Ты не знаешь, что тебе простили. Анна Ахматова
Скриптонит — Вечеринка
Если бы у опьянения был цвет, то это непременно был бы металлический синий. Такой, чтобы вся картина собиралась из крупиц голубого, темного ультрамаринового и бардового. Чтобы перед глазами глубокая темнота и космос одновременно. Чтобы одна и та же картина и с поднятыми веками и с опущенными. Горький и обжигающий вкус спирта на кончике языке, тяжесть в затылке и желание либо лечь, либо танцевать до потери чувствительности в ногах. Быть пьяным значит быть доверчивым, открытым, честным и грязным. Быть пьяным значит чувствовать какую-то липкость на себе и проецировать отвращение к своему организму, но продолжать глубоко вдыхать пары перегара и чужого горького дыхания вперемешку с потом. Чону прокручивает в руке бокал, который ему зачерпнули из огромной тары. По инициативе девушек туда был нарезан чуть ли не весь арсенал фруктов и засыпаны мармеладные черви и медведи. Крупные кубики льда увеличили объем в два раза, рёбрами ударяясь об стенки. Огромная бутылка текилы красиво опустела, когда её содержимое заполнило тару до краев. Что должно было получиться, почти никто не понимал, но время близилось к девяти вечера, а солнце практически полностью скрылось за горизонтом и пушистыми кипарисами, окружающими участок. Нужно было начинать разгоняться, и Енхо зачерпывал всем по очереди получившееся зелье, упоминая, что на столе есть другая часть спиртного. Высокие разноцветные бутылки из темного стекла, в которых покоилось всё от пива до соджу, ровным рядом стояли на полном закусок столе. Это не похоже на публичный вечер в какой-то компании, это не похоже на афтерпати показа. Здесь Ким не может чувствовать себя комфортно среди чужих людей, потому что тут он должен быть собой, а не вешалкой для пакетов или держателем визиток. Парень осматривает большую широкую прихожую, которая переходит в гостиную, и с немым напряжением снова делает глоток. Жужжащий шум окружающих людей дает то самое чувство необъяснимого одиночества в толпе, опьянение теперь кажется синонимом к веселью. Донхек представился Чону самым первым, и сразу же предложил придумать рукопожатие. Пара девушек, которые в это время выразили свое желание переодеться, до сих пор остались в голове корейца какими-то смутными именами. Одна из них была чем-то похожа на Джой, и Штирлиц был как никогда близок к провалу, когда уже сделал пару глотков и по ошибке пытался позвать её именем своей подруги. Минхен, из-за которого Доен в свое время тоже влился в эту компанию, оказался самым адекватным и смотрел на Джонни, как на идиота, когда тот после шота текилы взялся за пиво. Даже школьники знают, что понижать градус нельзя. Взгляды от всех остальных были исключительно дружелюбными, Киму самым первым показали дом, объяснили, что он может лечь спать где угодно — достаточно в нужный момент занять свободную комнату. Он ощущал то тепло и желание затянуть в крепкую дружескую атмосферу, но чувствовал себя по-настоящему глупо, ибо в принципе практически не имел друзей. Через два часа или около того Чону облизывает свои мокрые и немного опухшие губы, отдающие в персиковый, и, подхватывая дольку апельсина, двигается в сторону кухни. Музыку включили уже на полную, а из освещения в доме остались только пару разных вариаций светомузыки, которые зелеными, синими и розовыми бликами бегали по темным стенам и разъедали ночь. Красный закат проводить свое желание выразили только Донхек и Марк, хотя скорее именно первый, потому что второму выбора и не дали. Чону тогда мило беседовал с Минхеном о чем-то интересном, но сейчас, уже не в трезвом состоянии, тему, конечно, даже не вспомнит. Хэчан подскочил к парочке и надавил на плечи лучшего друга, утаскивая того в прямом смысле в закат. Ким пробивается через тех, кто стоит в проходе, пока остальные шумят на диване, заставляя соревноваться парня по имени Джехен с каким-то другим, заметно более маленьким по росту и телосложению. Оба абсолютно нелепо закидывают голову назад, обнажая шея, и поочередно заглатывают потушенную секундой назад самбуку. Голубой огонек, бушующий над напитком, прилично всех впечатлил. У Чону немного кружится голова, и слабыми волнами на его организм накатывает тошнота, но улыбка все равно натянута до ушей. Он проходит мимо компании именно на том моменте, когда все буквально подскакивают со своих мест и начинают выкрикивать имя победителя, ликуя и хлопая Юно