Белая тьма

Выстрел, как раскат грома. Перепуганные соседи в теплых постелях, перешептывания, что же случилось. Продолжайте спать! Не мешайте. Я покидаю этот мир, вот только где боль? И чье сердце так бешено колотится, совсем рядом, испуганное и хрупкое? Не плач, все уже закончилось, рука не дрогнула, я не промахнулся, патроны не холостые. Я там, где должен. Вот только где мой Томми? Где его глаза, полны осуждения, что станут для меня вечной пыткой, где слова, где ядовитая улыбка? Где он? Ради него я отправился сюда в надежде искупить свои грехи, находиться вечно рядом, видеть и страдать, зная, что все могло быть иначе. Мы могли быть вместе. Жить, дышать одним воздухом, гулять под открытым небом, не боясь грозовых туч. Не замечая никого вокруг, улыбаться друг другу, молчать, потому что рядом с ним слова лишние. А его здесь нет. Только я. И дыхание, тихое, испуганное, украдкой. Кто-то ворует мой воздух. А я не вижу. Слепой. Кричу, до хрипоты, схватившись за волосы: − Где? Покажи лицо! Без ответа. Тихие шаги за спиной. Кто-то крадется, как зверь. Оборачиваюсь – никого. Только пелена страха, укрывшая глаза. Снова кричу: − Кто здесь? Минуты ожидания. Бессильно опускаюсь на пол, вожу руками по пыльному паркету. Что-то мокрое и липкое. На запах кровь. Чья? Моя или Томми? Жжет кожу, точно кипяток. Больно, вытираю об одежду, а она не стирается. Въелась, как тавро, позорная татуировка, что вырезать только с помощью ножа. Ползу дальше, как младенец, беззащитный. Ищу. Стук сердца становится громче, отчетливее, увереннее. Чей? Где ответы? Где тело моего Томми? Оно должно быть где-то рядом, холодная глыба камней. Я прикоснусь, вспомню его. А его также нет. Страх? Разве мертвые что-то чувствуют? Или это наказание – вечно искать его? Блуждать здесь одиночкой, злыми глазами прожигать пустоту. А удары стают только громче, бьют по перепонкам. Ну же! Сильнее, чтобы я оглох! Исчез в тишине, и никто не стал свидетелем моего позора. Дальше. Упираюсь во что-то. Исчезни, уйди из моего пути! Боюсь поднять глаза, а позади меня кровавая дорожка. Мой путь. Встаю на колени – покаявшийся грешник, глазами в пол. Слишком поздно. И кто предо мной? − Поднимись! – властно, пальцами за подбородок вынуждает меня поднять голову вверх. Знакомый голос. Чего удивляться? Все самоубийцы здесь. А может, это просто кто-то принял его облик? Глупо. В голове лишь глупые мысли. Что дальше? Поднимаюсь. Ноги дрожат. Боюсь упасть. Напрасно, крепкие руки поддерживают, дарят тепло, абсолютно ненужное. Глаза боятся смотреть. Откуда этот страх? Решаюсь. Стало еще страшнее. Предо мной Эл. Мой мертвый, любимый когда-то Эл. Не думал, не хотел его здесь видеть. Нет радости, нет ничего. А ведь раньше я готов был отдать свою жизнь ради него, ради одного взгляда, слова, что он прощает меня, не держит зла. И что теперь? Он стоит предо мною, покрытый мраком так, что видны только глаза. Зеленые. Чужие. Не хочу его видеть. Собираю в кулак всю храбрость, чтобы спросить: − Ты? − А кто должен быть? – хватает за рукав. Неприятно, а я молчу, боясь попросить забрать его свои мерзкие пальцы. И не отвечаю, в надежде, что он исчезнет, и я останусь один. В темноте. Шаг назад. На моем лице презрение. А он повторяет вопрос, насмешливо изогнув бровь. Изменился, очевидно здесь все меняются. Не в лучшую сторону. Вот и я. Уже не тот Адам, что боготворил Эла, боялся дышать на него. Теперь мне неприятно стоять здесь, рядом с ним. Я ждал Томми, а не того, кто бросил меня одного, со всеми проблемами, наркотой и выпивкой, хмельным сексом в неизвестных номерах. Я медленно умирал и возвращался к жизни лишь в объятьях своего блондина. Ненавидел его за это, проклинал, прогонял, а на следующее же утро звонил с извинениями. А он прощал, глядя на меня своими грустными глазами и качая головой над тем, как я глупо растрачиваю свои годы, теряю друзей и уважение. Не отвернулся, когда со слезами