Белая тьма

Я не люблю ждать, это меня раздражает. Утомляет мои нервы, сушит голову, когда она должна быть свежей. Я считаю минуты, когда он постучит в дверь. И он постучал. Через час, быстро добрался. Нужно будет ему отдать должное. Открываю дверь. − Том, спасибо, что приехал. Думал, что с ума сойду, − затаскиваю его в квартиру. В коридорах пусто, фортуна на моей стороне. Без свидетелей. – Чувствуй себя как дома. В то время пока он разглядывает разбитый телевизор, я закрываю дверь, чтобы он не сбежал, и чтобы нас никто не потревожил. Голос не обманул, на нем белая футболка, кулон, и он зол. Нужно быть с ним осторожнее. На моем лице смирение, в глазах слезы, чем я не жертва? Однако Том словно не замечает или же только делает вид. − Я хотел послать тебя, как и ты меня. Вот только херовая совесть не позволила, − плюется словами, строит из себя обиженную принцессу, не подозревая, что я с легкостью помогу ему избавиться от тяжелой короны. – Что стряслось? И какого хера ты здесь делаешь? Я знал, что он станет задавать подобные вопросы, поэтому подготовился, тщательно подобрал слова, убедительные аргументы. Мы сыграем с ним в игру. Мои правила, я победитель, о чем ему не обязательно знать. − Том, прости меня за мои выходки, − хочу взять его за руку, однако он отталкивает меня, недовольно сжимает губы, давая понять, что заслужить его прощение будет не легким заданием. Но ради последующего удовольствия, я готов подыграть, унизиться, дать ему почувствовать себя королем положения, чтобы потом втоптать его в грязь. Делаю глубокий вдох и продолжаю: − Я чертов придурок, не осознающий собственных желаний. И то, что я тебя обидел получилось случайно. Это не должно было произойти и… Он резко перебивает, хотя не имел на это никакого права: − Ты хочешь сказать, что наш с тобой секс – это ошибка? Я так тебя понял? Садится в кресло, скрестив ноги. На лице столь знакомое презрение, выжидает, что я отвечу. Не торопись, милый, еще пожалеешь за свои взгляды. Предатели должны платить. − Нет, конечно, − утираю рукавом следы от слез. Он немного смягчился. То, что нужно! Я правдоподобно сыграю роль, а когда он доверится, воткну ему в сердце нож, как и он мне своим предательством. – Все было настолько отлично, что я испугался, − игнорирую его холодный взгляд, продолжая свое оправдания, − те чувства, что проснулись во мне, те мысли… Мне уже давно не было так хорошо. Ни с кем. А потом… хрен знает, что на меня нашло. Проскользнула мысль, что я нарушил обещание, предал самого себя. − Видя, как омрачилось его лицо, я сразу же пожалела о своих словах. − Но эта мысль уже прошла. − Неужели? – сколько же в его тоне было недоверия и превосходства! – И для этого ты меня позвал? Для этого дерьма я плюнул на сон, тащился ночным городом, чтобы послушать, как ты мне скажешь: «Извини, мне в голову тогда пришла мысль, что я предал себя, хотя все было великолепно»? Я разве похож на идиота? − Нет, − покорно соглашаюсь с ним. Еще не время. Голос с экрана сказал, чтобы я не торопился, а ослушаться его невозможно, поэтому словно мазохист, продолжаю утешать Тома. − Я попросил тебя приехать, потому что мне нужно было извиниться пред тобой, − о том, что я получил интересную посылку, ему не следует знать. Разве он мне друг, разве он будет мне помогать? – Не мог ждать до утра, мучиться мыслями, что из-за какого-то пустяка я могу потерять дорогого человека. − Допустим, − безжалостно заявляет. – И что мне с этого? Ты сейчас извинился, а завтра снова плюнешь мне в лицо? Мне не нравился его тон, его глаза, что горят презрением, его губы. Я не хочу здесь сидеть, нащупывать рукой нож в кармане и ждать, когда наступит подходящий момент. − Послушай, душенька, я не собираюсь быть твоею игрушкою, постельным одеялом, половой тряпкой, о которую можно вытирать ноги. У меня есть чувство собственного достоинства, если ты знаешь, что