Истории о снаряжении

      Убивать. Рвать на кусочки. Вгрызаться в тёплую, живую плоть под истошные вопли. Расцарапывать животы острыми когтями и выедать внутренности. Отрывать конечности и играть с ними, словно щенок.       Я ненавижу двуногих!       Я был юн и слишком любопытен. Манящий запах еды — кажется, это был оленёнок. Тепло, такое неожиданное посреди зимы. Громкие голоса странных двуногих существ. И это лихорадочное возбуждение внутри, этот азарт глупого щенка! Многое бы я отдал, чтобы остановить себя в тот проклятый день!       Раздался гром, и я вздрогнул от резкой боли в лапе. Запахло дымом и палёной шерстью. Я попытался убежать, но тут же рухнул навзничь, чувствуя, как лапа истекает кровью — алой и противно пульсирующей.       Ко мне подошли двуногие. Один из них, маленький и волосатый, с гордостью продемонстрировал остальным какую-то деревянную палку, от конца которой шёл дым. Что-то внутри подсказывало мне, что именно он меня ранил. Другой, высокий, но не менее волосатый, кивнул и вонзил мне в бок тонкую иглу. У него не было одного глаза, и я с удовольствием выцарапал бы ему второй, но силы уже покидали меня. Последнее, что я помнил, — как одноглазый схватил меня за шкирку, словно слепого молокососа, и забросил в деревянную клетку.       Очнулся я, когда оказался в каком-то тёмном душном месте. Лапа начинала гноиться, и я корчился от невыносимой боли. Вдобавок меня качало туда-сюда, точно съел что-то не то. Я ощутил смутно знакомый солоноватый запах. Море?..       Когда корабль — так называлась эта деревянная громадина, бывшая моей тюрьмой почти неделю, — прибыл в пункт назначения, всё стало ещё ужаснее. Хотя я и представить не мог, что может быть хуже, чем в затхлой каморке, когда непрекращающаяся тошнота сводит с ума.       Меня посадили на цепь, точно пса; когда-то я видел сбежавшую псину, которая никак не могла избавиться от постылого ошейника с куском заржавевшей цепи. Она визжала так, что из пасти шла пена, и пыталась стянуть ошейник лапами, но в итоге лишь в кровь расцарапала свою тощую шею. Её можно было понять: какая охота, когда за тобой по пятам тянется гремучая железяка?       Интересно, что с ней стало? Померла от голода, наверное.       Кормили меня скудно — какими-то объедками и костями. После лесных трапез это выглядело настоящей издёвкой. Иногда мне всё-таки перепадало что-то более стоящее: в такие дни двуногие голосили как резаные, а в небе сверкали разноцветные огни. Я прятался в будку, потому что уши разрывало от тысяч громких звуков. А потом приходил одноглазый, качающийся из стороны в сторону так, словно только сошёл с корабля. Подзывал меня, но я никогда не откликался; затем громко что-то говорил, щедро сплёвывал и закидывал в будку шматок мяса. Я вгрызался в еду и отрывал кусок за куском, не чувствуя меры. Знал, что потом будет плохо, но не мог остановиться.       Любил ли я одноглазого? Нет, хотя он был ко мне добрее, чем остальные. На мелкого, который меня ранил, я регулярно бросался, зная, что всё равно не достану. Рана, кстати, затянулась почти через месяц. Стало легче, хотя и не очень.

***

      Ранним утром одноглазый и его компания разбудили меня. Общими усилиями они надели мне какую-то железку на морду. Стыд и срам! Я вырывался как мог, даже укусил кого-то за руку, но двуногие всё-таки управились, а мне зато потом прилетело по уху. Глухо рыча, я позволил одноглазому вести меня на цепи.       Я не знал, куда мы идём. Солнце вставало, воздух был чуть тёплый и прозрачный. Пахло приближающейся весной, хоть этот чудный аромат и смешивался с вонью, исходившей от двуногих и их жилищ. Я даже несколько приободрился. Но моя радость тотчас потускнела, когда я увидел пункт назначения.       Пристань. Корабль. Опять!..       Меня вновь закрыли в той же каморке. Сквозь стенку я слышал, как двуногие бурно что-то обсуждали. Я помнил их голоса и легко различал, кто сейчас говорит. Одноглазый был спокоен, но жёсток, зато мелкий без конца возмущался. Один из двуногих — тощий и рыжеволосый, похожий на облезлую лисицу, — пытался утихомирить его. В конце концов мелкий что-то проворчал и затих. Интересно, что ему так не нравилось?       Я устроился в углу комнатки и, так как делать было нечего, заснул, однако вскоре проснулся: корабль резко качнуло, и я чуть не ударился боком об стену, в последний момент зацепившись когтями за деревянный пол. Двуногие вновь подняли шум, но на сей раз в их голосах послышалась паника.       Я носился из стороны в сторону, пытался выбить дверь или выбраться через крошечное окошко, но тщетно. Толчки продолжались, и в какой-то момент морская вода мощным ударом пробила стену каморки. Пара секунд — и я оказался внутри бурлящего потока.       Неумолимая сила выбросила меня в открытое море. Я принялся отчаянно барахтаться и выбрался на поверхность. Бушевал мощный шторм; странно, что я не почувствовал тогда его приближение. Может, мои инстинкты притупились после пребывания с двуногими?       Громадные волны, отливавшие сталью, вздымались и разносили корабль в щепки. Я услышал жалобный крик: рыжий схватился за край палубы, но хлёстким ударом был сброшен в воду…       Я так и не понял, как выжил после этого буйства стихии: наверное, Великий Волк миловал меня за все страдания, пережитые в плену у двуногих. Помню лишь, как из последних сил вцепился в какую-то деревяшку, дрожа от холода и неописуемого ужаса, когда меня накрыло могучей волной, вздымавшейся до небес. До сих пор шерсть дыбом встаёт, когда представляю её; а тогда я и вовсе распрощался с жизнью.       Спасибо Великому Волку, что я оказался неправ!

