Белая тьма

Я не заслуживаю нежность, ты должен был знать об этом, но все равно продолжал соблазнять меня своими пухлыми губами и пугливым взглядом. Ты хоть представляешь, как мне сносило крышу, когда ты словно ненароком прикасался ко мне рукой? Бросало в жар, хотелось повалить твое хрупкое тело на землю, неважно, где мы находились, и испробовать на вкус. Я едва сдерживался, а ты строил из себя недотрогу. Краснел, не понимал моих намеков. А я больше не мог… не мог смотреть на тебя, как на друга. Не контролировал свои мысли, взгляды, слова. Я превратился в комок инстинктов, что говорили: «Хочешь – бери!» Бороться так глупо. Поэтому рыча, я впиваюсь в твои губы, покусываю. Тебе не нравится, но по-другому я не могу. Мне не нужна твоя душа, только тело. Ты чувствуешь это, поэтому лишь слабо отбиваешься. Скольжу языком по щеке, спускаюсь к шее, вдыхая пьянящий запах. В висках стучит кровь, хочу испробовать тебя, хотя еще слишком рано. Ты не готов. Срываю футболку, кусаю соски, ты морщишься от боли, просишь, чтобы я был осторожным. Я киваю головой, хотя знаю, что это невозможно, особенно после того, как ты остался без нижнего белья. Нависаю над тобой, ну же скажи, чтобы я остановился. Впиваешься мне в губы, крепко обхватив руками за шею. Задыхаемся. Опускаюсь к животу, сгибаю твои ноги в коленях. Невольно любуюсь бледностью твоей кожи, затем обхватываю губами головку и начинаю посасывать. Ты стонешь, хватаешься за простыню и приподнимаешь бедра. Я вжимаю тебя в матрас и скольжу языком вдоль члена. − Как хорошо… Накрываю твои губы сладким поцелуем, я знаю, что ты хочешь кончить, но мне хочется продлить наше удовольствие. Твои стоны так распалили мой аппетит, что я даже не позаботился о том, чтобы заблаговременно захватить с собой смазку. И пальцы облизывать почему-то не хочется. Осторожно касаюсь сжатых мышц, предвкушая наслаждение, которое испытаю. Ты немного напуган, но доверяешь, только закусываешь губу. Схожу с ума. Из-за ударов сердца мне не слышно, как ты жалобно стонешь, когда я ввожу в тебя палец. Едва дышу, так горячо, так приятно подготавливать твое тело, зная, что скоро оно будет полностью моим. Добавляю еще один палец, ты резко хватаешь меня за волосы и кусаешь мои губы до крови. Садист мелкий, но как же мне это нравится! Шире разводишь ноги и двигаешься вместе со мной. − Томми, попроси меня. Черт, скажи быстрее. − Трахни! Сильнее. Широко развожу твою нежную попку, а ты, оказываешься, умеешь царапаться. Дыши милый, кричи! Кусай губы. Быстро вхожу, не прекращая покусывать губы. Невероятные ощущения! Глубоко проникаю, не могу ждать, когда ты полностью приспособишься. − Твою мать… Адам! Да, детка, порадуй меня своими криками! Не сдерживайся. Задеваю заветную точку, и ты задвигался мне навстречу. − Томми… вот так, сладкий… Перед глазами мелькают вспышки света, но мне мало, как и тебе, одной рукою ты вырываешь мне волосы, а другою надрачиваешь член. Милый, так нечестно! У меня тоже есть кое-что для особого удовольствия. Пока ты лежишь с закрытыми глазами, и не видишь мое довольное выражение лица, я могу спокойно достать из-под подушки небольшой нож. Закусываешь губу от удовольствий. Не могу привыкнуть к тебе такому, почти выхожу, а затем на всю длину, одновременно резанув твою грудь. − Что… ты делаешь? Боль…но. Прерывисто дышишь, готов в любой момент заплакать. А я не чувствую себя виноватым, ты сам меня вынудил. Тянешься за простыней, хочешь зажать рану, нет, я не для этого ее сделал. Проступает кровь. Наклоняюсь над порезом и кончиком языка слизываю, ощущаю ее на своих губах. Сладкая, точно вино. Бьешь руками по спине, впиваешься ногтями, оставляя царапины. А я схожу с ума от того, как твои мышцы сжимают мой член. Как ты стонешь, когда я проникаюсь настолько