по плечам. Какая-то брюнетка вызывается соревноваться по скорости опустошения дюжины шотов следующей, но этого Ким уже не застаёт. Он проходит длинный темный коридор, и музыка в его голове становится тише с каждым мгновением, пока вовсе не сходит на нет. Кажется, что стоит ему сделать шаг, как бесконечный коридор вновь уплывает на пару метров. Кухня вдалеке выглядит как свет в конце тоннеля. Чону понимает, что он пьян. Единственным звуком остается лишь шум кухонной вытяжки. Он будто царапает черепную коробку парня изнутри. Кореец все ещё вертит в руке бокал с чем-то холодным и сладким. Название коктейля узнавать он не пытался, да и смысла это не играло. Оранжевый на дне и желтый сверху, напиток завоевал его внимание сразу. Сейчас, когда лед растаял, а единственным эффектом от коктейля была лишь мнимая сладость во рту, парень облокотился на тумбу, расположенную посреди кухни, и перевел дыхание. По ощущениям этот напиток похож на фруктовый лед на палочке, он отличается только добавлением алкоголя. — Чем занимаешься? — Чону, кажется, впервые за весь вечер выдавливает из себя хоть слово самостоятельно. Его глаза привыкают к обычному освещению, и каштановый гарнитур приятно успокаивает. Голове будто становится проще переваривать информацию. Ноги привели сюда как-то на автомате. К пьяному Доену вовсю уже липнет Юта, и влезать в их компанию сейчас то же, что и быть третьим колесом. Лукас оборачивается к парню и застывает с вопросительным взглядом. Всего на пару секунд он держится визави. После снова разворачивается к плите и принимается что-то резать на разделочной доске рядом, пока в кастрюле кипит вино. Чону сам не знает, зачем к нему пришел. — Джису попросила сварить глинтвейн. Кореец усмехается, высматривая то, как старательно чужие длинные пальцы надавливают на ручку ножа и контролируют лезвие. Парень фокусирует взгляд на дольках апельсина, и чувствует нарастающую пульсацию в голове. Как хорошо, что рядом нет зеркала, ядреный рыжий цвет его волос бы точно усугубил головокружение. — Не парень, а мечта. — Ты уже так много выпил? — Юкхэй разговаривает, все ещё располагаясь спиной к ассистенту, и подхватывает доску с места, медленно высыпая все фрукты в кипящий напиток. Брызги бронзовой жидкости оседают на стенках котелка. — Ты думаешь, я подошел бы к тебе, если бы был трезвым? — Ким опускает бокал на тумбу с непреднамеренным звуком удара стекла о древесину. Лукас оборачивается на звон, правой рукой все ещё помешивая глинтвейн. — Знал, что я тут буду? — По мне было заметно, что не знал. Лица парней, когда они в начале вечера друг друга увидели, стоило бы заснять на память. Негодование вперемешку с какой-то неловкостью и стыдом. Тишина бы так и зависла свинцом в воздухе, если бы Лукас случайно не разжал пальцы на горлышке бутылки. Та со звоном скатилась вниз по лестнице, и Накамото что-то неловко прокомментировал касаемо причины такого негодования. Он сказал, что коллеги просто безумно рады друг друга видеть вне работы, а после предложил выпить за разбитую бутылку пива у подножья крыльца. С каждым годом причины поднять бокалы становились все более изощрённые: Донхек потерял телефон в складках дивана, Марк смог надуть детский бассейн в одиночку, Лукас уронил и разбил бутылку. Чем не повод выпить? Чону хмыкает, облизывая губы и забираясь на высокий барный стул. Снова это дурацкое желание лечь куда-нибудь. Ким подпирает подбородок запястьем и пьяным взглядом смотрит сквозь собеседника. Где-то в другой комнате музыка ударными волнами накатывает на стены, кто-то уже абсолютно точно слизывает пролитое со стола, а Юкхэй смеется про себя с того, что Чону пришел к нему с бокалом секса на пляже. Дай минуту, и старший точно уснет прямо на кухонной тумбе, позабыв про вечеринку. Истинный тусовщик. Китаец оборачивается, подхватывая пакет с сахаром и засыпая содержимое во фруктовое вино, аромат которого даже вытяжка не скроет. Он чувствует приятную усталость. — Мне кажется, я один здесь не знал, что вы все между собой знакомы. — Сонная усмешка раздается одновременно со звоном стекла, когда Чону пальцами подцепляет тонкую ножку бокала и ведет им прямо по столу, не отнимая от покрытия. — Знал бы, не приехал бы. Иногда стоит пропустить мысли через фильтр, а не озвучивать абсолютно всё, что приходит в голову. — Здесь тебя никто не заставляет выполнять должностные обязанности, можешь вообще делать вид, что меня не знаешь, — гордость