Глава 5. Рикошет
I'll send out my soul To worlds more beautiful But they won't, they won't know my heart It's the darkest part
Starset — Ricochet
Без места, без времени
Посмертие было совсем не таким, как он ожидал. …Еще минуту назад весь мир заслоняла сияющая, как тысячи пустынных солнц, улыбка Рей, и, пожалуй, впервые за свою жизнь Кайло Рен… нет, Бен Соло ощущал приятное и незнакомое чувство, что он наконец-то сделал что-то так. Он, монстр и убийца, плохой джедай и немногим лучший ситх, наконец-то сделал правильный выбор. И какая разница, какой ценой оно далось, это исполнение заветного желания, ведь так, дед?.. Но Вейдера не было. Не было призраков Силы, не было духов прошлого, не было звучащих в голове с детства голосов — лишь свое собственное хриплое дыхание и звенящая тишина разрушенного храма. Молчание, тишина, момент кристально чистой, осознанной ясности. Момент выбора — идущего изнутри, из самой души. Единственный, пожалуй, момент в жизни, когда никто не пытался повлиять на его решение. И он выбрал. Выбрал сам — в этот напоенный тишиной и магией предрассветный час собрав воедино части своей расколотой души, подобные его прежнему, треснутому кайбер-кристаллу; выбрал, соединив волю и страсть ситхов с безмятежным, вселенским спокойствием джедаев; выбрал — отдав все, что имел, и больше ничего не ожидая взамен. Пусть прошлое умрет, давним эхом прозвучало где-то на периферии сознания, уже ускользающего, растворяющегося в Великой Силе… Взгляд Рей — восхищенный, испуганный, отчаянный и полный еще тысячи других вещей, о которых уже нельзя было думать, нельзя было сожалеть — остался последним воспоминанием за барьером. Но там, за порогом, не было сияющего потока Силы. Как не было и духов его проклятой всеми демонами и богами семьи. А были — джунгли, над которыми сгущалась полная сияющих звезд ночь, и ночные шорохи животных, и пьянящие запахи тропических цветов. Бен вытянул перед собой руку и без удивления заметил голубоватое мерцание, окружающее пальцы; он медленно поднял ладонь вверх, к древесной лиане — и в нее мягко слетел светящийся фиолетовым цветок о восьми лепестках. Облако разноцветных светлячков, вспугнутое падением цветка, разлетелось в стороны, но Бен не следил за яркими огоньками в ночи, вместо этого уставившись неподвижным взглядом в темноту леса. Сила все еще была с ним — а больше, пожалуй, не было ничего и никого. Не таким он представлял себе посмертие. Ощущение чужого взгляда прервало размышления, по давней, отчасти мазохистской привычке уже грозящие темным водопадом рухнуть в пропасть. Бен резко обернулся, машинально задев ладонью бедро, где должен был висеть световой меч… Меча не было. Зато был мерцающий силуэт в коричневых с белым джедайских одеждах — и разноцветные светлячки вились вокруг незнакомца, словно стараясь подпитаться его приглушенным свечением. Бен поднял глаза на отмеченное шрамом красивое лицо — и наткнулся на взгляд, полный ослепительной, жгучей ярости и скрытой, но не менее интенсивной боли. Бен вздрогнул, как от удара, и невольно шагнул назад, наблюдая, как растворяется в темноте призрак Анакина Скайуокера. Думаешь, я сделал что-то не то? Джунгли — похожие на ночную Такодану, где он впервые встретил Рей во плоти — молчали. Да и пошел ты. Время текло незаметно, но джунгли не менялись: все та же густая, светящаяся призрачными огоньками тропическая ночь, все те же запахи и звуки. Обманчивое спокойствие лимба, в котором никогда не бывает перемен. Облегчением было лишь то, что он больше не слышал голосов. Никаких. Как, впрочем, и не видел других призраков. Мать не пришла, как не приходил больше и дед, но пару раз Бен ощущал, как в плотный, как ватное одеяло, мрак джунглей рассветом над морем врывается сияющее присутствие магистра Скайуокера. Давние ощущения и воспоминания больше не приносили боль — но даже Люк так и не появился, позволяя лишь своему неповторимому присутствию в Силе окрасить джунгли в цвета рассвета. В одиночестве