глубоко, что еще чуть-чуть и мои вены лопнут от давления. Немного больно, но ты еще заплатишь за это, делаю второй надрез, длиннее, чем предыдущий. − Прекрати! Мне не нравится! Много крови, вывожу пальцем незамысловатые круги, затем растираю ладонью. Ты недовольно морщишься, трясешься всем телом. Свободною рукой хватаюсь твоего члена и двигаюсь следом за толчками. Природная смазка смешивается с каплями крови, а я стону во все горло и сжимаю его, чтобы ты не кончил слишком рано. Ты на приделе, покрыт потом, твои мышцы судорожно сжимаются. − Мой сладкий… − Больше… не могу… Черт… как хорошо. Снова царапаешь мне спину и дрожишь всем телом. Тише милый, тебе же нравится. Это слезы счастья на твоих щеках. Снова ласкаю твой член, каждый раз поглаживая головку, и горячая струя обжигает мою окровавленную ладонь. − Да… Томми… Кричу пересохшим горлом и облизываю пальцы, боясь пропустить хотя бы одну каплю. Ты медленно приходишь в себя, растрепанный, с мокрыми волосами. Я скоро кончу, но мне хочется продлить этот кайф. Пьянею от твоего запаха, от вкуса спермы на губах. Внутри все горит, в сознании пляшут цветные огоньки. Даже не знаю, как в руке снова оказывается нож. Резкий толчок, и лезвие проходит по сонной артерии. Ты судорожно хватаешься за горло, но крови слишком много, она заливает простынь, скапливается в ямочке между ключицами. Продолжаю вколачиваться короткими сильными толчками, хотя истошный крик едва не лишает меня слуха. Испуганно смотришь, пытаешься что-то сказать. Береги силы, малыш, уже недолго! Приятно сжимаются мышцы. Так узко, и даже немного больно. Пелена наслаждения закрывает мои глаза, сдавливаю пальцами твои бедра, пока меня не окатывает бурный оргазм, и я не изливаюсь. Целую тебя в прохладные губы, буквально рухнув на тебя всем телом. Но ты же теперь не скажешь, что тебе больно? − Раз не дотерпишь, − пытаюсь унять взбесившееся сердце. Заиграла скрипка, можно говорить, не боясь, что нас услышат, − ты иди первый, а я через несколько минут. Качает головой. Не нравится, значит. Слишком грязно для его изнеженной задницы? Решил поиграть, твою мать? Нервы мои проверить? − Нет? – спрашиваю, глядя в глаза. − Ты снизу, − резко, как ножом по коже. Смотрим друг на друга, не моргая. Вызов и непонимание. Никто не хочет уступить. Чертовые правила. Чертовое желание, что разъедает изнутри. «Все будет, КОГДА я захочу, ГДЕ захочу, и КАК захочу». Так, кто я? Имею я право, делать все, что пожелаю? Или я, как и все эти, подвешен на виселице общественных правил? Но не это меня волнует, не это останавливает. А вот хочу ли я играть в его игру? Могу позволить руководить собою? Один взгляд на его изящные пальцы, и сомнения, как пыль. − Жду тебя через минуту, − встаю из-за столика и, мило улыбаясь, мурлыкаю на ушко своему безбашенному котику, − не опаздывай. Вздрагивает, к моему удивлению. Проводит языком по верхней губе, и кивает. Все к черту! Открываю дверь туалета. Прекрасно. Приглушенный свет, черные тона, миниатюрные белые раковины, огромное зеркало, и главное – ни души. Осматриваю себя: уложенные волосы, похотливые огни в глазах, стройная шея, на которой сегодня появятся узоры. Только бы Томми не перестарался. Поворачиваю задом – мои главные жемчужины, мое сокровище в отличном состоянии. Провожу языком по воздуху – чертовски соблазнительно, я бы трахнул себя. Отлично. Запрокидываю голову, блядь не видно. А если… Прогибаюсь вперед. Еще ниже. Хлопаю по заднице. Упругая! − Очень мило, что ты меня так встречаешь, но может, хоть в кабинку зайдем? Вскакиваю, как ужаленный. Прячу руки, улыбку. А Том явно доволен увиденным. Разве в его глазах не похоть? Не страсть? Чувствую, как возбуждаюсь, как по телу пробегает заряд тока. Добирается до головы и рассыпается там осколками. Слишком быстро