***
Море, темное, неспокойное, отражающее тучи вперемешку с последними клубами дыма, отчаянно тесало скалы, словно хотело еще сильнее отдалить друг от друга два острова. Солнце едва-едва пробивалось через свинцовую пелену, и лишь пара лучей добирались до гор и крепостной стены. Канноры все в один голос говорили, что зима в этом году выдалась на удивление погожая. Обычно штормит каждую неделю, а сейчас, как по заказу, тишь. Штормов Ками еще не видела, но если то, что происходит с морем сейчас — это тишь, то она видеть их не хочет. Волны поднимались на метр так точно! Интересно, как высоко летают голуби? Выше метра над уровнем моря, верно же? — Аргх!.. Ну почему так долго?! — вымученно простонала Рой и подтянула коленки к груди. Она сидела на верхушке небольшой смотровой башенки, прямо на черепице, жутко холодной и влажной. Видел бы отец — уши бы ободрал. А так драть некому: в этой части стены мало кто бывает, за наступлением с моря лучше наблюдать на постах поюжнее, да и вообще большинство сейчас отбыло в сторону Каннорских гор… Дурацкие горы! — Обычно, летит где-то полчаса, — раздалось за спиной. Слова на пару секунд сменило тяжелое кряхтение. — Ох… А сегодня еще и ветер не в нашу сторону. Ками повернула голову в сторону плюхнувшегося рядом Ила. Выглядел он очень уставшим (как и всю последнюю неделю, в принципе), но не беспокойным. Это не могло не радовать. Ил после сожжения кораблей из кожи вон лезет, чтобы хоть как-то устаканить ситуацию в лагере. От Вирджинии как от нового главнокомандующего после смерти Дейра никаких действий не дождешься — сидит в уже своей по праву комнате круглыми сутками и рыдает. Понять ее можно, конечно, но вот только проблемы от этого не исчезали. Ил, хоть и был с грехом пополам оправдан, все еще не служил для канноров авторитетом. Впрочем, после сегодняшних переговоров с инсивами его даже зауважали. Еще бы — бросить близкого человека ради лагеря! — Здасьте, — подперла голову кулаком Ками. — Что я тебе говорила про физические нагрузки? Зачем ты сюда полез? От мысли, что Ил в его… состоянии преодолел целую кучу лестниц, черт знает сколько коридоров, а сейчас еще и забрался на крышу, захотелось знатно надавать ему по голове. Ну что за идиот! Травить себя лайтовской дурью круглые сутки Ками ему запретила, так он нашел новый способ усугубить ситуацию! Кровью же уже кашляет, дурак… Дуракам же везет, верно? А Ил еще и сильный. Что он, с болячкой какой-то не справится!.. — Если тебя слушать, так я и вовсе должен лежать без дела и радоваться, что мне не дают обезболивающее, — нехотя отшутился подселенец и устало расправил плечи. Перед поездкой к инсивам Ками, скрепя сердце, разрешила ему снова взять ту травяную гадость под названием долория, которой он целый месяц скрывал симптомы болезни. Скрепя сердце, потому что Рой почитала, что это за гадость. А точнее, какие побочные эффекты она вызывает. Язвы, конечно, на коже не проступают и адской боли не вызывают, но зато они проявляют себя на легких, сердце, печени и прочих органах. Вот уж действительно — «загонять болезнь внутрь». Гнить — все равно гниешь, просто не снаружи, а изнутри… Ками от мыслей о птичьей болезни замутило, и она как можно скорее постаралась перескочить на новую мысль: — А чего ты здесь, а не со всеми на хребте? Ил перевел взгляд на море. — Там и без меня разберутся. Мое присутствие не обязательно. Я туда… не хочу. У Рой душа сжалась от последних слов. Она отвлеклась от созерцания однообразных облаков и положила руку парню на плечо. — Скажи своей совести, что она идиотка, раз грызет тебя, — приподняла уголки губ Ками. — Ты сделал так, как нужно было. — Нужно было сделать ужасную вещь, — напомнил Ил и рвано выдохнул. — И