лимба можно было лишь сосредоточиться на самом себе… и в какой-то момент Бен сорвался, потянувшись к тому месту в душе, где теплым огоньком всегда горела их связь. И понял, что чувства пустоты, в тот день на Экзеголе чуть было не превратившего его в жалкую оболочку прежнего себя, давно нет. То, что, казалось, всегда было частью него самого, вернулось на место. Рей была жива, и он чувствовал ее сквозь их связь. Связь, которую не смогла прервать даже смерть. Призраки не дышат — но Бен судорожно вдохнул, ощущая, как что-то меняется в соединяющей все живое в джунглях светящейся паутине Силы. Он вновь что-то сделал. И, возможно, опять не так. Но это уже было неважно. Джунгли растаяли в пространстве, декорации лимба сменились иными. — Из всех возможных занятий ты выбрала драку с тускенами… — концентрация джедаев и воля ситхов привели его под лучи двойного заката на Татуине, но было бы слишком надеяться, что мироздание оставит без внимания подобный афронт. Едва обретя власть над своими появлениями, Бен тут же ее потерял; вновь, как в прежние времена, их связь жила своей жизнью, иногда приводя его к Рей в моменты опасности, и тут же вновь отказывая в утешении по своей непостижимой прихоти. Он был добровольным, пусть и неохотным, участником: в тот, самый первый раз, на Татуине, у него — призрака! — получилось обнять Рей — лишь затем, чтобы утонуть в темных сожалениях о том, как все могло случиться, если бы спираль судьбы развернулась иначе… Бен видел в ее глазах отражение той же тоски и не желал давать ей еще больше поводов для размышлений о невозможном. Временами Сила вокруг них выла от обоюдной боли, наполняя пространство тем же нестабильным гудением, что и его алый меч с расщепленным кристаллом. Каждый раз при этом что-то смещалось в хрупком балансе их связи, но даже Бен, с его отточенным десятилетиями тренировок умом джедая, не мог засечь точных изменений, не знал, что именно он вызвал к жизни, со всей своей волей потомка Избранного пожелав вновь увидеть Рей. Он знал лишь то, что изменения не были благотворными. Он больше не видел ночных джунглей: после кошмара Рей с туманом и голосами Бен всегда обнаруживал себя в том же тумане, блуждающим без цели и смысла и времени. Единственным облегчением было то, что голоса не говорили с ним. Возможно, просто не видели больше смысла обещать что-то ему — мертвые больше не считались равными игроками на доске дежарика, разложенной Великой Силой… Рей, за которой отчетливым шлейфом тянулась темнота джунглей, улетела с планеты, направляясь на Корусант, и Бен, неведомо каким путем почти научившийся определять сумеречное время, все-таки смог выбрать место и время появления по своей воле, передав привет с того света Верховному Лидеру Хаксу. Рыжему генералу шла власть, она окутывала его невидимой броней, и Бен, почти с наслаждением сдавшийся привычному образу Кайло Рена, не ощутил в себе ни единого порыва причинить Хаксу вред. В конце концов, если даже он, наследник тьмы, смог найти в конце свою дорогу — кто сказал, что ее не сможет найти рыжий мерзавец? Мысль отдавала Кодексом джедаев, но это было уже неважно. Говорили, что мертвые всеведущи — но Бен Соло то ли не получил доступ к вселенской сфере разума, то ли попросту был слишком сконцентрирован на самой Рей, чтобы действительно знать, кто объявил охоту на мусорщицу с Джакку. Призраки были еще бесполезнее живых.***
