Правда неизменна

Азирафаэль соглашается отправиться с Кроули обратно в его квартиру. Демон старается не задумываться слишком сильно об этом на долгом пути в Лондон. Старается не обращать внимание на то, что ангел сидит рядом с ним, а не на сиденье спереди. На то, что он прислоняется к плечу Кроули, совсем чуть-чуть, но достаточно, чтобы демон ясно чувствовал чужое тёплое прикосновение. Он так устал. Измучен событиями последней недели. Он просто не может сопротивляться больше, и гул двигателя и тепло сбоку утягивают его в сон. Ему кажется, что прошло только несколько мгновений, когда Азирафаэль начинает его будить. «Проснись, Кроули. Мы на месте.» Он фыркает, потягивается, и ведёт их вниз по тихим полуночным улочкам Мэйфейра. Ангел не отходит, идёт ближе, чем когда-либо раньше. Кроули следит за ним уголком глаза, первым заходя в подъезд, но не замечает никакой серьёзной причины изменений. Возможно, думает он, Азирафаэль просто так же потрясён произошедшим, как и демон, и ему тоже нужно какое-то постоянное подтверждение того, что они оба всё ещё здесь. Что всё ещё живы. Он замирает перед дверью своей квартиры, оглядываясь на ангела. - «Там небольшой беспорядок,» - предупреждает он, вспоминая, что так и не убрал то, что осталось от последней драки. На полу, вероятно, до сих пор покоятся останки демона. Азирафаэль пожимает плечами, терпеливо ожидая, стоя рядом. - «Ну, мой дорогой,» - говорит он, - «Ты видел мой книжный. Вряд ли я могу придираться к тебе за “небольшой беспорядок”.» «Ну, тогда ладно,» - ухмыляется Кроули и с поклоном показывает ему на вход. - «Добро пожаловать в моё скромное жилище.» - Ангел закатывает глаза и устало вздыхает, но не медлит, как того ожидает Кроули. Не отказывается и не говорит, что найдёт себе другое место. От этого в демоне появляется какая-то неопределённость, как у актёра в невероятно длинном спектакле, которому во время перерыва неожиданно сказали, что во втором акте ему придётся импровизировать. Он проходит за Азирафаэлем внутрь, с облегчением отмечая, что он хотя-бы вспомнил поправить мебель, сдвинутую и перевёрнутую атаками Бебала и Абалама. Ангел, морщась, оглядывает огромное, серое, пустое пространство. «Она такая...» - начинает он, умолкая, когда замечает статую в конце коридора. Аналой из церкви — с той ночи 1941. «Современная?» - предполагает Кроули, пряча улыбку. Это — больше, чем он ожидал, когда позволял себе мечтать, что приведёт сюда ангела. Он же всегда знал, что квартира ему точно не понравится. - «Стильная? Шикарная?» «Пустая,» - заканчивает Азирафаэль. Разворачивается к Кроули, голубые глаза сейчас такие большие и грустные. Потом он, кажется, ужасается сказанному. - «Ох, прости, конечно, она прекрасна, мой дорогой. Я не хотел...» Демон только смеётся. - «Ангел, всё в порядке. Я знаю, как она выглядит. Это — просто место. Где-то, где можно отдохнуть. Не дом.» - Домом была Бентли. Книжный тоже, хотя он никогда бы не признал этого вслух. Оба теперь исчезли, и ему осталось только это. Огромное, пустое место, недвижное, напоминающее о произошедшем здесь насилии, о боли. «О, но, Кроули, она...» - Ангел замирает, наполовину развернувшись к Кроули, в глазах вспыхивает страх. Демон тут же тянется всеми своими чувствами, ища опасность и не находя ничего. «Погоди здесь,» - приказывает Азирафаэль тоном, не оставляющим сомнений — он ждёт полного подчинения его словам. Бросает быстрый взгляд на Кроули и проходит дальше, глубже в квартиру. Кроули следует за ним, доставая меч и держа его на изготовке. Он не чувствует, что там, внутри, но в любом случае не даст ему застать их безоружными. Ангел останавливается, хмурясь, у двери в его личный кабинет — тот, в котором стоит его кровать и особый, секретный сад. Подносит руку к дверной ручке, потом останавливается и отворачивается. Вместо этого он идёт прямо в главный кабинет Кроули, где замирает в дверном проёме. «Отойди,» - приказывает он. - «Я не...» «Держись сзади, ангел,» - говорит демон, тянясь, чтобы закрыть Азирафаэля от опасности, но ангел не сдвигается с места. «Я сказал, отойди,» - повторяет он, всё ещё стоя на месте. - «Здесь есть что-то святое.» Кроули почти сразу же осознаёт, в чём дело. - «А... Там, это.» - На полу виден чёрный ил, везде вокруг ангела. Расплавленные останки демона. - «Смотри под ноги.» - Азирафаэль уже чуть в них не наступил. «Что?» - Ангел опускает глаза и отступает, почти сталкиваясь с Кроули. - «Что это?» «Лигур,» - объясняет он. - «Или то, что от него осталось.» «Что... ох.» - Азирафаэль всё стоит недвижно, сверля ил взглядом. - «Святая вода.» - Напряжение в воздухе испаряется, когда он