Белая тьма

Два месяца назад − Мне нужно имя. Мужчина не реагировал. Только смотрел в одну точку и тяжело дышал. Время истекает, а он до сих пор не рассказал ничего полезного, даже не попросил, чтобы его отпустили. Он должен умолять, ползать на коленях, а вел себя так, словно это не его жизнь под угрозой, а кого-то другого. Преступник начал терять терпение, схватил бутылку, во все стороны полетели брызги. Нужно остановиться, нужно держать себя в руках, все должно идти по плану. Грубо схватив мужчину за волосы, ему, в конце концов, удалось заставить жертву посмотреть на себя. Это не был взгляд загнанного зверька, в черных глазах читалась скука да презрение. − Я ничего не скажу, ты и так убьешь меня. Мне все равно. Жертва бросала вызов. Нарушала правила, словно имела на то право. Глаза преступника сузились, он весь напрягся, однако уже в следующую минуту его лицо не выражало ни единой эмоции. Он спокойно подошел к столу и взял конверт. Тихо насвистывая, вернулся к связанному мужчине и достал содержимое. − У тебя очень красивая жена. Хрупкая, утонченная, такую нужно лелеять, словно розу. Мужчина хитро улыбнулся и, не сводя глаз с жертвы, поцеловал фотографию, на которой красовалась пышногрудая блондинка. Жертва судорожно сглотнула, но сделала вид, что слова похитителя ее не испугали. Все так же безразлично рассматривала ползающего по грязному потолку паука, в то время как в мыслях был настоящий хаос. Вот как он мог позволить, чтобы этот маньяк прикасался к его любимой жене? Ему не нравились голодные взгляды посторонних мужчин, а не контролированные вспышки ревности приводили к ссорам и обоюдным обидам. И вот теперь его Синди угрожает смертельная опасность. Но когда преступник запустил руку в штаны, при этом похотливо рассматривая фотку и облизывая губы, жертва не выдержала и принялась кричать: − Только посмей ее тронуть, и я урою тебя, сука гребанная! Мои парни найдут тебя и закопают живьем, будешь жрать землю, как манну небесную. Чертов псих! Не прекращая надрачивать свой набухший член, мужчина окинул жертву полным презрения взглядом и показал фотографию симпатичного подростка. − Тварь! Ты чертов педофил! Тебе не жить, подохнешь, и никто не узнает об этом. Они пристально посмотрели друг на друга, пока жертва первой не отвела взгляд. − Красивый у тебя сын. Сколько ему? На вид четырнадцать – пятнадцать. − Да пошел ты! Лоб преступника удивленно наморщился, словно подобная грубость казалась ему неуместной. − И ладно, месяц назад ему исполнилось пятнадцать. Хорошенький, − все так же рассматривая фотографию, он плавно двигался по своему стволу, желая как можно скорее приблизить собственное удовольствие. − Сладенький, как молодое вино. Жертва презрительно сморщилась и отвернулась лицом к стене. Его словно током ударило, когда совсем рядом послышались стоны и чертыханье. − Ублюдок! Не смей даже думать! Слышишь! – в следующий же момент ему на лицо упала испачканная спермой фотография. Он весь покраснел, готовый в любую минуту лопнуть от злости, на что преступник только усмехнулся. – Тебе его не достать, пидарас, он уехал учиться. Мужчина с сомнением посмотрел на жертву и достал новые фотографии. На секунду его глаза похолодели, но еже через мгновение с лучезарной улыбкой на лице он сказал: − Вчера Эрик был в ночном клуб. Жаль только, что он слишком рано ушел. Я не успел с ним поближе познакомиться, − в довершении своих слов он печально вздохнул и закатил глаза. – А сегодня утром он занимался в спортзале! Я абонемент купил, будем вместе наращивать мышечную массу. К тому же у него даже девушки нет. Ты что берег его для меня? – довольно спросил, пока жертва с трудом глотала воздух. − Так что я оттрахаю его задницу под крики о помощи. Твой послушный сынуля, будет умолять папочку спасти его. Как ты думаешь, ему понравится? − Я все расскажу, − подавить волнение оказалось слишком тяжелой задачей, поэтому вопреки всем ожиданиям жертвы сказанное прозвучало довольно резко. − Только не трогай мою семью. Они ничего плохого не сделали. − Ну, не знаю… Это слишком скучно. Жертва настаивала. − Его зовут Ричард Грейс, он был моим соперником, и я, проиграв, выбыл из игры. Только не трогай семью! − Ты был очень груб в своих словах, − преступник уставился на секатор и довольно улыбнулся. – Твоя информация, конечно, порадовала меня, но этого не достаточно. Ты же не хочешь меня расстраивать? Пленник отрицательно покачал головой, и фотография сына упала на пол. В глазах мужчины, что пристально рассматривал какую-то вещь, светилась похоть и неудовлетворенное желание. − Нет! − Да! – совсем тихо. − Ты же не хочешь, чтобы на твоем месте лежал папенькин сыночек Эрик? Жертва опустила взгляд, наблюдая, как маньяк расстегивает ширинку и стягивает с него штаны с нижним бельем. − Дырка маленькая, поэтому будешь сжиматься − тебе же хуже! Я предупредил. − Нет… Пожалуйста. Мужчина пожал плечами, состроив недовольную гримасу, и взяв в руки большие садовые ножницы. − Поскольку я не хочу осквернять свое тело твоею грязью, тебе придется сделать все самому, а для этого, − жертва задергалась, когда лезвие коснулось левой руки. В следующий же момент тишину разорвал протяжный крик боли и хруст кости, − мне нужен вот этот твой хорошенький пальчик с обручальным кольцом. − Сука, блядь недоделанная, − жертву душили рыдания. Преступник