Голос опенула

      Не успели они с Альденом после завтрака добраться до лестницы, как Эрику звонко окликнули. Девушка недовольно скрипнула зубами. Она хотела поскорее добраться до дневника, найти ответы на оставшиеся вопросы и зарыться с головой в одеяло — не только потому, что из-за раннего подъема она не выспалась, но и затем, чтобы встретиться с Оливером. Постоянные задержки в шаге от победы ужасно раздражали.       Но Альден ее раздражения не разделил. Он вдруг посерьезнел, расправил плечи и, глядя куда-то за спину Эрике, бегло коснулся скрытого под одеждой камня. Эри из книг и личных наблюдений помнила, что таким образом приветствуют высшие чины.       На плечо Эрики опустилась легкая рука в темной перчатке, и последние сомнения в миг развеялись.       — Эри, мышка моя, поражаюсь твоей прыткости! Как же ты сумела ускользнуть от моих глаз? — заурчал высокий голосок Анель возле самого уха.       Но подселенка больше не вызывала прежнего ужаса. Белуха чувствовала, что имеет над ней власть, и на шантаж может отплатить той же монетой. Потому Эри недовольно дернула плечом и глянула на Анель из-под сдвинутых бровей. Марьер смотрела на нее в ответ, с презрением, ненавистью и, что самое приятное, настороженностью.       — Доброе утро, госпожа мажортеста, — переключил на себя внимание Альден.       Анель запоздало повернула к нему голову и невинно улыбнулась:       — Доброе, Альден. По правде, не ожидала увидеть тебя здесь. Разве разбирательство с Киром уже закончено?       Парень нервно сглотнул, но продолжал держать лицо.       — Не закончено, но я решил, что опенулу я сейчас нужнее.       — Конечно же! — злорадно протянула подселенка и снова положила руку на плечо Эрики, но на этот раз больно впилась ногтями. Избавиться от такой хватки было бы сложнее, поэтому Эри ничего не оставалось, кроме как терпеть и следить за фальшивой улыбкой Анель. — Ведь какой-то малознакомый опенул всегда важнее близкого человека, верно?       — Верно, — вдруг ответил Альден на явный сарказм, и, кажется, даже сама Марьер не ожидала подобного. — Издревле жизнь опенула ставилась выше жизни обычных солдат. Это прописано в общих положениях Теста, а Тест определяет жизнь каждого законопослушного инсива.       Он бросил Эрике теплый взгляд, и девушка мысленно дала ему пять. Так ловко пресечь Анель удается далеко не всегда!       Впрочем, выходить из роли в собственном спектакле мажортеста не собиралась, а потому умело выкрутилась, как скользкая змея.       — Это именно тот ответ, что я хотела услышать! Алли, ты вновь и вновь доказываешь, что едва ли не единственный во всем лагере еще имеешь право гордо называться инсивом. Подобная преданность должна поощряться, не так ли? — Марьер театрально провела в воздухе рукой. — Можешь идти к своей огненной птичке, а опенула до нужной комнаты доведу я сама.       — Госп…       — О, не надо благодарностей! Присматривать за нашим опенулом денно и нощно не входит в твои непосредственные обязанности, а потому я с чистой душой освобождаю тебя от этой лишней обузы. Или же ты имеешь что-то против решения главнокомандующего?       Эрика ждала от Альдена и второго отпора, но парень покорно принял поражение, кивнул, по-военному четко развернулся на девяносто градусов и быстро зашагал прочь. Против приказа главного он ничего не мог сделать. Но Эри была благодарна ему за то, что он хотя бы попытался. Всегда лучше попытаться и проиграть, чем уйти в самый тяжелый момент, как…       «Как никто, как никто!» — быстро осадила себя Эрика.       Острая боль в плече от чужой хватки отвлекла от ненужных мыслей. Эри настойчиво дернулась, но Анель, словно не заметив, потащила ее вверх по лестнице.       — Что тебе нужно? — напрямую спросила Эрика, когда они преодолели первый пролет.       То, что Анель не по доброте душевной отпустила Альдена, было ясно, как день.       Но подселенка лишь сверкнула в полумраке звериными карими глазами, странно усмехнулась и промолчала. Эри повторила вопрос, но Анель к ней даже головы не повернула.       Если бы она сказала хоть что-то, начала кричать или издеваться, Эрика бы ни капли не боялась. Но неизвестность пугала намного сильнее, чем любые слова. Белуха не знала, что на уме у этой чокнутой, и это заставляло настороженно оглядываться в поисках возможных путей для побега. А таковых было не очень много.       По-настоящему паниковать Эри начала, когда они проскочили нужный этаж.       — Анель, — попыталась остановить подселенку Белуха, провожая взглядом уже ставший родным коридор, — я живу тут.       — Ну, мышка, такая важная персона, как ты, достойна докладывать важные новости в лучших условиях, нежели обыкновенная комната, — фальшиво рассмеялась та и потащила Эрику дальше по лестнице.       Чем выше они поднимались, тем реже им попадались на пути другие люди. Солдат становилось все меньше и меньше, пока в определенный момент Эри не осталась с Анель наедине.       Вновь стал возвращаться старый страх. Эрика во все глаза смотрела на мажортесту и в любое мгновение ждала, что она вытащит клинок из ножен и быстрым четким движением перережет ей горло.       Анель могла. Но отчего-то не делала. И это пугало еще сильнее. Казалось, что Эри ждет что-то намного хуже, чем быстрая смерть.       Подселенка доволокла ее практически до верхнего этажа, вытащила в коридор, пихнула за одну из дверей и, зайдя следом, повернула в замочной скважине ключ. Эрика тут же отскочила как можно дальше и едва не напоролась на массивный рабочий стол.       Глаза попривыкли к полумраку, и Эри поняла, что Анель привела ее в свой кабинет.       — Итак, — гулко рассмеялась Марьер, когда Белуха повернулась к ней лицом, — уж теперь никто не помешает нашему разговору, бельчонок.       Эрику передернуло, но она постаралась не подавать виду. Вчера она выстояла, и сегодня должна выступить не хуже. Анель — не непреодолимая преграда. Анель — это человек, потерявший брата.       — Нам с тобой не о чем разговаривать, — уверенно скрестила руки на груди Эри. — Я вчера уже все тебе сказала. У меня ничего нет.       — Ну конечно! Абсолютно ничего! И именно поэтому ты так настойчиво допытывалась до бедняжки Клео, словно тебе что-то было от нее нужно.       Эрика ощутила, что пропустила удар, и Анель довольно оскалилась.       — Это мой лагерь, Белуха, — ответила на немой вопрос мажортеста. — Мой остров. Мои люди. И все, что касается моих людей, непременно доходит до меня.       — Быстро же ты переобулась, — попыталась вернуть позиции Эри. — Еще недавно перед Керал на задних лапках прыгала, а сейчас уже «твой лагерь».       Подселенка нервно дернула плечом:       — Этот лагерь всегда был моим по праву. Марианна Слет стала лишь непредвиденной преградой.       Эри вспомнила запись о Доминике Марьере: права на лагерь он оставил своей малолетней дочери. Но так как та была ребенком убийцы, «престола» она лишалась.       — Так что же ты столько лет не могла преодолеть эту преграду? — язвительно прошипела Эрика. По груди пополз леденящий ужас, но нельзя подавать виду.       Анель переменилась в лице: от прежней напущенной лености не осталось и следа.       — Ждала подходящего момента. И подходящего союзника, — скупо ответила она, отошла от двери и, глухо стуча каблуками по ковру, приблизилась к столу. Обошла его кругом и, не сводя с Белухи змеиного взгляда, опустилась в кресло. — Впрочем, кто, как не ты, знает, насколько важно найти в этом огромном мире человека, который подсобит тебе в достижении цели. Ты ведь этим занималась с тех самых пор, как оказалась на Инсиве, мышка?       