это такое, − он провоцировал меня, однако я хорошо умею прятать свои мысли. – Надеешься, что я буду плясать под твою дудку? Когда ты захотел – тогда трахнул, не захотел – ударил, отослал ко всем чертям. Так кроме тебя, есть и другие владельцы дудок. Уяснил? Вскакивает из кресла, опаляет взглядом, который отчетливо свидетельствует о том, что ему неприятно находиться со мной в одной комнате. А я, как мышь, с поникшей головой, дабы он не увидел мою довольную улыбку, рассматриваю паркет, пытаясь отыскать в нем что-то новое. И когда ему надоедает бесцельное хождение по комнате, он хватает меня за руки и, отчетливо проговаривая каждую букву, спрашивает: − Кто я для тебя? − Ты… − волнуюсь, не знаю, куда спрятаться от этих глаз, что видят мои воспоминания, от мыслей, что вертятся вокруг Эла. Он словно чувствует это. − Ты думаешь о нем? Жалеешь, что его нет рядом? Да? Требует честного ответа, чем ломает меня, выворачивает наизнанку. И в шаге от его манящих губ мне все же хватает дерзости произнести громкое «Да». Ожидание того, что он взбесится, нагрубит, сказав, что я конченный идиот, который до сих пор любит мертвеца, разбились вдребезги, когда я увидел его улыбку. Не натянутую линию губ, не презрительный изгиб, а настоящую, искреннюю улыбку, на которую способны лишь дети. − Почему? − Разве тебе неизвестен ответ? Он еще сильнее сжал мои руки, а я рассматривал его довольное лицо и те бледные следы, что появлялись, когда он закусывал нижнюю губу. Том был прекрасен, однако это уже не имело никакого значения. − Потому что он поклялся мне, что не бросит, что мы всегда будем вместе. Разве ты никогда не любил, Том? Я позволил себе оттолкнуть его. Его голос, прикосновения плохо на меня влияли. Он не стал меня удерживать, знал, что бесполезно, что я сильнее, и не люблю разговаривать на эту тему. И разве могут теперь быть сомнения в истинности слов неизвестного, назвавшего Тома предателем? Разве Том не плюнул на привилегии быть моим другом, каждый раз ворочая прошлое? Не этим он убивает меня? − Так, что, Том? – я повторил вопрос, надеясь все-таки услышать ответ. Он в очередной раз засмеялся, что совершенно не соответствовало ходу моих мыслей. − Любовь – это болезнь, что поражает мозг. Иногда излечима, иногда со смертельным исходом, − глумился, смотрел на меня, как на жалкое существо без намека на интеллект. Я отвернулся на мгновение, чувствуя, как во мне закипает кровь. Нож в кармане, казалось, стал тяжелее камня, висящего на шее. Однако когда есть цель, глупо падать на средине пути. − Я вылечился, один из немногих, в отличие от тебя, − последние слова прозвучали, словно обвинение. От злости меня начало трясти, и чудо, что мне удалось не наброситься на него в тот момент. Том подошел к окну, старательно обходя разбитые предметы мебели. Я же изо всех сил пытался ровно дышать, дабы мои последующие слова не были жалким карканьем вороны. − И чем же плохо любить? Знать, что есть человек, рядом с которым ты самый счастливый человек во всей Вселенной? − Ты действительно настолько глуп? − я бросил на него убийственный взгляд, который он старательно проигнорировал. – Сколько преступлений прикрыто великим словом «любовь», для скольких войн она послужила причиной? Не на ее алтарь мы возлагаем свою жизнь, отрекаемся от близких, друзей. Превращаемся в затворников, любителей страданий. − Мне тебя жаль, раз ты так думаешь. В последний раз я пожалел его. Он не оценил. − Не нужно. Мне пришлось промолчать. Затем наши глаза встретились, и я был уверен, что в них отразилась скука. − Очень великодушно с твоей стороны, − подметил я с иронией. – А может, Том, ты просто завидуешь тем, кто умеет любить. Ты весь такой идеальный, вот только сердце дерьмовое, не способное почувствовать другого человека. − Чему мне завидовать? Оглянись! – он провел рукою в сторону порезанного дивана, словно это что-то