Тысячи глаз и сотни объективов были прикованы к трибуне. Здание старого Имперского Сената, наспех отреставрированное для переговоров нового правительства, сейчас было самым центром Галактики — и в ее сердце, в фокальной точке всего стоял Армитаж Хакс. Мертвенно-бледное в искусственном свете зала лицо было спокойным и сосредоточенным, но рыжие волосы, поймавшие блуждающий отблеск красного прожектора, пылали огнем, созвучным тщательно скрываемому внутреннему напряжению. Генерал и новый Верховный Лидер Первого Ордена молча окинул взглядом огромный амфитеатр Зала Сената. Мнения после его предыдущего выступления разделились, практически поровну. Ему дали высказаться ещё раз — и сейчас от сказанного зависела судьба Первого Ордена, его солдат и его собственная жизнь. — Сегодняшний день войдёт в историю нашей Галактики, — начал Хакс, поборов привычное желание заложить руки за спину. Жест, прочно ассоциируемый с его выступлением после выстрела Старкиллера и уничтожения системы Хосниан, сейчас пошел бы только во вред. Генерал на мгновение закрыл глаза, словно воочию увидев перед собой алые лучи выстрела в темноте космоса. Необходимое зло. Лидер обязан принимать жестокие решения — иначе вместо всеобщего блага итогом станет лишь всеобъемлющий хаос. — Он знаменует новые начала и те горизонты, к которым устремится галактическое сообщество. И лишь от вас, представителей всей Галактики, сейчас зависит, сможет ли Первый Орден стать неотъемлемой частью этого содружества. Я предстаю на ваш суд от лица моих людей, — молодой генерал расправил плечи, позволяя всему своему внутреннему достоинству и гордости проявиться вовне; уверенность в правильности и неизбежности прошлых решений затопила его с головой, показывая всей Галактике, что он пришел на их суд не виновным преступником, а военным лидером, знающим, чего ему стоило выполнение приказов. — Да, мой мундир пропитан кровью — как врагов, так и друзей. И моей собственной, — опытный оратор, Хакс взял паузу, позволяя публике вспомнить его ранение при попытке помочь Сопротивлению. — Мне нечего стыдиться! Я и мои люди, мы проливали кровь — и не отрицаем этого! Но, прежде, чем заклеймить нас убийцами, спросите себя самих: что побудило этих людей взять в руки оружие? Что послужило катализатором столь решительных и даже радикальных действий? Я отвечу вам: недееспособность правительства Новой Республики! Его недальновидность и равнодушие! Да, мы первыми нарушили хрупкое равновесие, но лишь в тот момент, когда нам не оставили иного выбора! Когда смрад коррупции и вседозволенности стало невозможно терпеть! Хакс на мгновение прервался, еле заметно переведя дыхание. В памяти вновь мелькнули отголоски его речи в тот день на Старкиллере. — Первый Орден начал с немногого, — продолжил генерал. - Но каждый день к нам присоединялись единомышленники. Среди вас достаточно тех, с кем мы были по разные стороны в этом конфликте, — Армитаж окинул взглядом ряды, будто бы выискивая конкретных вчерашних врагов. — И вам, вчерашним врагам и сегодняшним союзникам, известно, сколько у нас было сторонников. Спросите себя — почему? Я отвечу: потому что целью Ордена всегда было, есть и будет сильное государство, готовое защитить себя и собственных граждан от несправедливости! Где девяносто пять процентов не будут лишь жалкой обслугой оставшихся пяти! Где законность и порядок не будут лишь словами! Где каждый гражданин независимо от статуса и социального положения будет уверен в завтрашнем дне, дне, в который Первый Орден готов шагнуть вместе с вами! Зал Сената затопляло молчание; молчание, полное скрытых возможностей и готовое разразиться грозой. Возмущения или аплодисментов? Он не знал. Армитаж всегда был неплохим оратором, способным окрашивать эмоциями и чувствами даже заученные слова. Но только не сегодня. Повинуясь порыву, Хакс скомкал и выбросил лист с текстом ещё за несколько часов до выступления. Сейчас его речь была чистой импровизацией. В голове против воли всплыли слова призрака Рена, слова, которые почему-то тянулись за Хаксом невидимым шлейфом еще со вчерашнего дня. «Ты никогда меня не боялся. И, как ни странно, был по-своему верен». Моя верность всегда принадлежала Ордену. Но я никогда не думал, что ты, проклятый джедай и нестабильная истеричка, способен заглянуть так глубоко. Ты прав, мертвец. Мне это действительно важно. — От вашего решения зависит судьба не только будущей Федерации, но и судьба всей Галактики, — Хакс сменил позу, опираясь двумя руками на края трибуны. Его охватил пьянящий азарт, он почти физически ощущал