Эри скрестила руки на груди и презрительно закатила глаза, хотя разум в этот момент вопил, что с Анель шутки плохи. Можно защищаться, но нападать на нее — самоубийство.       — Будто мне делать больше нечего, кроме как искать друзей в лагере! — смело фыркнула Эрика. — Да и твоими стараниями мне до сегодняшнего дня и поговорить было не с кем.       — Ох, не это ли есть ваша опенульская суть? Добиться своего даже со связанными руками! — Марьер постучала ноготками по подлокотнику. — Не забывай, Белуха, я почти всю жизнь провела с опенулом под боком…       — А ты не забывай, что «опенул» — это не диагноз! — огрызнулась Эри. — То, что так вел себя Оливер, не значит, что так поведу себя я. Мы с ним не просто опенулы, мы — люди, со своими характерами и головами на плечах.       — Ну, твоя-то голова явно желает покинуть законное место. — Анель заметно напряглась, карие глаза сверкнули желтизной в полумраке. — И я, позволь напомнить, имела куда больший опыт общения с вашим народцем, чем ты думаешь. Взять хотя бы Симона. — Она поморщилась. — Вот уж с кем вы точно одного поля ягоды!       Эрику вдруг покоробило, словно Анель сказала нечто крайне неприятное. Хотя, почему «вдруг»? Мало приятного в сравнении с тем, кто был послан тебя убить! Пусть он, возможно, и не виноват был вовсе…       — Я так на него похожа? — стараясь не показывать интереса, спросила Эри.       Но Анель, очевидно, было не так легко провести. Она снова довольно заулыбалась:       — Куда сильнее, чем мне показалось на первый взгляд, птенчик. Будь он… Ха, будь он жив, вы бы без сомнений спелись! У вас один и тот же взгляд. — Подселенка вгляделась в лицо Эрики, и та поспешила перевести взор на стол. Анель на то лишь рассмеялась. — Один и тот же огонек в глазах. Гордость, непокорство, свободолюбие. Все качества опенульской крови, помноженные на десять, но загнанные в рамки. Им — в рамки закона лагеря; тобой — в твои же собственные.       Эри в растерянности глядела на столешницу и пыталась собрать в кучу мысли, которые почему-то начали разлетаться, как от ветра. Она ничего не знала о Симоне, кроме пары фактов, что рассказал Оливер. А Оливер был далеко не объективен, если говорить начистоту. Они с Симоном соперничали — нет ничего удивительного, что Оли отзывался о нем плохо.       Но, если отбросить его главенство и опенульскую природу, каким был Симон? Чем он жил, что любил и ненавидел? Эрика никогда и не задумывалась о бывшем опенуле лагеря Инсив. А что, если они и вправду похожи? Что, если они могли бы стать приятелями или даже друзьями?..       Взгляд зацепился за что-то блестящее на столе Анель, но из-за скудного освещения Эри не смогла разглядеть, что же это. Но по спине пробежался неприятный и странно знакомый холодок.       — Это, конечно, все интересно, но Симон мертв, — больше для себя, чем для подселенки, произнесла Эрика и подняла глаза. — Его больше нет и никогда не будет. А я не могу быть похожей на мертвеца.       Анель поджала губы, сложила руки в замок и стиснула так, что хрустнули костяшки.       — Да, — согласилась она через несколько секунд. — Его больше нет и никогда не будет. А Оливер еще может вернуться. И если у тебя есть хоть что-то…       — У меня ничего нет, — продолжила стоять на своем Белуха.       — Ты лжешь.       — Неправда.       — Ты лжешь, мышь, я чувствую такое за милю. И пусть я не знаю, что именно ты скрываешь, но я догадываюсь, кого ты уже успела вплести в свою паутину. Обидно будет, если сеть потеряет несколько нитей?       Эрика стиснула руки в кулаки.       — Шантаж? — прищурилась она.       — Естественно, — Анель обнажила ряд белоснежных зубов и звонко рассмеялась. — Белочка моя, мы ведь столько знакомы! И неужели ты думала, что я не найду, как натянуть поводок человеку, который на меня работает? Ты ведь не хочешь испытывать снова это отвратительное чувство вины, когда кто-то страдает из-за твоих ошибок!       Эри ощутила, как храбрость волной схлынула и оставила ее совершенно одну, как лодочку перед штормом. Она пошатнулась и стиснула зубы до боли в деснах.       «Соберись, она всего лишь манипулирует! — приказала себе Эри. — Анель не идиотка, она не станет губить своих же подчиненных ради собственной выгоды».       — Очень интересно, как ты объяснишь свои действия остальным? Просто так решила поиздеваться над солдатами, от скуки?       — Ну что ты! Нет конечно! Я и правда не могу ничего сделать верным и преданным солдатам, вроде Альдена и Клео, да и не хочу вовсе. Но в лагере и без них достаточно людей, на чьи грехи я благодушно закрывала глаза. — Анель прикрыла веки ладонью, а после раздвинула пальцы, и из тени сверкнула каряя радужка. — Что же будет, если я случайно замечу, как Дженис день за днем выбирается на крышу? Или, к примеру, что Кир посещает служебные помещения после отбоя без видимой на то причины, да еще и не один?       Эри распахнула рот, но не смогла выдавить и слова. Она чувствовала себя выброшенной на берег рыбой, беспомощной и слабой, а Анель занесла над ней тяжеленный сапог и грозилась вот-вот переломать все кости.       Нет. Нет! Нельзя сдаваться! Не сейчас, когда Эрика зашла так далеко и почти одолела Марьер! Надо стоять на своем до последнего. Нападать — и только так выдерживать ее удары!       Через силу девушка выпрямила спину, сжала руки в кулаки и резко развернулась кругом. Она больше не видела лица Анель, но догадывалась, как его перекосило от такого поведения. Эта мысль придала Эрике сил, и она решительно зашагала к двери.       «Не оборачиваться, — убеждала себя она каждое мгновение, хотя соблазн все-таки глянуть на кислую рожу Анель был уж очень велик. — Шантаж не сработает, если я буду вести себя так, будто мне все равно».       — Делай, что хочешь, — ровно произнесла Эрика и ухватилась за теплую золоченую ручку.       — А ну стой! — подорвалась Анель — Эри услышала, как со стуком сдвинулся ее стул.       Белуха замерла, но поворачивать голову не стала. Она смотрела на деревянную поверхность двери и изо всех сил старалась сделать так, чтобы волнение не выдало ее с головой. И сейчас дверь не казалась уже такой страшной и помпезной: вблизи Эрика разглядела сотни мелких трещин, множество потертостей и сколов. Казалось, надавишь посильнее — и рассохшееся дерево просто раскрошится в труху.       — Ты, очевидно, не поняла меня, мышка, — подрагивающим от гнева голосом проговорила Анель. — Они пострадают, Эрика. Из-за тебя. Из-за того, что решили помочь тебе.       — Так, получается, они пострадают из-за самих себя. Я их помогать не заставляла.       Анель от этих слов опешила, и Эри, воспользовавшись ее замешательством, надавила на ручку. Дверь податливо открылась с тихим скрипом петель. И когда девушка уже занесла ногу над порогом, Марьер обрушила на нее последний козырь:       — Что ж, теперь все стало ясно. Неудивительно, что у тебя нет друзей, милая. А те, что были, бегут прочь. Никто не любит, когда их подставляют под удар. Даже самые верные.       Сердце словно пробило насквозь серебряной пулей. Эри до боли сжала зубы. Лишние мысли вспыхнули в сознании, эмоции сгорели дотла за секунду, и девушка в царственном молчании захлопнула за собой дверь. Анель бежать за раненной жертвой не собиралась.       