задета, но показывать это — не всегда лучшее решение. Юкхэй холодным тоном почти сразу перебивает старшего, принимаясь шуршать и собирать весь мусор, который оставил за собой в процессе готовки. — Я и на работе так делаю, — говорит Чону и поднимается с места, двигаясь в обратном направлении. Под веками всплывают темные пятна. Слишком резко встал. — Кто вообще пьет горячий глинтвейн на вечеринках? Его риторический вопрос, которым он попытался поддеть даже не присутствующую на кухне Джису, оказывается последним, что слышит Лукас. Когда китаец оборачивается в следующий раз — он снова один, а на тумбе виднеется пустой бокал с торчащим из него розовым зонтиком. Стыд за себя и свою компанию — максимально сомнительное чувство, но именно оно сейчас обволакивает Юкхэя. Ему всегда было откровенно плевать, что подумают чьи-то новые знакомые, волей судьбы попавшие на общую встречу. Компания колебалась от двух человек до порой двадцати, но именно сейчас, окруженный самыми близкими людьми Лукас прикусывает щеку изнутри, чувствуя неловкость за пьяные шутки и неконтролируемое поведение друзей. Ему неприятно видеть их сейчас, почему-то неприятно показывать их Чону. И в сотни раз неприятнее видеть пьяного Кима, когда он собственноручно опускается на дно в их общей подводной лодке. Он вроде хочет помочь тому подняться обратно на берег, но ассистент выскальзывает из рук, заявляя, что ему и на якоре неплохо сидится. Лукас переливает содержимое небольшой кастрюли в какие-то найденные в ящике банки с трубочками, заталкивая под крышку остатки апельсина и яблок. Он медленно выходит к остальной части компании, являясь единственным всё ещё трезвым человеком в этом доме. — Держи, — парень накрывает рукой голое плечо Джису, выглядывающее из аккуратного топа с низким декольте. Ещё в начале вечера то держалось на ключицах, сейчас — на честном слове. Было проще назвать то, что оно показывает, чем то, что оно скрывает. Юкхэй протягивает девушке одну из баночек, пока та воодушевленно запрыгивает на него с объятьями. Парню приходится направить усилия на фиксацию своих рук с напитками и удержание себя в вертикальном положении, когда Джису прижимается к его губам своими и жадно целует. Она проталкивает язык в рот парня, гуляя им по деснам, и правой рукой находит его задницу. Тонкие пальцы стискивают мужскую натренированную пятую точку, и брюнетка улыбается в поцелуй. На фоне кто-то начинает издавать ликующий визг, и следует короткая череда аплодисментов, но весь этот детский сад прекращается тогда, когда с террасы в дом заходит тот низкий паренек, что спорил на скоростное опустошение стаканов с Джехеном. Он говорит, что джакузи готово. Чону самым последним его замечает, ибо оторвать взгляд от чужих прелюдий оказывается сложно. Вся компания медленно перетекает на заднюю открытую часть этажа, что больше походит на огромного размера балкон. Там стоит пара белых пластиковых шезлонгов, видимо, на случай, если кто-то решит позагорать, и в напольное покрытие встроено широкое джакузи с внутренней подсветкой. Развлечение, конечно, не для бедных, потому что встраивать такое оборудование в террасу значит быть уверенным в безопасности участка. Доен задерживает взгляд на высоком заборе с сигнализацией, тормозя вытекающую кучку. Человек семь моментально забиваются в джакузи, оставляя совсем чуть-чуть свободного места, и когда Чону на своих подгибающихся ногах подходит к бортику, ему уступают место лишь рядом с механизмом, выкидывающим теплую воду. Парень втискивается на выступ, особо не церемонясь. Его положение сейчас сродни боковушки плацкарта у туалета — потерпеть можно, если выбора нет. Напор воды, бьющий прямо в спину, Ким принимает с мужеством. Пара человек, оставшихся снаружи, просят вместить туда и их, но Юкхэй спустя две минуты пустых разговоров предлагает тем заткнуться и подтащить поближе шезлонги. Способ оказывается действенным, но холод в голосе парня всех немного отрезвляет. Чону же после реплики китайца оборачивается вправо и осознает всю щекотливость своего положения: он сидит между Минхеном и Лукасом и даже не знает, радоваться ли этому. По сути, наверное, так лучше, чем сидеть посреди незнакомцев. Джису продолжает с довольным видом крутить во рту трубочку, протягивая глинтвейн. Пышная пена переливается розовым цветом из-за встроенных внутрь ламп, и зрелище это поистине впечатляющее. Вокруг глухая ночная темнота, и только тут царит