Пообещайте мне любовь

Полторы недели спустя меня уже выписывали из больницы, и, пока Олег получал последние рекомендации у врача, ко мне в палату неожиданно вошёл Данишевский. — Что ты хочешь? — спросила я, встав на ноги, положив ладонь на живот, чуть поморщившись от небольшой боли. — Ты вернёшься в институт? — спросил Алексей, медленно подходя ко мне. — Вернусь, — кивнула я, ничего не делая в ответ на то, что он подошёл ко мне, обнимая за талию. Мне было его очень жалко, и я поняла, что давно его простила. — Ты, правда, любишь его? — спросил Лёша, глядя мне в глаза. — Люблю… — тихо выдохнула я, наблюдая за тем, как он наклоняется ко мне и целует, вплетая правую руку в мои волосы. Вопреки всему, что он сделал, я не смогла оттолкнуть его, видимо, я слишком жалостлива. Но, конечно, и отвечать ему я не стала, а, дождавшись, когда он отстранится, я сказала: — Это наш последний поцелуй. Я буду верна Олегу, слышишь? Я люблю тебя, но как человека, крестного… Даже несмотря на то, что произошло. Я очень надеюсь, что ты не воспользуешься этим вновь… А сейчас мне пора, — и я вышла из палаты, оставив декана одного. — Всё в порядке? Я видел, как к тебе зашёл Данишевский, — спросил подошедший Олег. — Всё хорошо, он узнал, как я себя чувствую и вернусь ли в институт, — улыбнулась я, взяв Олега за руку, чувствуя себя увереннее и защищённее. Когда мы приехали домой к Олегу, то он едва ли не пылинки с меня сдувал: сам приготовил поесть, наливал мне чай раз пять, до туалета меня провожал, так как мне было ещё немного больно ходить, я его еле из самого туалета выгнала, захлопнув дверь перед носом. Судя по его поведение, я поняла, что он винит себя в том, что со мной случилось той ночью, а позже и сам Олег признался: «Я ведь должен был отговорить тебя идти, или пойти с тобой! Я же знаю, что ты не можешь и дня без приключений!». Говорил он, кончиками пальцев, еле касаясь, обводя небольшой свежий розовый шрам на моём животе. *** После моего «боевого ранения» прошло две недели, а я уже вернулась в универ, потому что надо готовиться к выпускным экзаменам. Сегодня я немного нагрубила преподу по химическому анализу, и эта грымза, после пары, решила поговорить со мной. Естественно, мне это не сдалось, поэтому со звонком я тут же выскочила из аудитории и понеслась подальше, так как она пошла за мной, и я запоролась в первый попавшийся кабинет. — Ну ты и тварь, — прошипела я, глядя на Лизу, с которой целовался Меньшиков. Только услышав меня, он сразу же оттолкнул её и хотел, было, что-то мне сказать, да только я, не в силах видеть это, выбежала из кабинета. Ноги машинально привели меня к какому-то кабинету (это я уже потом поняла, что сюда я всегда приходила когда мне плохо было), и я зашла туда, встав около двери и глядя в никуда, лишь чувствуя, как по щекам катятся горячие слёзы. — Что случилось? — раздался взволнованный и такой знакомый голос, но я не могла ничего ответить, поэтому следующее, что я поняла, это то, что дверь закрыли на ключ, а меня подхватили на руки и усадили на диван. Обведя глазами помещение, я поняла, что нахожусь в кабинете декана. — Что он сделал? — спросил Данишевский, стоя на коленях, прижавшись головой к моим коленям и гладя по руке. Я же молчала, понимая, что если расскажу, он что-нибудь сделает с ним. Спустя какое-то время тишину кабинета прервал звонок на мой телефон. Только увидев, кто звонит, я швырнула его об стену, не имя никакого желания разговаривать с Меньшиковым. Неожиданно Лёша поднялся с колен и ударил кулаком по стене, тут же сказав «Извини». — Это ты извини, что так вломилась, от работы отвлекаю. Я пойду, — подозрительно бодро сказала я, быстро подошла к двери, отперла её и выскочила в коридор, проверив, нет ли где Меньшикова. Не разбирая дороги из-за резко выступивших слёз я побежала к лестнице, но так как мне противопоказаны физические нагрузки в ближайшие месяца три, я упала рядом с ней, на этот грохот примчался Данишевский, без лишних слов взяв меня на руки и унося в свою машину. Если честно, то тогда мне уже было плевать, что со мной будет у него дома, да и вообще — эта сцена в кабинете Олега стояла передо мной до сих пор, и я не могла думать ни о чем, кроме его предательства.