скорую развязку. — Ни одно государство не просуществует долго без регулярной армии. Кто может дать гарантии, что Федерация не пойдёт по пути Республики? Что планетарные царьки, из числа тех, кто не явился сюда, завтра не начнут выступать против молодого и неокрепшего государства? Первый Орден готов стать щитом для всех вас. Вчера мы воевали друг с другом, так позвольте же завтра нам воевать за вас — и наше общее будущее! Он сорвался, практически выкрикнув последние слова — но охрипший от долгого выступления голос заглушил гром оваций, и зал Сената потонул в хаосе криков и аплодисментов. Он победил. Победил. Хакс все же заложил руки за спину, в последний момент поймав себя на желании вскинуть кулак в фирменном приветствии Ордена. Напряжение, сковывавшее его на протяжении всего выступления, отпустило разом; предугадать итог было невозможно, но сейчас все то, что стояло за спиной генерала — система, порядок, люди и идеи — были спасены. Осознание того, насколько близок был провал, почему-то лишь подняло Хаксу настроение, он даже позволил себе лёгкую улыбку. Улыбку победителя — ибо только что поражение в кампании обернулось хоть и пока небольшим, но всё же триумфом. Впереди было новое начало. Для Ордена в целом и для него в частности. Армитаж Хакс молча стоял и смотрел на аплодирующей ему центр галактики, где только что решилась судьба его и подчиненных ему людей. Он вглядывался в восторженные лица представителей разных миров и разных рас. И в хмурые, недовольные лица тех, кому итог пришелся не по нраву. Что ж, стоит дать им время. Они поймут. Либо сгинут.***
Голоса пришли к нему после Харуун-Кэла. …Остановись… …послушай… …она отняла у тебя все — родителей, корабль, твое наследие, твой меч и даже твое предназначение… саму твою жизнь… …ты принадлежишь Тьме по праву рождения, вернись и отомсти… или дай ей ступить во Тьму, отпусти ее, позволь… …позвольпозвольпозвольпозволь… — Да пошли вы, — переход между Беном Соло и Кайло Реном давался все легче — в конце концов, обе его части принадлежали одному и тому же человеку. Окружающее пространство тонуло в тумане, и Бен почти физически ощущал, как утопает в густой дымке его яростный протест; смех невидимых голосов раздался со всех сторон, заглушая все посторонние звуки. Успокаивающее присутствие Люка вновь разлилось рассветом в темноте, и голоса умолкли. — Не слушай их, слушай свое сердце, самого главного глазами не увидишь, — зеленый световой меч разогнал полумрак, и высокий призрак с седеющими длинными волосами, одетый в джедайскую робу, прошел сквозь туман и вновь растворился в окружающей серости. Не Люк, кто-то иной. Кто-то бесконечно мудрый и бесконечно ищущий ответов на вопросы, на которые ответов не было отродясь. — Как жаль, что тебя не учил магистр Квай-Гон… всякая ересь в Силе была его специальностью, — тоску в голосе говорившего можно было попробовать на ощупь; она была похожа на старую рану, зарубцевавшуюся внешне, но так и не исцелившуюся полностью. Бен резко обернулся, второй раз за все время встретив взгляд Анакина Скайуокера. — Ересь? — кое-как выдавил внук Вейдера. Голова кружилась, а перед глазами мелькали яркие вспышки, словно присутствие Анакина в лимбе разрывало ткань этого мира на части. — Диада, даже за порогом… Старая немочь перевернулась бы в гробу, — без выражения произнёс Анакин, и за плечами Избранного плащом на ветру взвилась ненависть такой силы, что имела власть даже в посмертии. — Разве духи джедаев не должны оставить все тёмные чувства позади? — зло бросил Кайло Рен, прицельным ударом мстя за все годы, что он умолял призрак Вейдера указать ему путь. — Посмотри на себя. Чувствуешь покой? Джедайскую безмятежность? — ответная улыбка Анакина была понимающей и полной мрачной иронии. — Эмоций берегись, до ручки доведут они тебя, юный падаван, — явно кого-то цитируя, фыркнул призрак, когда-то бывший Вейдером. — Никогда не работало со Скайуокерами. Крифф, если бы только тебя учил Квай-Гон… Бен не