веселье, и все ещё слышна музыка из-за открытых дверей дома. — Боже, за что ты вообще любишь Лукаса? — выдает Донхек, сидящий прямо напротив Джису, когда она пальцами оглаживает плечо своего парня. Он, очевидно, перебрал и является единственным, кто позволил бы себе сказать что-то подобное. Звучит грубо. Юкхэй переводит на нее взгляд. Они ни разу не произносили друг другу это слово на –л. — Его глаза, — девушка поправляет свои мокрые пряди на лбу и заставляет буквально всех перевести взгляд на лицо своего молодого человека. Юкхэй немного дергается, но после просто игнорирует вышеупомянутый факт. Как бы это пафосно ни звучало, ему не привыкать к всеобщему вниманию. — Просто посмотрите, мне иногда кажется, что с каждым днем они становятся все больше и симпатичнее. Лукас переводит взгляд на свои руки под водой, немного качает их, сгребая теплые потоки и задумываясь обо всем подряд. Когда все переходят к воспоминаниям с каких-то старых совместных попоек, на террасу выскользает из дома Юта. Минус больших компаний — очевидно, то, что твое отсутствие почти никто не заметит. Даже Доен нахмуривается, вспоминая о Накамото, когда единственной вещью, что парила его пару минут назад было желание занять хорошее место в джакузи. — Сюрприз! — японец ехидно улыбается, подбираясь ко всем и держа в руках бульбулятор. Всё внимание моментально перетекает на его вытянутой силуэт, а Джонни даже вскакивает с шезлонга, чтобы подобраться поближе, — дамы и господа, у меня есть просто замечательная вещь, без которой заканчивать вечер было бы непозволительно. Джису выпускает из рук баночку, отставляя её за спину и взволнованно хватаясь за колени. Другая девушка замолкает, потому что обсуждение завершилось на ней. — Предлагаю нам поступить по старой существующей традиции, — Накамото опускается на деревянный пол рядом с джакузи и поднимает бонг над головой, как обезьяна Симбу. — Первыми пробуют гости. Все имитируют барабанную дробь, расплескивая поднявшуюся воду, и переводят взгляд на Чону. Чего-то подобного сегодня ждал, наверное, каждый. Все кроме одного. Парень весело продолжает имитировать волны, не сразу замечая стихший гул. Насквозь промокшая белая футболка прилипла к его телу, очерчивая худые ребра, а пьяный взгляд запутался в слипшейся челке. Все доходит с промедлением, словно до зависающего компьютера. — Я? — Чону, ты же будешь? — Доен весело кивает, перенимая бонг у своего парня и ожидающим взглядом застревая на друге. Он словно в первый раз за вечер о нем вспомнил. Ким никогда в жизни не пробовал. У него от одних таких мыслей голова кружится, а все глаза, что прямо сейчас в упор смотрят на бедного парня, заставляют его чувствовать себя загнанной овечкой. Чону пытается с теплом ответить на все, направленные на него взгляды, но он мало что соображает, когда Доен вытягивает к нему руки с непонятной стеклянной конструкцией. Левой ладонью кореец стискивает поручень за спиной, так как немного кружащаяся голова не даёт одновременно запускать мыслительные процессы и отвечать за состояние вестибулярного аппарата. — Не надо ему давать, — холодный голос справа набатом отбивает по черепной коробке Кима. Он вроде и ждал того, чтобы кто-нибудь посмотрел на ситуацию с логикой, но сейчас слова Лукаса звучат всего лишь как эхо тех материнских наказов вроде: «А если все с крыши спрыгнут, ты тоже спрыгнешь?» — Не жадничай, Лу, всем хватит, — Джису аккуратно приподнимается, опираясь на его плечо, чтобы лучше видеть Кима и его трясущиеся руки. Они и в правду в зоопарке, где Чону — привезенная экзотическая зверушка. — Чону, — Юкхэй своей большой ладонью сжимает чужое бедро под водой. Остальным этого не видно, но самого Кима на месте достаточно сильно подбрасывает. Кореец вздрагивает и с какой-то потерянностью смотрит то на бонг в руках, то на сидящего рядом парня. Вся его хмельная смелость будто испарилась. — Медленно затягиваешься, как только я подожгу фитиль, хорошо? — Юта, подустав от прелюдий, наклоняется над водой и головой Кима, прокручивая в руке зажигалку. Все вокруг весело начинают скандировать имя бедного парня, очевидно поддерживая его, но со стороны вся эта процессия слегка смахивает на принуждение. — Может сначала Лукас? — Ким очевидно неправильно понимает заботу, прибывшую с правого фланга, пытаясь сместить свою роль на кого-то другого. Он взволнованно заглядывает в глаза Сюйси, пытаясь найти там поддержку. Юкхэй ненавидит наркотики. Всей