Истории о снаряжении

      Лаура попросила Бальтазара остаться в таверне до следующего дня: от долгой ходьбы у неё с непривычки разболелись ноги. Спешить было некуда, поэтому тот легко согласился. «Перекрёсток» не пользовался большой популярностью, так что сумма за двухместный номер оказалась довольно скромной, и это не могло не радовать скупого некроманта.       Несмотря на то, что таверну, некогда превращённую демонами в дымящиеся руины, построили заново года три назад, здесь всё ещё витал слабый запах побелки и сосновых досок — считалось, что сосна меньше прочих деревьев боится сырости, царившей в Моршанских Топях. Комнату, в которой остановились путники, можно было даже назвать уютной: кровати, стоявшие у противоположных стен, были накрыты тёплыми шерстяными одеялами, возле каждой располагалось по тумбочке, а на столе под окном красовалась глиняная вазочка с букетом свежих полевых цветов. Рядом с кроватью Бальтазара стояла, опираясь на стену, Серебряная Рапира, которой тот всё надеялся отыскать применение.       Они путешествовали вместе всего лишь второй день, но Лауре казалось, что прошла минимум неделя; от пережитых событий у неё прямо-таки голова кружилась. Теперь, с удовольствием растянувшись на матрасе, она могла спокойно разложить всё по полочкам.       «Итак, что мы имеем? — мысленно принялась перечислять Лаура. — Лезвие Боли — ритуальное орудие для жертвоприношений. В принципе, вещь полезная, хотя мне бы не хотелось видеть её в действии… Перстень Ростовщика — кольцо, которое делает владельца буквально гением, но взамен забирает часть его прибыли. Вообще лучшее, что у нас пока есть. Серебряная Рапира — самое распространённое оружие против нежити. Бесполезна для нас, но стоит немало, поэтому можно выгодно продать. И, наконец, Чернильница — бутылочка с зачарованными чернилами, слегка повышающая интеллект. Ну, тоже какой-то вклад вносит. Не выкидывать же!»       Лаура задумчиво крутила в руках Чернильницу, и та переливалась разными оттенками фиолетового в свете лампы. Было пасмурно: небо заволокли тяжёлые тёмно-серые тучи, поэтому Бальтазар попросил у хозяйки таверны светильник, а та внезапно расщедрилась и выдала неплохую магическую лампу.       По крыше забарабанили крупные капли, и Лаура, поставив артефакт на тумбочку, закуталась в одеяло. Она любила такую погоду — особенно тогда, когда сама была в тепле и уюте, как сейчас. Всё-таки хорошо, что они остановились здесь, а то промокли бы до нитки. К тому же, пока ученица на законных основаниях бездельничала, Бальтазар сидел на первом этаже таверны и продумывал план её обучения, так что потерей времени эту вынужденную отсидку назвать было нельзя. Правда, в соседнем номере остановилась троица путников, про которых хозяйка таверны толком ничего не могла сказать. Оставалось лишь надеяться, что они не будут лезть не в своё дело.       В окно, надеясь спастись от дождя, залетела стрекоза, но пара здоровенных капель всё-таки настигла её и буквально прибила к подоконнику. Бездыханная тушка насекомого так и осталась лежать в лужице.       — Вот бедняга! — пробормотала Лаура. — Посмотрим, что я могу сделать для тебя.       Последний раз она оживляла трупы лет семь назад. Если бы мать не застала её за этим интересным занятием, наверняка Лаура продолжила бы расширять свои познания в некромантии, глядя, как какой-нибудь дохлый кролик по её воле начинает дёргать лапкой. Со стрекозой всё должно быть ещё проще. Вот только вспомнить бы, как это делать…       Лаура слезла с кровати и, шлёпая босыми ногами по деревянному полу, подошла к окну. Стрекоза оказалась красивой: ярко-синего цвета, с большими чёрными глазами и тонкими прозрачными крылышками, ближе к концам приобретавшими синеватый оттенок. Лаура осторожно вытащила её из лужицы и посадила на ладонь.       — Так, и что дальше? — она не заметила, как начала размышлять вслух. — Раньше я как-то концентрировалась на том, кого хотела поднять. Хорошо, попробуем сосредоточиться.       Вдох-выдох. Лаура поднесла ладонь к лицу и стала пристально разглядывать насекомое. Глаза, казавшиеся ранее чёрными бусинками, превратились в скопление мириадов ячеек, а хитросплетение прожилок на хрупких крыльях стало ещё более сложным.       Она закрыла глаза. Как выглядит живая стрекоза? Её лапки прочно стоят на поверхности или держатся за что-либо. Крылья расправлены и обычно слегка наклонены вниз. В глазах виден матовый блеск. Когда стрекоза летит, она очень быстро двигает крыльями и может зависать в полёте, а также стремительно менять траекторию.       А как выглядела бы эта стрекоза, будь она живой? Нужно представить её до мельчайших деталей. До последнего волоска на лапке. Лаура закусила губу от напряжения: её воображение отвыкло так усиленно работать. В детстве всё было куда проще.       Наконец, она выдохнула и открыла глаза. Перед её лицом сидела вполне себе живая стрекоза.       Была в ней только какая-то… неестественность. Какая-то неуловимая неправильность. Как будто несколько мелких деталей не соответствовали реальности. Впрочем, так получалось и раньше: один глаз того же зомби-ворона постоянно косил, из-за чего у поднятой птицы были проблемы с ориентацией в пространстве.       — Почешись! — после секундных раздумий произнесла Лаура, отчётливо представив эту сцену в своей голове. Насекомое послушно, хотя и несколько медленно, потёрло глаз лапкой. — Взлети! — Стрекоза взмыла вверх и зависла над её ладонью — в точности так, как в её воображении.       Однако насекомое реагировало не на все приказы: когда Лаура велела сесть на тумбочку — просто сесть куда-нибудь, — оно и не шелохнулось.       Странно. Раньше не нужно было прилагать столько усилий, чтобы управлять поднятыми животными. Не нужно было так детально представлять каждое действие. Может, дело в отсутствии практики? Или детское воображение само по себе лучше справлялось с подобными задачами?       Размышления прервало появление Бальтазара, отворившего дверь ловким пинком. Он держал в руках большое алебастровое блюдо с простым, но сытным ужином — отварными овощами и дикой птицей. Разносом пищи занималась служанка, но Бальтазар решил, что негоже несведущему человеку путаться под ногами.       — Знаешь, не ожидал я увидеть в захолустной таверне такую дорогую вещь, — он кивнул на блюдо и на миг чуть не потерял равновесие. — На первый взгляд, наверное, и не скажешь, но за него могут дать тысяч эдак шесть.       Лаура только фыркнула и прикрыла дверь за своим наставником.       — Надеюсь, воровством мы заниматься не будем? Или это тоже входит в учебную программу?       — Хороший вор сродни волшебнику, — изрёк Бальтазар, поставив блюдо на стол и закрыв оконные ставни, чтобы капли не попадали на еду. — Уметь прятаться в тенях и снимать с жертвы серёжки — это целая наука, а вдобавок — хороший источник дохода. Если бы сам умел — может, и тебя бы научил, а так… Руки нам с тобой ещё пригодятся! — Он расплылся в жутковатой ухмылке и взглянул на ученицу. — Кстати, что это там у тебя?       — Стрекоза. Вот попробовала оживить, как в детстве. Уже что-то получается.       