С гордо поднятой головой и расправленными плечами Эрика преодолела все лестничные пролеты, не замечая ничего вокруг себя, и добралась до собственной комнаты. Закрыла дверь. Подошла к кровати…       И тут ноги подкосились — она рухнула прямо на постель, уткнулась лицом в подушку и закричала так, что зазвенело в ушах. Она не плакала уже даже, а просто кричала, громко и отчаянно, надрывая глотку, пока в легких не кончился воздух. Душу раздирало изнутри: она понимала, что поступает неправильно, но как правильно — уже не понимала! Все, все, что она делает, приводит к провалу и причиняет другим боль! Каждая ее ошибка отражается на всех, кто решил ей помочь! И что в результате? А в результате Эрика все равно остается одна, потому что всем надоедает влипать в неприятности из-за нее. От нее отвернулся Ил! А сколько продержатся остальные?       «Нисколько! — ответила себе Эрика, затихая. — Нисколько они не продержатся. Кир, Альден, Дженис… Они мне ничем не обязаны, они не обязаны мне помогать, не обязаны терпеть издевательства Анель из-за меня. Они помогали мне от чистого сердца. Но когда по протянутой руке бьют плетью, никто и никогда не захочет больше прийти на подмогу…»       — Но что мне делать? — хрипло спросила себя Эрика и обессиленно поднялась с кровати.       Она обвела глазами комнату, медленно, словно пыталась обнаружить ответ в голых стенах, и наконец добралась взглядом до стола. Эри встала на подрагивающие ноги, пересекла комнату и упала на стул. В подсвечнике еще стоял чуть оплавившийся огарок, среди книг лежал карандаш и плотно исписанный листок. Эрика подтянула к себе дневник господина Сивэ, погладила податливо открывшиеся под пальцами ремешки.       — Я опенул, — сказала Эри и принялась одну за одной пролистывать страницы блокнота. — Я опенул! Обладательница самого мощного дара. Повелительница пространства. Та, кому суждено раз и навсегда избавить землю Лайтов от поганых птиц. И неужели я не справлюсь одна? Неужели мне нужны друзья для того, чтобы быть сильной?!       Справится! Она справится одна! Она больше никого не подвергнет риску, если продолжит путь в одиночестве. Сейчас у нее достаточно сил, чтобы ни на кого не опираться и идти вперед. Она спасет Оливера, она окончит войну — она все это сделает самостоятельно, не деля лавры с кем-либо еще! Она победит! И победа ничего не будет стоить!       Эрика дернула страницу, едва не порвав ее, раскрыла дневник до хруста корешка и впилась взглядом в строки.       Мой дорогой сын!       Доминик совсем озверел. Но ничего, мы сможем дать ему отпор! Даже несмотря на то, что нас пятеро, а за его спиной целый лагерь… Ладно, давай сначала о хорошем! Коралина вернулась в норму! Ты не представляешь, как я этому рад! И, стыдно признаться, не знаю даже, чему больше: тому, что эта странная иллюзия спала, или тому, что я в ее перемене характера был не виноват. Собственно, Кора и сообщила нам о планах Дома, за что ей огромное спасибо. Как ни крути, а мы тут все (ну, большинство) опытные вояки и сможем защитить наш маленький лагерь от вражеских нападок. Тем более, у нас преимущество: целых четыре опенула! А это больше, чем на всех остальных островах вместе взятых. Прорвемся, не волнуйся! В этом блокноте еще много пустых страниц, и я планирую исписать их все. Не обрывать же историю на середине!       Эрика прикинула: до конца дневника оставалось явно меньше половины, даже меньше сотни листов. Видимо, не много господин Сивэ выиграл себе времени в том сражении с Домиником.       Она перевернула страницу и приготовилась читать дальше, но, как оказалось, читать было практически нечего. На следующем листе кривоватым, смазанным почерком была написана всего одна фраза. Но даже одна эта фраза заставила похолодеть что-то внутри.       Сондра погибла.