на щеках я разбивал кулаки о стены и кричал, что это он во всем виноват. Ведь именно Томми познакомил меня с Элом. Он толкнул меня в объятья счастья, что превратилось в муку. Молчал, зная, как мне больно, как глупо бежать от жизни, прячась в тупиках. Еще шаг. − Ищешь Тома? – останавливаюсь. Смотрю в глаза, колючие от злости. − Возможно, − зло отвечаю и сразу же спрашиваю. – Знаешь, где он? Молчит, испытывает мое терпение. Подойти и встряхнуть? Уйти? Что? − Знаю. − И… − подталкиваю к ответу, а он лишь хрустит пальцами, словно позабыв обо мне. Подхожу и окровавленными ладонями хватаю его за белоснежную рубашку, сжимая дорогую ткань. Лишь мгновение вижу в его глазах страх, и не успеваю насладиться им, как он тут же исчезает за маской безразличия. − Ты его недостоин, − как плевок в лицо. Где подевался нежный Эл? Чтобы не наброситься на него с кулаками, приходится сделать глубокий вдох. Не помогает. Переспрашиваю: − Что? − То, что слышал! – фыркает. – Грязь под его ногтями дороже тебя. Притягиваю его ближе и, глядя прямо в глаза, приказываю: − Молчи! Не смей! – грудь разрывает желание придушить его. И если бы я мог, если бы он и я были живы, я бы сделал это. И плевал я на всех, кто посмел бы тыкнуть в меня пальцем, осуждая. Он не имеет права так говорить обо мне. Я же… Мы ведь обещали… Вскипаю, кричу ему в лицо: − А раньше ты утверждал, что к моим ногам должны пасть небеса. Не так ли? Шептал мне все эти романтические бредни, утром, перед сном, как молитву. Клялся в вечной любви, а теперь? – не давая ему возможности ответить, продолжаю свою гневную тираду. – Теперь и грязь дороже, чем я? Так? Я ничтожество? Отталкиваю его. Пытаюсь разобраться, ищу глазами подсказку, но нахожу лишь обвинение. − А разве нет? Кого теперь любишь, по ком плачешь? − приподнимает мой подбородок, чтобы лучше видеть глаза. Зачем? Там больше ничего нет. − Забыл обо мне, словно нас и не было. Выбросил, а обещал, что больше не полюбишь никого. Смешной. И с каждым словом наклоняется ко мне все ближе и ближе, пока не оказывается в сантиметре от моих губ, и стоит только захотеть. А я не хочу, чего не скажешь о нем. Осторожно касается, при этом руками обнимая за талию. Но мне холодно, неуютно. Не отвечаю, открыты глаза. − Я так и знал! – зло кричит. – Знал, что ты при первой же возможности бросишься к нему. Его ждешь? А как же я? − Заткнись! − встречаюсь с ним взглядом и понимаю, что ненавижу эти глаза. А впереди вечность… − Ты ничего не знаешь. Абсолютно. Что было со мной после твоей смерти? Зачем ты меня бросил, а теперь упрекаешь? Я здесь только из-за тебя. Ты… − Что я? Сделал тебя убийцей? Стало больно, а Эл засмеялся, явно наслаждаясь моею слабостью, и его смех заполнил собой всю комнату, отзываясь вибрациею по стеклам. Хотелось исчезнуть, но куда и как? Я даже дойти до двери не смог, как он в мгновение ока оказался рядом и, схватив меня за лацканы пиджака, ударил спиной о стену. Напрасные попытки вырваться, ведь, кажется, силы покинули мое тело. На деревянных ногах я смотрел в его расширенные глаза, пока он тихо шептал: − Тебе нравится жестокость, − видя, что я хочу возразить, он еще сильнее вжал меня в стену, пресекая таким образом даже малейший шанс на спасение. Мне ничего не осталось, как бросить на него убийственный взгляд, который он все же предпочел проигнорировать. – Я знаю, что нравится. До опьянения, сильнее, чем секс. Ты беспощадный убийца и не смей отрицать это, потому что если у тебя появится шанс убить, ты обязательно воспользуешься им, не в силах отказать себе в удовольствии забрать чужую душу. На этих словах Эл отпустил меня, и я тихо упал на пол, переубеждая себя, что сказанное им неправда. И чем больше я думал об этом, тем хуже мне становилось, пока я не услышал тихие шаги и звук закрывающейся двери. Остался один. Неизвестно где. Со слезами на глазах, словно безжалостный убийца способен оплакать чужую смерть.