Заинтригованный Бальтазар подошёл к Лауре, и та, протянув ладонь, крепко зажмурилась и пробормотала:       — Сядь ему на плечо.       Едва насекомое выполнило приказ, Бальтазар, критически его осмотрев, обратился к ученице:       — Видно, что ты работаешь не в полную силу. Стрекоза, конечно, неплохая, но ты прилагаешь большие усилия, чтобы управлять ею. Дай угадаю: дело в твоём воображении?       Лаура насупилась — всё-таки она рассчитывала услышать похвалу, — но кивнула.       — Это ожидаемо. Разум со временем теряет детскую гибкость, и приходится помогать себе искусственно — использовать посох. Хотя я знаю магов, которые неплохо обходились и без подобных приблуд, хе-хе! — Заметив-таки, что Лауре не слишком приятно это слушать, он поспешно добавил: — Ну-ну, не переживай. Процесс «затвердевания» мозга у каждого проходит индивидуально. А посох тебе всё равно скоро выдали бы…       Несмотря на красноречие и образованность, Бальтазар, как никто иной, мог без всякой задней мысли ляпнуть что-то обидное или навевающее плохие воспоминания. В данном случае второе.       Месяца через полтора Лаура должна была окончить Школу Волшебства. На торжественной церемонии престарелый, но всё ещё крепкий директор Элерио Шивариус самолично вручал каждому выпускнику Посох Ученика. На первый взгляд, это был самый простенький посох с серебряным набалдашником — любой кузнец мог в кратчайший срок изготовить нечто подобное. Однако внутри него таилась большая сила: те, кто смог победить хранителей посоха, усиливали его свойства и получали власть над молниями. С тех пор как Матиуш Тейн стал во главе Академии Магии, одним из заключительных экзаменов по выбору было объявлено получение Посоха Архимага — грозного, но чрезвычайно строптивого орудия выдающихся чародеев. Говорят, ещё никому из тех, кто решился попробовать, не удавалось это сделать, поэтому преподаватели каждый год предлагали Тейну изменить испытание. Однако тот оставался непреклонен, лелея надежду найти достойного продолжателя своего любимого дела — улучшения магических предметов.       Лаура даже мечтать не смела о поступлении в Академию Магии. Ещё на втором курсе она твёрдо решила, что оставит учёбу сразу после окончания Школы. Станет обычной деревенской волшебницей — той, к кому идут, когда корова захворала или посевы погибли. Хотя её ли это было решение? Мысль о том, что она никуда не годится, была так прочно вбита в голову Лауры ненавистными сокурсниками, что до встречи с Бальтазаром она и не видела других вариантов.       — М-да, — растерянно почесал тот макушку, когда Лаура с горестным стоном рухнула на кровать. Стрекоза, подчинившись желанию хозяйки, уселась на стол и из-за неподвижности напоминала теперь высохший трупик. — Я помню, как ты рассказывала про Айвена и его дружков-отморозков. Но неужели всё настолько плохо было?       — Настолько, что меня чуть не выгнали из Школы, — мрачно отозвалась Лаура.

***

      Лекции по истории вёл профессор Отто Ференделл — молодой преподаватель, буквально пару лет назад окончивший Академию Магии. Суровое испытание, пройденное им в рамках выпускного экзамена, сильно сказалось на его внешности: от правого уха до уголка губ тянулся жуткого вида шрам, а сам профессор, несмотря на возраст, обладал внушительной залысиной, и потому его причёска напоминала монашескую. Впрочем, на этом сходство с добрыми священнослужителями заканчивалось: Ференделл был очень тяжёлым и придирчивым преподавателем, и все шутники, попадавшие в его поле зрения, вскоре загадочным образом исчезали из Школы.       