я ее сделал… А меня все только благодарят за это! — Если я тебя ударю за твой поступок, тебе станет легче? Парень фыркнул, и Рой заулыбалась. Вот, уже лучше! А то на поникшего подселенца невозможно смотреть! — Мне сначала почувствовать бы твой удар, — заулыбался он, и Ками-таки пихнула его плечом. — Бе-бе-бе! — несерьезно надула губу она. — Я, между прочим, отлично дерусь! — С кем? С подушкой? — Ил беззлобно толкнул ее в ответ. — Надо будет тебя научить хотя бы с ножом обращаться. Ками рассмеялась: — Это да. Я, конечно, маг хоть куда, но и паладином бы стать неплохо! Ил недоверчиво прищурился, но ничего не сказал. Он точно хотел напомнить о недавнем происшествии с нестабильным переходом, который вдруг начал втягивать в себя воздух, предметы и даже людей, — но Ил не был бы Илом, если бы тыкал людям в их ошибки. Ками продолжила давить максимально искреннюю улыбку, какую только могла изобразить. — Кстати про твои умения, — учтиво сменил тему подселенец, чему Рой не могла не порадоваться, — Сондра больше не говорила с тобой? Ками коснулась подвески-ласточки на шее. Камень приятно потеплел, по телу волнами побежало тепло и погасло где-то в кончиках пальцев. Рой чувствовала, что птичка живая, что внутри есть нечто волшебное, необъяснимое. И точно такое же нечто и появлялось прямо в ее голове: неясные образы, толчки интуиции. Мама не говорила с ней в привычном понимании слова «говорить». Ками просто… знала, что она хочет. — Можно и так сказать, — ответила Рой и опустила подвеску. Ил оживился: — И как? Она просила тебя еще что-то сделать? — Угум, — понуро кивнула Ками и обхватила колени руками. — Она хочет, чтобы я встретилась с отцом. — С… отцом? С твоим, что ли? Рой кивнула снова. — Значит, не судьба, — безапелляционно отрезал подселенец. Его можно было понять. Но идея вернуться домой и поговорить с папой навязчиво вцепилась в мозг и не отпускала даже ночью. — Ну, может быть… — Ками, нет! — Ил положил руку ей на плечо и несильно стиснул. — Я тебя к нему не пущу. Ни под каким предлогом! — Но он же мой отец! Одна кровь, все такое… Что плохого он сможет мне сделать? — Что плохого? Да он тебя отправил инсивам в качестве вместилища для дохлого опенула! Это и есть то самое «плохое»! А если он ненормальный? Если захочет тебя придушить? Или вызовет инсивов, и тебя схватят быстрее, чем ты до двери доберешься? Я даже не могу дать тебе нормальную охрану! — О, как мило! — заулыбалась Ками. — Ты обо мне беспокоишься! Парень вдруг смутился, пробубнил что-то и тихо-тихо, словно опасаясь, что его услышат, сказал: — Конечно, беспокоюсь… Я не хочу, чтобы с тобой снова что-то случилось. И вообще, я тебе обязан, так что… это просто из чувства долга, вот. На Канноре любое проявление чувств, кроме чувства патриотизма, порицалось — это Ками усвоила еще в первые дни. И если это было не самой бредовой чертой всех членов «синего» лагеря, то она просто не знала, что еще! Жалеть умерших нельзя, любить, кого хочешь, нельзя! Рой словно опять оказалась дома, под надзором отца, который ей даже плакать больше положенного запрещал. В иной ситуации она бы давно сбежала куда подальше. Но, даже несмотря на жуткую строгость, здесь было безопасно. Да и Эрике с Оливером можно было помочь только так. И Ила наедине с этими отбитыми оставлять не хотелось. Удивительно, как он вообще в таких условиях сумел остаться человеком! Сейчас на крыше они были одни. Никто их не видел, кроме туч, моря и порывов ветра. Ками на всякий случай огляделась, придвинулась ближе к подселенцу и крепко его обняла. Стало так тепло-тепло, как будто из-за облаков вышло солнце, и девчонка прикасалась прямо к его лучам. — Спасибо! — рассмеялась она парню куда-то в район