значило. – Ты пьян, растерян, со слезами на щеках пытался уничтожить прошлые воспоминания, не так ли? – отвечать не нужно было, он и так все прочитал в глазах. Мои губы дрожали, как и сердце. – Оно не умирает? Потому что ты слаб для того, чтобы покончить с ним. Признайся, ты безвольный. Поэтому тебя любил Эл? Мне стало плохо, дрожь перешла в руки. В воздухе витали слова: «Не торопись». Это было не возможно. Том стоял слишком близко, в его глазах пылала ярость, на которую, как я думал, он был неспособен. − Не поэтому, − я глубоко вдохнул. – Эл любил меня, потому что мы созданы друг для друга… − Только без розовых соплей! − Том вцепился в мою руку, и чем ближе я чувствовал его дыхание, тем сложнее мне было контролировать свое желание его прикончить. – Ты как баба, которой шепнули на ухо заветные клятвы в любви, так она и ноги раздвинула. − Заткнись! – он и глазом не моргнул. – Ты чертов предатель! Ты грязь, мусор, ты не имеешь права мне указывать. Ты никто! − я перешел на крик, ведь мозг твердил, что пришло время высказаться. − Обманул, заставил довериться, чтобы потом втоптать в грязь. Как я этого не замечал? Как ты мог, Том? Тебя интересуют деньги больше, чем дружба, преданность? Да? Он был слишком спокойным. Не так выглядит человек, который раскаивается. Том улыбался. Не так смотрит человек, которому стыдно. Он прожигал, забирался под кожу, высматривая то, что спрятано от посторонних глаз. − Ты, как всегда ошибся, − от этих слов я вздрогнул. Сегодня он был кем-то другим, я увидел его без маски: испорченный, мерзкий, алчный. – Что значат деньги в сравнении с властью? Ничего! Обычные зеленые бумажки. А власть… Это высшее блаженство знать, что в твоих руках право распоряжаться чужими судьбами. − Вероятно, в этот момент он пребывал в каком-то другом мире. Его мечтательный взгляд, направленный на ночной Лос-Анджелес, был прямым доказательством. – Что ты об этом думаешь? Глупый вопрос, учитывая на то, что все мои мысли были возле его бьющегося сердца. В очередной раз я нащупал холодную рукоять, ощущая пальцами выгравированные инициалы. Совсем скоро. − Итак, − он хотел повторить вопрос, однако затем его взгляд скользнул на мои руки. Слова замерли. Том догадался, а мне не было страшно. – Ты решил проверить на практике. Что ж, − он поправил челку, словно это важно перед смертью, − я тебя недооценивал. Но прежде, чем ты убьешь меня, а твои глаза говорят, что так и будет, подумай, что легче: умереть самому или же забрать чужую жизнь? Том не убегал, не пытался защититься, вымолить себе спасение, он лишь спокойно смотрел на меня какое-то мгновение. А затем снова отвернулся к окну, облегчив мне задание. Я вытянул руку из кармана, разложил нож, и все это время мое сердце спокойно билось в груди. Как в любой обычный день. Том больше ничего не спрашивал, молча рассматривая мое отображение у себя за спиной: веселые глаза, левая рука на шее, чтобы почувствовать его угасающийся стук сердца. Прикасаясь к нему, я не чувствовал того трепета, что охватывал мое тело каждый раз, стоило лишь ему ненароком задеть мою руку или ногу. Это был знак свыше. Я занес нож, он не дрогнул, только смотрел, словно не веря, что все это происходит по-настоящему. На белом стекле потекли красные ручьи. Второй удар. Он тихо застонал. А голос внутри меня шептал, что лучше бы он кричал, отбивался, проклинал. Жизнь медленно покидала его тело. У него подогнулись ноги, однако я только сильнее прижал его к своей груди. Не знаю зачем. Изо рта шла кровь, вперемешку со слюной. Он должен был что-то сказать мне, и ни слова… Только тихий вздох, содрогания тела, пустые глаза. Я остался один посреди тьмы с тем, что раньше было моим другом. Возможно, следовало бы испытывать угрызения совести, но их так же не было. Голос был прав: чтобы начать новую жизнь, нужно избавиться от прошлого, страха на ошибку и ненадежных людей.