Роя-старшего ее слова, видимо, произвели впечатление: он вскинул голову и нахмурился, задумался. Ками тут же уцепилась за живую тему.       — И если мы сейчас не поможем Оливеру, то его дети тоже никогда не родятся. Он никогда не свершит великих дел, которые может свершить. Никогда не выручит того, кого должен выручить. Папа, ты представь: один ритуал — и столько жизней спасем!       — Или погубим, если он станет убийцей, — отразил отец.       Ками возмущенно топнула ногой:       — Оливер — не убийца! Он очень добрый и искренний, он никогда не станет злодеем!       — Охотно верю. Если он действительно твой друг, то он не может быть плохим. Но ритуал меняет человека. Он ломает его изнутри. Это не чудесное излечение, это — настоящее насилие, насилие над душами двух людей. И если твой друг окажется недостаточно силен духом, если хоть раз даст себе слабину, его рассудок преобразуется до неузнаваемости. И неизвестно, что станет с ним тогда! Он может превратиться в настоящего психопата, может откатиться в развитии до уровня младенца, может поменять характер на совершенно противоположный. Но это будет уже не тот добрый и искренний парень, которого ты знала. Твоей матери несказанно повезло, что она сумела найти общий язык с человеком, которого против воли к ней привязали. Но никакая другая жертва не станет мириться с тем, что ее лишили жизни и превратили вместе с кем-то другим в уродливую химеру!       — Но Оливер сильный…       — Я не желаю ничего слышать о ритуале переноса дара. Все, Камелия, разговор окончен. Я ничем не могу тебе помочь.       Он отвернул голову. Ками стало горько и обидно. Только она начала видеть в отце друга и союзника, как он снова все разрушил!       Рука сама потянулась к ласточке на шее. В этой ситуации помочь могла только мама. Жила же она как-то со своим мужем! Должна знать, как обмануть мужское упрямство.       «Вот что мне делать! — мысленно возмутилась Ками. — Неужели он не понимает, что Оливер умрет? Лучше ведь рискнуть, чем не делать вообще ничего. Ну конечно, ему плевать на жизнь незнакомого человека! Но мне-то не плевать! И Эрике, и Илу, и Дженис — нам всем нужна его помощь. А он уперся!»       Ласточка приятно согрела кожу, и в голове из ничего возникла уверенность, что отцу не должно быть плевать на Оливера. Просто он не знает одного факта.       Ками про себя поблагодарила маму и отпустила подвеску. Отец краем глаза заметил последнее действие и нахмурился еще больше. Ему с самого начала не нравилась идея, чтобы дочь носила зеленую ласточку. Ками потратила немало нервов, пока не отвоевала законное право на мамино украшение. И теперь ни капли не жалела.       — Значит, Оливер Сивэ умрет из-за тебя, — с самым серьезным видом, на какой только была способна, произнесла она.       Заветная фамилия сделала свое дело: Рой-старший выпрямился и взглянул на Ками то ли с удивлением, то ли со страхом.       — Сивэ? — переспросил он. — Этот мальчик, случаем, не сын Вирта Сивэ?       — А ты что, знал его отца?       Вот оно! Вряд ли на земле Лайтов жило много людей с фамилией Сивэ. Мама знала, какой козырь пустить в ход: отец не откажет в помощи сыну хорошего друга.       — Да, — растерянно ответил папа. — Мы были хорошо знакомы. Но я ничего не слышал о нем уже… и не скажу, сколько. Не знал, что у него есть сын.       — Ну, если мы не поторопимся, сына у него больше не будет! Папа, пожалуйста! Неужели ты хотел бы, чтобы ребенок Вирта Сивэ умер?       — Нет, конечно же нет! Вирт беспокоился о сыне даже задолго до его рождения. Представляю, как он переживал за будущее этого мальчика, когда тот появился на свет. Наверняка делал все, чтобы Оливер был счастлив и прожил долгую безбедную жизнь…       Он медленно подошел к дивану у стены и без сил опустился на сиденье. Ками ничего не говорила. Отец смотрел куда-то сквозь свои воспоминания, думал, взвешивал все «за» и «против» — все это читалось по его лицу. Нечасто закрытый и холодный Стефан Рой позволял другим видеть свои эмоции. Видимо, стремления Вирта Сивэ и правда не были для него пустым звуком.       Плеча что-то коснулось. Ками вздрогнула от неожиданности, но тут же успокоилась. Она и забыла, что Дженис здесь.       Черт, Дженис здесь! Невидимка ведь все слышала. И про дар — тоже. Ками стало страшно. Да, папа ее принял, но он на то ей и папа, родная кровь. А Джен ей ничем не обязана! Что, если она теперь не захочет видеть Ками? Ведь одно дело — опенул, загадочный, сильный маг. А другое — какой-то… как он там назывался? Вот, даже название способности запомнить невозможно! Скучно и заурядно.       Но прикосновение скользнуло ниже по руке, и Ками почувствовала, как ее пальцы переплелись с чужими. Он этого молчаливого жеста стало намного легче. Не будь в комнате папы, Рой бы попросила Дженис стать видимой на минуточку, чтобы ее обнять и, ну, — Ками почти покраснела — поцеловать в щечку, например.       Спустя пару минут отец откинулся на спинку дивана, снова потер переносицу и вздохнул:       — Вирт и на том свете меня достанет, если я не помогу его сыну. — Он поднял на дочь серьезные глаза. — Но учти, Камелия, это действительно очень опасно. Юный Сивэ может проклясть тебя и ваших общих друзей за то, что вы вернули его к жизни.       Ками понимающе кивнула, упала на диванчик рядом и потянула за собой Дженис, как можно незаметнее. Отец смерил место, где должна была быть невидимка, недоверчивым взглядом, но все же начал свой рассказ.       — То, что ты назвала комой, на деле — последствие потери души. Душа крепко связана с телом, но даже эту связь можно порвать. Естественно, с помощью магии. Насколько я могу судить, когда опенул колдует, его душа всегда покидает тело, чтобы ухватить пространство и притянуть обратно. Никто не изучал процесс образования складок настолько глубоко, поэтому это лишь гипотеза, пусть и довольно популярная среди опенулов. Суть в том, что магия становится нитью, которая позволяет духу вернуться обратно. Но если вмешаться в процесс образования складки, то можно разорвать эту нить. И тогда тело станет пустым сосудом, а душа затеряется между жизнью и смертью. В некотором… состоянии. Мы называли это Ливиррой. Ее нельзя назвать местом. Опенулы могут попасть в любое место, а в Ливирру им ход закрыт.       Он остановился — дал Ками переварить услышанное. Девочка живо представила в голове воздушный змей. Ослабишь веревку — отлетит подальше, намотаешь — приблизится. А если порвешь, то ветер тут же унесет змея под небеса, и ты никогда уже его не вернешь.       Отец продолжил:       — Сондра рассказывала о Ливирре. По ее словам, после гибели она оказалась в мире настолько идеальном, что он походил на сон. Все вокруг словно было воплощением ее самых заветных мечтаний. Люди, которых она хотела видеть рядом, оставались рядом. События, на которые она надеялась, сбывались с удивительной точностью. Даже то, что никак не могло произойти, происходило. Мертвые оживали, больные излечивались, исчезали недуги, решались любые неразрешимые вопросы. Но один факт обращал Ливирру в худший из кошмаров: Сондра знала, что это неправда. Ее окружали иллюзии, бездушные призраки с лицами близких людей. Она мучилась, изо всех сил старалась не забыть свою настоящую жизнь, искала выход из этого кошмара. Но выхода не было.       