Занятие закончилось уже минуту назад, но никто не решался прервать распалившегося профессора. В аудитории шелестели страницы и скрипели перья — ученики, зная отношение Ференделла к лентяям, старательно записывали каждое его слово.       — После запрета магии гномы Кордара начали активно постигать технические науки — физику, химию и инженерное дело в целом, — раскатывался по аудитории звучный голос профессора. — В результате они стали второй расой после нас, людей, которая вышла в море. Одним из основных направлений движения гномов стал север, где, как вы, надеюсь, помните, находится нынешняя Эллиния. В 1512 году паровой флот Кордара встретился с флотилией клана Огненного Ветра, и развязалась Первая гномо-эльфийская война…       Ференделл сделал паузу, чтобы попить воды. Один из учеников с первой парты робко поднял руку, чтобы намекнуть об окончании лекции, но, наткнувшись на грозный взгляд профессора, тут же втянул голову в плечи.       — Мы ещё не закончили, господин Шинн, так что извольте потерпеть, — с явным сарказмом в голосе произнёс Ференделл и, поставив стакан на стол, продолжил: — Итак, на чём я остановился?..       — Вы начали рассказывать про Первую гномо-эльфийскую войну, — раздался звонкий голос, обладателя которого знала вся Школа. — Насколько я знаю, именно она привела к объединению эльфийских кланов и образованию Эллинии.       — Спасибо, Айвен! — Лицо профессора прямо-таки посветлело: все преподаватели любят, когда их внимательно слушают. — Всё верно, эльфы были вынуждены объединиться против сил гномьего войска. Собственно, с этого и началась известная каждому ребёнку вражда между ними: технические новшества специалистов Кордара и, в частности, сама технократия были чужды эльфам. Издревле мы боимся всего, чего не понимаем… — Ференделл, почувствовав, что уходит от темы, прервался и взглянул на магические песочные часы. — Как жаль, что наш курс сократили по времени почти вдвое! Придётся оставить эту тему для самостоятельного изучения.       Ученики оживились: похоже, лекция, наконец, подошла к концу.       — Но напоследок, — повысил голос профессор, — напоследок мне хотелось бы сказать о том, что происходило на территории нашего с вами королевства. В 1589 году Эллиния совершила аннексию Островов Свободы, на которую мы — вернее, наши предки, — никак не смогли ответить. Не забываем, что нынешний Дарион тогда был разделён на множество королевств, и эта раздробленность крайне негативно влияла на развитие нашей расы. Однако высокий прогресс демонстрировало королевство Хеон — ныне провинция Верлонский Лес. Именно там, в Гильдии Магов, в 1590 году была открыта кафедра Смерти, где студенты занимались самой настоящей некромантией! Надеюсь, все вы помните, что эта ветвь магии находится под запретом?       По аудитории пробежал тихий шепоток, и все ученики, как один, уставились на маленькую фигурку с предпоследнего ряда, сидевшую в полном одиночестве. Это была девчушка лет двенадцати, из-за низкого роста казавшаяся совсем ребёнком. Её густые каштановые волосы были собраны в хвост, но несколько прядей всё-таки не влезли и теперь обрамляли худое бледное личико.       От такого внимания к своей персоне девчушка вся съёжилась и закрылась листом пергамента, сделав вид, что перечитывает конспект.       — В чём дело? Лаура, может, ты объяснишь мне?       Она заметно вздрогнула и положила лист на парту, приготовившись отвечать. Однако делать этого ей не пришлось.       — Ох, профессор, разве вы не знаете? Лаура у нас юный некромант! Я вчера видел, как она оживила мёртвую кошку! А до этого был петух-зомби — хорошо, что мы с ребятами смогли упокоить бедную птицу.       В голосе Айвена прямо-таки сквозило презрение к однокурснице — даже его лицо исказилось в гримасе отвращения. Лучший ученик Школы Волшебства был практически полной копией своего знаменитого отца: иссиня-чёрные волосы, карие глаза и тонкие губы — всё это досталось ему от Матиуша Тейна. Феанора же «подарила» сыну изящный нос, благодаря чему Айвен стал прямо-таки писаным красавцем. Однако такая внешность, редкий магический талант и благородное происхождение не могли не повлиять на характер мальчика: если в Школе он ещё как-то сдерживался, то вдали от взрослых давал себе полную волю.       — Лаура, — начал профессор странно спокойным и оттого ещё более пугающим голосом, — я напомню, что ты учишься здесь исключительно по воле короля Марка. Мы приняли тебя, невзирая на твоё, скажем так, сомнительное происхождение. И мы боялись, что твоя, м-м-м, природа когда-нибудь даст о себе знать. Если Айвен говорит правду, то у нас есть все основания исключить тебя из Школы и…       — Это всё неправда! — сквозь накатившие слёзы выкрикнула Лаура, совсем забыв, как опасно перечить Отто Ференделлу. — Да, я знаю, что некромантия — это плохо. И да, я когда-то пробовала ей заниматься. Но потом…       — Хватит! Я не желаю слушать твои отмазки!       Профессор в ярости ударил кулаком по столу. Воцарилась тишина: даже те, кто не имел отношения к конфликту, испуганно замерли. Лаура закрыла лицо руками и зарыдала; от слёз, попадавших на пергамент, на конспекте начали расплываться сине-фиолетовые кляксы.       — Сейчас я отведу тебя к директору — Шивариус решит, что с тобой делать! Запомните: некромантии нет никаких оправданий!       Ференделл, разнервничавшись, вновь отхлебнул из стакана и объявил о конце лекции. Аудитория пришла в себя: поднялся галдёж, и ученики начали небольшими стайками покидать её. Только Лаура, собрав свои вещи в наплечную сумку, в нерешительности стояла у выхода — бежать смысла не было.       Айвен и его компания выходили в числе последних, решив, видимо, ещё раз упиться триумфом. В круг общения отпрыска Матиуша Тейна входили исключительно способные ученики из хороших семей, готовые разделять его взгляды. Говард Галлатеон, долговязый рыжеволосый паренёк с орлиным носом, был племянником архимага Резо и считал, что унаследовал таланты покойного дядюшки. Нимус Аберкорн, похожий на юного пирата из-за прямо-таки медного загара, вместе с родителями прибыл откуда-то с Островов Свободы и в первый же день поразил всех своими знаниями об Эпохе Титанов. А белокурая Сесилия Отон гордилась тем, что её прапрабабушка была настоящей дриадой, и показывала явную склонность к Магии Изменения.       Все эти дети, спокойно относившиеся к Лауре, после знакомства с Айвеном стали буквально ненавидеть её.       — Я добьюсь, чтобы тебя выгнали отсюда, дохлятина! — злобно процедил он, пройдя мимо вжавшейся в стену Лауры. — Тебе здесь не место! Вали в свою деревню, а ещё лучше — прямиком на кладбище!       — Правильно, Айвен! Так ей и надо!       Если бы профессора не было рядом, он бы точно не ограничился одними тихими ругательствами. Айвен заботился о своей репутации среди учителей, поэтому, напоследок окинув Лауру презрительным взглядом, вышел из аудитории.       — Ну что, идём! — Ференделл крепко взял её за руку и, мановением посоха погасив свет, повёл в кабинет директора.