душой. Он честно пытается принять факт постоянного употребления их своими знакомыми, но каждый раз, когда на стол рядом с парнем падает пачка героина или парочка таблеток экстази, Лукас стискивает зубы и вспоминает брата своего отца, погрязшего в свое время в этом дерьме. Может ли быть что-то хуже для ребенка, чем когда твой дядя, которого ты боготворил, становится для всей остальной семьи разочарованием? Юкхэй старается забыть то, как один из самых близких для него людей приносил мальчику самые необходимые и желанные игрушки на праздники, как он всегда, когда предоставлялась возможность, брал Лукаса за руку и вел в их общее место. Маленький планетарий, который даже в детстве казался Юкхэю старым и разваленным, не имел даже малейшей возможности потягаться с величественным зданием его агентства. Но даже сейчас, в свои двадцать четыре года, Лукас по значимости и ценности воздвигнет планетарий на первое место. С каждым днем дядя все реже появлялся в квартире у племянника. За пару лет количество визитов скатилось до двух праздников в год. Осунувшееся серое лицо больше не заставляло мальчика улыбаться во все щеки, не было того дяди, который мог бы пошутить про то, что итак большие ясные карие глаза Лукаса с каждым годом становятся все крупнее и симпатичнее. Юкхэй потерял ценность красоты, данной ему природой. Он разглядывал зеленые рефлексы на щетине дяди и думал о том, что если этот процесс называется старением, то он бы ни за что в жизни не отдал никому свою молодость. А потом мальчик в возрасте двенадцати лет нашел своего дядю в луже мочи под межкомнатным дверным проемом. Засохшая пена на его губах, которая цепочкой накипи рисовала дорожку по подбородку и ключицам, до сих пор клеймом висит на семье. Никогда Юкхэй ещё не видел свою бабушку такой убитой, как в тот вечер, когда она набирала номера знакомых, приглашая тех на похороны и параллельно умывая холодное тело своего мертвого ребенка. Одно дело — встречать знакомых коллег в полусогнутом состоянии или на четвереньках, когда те вылизывают ботинки едва знакомым мужикам в благодарность за дозу. Другое — хоронить родного человека, который тебя воспитал, а потом променял на травку. Шум притихает из-за того, что пьяная компания не полностью услышала просьбу Чону, но сидящий напротив Донхек, ехидно улыбаясь, призывает всех продолжать грохот: — Лукас не употребляет. Он скорее от карьеры откажется, чем на дурь подсядет. Ким зависает. У него в голове каша, и пьяное сознание не даёт воссоздать полноценную картинку. Лукас не употребляет? А как же добрая улыбка и полный надежды взгляд тогда в машине? Отсыхающие и горящие болью мышцы рук? Красная спортивная сумка, партия героина в прессованных кирпичах и удушье? Крепкие руки на шее, боль в затылке и мольба отпустить? Что за игры? Чону берет в руки протянутый ему бонг, и Юта довольно улыбается, на пробу щелкая большим пальцем по колесику зажигалки. Ким губами вплотную прислоняется к горлышку, кивая и практически давая согласие. Накамото подносит руки к фитильку и прессованой марихуане, зажатой в отверстии. Короткая вспышка. Чону затягивается, взглядом пытаясь выследить ту пучину белого дыма, что медленно поднимается прямо по трубке. С его ракурса это сделать практически невозможно, но Лукас может похвастаться тем, что видит, как парень вздрагивает. Правда, хочет ли Лукас это видеть? Кореец вдыхает, пытаясь задержать в себе пары травы. Тут сыграла детская любопытность и первые пробы сигарет в тринадцать лет, когда сверстники называли позерами всех, кто курил не в затяг. Мол, переводят сигареты впустую. Сейчас Ким сдержаться не смог, откашливаясь с горьким и сухим жжением в горле. Он поднял глаза на окружающих, ожидая увидеть насмешку, но все почему-то весело галдели и ликовали, а Доен даже вытянулся, чтобы похлопать друга по плечу. — С почином. Это неправильно, и Чону это знает. Но реакция окружающих и та поддержка, которую он сейчас получил, заставили его чувствовать себя гораздо лучше и увереннее. Он всего то раз затянулся, но уже видит в глазах компании уважение. Он видит то, чего ему недоставало все эти годы. Бонг пошёл по кругу, застревая на ком-то подольше, на ком-то поменьше, а атмосфера становилась гораздо комфортнее. Чону переводил взгляд и реагировал с той скоростью, на какую был способен. Ким оглянулся на сидящего рядом Минхена и впервые за вечер увидел его красивую улыбку. Потом медленно развернулся