ответил, утопая в старом воспоминании — приснившийся кошмар, тут же сменившийся кошмаром в реальности, когда световой меч Люка отразился в глазах его только что проснувшегося ученика. — Мой сын ударился в другую крайность, попытавшись стать бесстрастным монахом, — понимающий взгляд Анакина заставил Бена с досадой передёрнуть плечами. — И, как любой из Скайуокеров, в нужный момент поддался эмоциям. Испугался. И старая немочь не упустила момент… да и кто бы сомневался. Кайло Рен не ответил, молча оценивая стоящего перед ним человека. Они были одного роста, похожего сложения, и даже волосы практически одинаково непослушно обрамляли лица, на которых в мгновение могла отразиться вся гамма эмоций. Глаза обоих были зеркалом души, и даже судьба и предназначение у деда и внука оказались похожими. Но были и отличия, фундаментальные и неизбежные. Он ступил во Тьму, как в океан во время шторма, подумал Бен, зачарованно наблюдая, как ненависть чёрным плащом окутывает плечи того, кто когда-то был Дартом Вейдером. Боган, тьма ситхов… — Я вступил во тьму, как ребёнок в грязную лужу, — закатив глаза, хмыкнул Анакин, и Бен с опозданием понял, что все его мысли открыты собеседнику. — Назло всему и радуясь разрушению. Чем хуже, тем лучше. Слабó? …С этой точки зрения попытки Кайло Рена обнаружить в себе Тьму действительно выглядели довольно жалкими. — И не во тьму, а в предназначение. Будь умнее, — тихий смех Анакина наполнил собой туман. — Я ни о чем не жалею. Но ты? Неужели тебе больше нечем заняться на этом свете? — Ты нарушаешь границы, Избранный, — еще один голос, глухой и низкий, прозвучал в тумане, и из серой дымки появился новый силуэт. Высокий человек в черных одеждах, чье лицо тоже несло на себе метку — но он был отмечен не шрамами, а татуировкой, похожей на разбегающуюся от глаз паутину. Каким-то образом туманный гость казался более материальным, чем Анакин и сам Бен, даже несмотря на отсутствие одной из рук, вместо которой от локтя и ниже клубился черный дым, напоминающий призрачную проекцию отсутствующей конечности. Ощущение тьмы расходилось от него во все стороны, пульсируя в тумане злым, но при этом каким-то образом отстраненным, не несущем настоящего вреда намерением. Черные тени, стелившиеся за ним, постепенно сконденсировались в что-то, напоминающее усеянную шипами броню. — Не твое дело, ситхово отродье, — хмыкнул Анакин, скрестив на груди руки. — Ты делаешь то же самое. — Слишком много разговоров, Избранный, — незнакомец негромко усмехнулся и повернулся к Бену. — Ты долго еще будешь болтаться в лимбе, джедай? — Я не джедай, — привычно прорычал Кайло Рен, но ситх лишь скептически хмыкнул и сверкнул глазами, чей цвет, казалось, ежесекундно менялся на иной, не позволяя определить, какой же был основным. — Ах да, привязанность, она же лишь для нас. И для него, — он кивнул в сторону Анакина. — Или нет? Твоя девочка уже ведь не остановится — сама. И она начинает мешать… — Я мертв, — сцепив зубы, бросил Кайло Рен. — Смерти нет, — негромко отозвался исчезающий в тумане силуэт Анакина Скайуокера. — Хватит искать паттерны, — сказал ситх. И его знающий взгляд встретился со взглядом Избранного — перед тем, как оставить Бена Соло одного в туманном лимбе. …Рей вновь снились кошмары. Она всхлипывала во сне, судорожно сжимая свернутое в комок покрывало, служившее ей подушкой на неудобной, лишь отдаленно похожей на нормальную кровать лежанке на «Тысячелетнем соколе». В этот раз тот, что был одновременно Кайло Реном и Беном Соло, не стал стоять безмолвным и бессильным призраком над терзаемой видениями девушкой. Он опустился на колени и медленно наклонился к ее лицу. — Ты сильная, моя Рей-из-Света, ты справишься… — он положил ладонь на ее лоб, мысленно воздвигая стену между ней и рычанием ночных кошмаров. — Сильная, — прошептала в ответ ее тоска, и края слов истекали кровью, — но только рядом с тобой… И волна черного отчаянья, так похожего на саму смерть, затопила связь океанским приливом.