Том оказывается рядом, слишком резко его пальцы ложатся на мой ремень. Подталкивает меня. Щелкает замок. Одни. Разворачивает задом, и, словно нас могут подслушать, едва шепчет: − У нас несколько минут. − Знаю. Упираюсь руками в стенку и прогибаюсь, трусь задницей о его горячий пах. В сознании только одно: разорвать эти чертовые тряпки, отыметь меня, как грязную шлюху, заставить кричать, биться головой о стену, до крови кусать губы. Не сдерживаться, плюнув на все. Темнеет, захлестывает желание. Хочу его губы. Хочу его член глубоко внутри. Хочу боль на грани наслаждения. Хочу… Запрокидываю голову ему на плечо и, неотрывно глядя в его полыхающие огнем глаза, провожу языком по нижней губе. Затем по верхней. Отталкивает, сильнее вжимает в стену. − Потерпи немного. Издевается, просит невозможное. Насилует мое терпение, хотя я до сих пор в штанах. − Да сколько еще? – недовольно бурчу, когда он не может справиться с ремнем. − Помог бы лучше! – словно я виноват в чем-то. Кое-как вдвоем нам удается все же избавить меня от джинсов. Член требует немедленной ласки, посылая телу болезненную пульсацию. Но Томми все еще возится. Шуршание одежды, обертки из-под презерватива. Почему не попросил меня помочь? Облизывает мне шею. Прикусывает, засасывает нежную кожу, оставляя свой знак, который не скрыть под этой чертовой рубашкой. Теперь все увидят, будут знать. И от таких мыслей мне только сильнее хочется почувствовать его внутри себя. Снова потираюсь о его член. − Ты готов? – зачем-то спрашивает. Бешено стучит сердце, а он блин издевается. Хватаю его за задницу, притягиваю, мацаю, только бы скорее. Только бы перестал доводить меня до безумия. − Блядь, я сейчас развернусь, − хочу укусить его за ухо, только вот гаденыш постоянно уворачивается, словно все его тело – запретный плод. Ничего, милый, еще поработаешь своим ротиком. − Прижму тебя к стене и вставлю по самые гланды. Твою мать, трахай уже! А затем помягче: − Будь лапой и сделай приятное своей маленькой шлюшке. Пожалуйста! − И зачем я так призывно улыбаюсь, если он все равно не видит этого? − Она уже дома подготовилась. Дикое желание, инстинкты. Затуманенный мозг не контролирует мысли, дыхание. Сносит крышу от того, как Томми грубо раздвигает мои ноги, как просит прогнуться. И я знаю, он любуется, он проводит языком по треснувшим губам, тяжело глотая воздух. Он на грани, как и я. Упираюсь лбом в холодную стену, закрываю глаза, когда его член касается моих изнывающих ягодиц. Давай! − Ты слишком плохо себя ведешь, − хватает за волосы так, что пред глазами замелькали ярко красные пятна. С губ срывается протяжный стон, и я цепляюсь в стену, словно она может забрать эту боль, что граничит с удовольствием, что превращает меня в дикое животное, которое рычит, не стесняясь: − Накажи! Накажи меня так, чтобы я сорвал голос, крича от удовольствия. Чтобы… Громкий выдох, и он медленно входит. Горячий, твердый, желанный… Сжимает мой член, поглаживает, охренительно медленно проводит вдоль стояка, размазывая смазку. От его умелых движений безумно жарко, и я чувствую, как по левому виску стекает соленая капля пота. Как она с грохотом падает на кафельный пол, отзываясь звоном в голове. − Глубже… Накажи! Я уже не мог контролировать свой чертов язык, стоны. Все мое сознание было занято резкими и нетерпеливыми толчками, шлепаньем двух тел, мелкой дрожью, что отзывалась внизу живота. Мучительно сладко, однако где-то в голове появился страх, что я упаду, что колени не выдержат. Но я все так же продолжал толкаться бедрами назад. До конца, до заветного давления. До его рваного крика. До тех пор пока не послышались шаги. Кто-то вошел. Стало страшно. Я попытался отстраниться, однако Том не отпускал меня, только зажал мне рот, чтобы я не стонал. Не выдал