расслабляется. - «Да, теперь я тоже чувствую. Я подумал... ну, я подумал, что кто-то,» - он указывает пальцем вверх. - «Решил нанести нам визит.» «Не-а.» - Кроули понижает лезвие. Он знает своих братьев и сестёр, и он знает Ад. Им нужно время, чтобы перегруппироваться и поспорить о том, что нужно сделать. И документация. Им придётся заполнить правильный бланки, получить нужные подписи, даже для этого. Так что у них есть хотя бы ближайшие двадцать четыре часа до того, как кто-то за ними придёт. - «У нас есть ещё день или два, прежде чем хоть что-то случится.» - Он пытается протиснуться мимо ангела. - «Слушай, дай мне просто...» «Нет.» - Его плечо сильно сжимают, и Азирафаэль отталкивает его назад, вглубь по коридору. - «Ты не пойдёшь туда до тех пор, пока я всё не уберу. Я не буду рисковать тобой, когда мы имеем дело с чем-то таким опасным, как Святая Вода.» «Ангел,» - протестует Кроули, но Азирафаэль только качает головой и смотрит стальным взглядом. «Ты сегодня и так слишком много раз пошёл на риск. Стой. Здесь.» «Осторожнее, Азирафаэль,» - отзывается Кроули, смотря, как тот входит в комнату и создаёт швабру и ведро. - «А то я ещё подумаю, что тебе не всё равно.» - Он только частично шутит. Ангел пристально смотрит на него. - «Конечно, не всё равно, мой дорогой. А теперь, пожалуйста, мне было бы намного лучше, если бы ты отошёл куда-то, пока я это не прибрал. Не хотелось бы, чтобы на тебя случайно попали капли.» Конечно, не всё равно, - мысленно повторяет Кроули, рассеянно кивая. Это что-то новое. Но он слишком устал, чтобы возражать. Пустота вторит ему другими словами. Ты мне даже не нравишься. Мы — не друзья. Всё кончено. Я прощаю тебя. Сейчас у него даже недостаточно энергии, чтобы оттолкнуть их обратно за свои стены. Так что он только относит свой меч обратно в кабинет и аккуратно вешает его на место на стене, боясь, что если он откроет тот карман реальности, в котором обычно его хранит, то не сможет сдержать там крылья. Скрывает их несложное заклятие, которому он научился ещё задолго до того, как Она создала людей. Чтобы его создать, нужна лишь кроха силы. Но сейчас он настолько устал, что у него нет даже этой крохи. Но сон в автобусе принёс ему хоть какую-то пользу. Благодаря ему у него есть достаточно энергии, чтобы сейчас стоять на ногах, хотя он и бросает отчаянный взгляд на свою кровать. Не сейчас, - говорит он себе, умышленно отворачиваясь от мягких чёрных простыней. Если он уснёт, то не знает, когда проснётся — а у него нет времени на десятилетний сон. Им нужно придумать план. У них есть только один день на подготовку, а он до сих пор понятия не имеет, что значит пророчество Агнессы. Он сможет поспать позже. Когда убедится, что Азирафаэль в безопасности. У них впереди — сложные разговоры, он знает. Для начала, про стороны. Что это значит — быть на собственной стороне. Он не может забывать, что Азирафаэль вообще-то никогда и не давал на это согласие. Не сказал ещё, хочет ли вообще быть на одной стороне с Кроули. Возможно, не хочет. Возможно, он пожелает пойти своим путём после всего произошедшего. Как просто две сверхъестественные сущности, сами по себе, в этом огромном мире. И тогда Кроули вновь останется один. Этой ночью он чувствует, как его неусыпно грызёт тишина, острая и болезненная. Он почти чувствует своих братьев и сестёр на другом конце искалеченной связи — совсем чуть-чуть реальнее обычных отпечатков в пустоте. Тревожит и призрачная боль в груди. Место, где он оборвал свою связь с Адом. Последнюю связь со старшим братом, которого так любил. Сейчас он думает о своей семье. Обо всём, что он потерял. Да он уже три раза потерял Азирафаэля на одной этой неделе. На помосте, где ангел отрёкся даже от их дружбы. На улице, после нападения Бебала и Абалама, когда отказался сбежать с ним. В пожаре, когда уже он сам так эффектно провалился в своих попытках сохранить жизнь ангелу. Он не знает, хватит ли у него сил пережить четвёртый раз. Уставившись на меч на стене, Кроули интересуется — каково сейчас его братьям и сёстрам. То, что он увидел Габриэля, увидел, и его увидели, но не узнали, раскрывает в нём часть старых полузаживших ран. Лицо его брата прямо перед тем, как он исчез... оно было маской, теперь покрытой трещинами. Обломки его безразличного, ледяного фасада откалывались от неё, раскрывая ужас и боль внутри. Как лицо кого-то, чей мир только что разрушился прямо у него под ногами. Кроули узнал это выражение. Однажды он его уже видел. *** Он может слышать только их дыхание. Резкое. Тяжёлое. Сталь, бьющая по дереву, сыплющиеся искры, когда его усиленный чудом посох выдерживает