ключиц. — Спасибо, что ты такой хороший! Ил на секунду опешил, но после ласково погладил Ками по макушке, растрепывая и так непослушные волосы. — Не такой уж я и хороший, — возразил он. — Я делал много плохих вещей. — То, что ты признаешь их плохими, и делает тебя хорошим, — серьезно ответила Ками, устраивая голову на его плече. — Большинство тут даже не осознают, когда ведут себя, как моральные уроды. А ты всегда стараешься поступать правильно. И если мир заставляет тебя делать по-другому, это уж точно не твоя вина. — Ками, я людей убивал, если ты не забыла. — А я люблю пиццу с ананасами. Уверена, в каких-нибудь странах она запрещена на законодательном уровне. Ил прыснул: — Вряд ли это можно сравнивать. — Можно. Ты-то живешь в условиях войны, у тебя выбора нет. Все убивают. А ты все равно считаешь убийство плохим поступком, — Рой ткнула пальцем каннору в район сердца и подняла взгляд на его непонимающие глаза. — Вот поэтому-то ты и хороший. — Ну, хорошо, — улыбнулся тот и повернул голову к морю. — Если ты говоришь, значит, так и есть. Хотя, мне кажется, для тебя все хорошие, все друзья… Ками ничего не ответила. Она не хотела признавать, что первых настоящих друзей она нашла только после того, как приехала в особняк матери и ввязалась в магически-военную кутерьму. Дома Рой всегда чувствовала себя чужой. В школе на нее косились из-за «ненормальной» внешности, «странных» интересов и «противоестественных» чувств. Отец либо работал, либо проверял, чтобы Ками не пустила плоды его работы под откос. Она всю жизнь была ни к месту, не там, где нужно, не вписывалась, не подходила, как деталька от не той мозаики. Но сейчас, сидя на крепостной стене магического лагеря, обнимая подселенца и слушая шум волн, Ками наконец-то ощущала себя там, где должна быть. Земля Лайтов — ее дом. Пускай погрязшую в войне, пускай изодранную на клочки стихией и болезнью, но Ками любила эту страну на странном, подсознательном уровне. Так же, как полюбила Эрику, даже несмотря на ее холодный прием. Так же, как полюбила Ила, как полюбила Оливера — не как любят обычно, а по-особому; словно семью, которую Ками когда-то имела, но почему-то забыла. Она полюбила и замкнутую Вирджинию, погибшую Марго, ужасающего Дейра, говнюка-Алистера, Дженис… Хотя, Дженис она полюбила немножечко не так, как остальных. Сквозь шум волн и завывания ветра прорвалось хлопанье упрямых крыльев. Ил тронул Ками за плечо и указал на небо. — Вот! Надо было просто немного подождать. Рой встрепенулась и вытянула руку. Голубь сразу заметил яркое пятно браслетов на фоне серой крыши и опустился прямо на ладонь. Он все еще побаивался новой хозяйки, но присутствие рядом старого — Ила — явно его успокаивало. Ками сняла с закоченевших лапок маленький тубус с посланием и погладила птицу по маленькой голове. — Умничка ты моя! — улыбнулась девчонка и усадила голубя на коленку. Поглядела на него секунду, задумчиво закусила губу и повернулась к подселенцу. — А у него есть кличка? Как его зовут? — Кого? Голубку? — растерялся Ил и провел пальцами по белым перьям. — Мы… так и не придумали. У меня с воображением всегда было туго. Оливер хотел назвать Лермат, но не прижилось. — Это девочка? — удивилась Ками и еще шире заулыбалась. — Круто! Значит, у нее нет имени… — Можешь придумать свое на досуге. В конце концов, она теперь тебе служит. Рой посмотрела на голубку. Голубка посмотрела на нее. — Не так я себе представляла своего первого подчиненного, — прыснула девчонка и развернула послание. На небольшой бумажке с неровными краями черными, как зимняя ночь, чернилами была написана одна-единственная строчка, написана торопливо, неровно, но с яркими, теплыми чувствами и бурлящей на сердце верой:Дело сделано