Отец вздрогнул, очевидно, вспоминая слова бывшей жены. Да и у Ками по спине мурашки пробежали. Идеальный мир, где исполняются все мечты, — звучит, конечно, здорово. Но жить во лжи… Ками попыталась представить себе, каково видеть перед собой любимого человека, счастливого, любящего, ласкового, и понимать, что это не он вовсе. Иллюзия. Обман. А твой настоящий любимый сейчас где-то далеко, убивается по тебе, и ты никак не можешь его утешить.       Действительно жутко.       — Возможно, ты права, — покачал головой отец. — Врагу не пожелаешь вечность томиться в клетке из собственных воспоминаний и надежд. Из двух зол стоит выбрать меньшее. Хотя, какое из зол меньшее — тоже непростой вопрос… Если бы существовал иной способ вытащить Сондру оттуда, я бы немедленно применил его. Но, сколько бы мы все ни искали, что во время ее «сна», что после, не нашли ничего, кроме ритуала переноса дара. Он заключается в том, чтобы восстановить перемычку между душой и телом. И сделать это можно единственным способом: заменить порванную нить новой. Поврежденную магию — чужой.       — Как пересадка органа, — заметила Ками.       — Отчасти. Но если отделить орган от остального организма не составляет труда, то вычленить дар, не разрывая его с душой, невозможно. Магия — неотъемлемая часть колдуна. В этом и есть различие двух ритуалов переноса. Тот, который ты видела, ритуал переноса души, подразумевает, что душа полностью занимает предоставленное тело, а истинного владельца просто выбрасывают прочь. В ритуале же переноса дара к старому телу и старой душе прилаживают новую магию.       — Но ты же сказал, что душу и магию разделить невозможно. Куда тогда девается «новая» душа?       Рой-старший помрачнел.       — Об этом я и предупреждал. Она никуда не девается. Она остается в чужом теле, угнетенная, не в силах оторваться от нового владельца. Когда один, кхм, человек проводил этот ритуал над Сондрой, он не подозревал, что так выйдет. Думал, что перенесет магию от одного опенула к другому просто так, без последствий. Но за самое желанное счастье приходится слишком дорого платить. Он заплатил жизнью невинного человека — девушки-опенула, Алины.       — Получается, мама потом до самой смерти жила с этой Алиной… ну… внутри?       Ками передернуло. Ил рассказывал, что иногда, когда он долго занимает чье-то тело, то может начать слышать чужие мысли, разговаривать с хозяином «оболочки» и даже начать с ним соперничать за право управлять движениями. Но такое продолжается недолго, подселенец быстро выдыхается. А тут — всю жизнь делить с кем-то тело. Бедная мама, так и свихнуться недолго!       — Сондре несказанно повезло, что Алина не стала донимать ее денно и нощно, чтобы свести с ума, — напомнил отец. — Но это исключение из правил. Во всех книгах, где я встречал описание этого ритуала, говорилось о безумии, порожденном соседством душ. Самым безобидным исходом можно считать тот, при котором хозяина тела просто выталкивают, как при переносе души. Но чаще люди, воскрешенные таким образом, теряли рассудок и превращались в неконтролируемых монстров, и их легче было лишить жизни окончательно — вогнать клинок в сердце или придушить. Ты все еще желаешь своему другу подобной участи?       — Я не отступлю, — упрямо мотнула головой Ками.       Мама пережила этот страшный ритуал, а значит, и Оливер переживет. Он справится! Дженис незаметно сжала ее руку — тоже согласна. Лучше рискнуть, чем потом корить себя за то, что шанс был, но никто им не воспользовался.       — Так как проходит этот ритуал? — не унималась Рой. — Что надо делать?       Отец молча поднялся с места, взял со стола чистый лист бумаги, ручку и книжку для подпорки и вернулся обратно. Ками принялась внимательно следить за каждым его движением, чтобы ничего не упустить.       — В ритуале участвуют трое, — начал папа и нарисовал небольшой кружок. — Первый — это сам, грубо говоря, мертвец. Тот, кому и нужна помощь. В твое случае, сын Вирта, Оливер. Вернее, его тело. Необходимо, чтобы во «сне» он находился уже некоторое время. Ливирра притягательна на первый взгляд, и многим нужно от пары часов до нескольких суток, чтобы разглядеть в окружающем мире обман. — Он нарисовал в стороне другой кружок. — Второй — условный донор. Душа, чью магию заберут для воскрешения. Естественно, дары должны быть идентичны. Опенула воскресит только опенул. И, наконец, третий. — Отец соединил два кружка ровной дугой и нарисовал маленькую стрелочку от второго кружка к первому. — Это связующий. Он и проводит ритуал. Это может быть любой маг, его способности не имеют никакой роли. Его задача в том, чтобы подвести души достаточно близко друг к другу. Любой ценой и любым способом. Обманом, силой — как угодно. Но именно так: душа — к телу. Новое — к старому.       Ками кивнула. Пока что все понятно. Значит, нужно тело Оливера; Эрика, скорее всего, выступит связующим. А донор… Ну, Эри точно придумает что-нибудь!       — Амулет Оливера Сивэ цел? — уточнил отец.       — Вроде бы.       — Впрочем, это неважно. Для того, чтобы связаться с душами, может быть достаточно и небольшого осколка. Связующий должен прикоснуться к амулетам обоих опенулов и начать колдовать.       — В смысле колдовать? — не поняла Ками. — Как-то по-особенному?       — Нет, просто колдовать. Высечь пару искр, заглянуть в чужие глаза, попытаться перенести какой-нибудь предмет в карман — согласно дару. Магия временно свяжет чужие друг другу душу и тело. Но такая связь нестабильна и годится только в качестве переправы.       — А это не опасно? Если связующий тоже отделяет свою магию, то его не может тоже, ну, из тела вышвырнуть?       Отец посерьезнел — хотя, казалось, некуда уже серьезнее:       — Может. Это действительно опасно. Поэтому, если ты вдруг решила принять участие в ритуале, то…       — Не волнуйся, пап, я не стану.       — Надеюсь на твое благоразумие. Да, связующий тоже находится под ударом и в случае неудачи может также оказаться в Ливирре. Поэтому действовать нужно быстро. Я сам не проводил ритуал и не могу сказать, что произойдет наверняка, но из редких книг и рассказов твоей матери я знаю, что после образования связи действие Ливирры начнет слабеть — душа погибшего начнет возвращаться к телу. И когда иллюзия уже почти рассеется, нужно обеспечить переправу. Сондра вспоминала, что Алина приплыла к ней на лодке по морю.       — То есть, переправа должна быть лодкой?       — Зависит от ситуации. Ливирра рождена человеческим сознанием и так же, как и разум, непредсказуема. Умерший может оказаться в горах или в пустыне — и тогда нужно придумывать другой способ доставить душу. На что у связующего хватит воображения. Так или иначе, стоит пленнику Ливирры коснуться жертвы, как магия мгновенно восстановится, и ритуал будет завершен.       Воображаемый змей в голове Ками обрел новую веревку взамен старой. Но под небом, связанные вместе, теперь болтались две яркие бумажные фигуры. Мешали друг другу, сталкивались, мялись от ударов, но никуда не могли друг от друга деться.       Но, все же, воздушный змей вернулся и снова радовал глаз. А это — самое главное.       — Я все поняла, — бодро заявила Ками и все еще неуверенно приобняла отца. — Спасибо огромное! Уверена, Оливер никогда этого не забудет!       — Не сомневаюсь, Камелия. Не забудет, — обреченно вздохнул тот, погладил дочь по макушке и отстранился. Его губы тронула легкая улыбка. — Как же ты похожа на мать! Так же идешь напролом, сколько бы ни предупреждали о последствиях.       — Это же ради друзей, — пожала плечами Ками. — Ради друзей на все пойдешь.       — Да, на все…       Папа поднялся с диванчика. Ками подхватила бумажку со схемой и тоже вскочила на ноги. Дженис легонько тронула ее плечо, намекая, что пора уходить. Ками хотелось еще чуть-чуть побыть с отцом, порасспрашивать его о маме, о тех страшных ошибках, из-за которых их с мамой прокляли, о его прошлом. Но время поджимает, Эрика наверняка сейчас места себе не находит. А поговорить с папой — всегда успеется!       — В окрестностях Дэнта есть порталы? — вдруг спросил Рой-старший и взял со стола телефон. — Я почти ими не пользовался, поэтому не помню наверняка. Да и за столько лет могли появиться новые…       — Зачем тебе порталы? — удивилась Ками. — Ты хочешь вернуться на землю Лайтов?       — Я — нет. Но тебе же нужно как-то попасть обратно. Или ты договорилась, чтобы тебя забрали?       — Ни с кем я не договаривалась. Зачем? Я же сама могу перескочить.       Отец так испуганно на нее посмотрел, как будто Ками в чем-то ужасном призналась. Столько эмоций, сколько за сегодняшнюю ночь, девочка на его лице за всю жизнь не видела.       — Ты же понимаешь, — строго проговорил он, — что порталы и опенульские переходы — это абсолютно разные вещи?       Ками насупилась. Она читала о различиях в маминой книге. Порталы — это очень сложные стабильные складки, которые не расправляются сами собой. Понимает она!       — Но ведь я все равно могу вернуться, пусть даже и через портал. Просто закрою его — и все.       — Камелия, это не шутки. Как бы тебе ни было сложно признать, но ты не опенул. Твои способности имеют предел. Тем более без… — он остановился, посмотрел на ласточку-подвеску и выдохнул. — Неважно. В любом случае тебе нельзя злоупотреблять магией. Порталы отнимают очень много сил. Две-три крупные складки — и ты навсегда лишишься дара.       Тело прошибло дрожью. Ками не хотела терять волшебство! Она ведь только его обрела! Но отец прав — телепортаторы во много, во много раз слабее всесильных опенулов. Ей как будто крылья подрезали.       И, черт, как же не хочется с этим мириться!       — Я помню, пап. Но от одного быстрого перехода ничего страшного не случится. Я ведь не могу вообще не колдовать!       — Не привыкай к магии слишком сильно. Иначе, когда она исчезнет, станешь абсолютно беспомощной.       Он произнес это без эмоций, как будто просто поучал, но Ками почувствовала, что за этими словами стоит что-то намного большее. Вернее, не почувствовала, а поняла наверняка — после того, что она узнала про отца и его жертву, не оставалось никаких сомнений.       — Понимаю. Не бойся, пап, я буду осторожна, — заверила отца она. Это меньшее, что Ками могла сделать для него сейчас.       Девчонка уже развернулась, чтобы вернуться в комнату, к шкафу, и отправиться обратно на Каннор, как папа вдруг спросил:       — Послушай, а тот мальчишка-подселенец, друг Эрики Белухи с разноцветными глазами, — он повернул голову, будто бы невзначай, — ты не помнишь его фамилию?       — Фамилию? — оживилась Ками. Подумала немного, но только покачала головой. — Я не спрашивала, если честно. Может быть, ее вообще нет, он своих родителей-то никогда не видел. А что? И откуда ты вообще его знаешь?       Рой-старший усмехнулся. Так легко и задорно, что девочке показалось, будто он помолодел лет на пятнадцать.       — Неважно, Камелия, — вместо ответа произнес отец и перевел взгляд на окно. — Иди. Твоя друзья нуждаются в тебе.       Ками на секунду задержалась взглядом на его фигуре, благодарно улыбнулась и вышла в коридор. Дженис проскользнула следом, и дверь закрылась за ними с тихим стуком.