***

      Очнулся я на песчаном берегу какого-то острова. Деревяшка валялась рядом со мной — даже она пережила это бедствие, хе! Я попытался встать, но мои лапы тут же подкосились, и я решил ещё немного полежать. Рядом раздались слабые стоны вперемешку с ворчанием. Мелкий?       Внутри заклокотала ярость, придавая мне сил. О, да! Наконец-то я отомщу этому недомерку! Я напрягся и резко — даже для самого себя — рванул к источнику звуков. Перед глазами всё плыло, но я разглядел его — скорчившийся в комок, он заметил меня и истошно завопил.       Где теперь твоя гром-палка? Утонула вместе с этим поганым кораблём! Поделом же!       Зачем-то мелкий пополз в сторону леса, зеленевшего в нескольких десятках прыжков от пляжа. Зелень? Уже весна?.. Я бросился к нему и, рыча, вцепился в упитанный бок. Брызнула горячая кровь, и её дурманящий запах окончательно затмил моё сознание. Недоросток отчаянно отбивался, голося так, что у меня звенело в ушах, но силы уже покидали его. Я бы перегрыз ему горло, как всегда поступал со своей добычей, чтобы не мучить её, но понимал, что это не тот случай. Этот ублюдок должен был сполна заплатить за всё, что сделал со мной, начиная с унизительной поимки и заканчивая битьём, когда я, беспомощный и истощённый, сидел на цепи и не мог достойно ему ответить.       Я вцепился в его мускулистую руку, от которой несло потом и солью, и с силой сжал челюсти. Раздался противный влажный хруст, и мелкий издал леденящий душу вопль.       Это тебе за лапу!..       Кровь лилась бурным потоком, не успевая впитываться в песок. Я плохо помню, что было дальше: мой разум был весь во власти безумных инстинктов и желал лишь одного — самой мучительной смерти для этого существа. Когда всё закончилось, от недомерка осталась кровавая каша из мяса, костей и волос. Тяжело дыша, я уселся и с чувством выполненного долга начал, наверное, грандиознейшее пиршество в своей жизни. Вкус был, честно говоря, не самый приятный — до оленёнка ему было далеко, — но даже это ничуть не умаляло моего аппетита. В конце концов, как же давно моё брюхо не набивалось до отвала!       Закончив трапезу, я лениво развалился возле останков. И сейчас я всё ещё лежу, прокручивая в голове эти события. Однако злоба моя никак не желает затихнуть. Я хочу ещё…       Ещё убивать!       Может, жив кто-то из моих мучителей? Может, я найду рыжего? Я помню, как он пинал меня и смеялся своим противным тоненьким голоском, скаля гнилые желтоватые зубы; даже у меня клыки были в лучшем состоянии.       Я встаю и отряхиваюсь от песка. Из пасти беспрестанно капает слюна, окрашенная в багровый цвет.       Ненавижу! Ненавижу двуногих!       Сожрать их всех! Долго, отрывая кусочек за кусочком, пока они ещё живы! Смотреть, как они корчатся в агонии, и продолжать!       Я тяжело дышу. Разум вновь заплывает туманом. И тут мой взгляд цепляется за фигуру. Кто-то стоит между деревьев.       Двуногий!       Рык вырывается из глотки. Я бегу. Я бегу!       Сейчас вгрызусь! Вырву сердце! Растерзаю на части!       Отомщу! Но за что?.. Плевать! Все двуногие достойны смерти!       Блеск чего-то ярко-синего. Взгляд. Добрый и тёплый взгляд…       Я останавливаюсь и вглядываюсь в лицо двуногого. Старый, с длинными седыми волосами. В правой руке — деревянная палка. В левой — огранённый синий кристалл. Туман рассеивается…       Он улыбается, прищурив глаза цвета весенней листвы. А я стою и чувствую странное тепло внутри. Он подходит ближе, но мне не хочется отпрянуть. Он касается моей головы. Я вздрагиваю. Меня гладят?..       Впервые в жизни мне так хорошо. Наверное, с тех пор, как мы с братьями играли, готовясь стать настоящими хищниками, а мать лежала невдалеке и наблюдала за нами. Было так весело! А потом она кормила нас, и мы засыпали самым безмятежным сном.       Я иду вслед за двуногим. И я знаю, что меня ждёт лес — мой лес, где я буду жить и охотиться. Что двуногий не будет ограничивать мою свободу. Что он, возможно, даже станет моим другом.       Впервые в жизни мне не хочется убивать.