***

      — Как я понял, всё, что он наговорил про тебя, было неправдой, — промычал Бальтазар, совсем не стеснявшийся говорить с набитым ртом.       — На тот момент я уже завязала с некромантией, — подтвердила Лаура, которая за время разговора почти не притронулась к своей порции. — Даже не знаю, как Айвен прознал о моём занятии. Вряд ли он придумал всё из головы: зомби-ворон всё-таки у меня когда-то был. Но главное, что Шивариус понял, что я говорю правду. Если бы он не захотел разбираться в этом деле, наверняка я и впрямь стала бы деревенской колдуньей.       Бальтазар хмыкнул и отложил начисто обглоданную ножку дикой птицы.       — Знаешь, мне прямо-таки любопытно, почему Айвен привязался именно к тебе. Может, это зависть? Или он просто влюбился, но не знал, как сказать об этом?       Лаура тут же забилась в истерике.       — Чему… чему он мог завидовать? — выдавила из себя она наконец, кое-как успокоившись. — Что мой отец — сам великий и могущественный Билл Гилберт, а его — всего лишь какой-то там Матиуш Тейн? Или он тоже втайне мечтал воскрешать котят, которых утопили в бадье с водой? Про влюблённость так вообще смешно: красивой меня считает только мама. Да и угрожать отчислением той, кого любишь, — это же полный бред!       — Должна быть какая-то причина, — не успокаивался Бальтазар. — Я всё-таки ставлю на зависть. Если бы Айвен вдруг решил заняться некромантией, его папаша быстро узнал бы об этом и вряд ли одобрил. Вот представь, что ты идеальна во всём, кроме чего-то одного. Это что-то для тебя находится под запретом, но рядом есть человек, у которого талант именно в этой запретной области. Да ещё и, в отличие от тебя, он успешно практикуется втайне от других. Когда ты привык всегда быть лучшим, сложно терпеть подобное.       Она лишь пожала плечами:       — Что-то в твоих словах есть. Но, думаю, правильный ответ мы никогда не узнаем.       Внезапно раздался стук в дверь. Лаура, которая только принялась за ужин, с досадой отложила тарелку. Насторожившийся Бальтазар быстро оглядел комнату на предмет чего-либо подозрительного и лишь затем откликнулся:       — Войдите!       Дверь распахнулась, и в комнату вошёл какой-то богатый господин в сопровождении пары недружелюбного вида наёмников. Незваный гость окинул помещение цепким взглядом, даже не обратив внимания на оторопевших Бальтазара и Лауру, и остановил его на Серебряной Рапире.       — Да, эта будет в самый раз!

***

      Фридрих Эйге был верной правой рукой барона Гильема и не без оснований гордился этим. Когда тот предложил торговцу заняться столь важной миссией, Эйге с воодушевлением принялся за дело.       До выпускного экзамена в Рыцарском Храме и коронации принцессы Амели Зачарованной оставалось немногим больше полумесяца. После победы в турнире Гильем решил укрепить своё положение при дворе и заказал партию оружия для новоиспечённых рыцарей, но у кузнецов не получалось уложиться в срок. Наиболее сложной для изготовления была Серебряная Рапира, и барон рассудил, что проще будет навестить священников замка Кармаг, которые располагали широким ассортиментом оружия против нежити. Служители Церкви, несмотря на пропагандируемый ими аскетичный образ жизни, деньги считать умели очень хорошо, и Фридрих был уверен в том, что они завысят цену. Именно поэтому, узнав от хозяйки таверны про постояльцев, которые прямо-таки мечтали избавиться от Рапиры, он без лишних раздумий направился в их номер.       — Да, эта будет в самый раз! — воскликнул Эйге и только затем удосужился переключить внимание на потенциальных продавцов.       Мужчина неопределённого возраста в старом балахоне и девчушка в одеянии примерно того же типа. Явно не его дочь — уж слишком они были разные. А может, просто в мать пошла. И внешний вид этих типов, и остатки дешёвой еды на столе ясно говорили об их благосостоянии; хозяйка «Перекрёстка» не соврала — с деньгами у них явно было туго.       Взгляд торговца наткнулся на стрекозу. Могли бы и убрать дохлое насекомое, конечно. На секунду ему показалось, что она дёрнула крылышками, но наваждение тут же исчезло.       «Оборванцы какие-то, — мысленно поморщился Фридрих. — И откуда только у них такая ценная вещь? Хотя, может, оно и к лучшему: наверняка получится купить Рапиру задёшево».       Торговец нацепил слащаво-лучезарную улыбку — говорят, это помогает расположить клиентов к себе — и перешёл к исполнению своего точно выверенного плана. Нужно было вкратце, без лишних деталей посвятить их в суть миссии, при этом не показывая, что на них возложены определённые надежды. Пускай думают, что являются запасным вариантом.       — Собственно, вот и вся история, — закончил Эйге. — Думаю, мы с вами смогли бы договориться о сделке на взаимовыгодных условиях. Скажем, тысяч восемь?       Фридрих хотел предложить шесть, но удержался, решив, что такая скромная сумма точно вызовет подозрения. Хоть они и выглядят бедно, мозги у них наверняка на месте.       — Не пойдёт, — спокойно возразил мужчина. — Цена Рапиры — десять тысяч.       «Поторговаться, значит, решил? Хитрый гад! Ну ничего, сейчас поищем в твоём товаре изъяны!»       Фридрих взял Рапиру в руки и принялся внимательно рассматривать.       — Оружие явно не новое, согласитесь. Вот здесь, например, я вижу следы чьей-то крови. — Торговец брезгливо поморщился. — А вот тут, у долы, есть какая-то зазубрина…       — То, о чём вы говорите, никак не влияет на свойства Рапиры, — перебил его мужчина, поднимаясь со стула. — Это артефакт. Артефакту необязательно быть в идеальном состоянии, чтобы выполнять свою работу, — если только он не живой. Хотя зачем я объясняю — вы это знаете. Вы просто решили, что наткнулись на несведущих людей, и теперь хотите приобрести товар по дешёвке.       Фридрих залился краской: безупречный план, по которому он почти за бесценок купил десяток Посохов Ученика, рушился прямо на глазах.       — Ничего подобного! Я… — пролепетал он в растерянности.       — Либо десять тысяч, либо равноценный обмен.       «Упрямый болван! Не хочешь по-хорошему — будет по-плохому!»       Телохранители, словно прочитав мысли торговца, многозначительно переглянулись, но мужчина остановил их жестом руки.       — Хоть одно резкое движение — и я испепелю вашего работодателя. — Словно в подтверждение слов безумца, в его руке появился огненный шар. Девчонка, которая до этого не принимала никакого участия в действе, встала рядом и исподлобья посмотрела на Фридриха таким жутким взглядом, что у того душа в пятки ушла.       «Что, и она тоже?!»       — Итак, — продолжил чокнутый маг, убедившись, что наёмники не собираются вмешиваться, — я повторяю: либо сумма, которую я назвал, либо что-то равноценное. Иначе сделка не состоится.       В голове Фридриха лихорадочно зароились мысли.       «Можно просто послать его к чёрту и уйти. Но он называет реальную цену Рапиры; священники бы подняли её раза в полтора-два. Значит, десятку всё-таки придётся дать. Хотя погодите-ка… Равноценное, говоришь?»       — Идёт, — после недолгого раздумья откликнулся торговец. — Раз вы, как я вижу, маги, готов предложить кое-что другое…

***

      После неудачи с Мёртвым Амулетом день казался безнадёжно испорченным, но эти два маленьких приобретения явно улучшили настроение Бальтазара. Торговцу сделка, кажется, тоже пришлась по душе: получив вожделенную Рапиру, он сдержанно поблагодарил «странную парочку» и вместе с бугаями-телохранителями убрался восвояси.       — Наконец-то нам улыбнулась удача! — просиял он, разглядывая свой новенький Посох. — Не так хорош, как мой прежний, конечно, но это лучше, чем ничего. А если вспомнить, какой потенциал скрыт внутри!..       Лаура слушала его вполуха: она продолжила тренироваться на теле несчастной стрекозы. Посох и впрямь заметно облегчил концентрацию внимания — по крайней мере, Лаура смогла добиться того, чтобы подвластное ей насекомое откликалось на приказы без детального представления результата. Это был явный прогресс. К тому же с Посохом и путешествовать всяко сподручнее будет — всё-таки не какая-то коряга, ломавшаяся спустя час ходьбы.       Однако слова торговца о грядущем выпускном экзамене никак не выходили из головы Лауры. Она просто обязана узнать о том, кто же войдёт в число лучших и займёт место подле новой королевы.       Ведь в этом испытании участвует её брат.