только ухмыльнулся и склонился к его ногам, отложив секатор в сторону. Он ему еще понадобится. − Опять ты грубишь? Не хорошо, я могу и разозлиться! В каждом слове лишь сарказм. В глазах презрение. В мыслях холод. Жертва это чувствует, она готова молить о скорой смерти: на ногах распорки, затекшие руки и страх перед неизвестным. − Сначала я введу в тебя один палец. Вот так, − и мужчина стал проталкивать сквозь сжатое кольцо мышц окровавленный палец, − Это даже не больно. Да? − Чтоб ты издох! – жертва давилась слезами. Из-за многочисленных ран и чувства стыда он был на грани потери сознания, однако когда палец плавно заскользил, преступник нахмурился, что еще чего доброго жертва начнет получать удовольствие. Он перестал двигаться, отложил в сторону кровавый кусок и снова взялся за секатор. − Одного пальца мало, нужно еще. Поэтому я отрежу сразу три, чтобы тебе стало по-настоящему хорошо. − Не нужно. Лучше убей меня! Прошу, просто перережь мне горло. − Ну, ты и слабак! – презрительно фыркнув, маньяк крепко сжал рукоятки, и на простыню упал средний палец, проложив на стене кровавую дорожку. Еще протяжный крик – и в руках маньяка было четыре пальца. Из-за криков жертва охрипла, чего абсолютно не замечал преступник, добавляя третий палец. Теперь двигать ими было неудобно, поскольку из-за крови они постоянно выскальзывали и выпадали из рук. − Твою мать! – на лбу заблестели капли пота, и когда в очередной раз один из пальцев упал на грязный пол, он со всей силы ударил секатором о стену и уставился на притихшую жертву. – Сука, я хочу, чтобы ты выл от боли, но ты слишком рано порвал связки. Урод! − Пожалуйста… Отпусти… меня… − едва слышно он молил о спасении. Неужели не понимает, что это пустая трата времени, что эти слова только сильнее разозлили преступника, которому эти игры порядком надоели. Недолго думая, маньяк вытянул отрезанные пальцы и затолкал их в рот своей игрушки. Жертва судорожно качала головой, пытаясь их выплюнуть, но преступник превосходил ее в силе. К горлу подступила тошнота, глаза забегали из стороны в сторону. Хотелось кричать, кровь смешалась с мерзким привкусом гнили. По щекам потекли слезы. − А сейчас последний аккорд, − он продемонстрировал в руках небольшой кинжал. В глазах запрыгали чертики, − ты будешь чувствовать, как он войдет в твою дырку, как разорвет тебя изнутри. Как металл будет царапать кости. Ты даже представить не можешь, насколько он острый. И как в довершение своих слов маньяк стал медленно вводить лезвие, отчего перед глазами жертвы замелькали языки пламени, она попыталась отстраниться, но затем все поблекло, повсюду была тьма. Под хлюпающие звуки кинжал полностью погружался, резко выходя наружу, а затем − опять внутрь. Маньяк весело хохотал, и в этом было что-то нервное. Жертва равнодушно смотрела. По внутренней части ее бедер текли струйки крови, вот только криков уже не было слышно… Не раздеваясь, бреду в комнату. Поговорить не с кем, разве что со своею тенью. Но она промолчит, так и оставив все мысли при себе. Бумажка до сих пор в руках. Словно приросла. Это чья-то глупая шутка. Не стоит думать. Только укрыться одеялом, там можно почувствовать себя в безопасности. Ненадолго. Пока не пришли кошмары. Пасмурное утро. Тяжелые мысли в голове. Что-то нужно делать с запиской. Ведь, возможно, в моих руках находится серьезная улика, что поможет расследованию. Но какой убийца, тем более серийный, оставляет на записке свои отпечатки? Только чужие. И почему она попала именно ко мне? Кто ее подбросил? А главное когда? Вчера ее не было. Не уверен, я не могу вспомнить, чтобы видел ее. А значит – есть вероятность ошибки. Но неужели убийца рядом? Настолько близко, а мы все так же его не видим. Рассматриваю варианты: отнести в участок, значит подставить себя. Ведь мне не известно, подкидывал ли преступник что-либо подобное тому же Грэгу. И зачем он это делает, чтобы запугать, просто повеселиться, довести до психиатрической клиники. К тому же, все это время, пока совершались убийства, я там и находился. Так что тот, кто писал это, сильно ошибся, решив, что я приму на себя его грехи. Я абсолютно здоров, попытка суицида – ошибка. Шизофренией не страдаю, чтобы поверить в эту клевету. Скорее всего она попала ко мне случайно. Ведь зная подобное, мне подкидывать ее бесполезно, разве только если я не следующая жертва. Но есть еще вариант, что это горе-свидетель. Абсурдно. Ведь разве есть смысл в том, чтобы выходить из тени, когда о твоем существовании никто не знает, и попасть под прицел? Нет. Даже шантажист в погоне за деньгами, не может быть настолько глупым, чтобы поставить свою бесценную жизнь под прицел ради стопки бумажек с портером Франклина. Разве что такой же безумец, как и преступник, что возложил на себя миссию ангела смерти. Вспоминаю, как я собственноручно положил эту злосчастную записку в карман пиджака, уходя от Томми. Что если она попала ко мне случайно? Что если не я адресат, а Томми? Останавливается дыхание. Кривая улыбка разрезает лицо. Отказываюсь верить, отказываюсь дышать. Слишком больно. Несколько секунд превращаются в длинные минуты. У него было время, в отличие от меня. Черт! Как я мог подумать о таком? Вот и экзамен моей дружбы, кому я поверю: Томми, другу, с которым мечтаю провести всю оставшуюся жизнь, или буквам, что написала чужая рука?