***

      Яркий солнечный свет, такой, какого не бывает в горах Каннора и Инсива, пробирался под одежду вместе с теплым ветром. Преломленный ветвями вечнозеленых деревьев, он, словно окрашенный акварелью, ложился на кожу цветными пятнами. Здесь, на верхнем уровне лестничных садов солнца было предостаточно, тут росли пышные здоровые растения с крепкими стволами. Сейчас их ветви пустовали, но еще недавно они прогибались под тяжестью гроздей мелких зеленых яблок, полных соком и светом.       Лилия любила солнце Ляра так же, как любила сам Ляр. Даже живя на Недивинах, она не упускала возможности встретить рассвет и полюбоваться закатом из маленькой, оплачиваемой опенульскими кражами, квартирки, но все это было не то. Отвратительное подобие родного тепла.       От воспоминаний вскипело что-то внутри, и Ли глубоко вдохнула утренний воздух, чтобы успокоиться. Но нет, этот огонь не потушить, эту ярость не успокоить. Она слишком долго тлела внутри, чтобы сейчас так просто исчезнуть. Да и сама Сотенко не хотела от нее избавляться. Жгучая боль заставляла ее двигаться дальше, идти вперед. Человеку нужно во что-то верить, чтобы не сломаться под ударами судьбы. И для Лилии этой верой стала война.       Нет, не так. Не война. Отмщение.       За спиной раздалось тихое шуршание. Лилия стояла почти у самого края, возле каменного ограждения, которое отделяло этот уровень от нижележащего. К этому месту не вела песчаная дорожка, и всюду Сотенко окружала хрустящая подсохшая трава. Как можно было подойти так бесшумно — загадка. А где загадка, там опенулы.       — Явилась, не запылилась, — закатила глаза Лилия и обернулась.       Только что приблизившаяся Ульяна пожала плечами, оглядела себя и отряхнула плащ.       — Разве что чуть-чуть, — легко ответила она.       — Ты мне зубы-то не заговаривай, Замялина, — скрестила руки на груди Ли. — Где ты была?       — Я должна отчитываться?       — Да! Яна, у нас тут военное положение, все на ушах, а ты, наш опенул, куда-то пропадаешь без предупреждения. Нет, если бы у тебя…       — …Был камень? — окончила за нее Ульяна и приподняла уголки губ. — Что бы изменилось?       — Многое! Мы могли бы хотя бы позвать тебя, когда это нужно. А так ищи-свищи тебя по всей земле Лайтов!       — Ты думаешь, я отзывалась бы?       Ли не нашла, что ответить, и это взбесило ее еще больше. Ей-богу, ей сейчас не до опенульских заморочек! Такое время, каждая минута может стать решающей, а Ульяна, никого не предупредив, умотала черт-те знает куда, и теперь улыбается, словно ничего не случилось!       Над головой зашелестели плотные листья с восковым налетом. Их шорох немного успокоил. Лилия глубоко вдохнула, выдохнула, и шум в ушах поутих.       — Ладно. Ладно-ладно-ладно… — Ли потерла переносицу и вновь обратилась к Ульяне. — В следующий раз отчитывайся перед Советом, когда соберешься куда-то. Мы переживаем.       — Ты — первая, кто спросил, где я была. Так что, возможно, местоимение «мы» тут неуместно, — со стеклянными глазами ответила опенул. И, прежде, чем Лилька снова начала закипать от ее наглости, продолжила. — Но я рада, что тебе не все равно на мою жизнь. Твоя эгоистичная цель рождает в тебе светлые чувства. Удивительно…       — Эгоистичная цель? — нахмурила брови Сотенко.       Ульяна повела в воздухе рукой, словно видела в нем еще что-то, кроме солнечных лучей:       — Вся эта кампания. У тебя ведь одна цель.       Лилию передернуло.       — Не у меня, а у нас. У нас всех, у ляров. Отомстить за годы притеснения со стороны этих уродов.       — И вновь неправильное местоимение. Многие потеряли своих близких из-за неправильной политики Каннора. Однако только ты решилась дать отпор.       — Не важно, кто начал! — Ли выхватила из ножен клинок и резко ударила по воздуху, словно по врагу. — Важно, что сейчас мы заодно! А значит, у нас все получится! Мы «синих» крыс вот так искромсаем, снова зальем море кровью, но на этот раз — их кровью! За каждого погибшего отомстим! Ляр — слабый остров? Ха, да как бы не так! Мы отомстим всем!       Она резко вскинула нож, и свет отразился на коричневых от засохшей крови зубцах. Такого же цвета была вода после того злополучного дня — сражения, названного Железным морем. Такого же цвета были раны тех, кого канноры раз за разом отправляли на передовую. Такого же цвета огромный шрам на теле Ляра, кровоточащий и уродливый. Лилия не сможет заживить его, как и не сможет исцелить рубец на собственном сердце. Но она сможет приглушить боль. Облегчить страдания.       — Не подумай, что я сомневаюсь в твоих стремлениях, — через несколько секунд протянула Яна; ее невидящий взгляд скользил вдоль лезвия поднятого клинка, — но не задумывалась ли ты, кому мстишь?       — Кому я мщу? Кому я мщу?! — Сотенко запыхалась, словно только что пробежала марафон. Что за вопросы! — Каннорам, конечно!       — Всем каннорам?       — Каждому гнилому подонку, живущему на их поганом острове!       — Каждому? — Ульяна вдруг рассмеялась.       Так непринужденно и звонко, что у Лилии по спине побежали мурашки. Это был какой-то совсем не человеческий смех. Словно кто-то из загробного мира решил посмеяться над живыми.       — Что смешного? — нервно спросила Ли.       — Ничего, госпожа мажортеста, совершенно ничего! — Опенул не переставала хихикать в кулак.       Лилия опешила:       — Как ты меня только что наз…       — Ты бы мстила Каннору, если бы воевала за Ляр, — будто не заметила ее Ульяна. — Но ты воюешь за себя. Воюешь за свою боль по утраченному. А потому и мстишь конкретному человеку. А вот то, что до этого человека первым добрался валун, уже действительно смешно!       Лилия ощутила, как кровь прилила к лицу. Воздуха стало резко не хватать.       — Да ты!.. — начала задыхаться она. — Да я не!.. Я ненавижу весь Каннор, а не только Лио! Чтоб ему на том свете икалось! Естественно, я ненавижу и его тоже! Дейр был во главе этого гнилого лагеря и больше других виноват! И даже при этом я давала ему шанс. Думала, случайность, совпадение. Но после смерти Марго всем стало ясно: он и его лагерь — все гнусные вредители, которых надо уничтожить!       Ульяна дернула бровью, но в ее глазах не промелькнула и намека на осознанность.       — Мы обе знаем, что шанса у Дейра Лио не было. — Она прикрыла глаза и блаженно улыбнулась. — Ты решила за него. Ты решила за всех нас. И сейчас, стоя на краю с оголенным мечом, спроси себя: стоит ли оно того?       Лилия прищурилась.       — О чем ты говоришь вообще? — не поняла она.       Ульяна шагнула назад и принялась загибать пальцы:       — Марго. Дейр. Оливер. — С каждым именем она отступала все дальше, сминая жухлые травинки легкими, совсем не военными, туфельками. — Ил. Эрика. Сколько жизней ты должна погубить, чтобы окупить одну?       Сотенко вскипела, она резко рванула вперед и замахнулась клинком. Белесая пленка застлала глаза, руки мелко задрожали от ярости. Лилия подскочила к опенулу вплотную, занесла над ней меч и…       Ульяна даже не дернулась. Даже не попыталась вытащить нож и защититься. Поэтому Ли так и осталась стоять с оружием в руке, не смея напасть первой.       — Заткнись, ясно?! — бессильно прошипела она сквозь зубы. Ненависть в душе горела огнем, но никуда не могла выплеснуться. — Я никого не гублю, понятно тебе? Не гублю!       Яна с интересом наклонила голову. Рыбьи глаза сверкнули. Лилии вновь стало не по себе.       — То, что не ты пронзаешь мечом, не значит, что ты не убиваешь. По твоей вине уже погибла Марго.       — Марго — вынужденная жертва!       — Ключевое слово — «жертва». Не важно, ради чего, не важно, кто в конечном итоге перерезал ей горло. Ее больше нет. — Ульяна сделала еще один шаг назад и опустила веки. — Я не отговариваю тебя от активных действий, не подумай. Я лишь советую тебе пересмотреть ориентиры.       — Иди ты со своими советами… куда подальше! — Лилия с глухим стуком всунула клинок обратно в ножны. — Я буду поступать так, как считаю нужным. Нужным для Ляра, а не для себя, что бы ты там ни думала! И если я решу… Нет, если мы, всем Советом решим, что надо напасть на Каннор, мы нападем! И знаешь, что? Я прямо сейчас пойду и предложу напасть! И ты меня не остановишь, понятно? Советует она!       Ли одернула сбитый ветром плащ и зашагала вперед, в тень деревьев, громко шурша травой. Нашлась великий знаток военных дел! Сама-то еще недавно у канноров крутилась, а сейчас их спины защищает! Конечно, у нее-то от рук «синих» никто не умер! У Ульяны вообще умирать некому!       Яна же ничего не ответила, только среди шороха травы и шелеста грубых листьев послышался довольный смешок.