***
Всячески измываясь над предметами в комнате, она кое-как успокоилась, но комнату было не узнать. Каждый раз, когда она злилась, совершенно пустая комната превращалась в нечто неузнаваемое. Она уняла свою бурю эмоций, убрала комнату, с горем пополам починила мебель, а потом села за уже поднадоевший перевод свитков, которые ей снова подложил Орочимару.***
Встав из-за стола через час, она подошла к двери и, прежде чем открыть её, выдохнула. Открыв её, она вышла в коридор и тут же напоролась на Орочимару. — Сэкера, мне сейчас нужна будет твоя помощь как медика, поэтому иди за мной, — саннин повернулся к ней спиной. Нахмурившись, но пошла за ним, промолчав. — Твоя задача заключается в том, чтобы поддерживать его жизнь, — саннин показал рукой на молодого мужчину, который был связан и пытался что-то сказать, но не мог из-за тряпки во рту. Узумаки встрепенулась и посмотрела на Орочимару, который уже что-то химичил. На несколько секунд призадумавшись, она размышляла о правильности своих действий: она не понимала, как ей поступить. Для неё было одно дело, когда от её решений зависит её жизнь, но всё менялось, когда перед ней стояла другая жизнь. Пока она размышляла, не в силах подойти к пленному, мужчина смотрел на неё со страхом и некой мольбой в глазах. Но Орочимару со словами: «Живее, Узумаки», — подтолкнул её зайти за спину человека, который что-то с большей сильной начал мычать. Зажмурив глаза, чтобы не смотреть участницей чего она стала, Сэкера стала поддерживать жизнь подопытного, который после действий саннина начал только сильнее мычать и всячески изворачиваться. — Орочимару, что ты творишь?! — выкрикнула она, когда уже почувствовала, как не может справиться с поставленной задачей. — А-а-а! — когда она открыла глаза, дабы посмотреть, что же такого творит Орочимару с человеком. Увиденное потрясло девушку: голову мужчина запрокинул назад, глаза закатил, а то что было видно было чернее чёрного, по всему его телу бегали всякие иероглифы, некоторые она узнавала, но лишь ничтожно малую часть из всех. Недолго раздумывая, если вообще думая, она достала из сумки кунай и сложив несколько печатей, вставила его в ногу мужчине. Было больно, но не больнее, чем при печати. Все символы быстро начали бежать к кунаю, который чернел и чернел. От незавершённой печати не осталось следа. Мужчина упал без сил, и Сэкера тут же принялась его лечить, лишь когда она поняла, что жизни мужчины ничего не угрожает, она убрала от него руки. Но она не смогла убрать главной угрозы жизни для подопытного. Эта угроза сейчас нависла, как грозовая туча, над телом и девушкой, он испепеляюще смотрел на неё, в глазах была видна ярость, которой она никогда не видела раньше. Орочимару сковал её этим взглядом, она не могла пошевелиться под ним, словно была в гендзюцу. — Я не сомневался, что хорошего и правильного человека из тебя не выбить за год, это долгий процесс, — он подошёл ещё ближе, а она так и не шевелилась. — Но я не думал, что ты настолько отчаянная, чтобы встревать в опыты так нагло, — он схватил её за запястье и отшвырнул к стене. С криком она упала на пол, за падением последовал хруст костей. Перелом руки и вывих плеча. Саннин не рассчитал силу удара. Пока Шизука залечивала раны, Орочимару подходил к ней, как призрак. Он не спешил, медленно, коварно, он знал, что никуда от него Намикадзе сбежать не сможет. На ней печать. Его печать. Печать, с помощью которой он из-под земли достанет девушку, где бы она не была, хоть на луне. Лишь только когда тень отразилась на ней, Шизука подняла глаза. В темноте жёлтый свет глаз саннина казался ей куда более устрашающим, чем все мангёке шаринганы Учих вместе взятых. — Таким как ты, Сэкера, надо знать своё место, — с этими словами он активировал на её теле печать. Шизука тут же начала биться о пол от неимоверной боли. Боль расползалась медленно по всему телу, залезала в каждую мышцу. Девушка просто кричала, она не могла даже просто открыть глаза из-за боли, так что ни о каких просьбах речи не могло идти. Наблюдая, как Шизука всячески извивается на полу, пытается совладать с болью и что-то сказать, он лишь причитал, что не вмешаясь она в процесс, то не страдала бы. Вскоре ему наскучили крики и он развернулся, сказав у двери: «Ты не умрёшь и не потеряешь сознание от этой печати», — которые она не слышала из-за собственного крика.***
— Орочимару! — выкрикнула она его имя и тут же села. — Где я? Каюта? — она осознала, что саннин снова ведёт корабль по морю. — Чёрт! — она сжала кулак на правой руке, сжимая вместе в этим одеяло. — Почему я?! — она вспомнила того подопытного, потом свою боль, а потом снова картина суда. Ей было противно, что она не может положиться ни на кого. Раньше любое горе она могла разделить с родителями, Джираей, Цунаде, Какаши. — Какаши… — она поняла, что он был большим, чем друг и из-за этого количество её слёз только увеличилось. У неё не было ничего. Её это раздражало так же, как собственная беспомощность. — Сэкера, проснулась наконец, — в каюту вошёл Орочимару, которого она повстречала пламенным взглядом ненависти. — Сама напросилась, а будешь так глазеть, так снова на печать нарвёшься. Выпей поможет от головной боли, — он отдал ей таблетки и стакан воды, потом перевязал голову, травму которой она получила, когда билась от боли. — Мы снова возвращаемся в Звук, где тебя ждёт совместная миссия с АНБУ Корня. Данзо передал одно важное замечание: «Чтобы ледяной была и никому лица не показывала.» — С лицом-то понятно, что это значит «ледяной»? Я и так Корню не рада… — он не дал ей закончить: — На миссии будет Хатаке, как бы мне на ваши отношения плевать, но вот Данзо не хочет, чтобы ты хоть какой-то намёк давала на то, что вы были знакомы когда-то, — он ушёл, а она снова легла. — Миссия состоится через месяц… Почему именно он? — она с болью закрыла глаза, снова вспоминая Какаши.