направо, встречаясь взглядами с Юкхэем. Он не улыбается. — Ты в норме? — Красивое накаченное тело парня, подсвеченное розово-фиолетовыми бликами выглядит просто невообразимо волшебно. Капли воды на его греческих плечах, отражение огней в глазах. Чону не сразу понял, что младший у него спросил. — Да. Он не в норме. Чону стало жарко, но это он озвучивать не станет, так как Лукас может неправильно понять. Хотя в каком смысле тут вообще можно воспринимать ситуацию? Прилив горячего воздуха наплыл на Кима резкой волной ещё через пару минут. До того чувствуя себя словно рядом с кратером, сейчас он туда уже мысленно нырял. Парень вцепился пальцами в поручни сильнее, сдавливая их до белых пятен на коже, и чувствуя, как голова с тяжестью еле держится на плечах. Он пошатнулся, практически падая в середину джакузи, где были переплетены все ноги, носом ныряя в воду. Девушка напротив взвигнула, и Юкхэй резко подхватил парня за плечи, вытаскивая из воды. Минхен взволнованно похлопал Кима по щекам, пытаясь привести в сознание. Только после этого парень снова вцепился в бортики с глубокой одышкой и взволнованным взглядом. — Чону, боже, что такое? — Доен вскочил с места, не зная, что делать, но чуть заметно выдохнул, когда друг открыл глаза. Такое он видит впервые. — Вызвать скорую? — Может его отнести куда-то на свежий воздух? — Мы итак на террасе. Дайте ему воды. — Блять, — Лукас поднялся с места с максимально допустимым по напряжённости взглядом и подтянул трясущегося Чону за плечи, вытягивая из джакузи. — Я отведу его в комнату наверх, пусть ляжет спать. — Лукас, я- — Сядь. — Юкхэй ткнул пальцем в грудь вскочившего с места Юту. Его взгляд казался до того серьёзным, что Донхек на фоне попросил парня остыть. Лукас напряженно подхватил Чону, рукой обвивая талию и заставляя его опереться о свое плечо. — Раньше блять думать надо было. — Чону, все точно в порядке? — уходящим парням вслед выкрикнул Марк. Он тоже чувствовал себя максимально дискомфортно. Как бы то ни было, обычно именно он всех предупреждает о глупости или непродуманности действий. Сейчас же парень позволил себе выпить и упустил из виду возможность предостеречь Чону. Минхен вытягивает голову, выжидающе заглядывая. Ким, который на самом деле понимает, что происходит, сейчас менее адекватно, чем окружающие, чувствует от силы только жжение в горле и тяжесть в груди. Ощущение опьянения итак было с ним на протяжении всего вечера. Парень заглядывает за плечо, прокашливаясь и кивая Марку. Он даже не успел сообразить, что сейчас его на себе куда-то тащат. Панорамные двери-купе с террасы в дом были открытыми, и Лукас медленно проскользнул в проем, все ещё поддерживая рукой мокрого Кима. — Что чувствуешь? — младший ступил на лестницу, короткими шагами считая ступеньки. — Голова кружится, хочется либо лечь либо проблеваться. — Чону будто дрожал, когда поднимался следом. Глаза непреднамеренно слезятся, а грудная клетка сжимается. Ким прикрыл глаза, замирая на месте, и почувствовал то, как земля уходит из-под ног. Так вот, каково это. — Подожди секунду. Ким сделал пару настолько глубоких вдохов, насколько мог себе позволить. Опущенные веки и вертолеты делали свое дело, новая волна тепла накатила уже не на все тело. Низ живота медленно скрутился в узел. — Идем? — Да. — Чону снова подхватили под талию, и теперь уже без каких-то непредвиденных остановок занесли в первую же комнату. Лукас опустил парня на кровать, убирая руки и приседая на другой конец. Грудь старшего поднималась частыми вспышками, а ещё ему, очевидно, становилось лучше. Юкхэй не был уверен, но, возможно, у старшего поднялось давление из-за горячей воды, алкоголя и веществ. Если это было именно так, то всё вполне приемлемо, ибо будет достаточно просто полежать и успокоиться. Зеленый. Темно-зеленый, практически переходящий в бурый, цвет Чону видел под веками. Жжение в груди прошло — теперь он мог ровно дышать, чувствуя приятную легкость. Его не отпустило, его просто только сейчас вставило. — Принести воды или одежды? Ты же принес что-то, во что можешь переодеться? — Юкхэй не сводит взгляда с парня, взволнованно осматривая его подрагивающее тело. Китаец просто сидел и молчал практически десять минут, не решаясь что-то предпринять, ибо Чону вряд ли был способен соображать. — Глаза. — Лукас не понимает. — Как можно полюбить кого-то за одни только глаза? Юкхэй вроде бы должен быть рад тому, что Чону пришел в приемлемое