нас. Идиот! Он играл с огнем, с запретами. Остановился, однако не вышел. Я не мог дышать, не мог унять бушующее сердце. А Тому плевать. Рядом шаги, а он снова проводит пальцами по члену, трет головку, медленно, пошло, совершая вокруг нее круговые движения. Царапаю перегородку, похер, волны неудовлетворения разрывают тело, закусываю губу до крови. Хочется стонать, выкрикивать его имя. Хочется кончить. Шаги возле кабинки, а Том все также двигается вверх-вниз, тяжело дыша мне в ухо. Словно ему плевать, словно это лишь подстегивает его желание. Кусаю его руку, молю, чтобы он прекратил. Безрезультатно. Рваные движения, и три удара в дверь. − Занято! – слишком резко прозвучал в тишине хриплый голос Тома, в то время как я пытался остановить его руку. Пытался бороться с возбуждением, своим телом. Неизвестный ушел. Однако вместо его шагов я слышал лишь рваные удары сердца. − Том? Не слышит, один за другим следуют толчки, отзываясь болью в пояснице. Шиплю. Откидывая голову, пересохшими губами ищу воду. И нахожу только тихие стоны за спиной. Еле стою на ногах, еле вижу, слышу. Приятная дрожь, толчки, движения рукой, и перед глазами темнеет. Я перестал дышать, для этого просто не было сил. Не мог стоять, тело пробивала дрожь, и если бы не руки Тома… Медленно прихожу в себя, он целует меня в шею и протягивает салфетку: − Это было охренительно круто! Возвращаю себе товарный вид, насколько это возможно сделать дрожащими пальцами. И не дождавшись его, выхожу из кабинки. − Ты чего? – бежит следом за мною, на ходу застегивая ремень. – Не понравилось? − Понравилось. − Тогда что? Разворачивает меня лицом к себе, больно сжав руку. − Ты ненормальный! – отталкиваю его в сторону. Делаю вид, что его здесь нет. Поправляю волосы, пытаюсь скрыть засос, и все это время он стоит, словно тень. А далее срывается: − Думал, что все будет, как с Элом? Белые простыни, широкая кровать, жаркие поцелуи и признания в любви? Завтрак в постель, розовые сопли? Ты этого ждал? Поэтому бесишься? Я ведь не поцеловал тебя. Затащил в туалет. Сбрасывает на пол ароматизированные свечи, неизменный атрибут романтики. − Может, я изнасиловал тебя? Заставил тебя вступить со мной в сексуальный контакт? Ты так считаешь? Так? Я испугался его глаз. Они резали без ножа. Они испепеляли. И я не знал, что ответить. Не мог определить, что я чувствовал. − Нет! − Тогда что? Ему было больно. Из-за меня, моей холодности, потому что внутри меня что-то надломилось, что-то не хотело его видеть, ощущать жар его тела, отказывалось ему доверять. Оно доказывало, что все случившееся, − это ошибка, что все те слова, − последствия перевозбуждения, глупого желания заполучить запретный плод. Том требовал ответов, а я лишь с огромным трудом выдавил из себя: − Нам лучше вернуться в зал. Разочарование на его лице сменилось привычной маской. Он снова стал чужим. Однако не таким, как раньше, потому что я все сломал. Ничего не ответил, едва заметно кивнул головой и вышел. Потому что имел право, потому что я заслужил это. Мне нужно было разобраться во всем, уладить свои проблемы с Элиотом, а не набрасываться на то, что «рядом». Слушаться себя, а не инстинкты. Безвозвратно исчезало время, моя вера в себя, чувство собственного достоинства. А я не мог заставить себя выйти, и только когда пожилой мужчина поинтересовался, все ли со мной в порядке, я вспомнил, что меня ждут. Он смотрел на меня, как на помешанного. Мне было все равно. Судорожно вдохнув воздух, я направился к столику, все отчетливей понимая, что минутой назад я потерял не только своего лучшего друга, но и себя. Что мне будет сложно смотреть ему в глаза. Однако я ошибся. Жестоко и глупо. За столом меня никто не ждал. Том просто-напросто ушел, оставив после себя оплаченный счет и подарочный пакет.