состояние и теперь может говорить, но удивлен, словно отец ребенка, первое слово которого было матом. — Ты думаешь о какой-то ерунде, постарайся расслабиться, может быстрее пройдет. — Ты считаешь, что она правда любит тебя? — Ким приоткрыл глаза. Его насквозь промокшее тело и прилипающая футболка оставляли на покрывале мокрые следы. Чону, помогая себя рукой, принял сидячее положение и уставился на Юкхэя. Тема для обсуждения хорошая, но явно не в их положении. В комнате вообще не горел свет. Лукасу было не до этого, когда он тащил старшего на себе. Сейчас он видит лицо ассистента в голубых отблесках уличного освещения, что просачивается через окна, и радуется своей трезвости. — Чону- — Зачем вы снова сошлись? Молчание. До второго этажа музыка не дотягивает. Поэтому каждый вздох Лукаса и шорох сжимающейся под пальцами ткани доходит до сверхчувствительного Чону недопустимо быстро. Он пользуется ситуацией и уверен, что от такого разговора сбежать не выйдет. Обычно Чону бегает от Лукаса. Сейчас наоборот. — Я неправильно поставил вопрос, да? Надо было узнать, почему вы так и не разошлись. — Ким вновь опускает веки. Он уже не слышит, как бьется собственное сердце. Такое было только в подростковом возрасте, когда он заработал гастрит, завтракая и ужиная энергетиками. — Чону, ты пьяный и укуренный, завтра даже не вспомнишь, о чем сейчас говоришь. На сегодня хватит приключений, просто ляг и спи, — Юкхэй поднимается с места, порываясь пойти вниз. Этот разговор ни до чего хорошего не доведет. Ким тянется следом, резко хватая его правой рукой за запястье и подрагивая. Приходится упереться локтем об кровать, чтобы удержать равновесие. Такие резкие движения все ещё даются с трудом. — Давай, я задам тебе вопрос, и если ты не захочешь на него отвечать, то ты должен будешь поцеловать меня. Всё. Лукас в ступоре. Он очерчивает взглядом чужое счастливое на вид лицо и хмурится. Чону, очевидно, вовсе не испытывает это сладкое удовлетворение внутри, он на грани истерики, но делает вид, что уверен во всем, и игриво улыбается. Зачем Юкхэй вообще переживал о нем, если единственный эффект, который дала Чону трава — возбуждение и чушь, льющаяся изо рта. Эта полуночная честность им ни к чему. — Что ты хочешь узнать? — Почему та красная сумка была у тебя, — Ким напрягается, всё ещё не выпуская чужого запястья из хватки. Юкхэй хмурится. — Я не буду тебя целовать, у меня девушка снизу. — В прошлый раз тебе до этого не было дела. Лукас выдергивает руку из чужой хватки и выходит из комнаты, прикрывая дверь. Нужно найти вещи парня и вернуть их тому, чтобы переоделся. Придется думать своей головой, раз голова Чону сейчас не функционирует. Бросаться словами — единственное, на что он способен. Это всё так похоже на индустрию, в которой они варятся. Эти наркотики, пьяный бред и глупое желание потрахаться, чтобы забыть все на утро. Юкхэй раздраженно стискивает зубы и двигается вниз по лестнице, встречая поднимающегося вверх Енхо. Джонни даже не рискует что-то у младшего спросить, лицо его настолько напряженное и уставшее, что даже не понятно, стоит ли парня бояться или жалеть. Лукас похож на быка — покажи клочок ткани, и он сорвется. Очень глупо делать вид, что китаец не заметил чужого стояка или что его не привлекает тело Чону. Особенно после того, как он первым его зажал в туалете. Просто оба варианта сейчас слишком недопустимы, и за ними, очевидно, предполагаются серьёзные последствия. Парень на негнущихся ногах вылетает на террасу. Как бы то ни было, Чону не сам до такого состояния дошел — ему помогли. Веселый шум снова стихает, и он думает про себя о том, насколько же всем на самом деле плевать, что там с парнем на втором этаже. Эти показательные возгласы, скорее всего, утихли сразу после того, как Юкхэй скрылся. — Лукас, всё в норме? — Накамото поднимается с шезлонга, протягивая другу какой-то коктейль, но младшему сейчас не до этого. Юкхэй в два шага преодолевает расстояние между ними и резким движением выбивает протянутый бокал. Тот с треском разбивается об покрытие, и какая-то девушка взвизгивает на фоне. Звук битого стекла словно останавливает время. — Ты чего? — Юта напрягается и делает шаг назад, отступая от парня. Он пару раз находит взглядом осколки на полу рядом и следом лицо друга, нахмуривая брови. — Я просил тебя ничего ему не давать. Просил? — выкрикивает. — Ты блять хоть когда-нибудь можешь перестать думать только о себе? — Что ты несешь, Юкхэй? — с места в джакузи поднимается Доен, но его младший осаждает одним жестом, пальцем указывая вниз. Ким садится. Что-то намечается. — Спорим, если я спрошу тебя, что важнее: друзья или запрещенка, то ты меня больше на порог пускать не будешь? Как же это все заебало, тебе интересно видеть, как другие сгибаются пополам? Нравится чувствовать себя единственным трезвым и считать окружающих жалкими? — Лукас толкает японца в грудь, повышая голос. — Ты, чертов долбоеб, когда-нибудь загнешься с этой хуйней, и больше тебе никто не поможет. Никто блять. Если спросить у всех твоих друзей, что же их объединяет, то вскроется интересный факт: ты всем им в дома всунул партию героина или фентанила. Вот это сюрприз, не правда ли? — парень разворачивается к напряженной компании и разъяренным взглядом пробегается по всем. — А что будет дальше? Что будет, если их найдут? Родители Донхека, как и обещали, заставят его переехать с ними в закрытый город. Им будет похуй на его будущее, лишь был жив и рядом. Ты думаешь, ему нравится жить тут одному, пока всё, что он получает — еженедельные сообщения от матери о том, что он ничего без них не добьется? Ошибаешься. Если у Марка выкопают то, что ты ему всунул под прикрытием важных документов, то его скрутят и кинут за решетку. — Юкхэй нашел глазами Минхена, строя жалостливое лицо, — что, Марк-и? Наш герой Юта-хен так и не сказал тебе, что в сумке не бумаги на клуб? Ты же у нас просто чудо неземное и в чужие вещи не полезешь, будешь верить на слово, так? — Не преувеличивай, — Накамото дышит через стиснутые зубы и пытается осадить младшего. — Мне просто нужна была помощь, скоро это все кончится. — Ничего блять не кончится, ничего. Интересно, каково Джехену живется, когда его отец еженедельно ездит на проверки в клуб лучшего друга? И, о чудо, ничего там не находит. Ты боишься говорить о продаже при нем, ибо настолько поехал со своим поиском крысы, что уже на друга детства думаешь, да? Ты просто- Накамото затыкает того крепким ударом в нос, и Лукас падает, хватаясь за переносицу. Парни выскакивают из воды, чтобы удержать на месте японца: старший рвется на Юкхэя с кулаками. Тэен падает прямо в джакузи, поскальзываясь и ударяясь об бортики, но никто этого не замечает из-за криков и намечающейся драки. Джису подскакивает к своему парню, чтобы вместе с Марком провести его с террасы в дом. Кровь из носа крупными, густыми каплями уже очерчивает пухлые губы и подбородок. Парень опускается на диван, пока девушка суетится рядом и ищет аптечку в вещах. — Отнесите Чону его рюкзак, — Лукас все ещё прижимает к носу левую руку, чувствуя пронзительную боль. Немного кружится голова, но это приемлемо. Он не сможет сейчас подняться к Киму, и, если быть честным, то этот исход самый благоприятный. Чону получит свои вещи и не наделает чего-то, за что будет стыдно потом смотреть младшему в глаза. Стоящий рядом Минхен сразу разгребает кучу вещей на диване рядом с Юкхэем и, стискивая нужный рюкзак, двигается быстрым шагом в сторону лестницы. Услышанное минутой назад признание Юкхэя выбило его из колеи, но со своими эмоциями Марк, в отличие от остальных, умеет справляться. Он знает, что пользы от него будет мало. Вряд ли кому-то сейчас необходим дипломат, который не понимает толком, кто прав в их ситуации. С террасы все ещё раздаются крики. Юту либо пытаются успокоить, либо раззадоривают. Лукас чувствует себя немного оскорбленным тем, что большая часть компании все ещё с Накамото. И тут уже плевать, что они там делают, поддерживают его или требуют объяснений. — Откинь голову, — Джису опускается на колени перед парнем, заставляя того отнять руки от носа. Она прикладывает к месту ушиба остуженную холодной водой ткань и укутывает в полотенце пару кубиков льда, придерживая сверток. — Думаю, нам стоит уехать. Лукас едва заметно кивает, чтобы ничего не уронить, и опирается на левую руку, хватаясь ею за подушку. Он слышит шаги друга и выслеживает его. Минхен спускается по лестнице все с таким же задумчивым взглядом и продолжает стискивать в руках красный рюкзак. — Ты не нашел его? — Лукас выпрямляется. — Он в первой же комнате. — Нашел. — Тогда почему не отдал? — Он там с Джонни. Юкхэй немного шипит через сведенные зубы, когда Джису пробует потрогать его нос. Он уже красный и начинает опухать. — И что? Перебил бы и отдал вещи, они же не что-то сверхважное обсуждают. — Лукас, они там не разговаривают.