удар. Он отскакивает, уклоняется от её следующей атаки, глаза бегают — он ищет слабые места. Микаэль — быстрее и сильнее, Её Воин, величайший солдат Рая. Но у Рафаэля есть что-то, чего нет у неё. Узоры вселенной. Это — его личный дар, способности видеть их все без усилий и концентрации. С того дня в Саду, когда Люцифер научил его исцелению, он никогда по-настоящему не смог перестать их видеть. Они — первое, что он замечает, глядя на любое живое существо. Линии, раскрывающие его жизнь, его силы, его слабости, то, больно оно или здорово. В данный момент её собственные пульсируют усталостью, серые по краям, совсем как у него. Она замахивается, и он дёргает крылом, отталкивая её меч. - «Ты небрежна,» - говорит он. - «Можешь же лучше.» «Сволочь,» - выплёвывает она и рвётся вперёд. Рафаэль бросается на неё, поднимая посох. Они сталкиваются, тело к телу, его трясёт под напором её силы. Сейчас его посох — единственное, что не даёт её лезвию соприкоснуться с его лицом. Он игнорирует вспышку боли в груди, сжимает зубы и не сдвигается с места. Микаэль бьёт по нему всей своей силой, по его посоху, который теперь почти прижимается к его носу. Когда его руки устают и почти роняют посох, он раскрывает крылья и сильно ими взмахивает, позволяя импульсу унести его назад, пока её меч, ничем не останавливаемый, падает на землю. Он уходит в сторону, избегая ещё одного резкого удара, складывая крылья на спине. «Стой на месте, чёрт побери,» - бранится его сестра, следя за его движениями холодно-голубыми глазами. Рафаэль смеётся, кружа вокруг неё, и не отвечает. Золотой свет отражается от его посоха, пока он движется, лениво вращая в руках оружие, ожидая её атаки. Микаэль подпрыгивает, огромные крылья поднимают её в воздух. У него как раз достаточно времени, чтобы упасть, прокатиться по траве, уклоняясь от лезвия, и вскочить на ноги. Она снова бросается вперёд, морщась, когда переносит вес на левую ногу. Он тут же останавливает свой удар, роняет посох и бежит вперёд, чтобы поймать её, когда она спотыкается, уверенные руки вынимают меч из её рук и отбрасывают прочь, сейчас для них главное — взять её за локоть, помочь выровнять вес и отвести куда-нибудь присесть. «Дурочка,» - укоряет её он, после того, как усаживает на скамейку. - «Ты же знала, что переусердствовала. Почему ты ничего не сказала?» Она закатывает глаза. - «Не притворяйся, что не делаешь то же самое, братишка.» - На её лице появляется тревога, когда она бросает взгляд на его грудь, повязка там слегка выступает на ткани его одежд. «По крайней мере, я не настолько глуп, чтобы попытаться приземлиться на ногу, которую прошлой ночью сломал в трёх местах,» - возражает Рафаэль, вставая на колени у её ног. - «Давай я посмотрю.» Микаэль выдёргивает ногу из его рук. - «Нет. Ты ещё истощён после вчерашнего. Со мной всё будет в порядке, если я просто минуту здесь посижу.» Рафаэль вздыхает и вновь тянется к ней, берясь за линии её узора. Она права, он истощён, но на это у него хватит сил. Он вливает в неё собственную энергию, стирая серость из её линий. Когда он отпускает узор, на её лицо возвращается больше красок, а её нога намного больше похожа на здоровую. Он удовлетворённо кивает. Микаэль вытягивает руку и дёргает его за ухо. «А это за что?» - возмущается целитель, потирая его. Сестра гневно прищуривается. «Тебе нужно вернуть всю свою силу. А я могла бы подождать одного из твоих целителей.» «Могла бы,» - признаёт он. - «Но я был рядом. А какой из меня целитель, если я не могу даже исцелить мою сестру.» Рука Микаэль дёргается, как будто она хочет опять оттрепать его, и он уклоняется, поднимая руку, чтобы заблокировать удар. Она ловит её, не отпуская, когда он пытается её убрать. - «Ты прошлой ночью до полусмерти себя довёл, не давая умереть не только мне, но и двоим Стражам. Твои собственные целители сказали, что мы почти потеряли тебя — ты всё не останавливался, чтобы дать им исцелить уже тебя.» «А. Тогда дай угадаю,» - с ироничной улыбкой говорит Рафаэль. - «Именно поэтому ты решила притащить меня сюда, на тренировку, и прогнала всех остальных. Ты просто хотела ещё больше меня измотать, чтобы ты могла поорать на меня, а я не смог бы защититься.» - Ему правда показалась странной её настойчивость пойти практиковаться, учитывая, что, она знала — что он не позволил бы ей пойти в одиночку с не до конца исцелённым узором. Она снова закатывает глаза. - «Такой драматичный. Совсем как твой брат.» - Они оба вздрагивают. Он знает, которого брата она имеет в виду. - «Прости,» - говорит она через мгновение. - «Я не это имела в виду.» Он кивает. Он знает это. Но ему всё равно больно. «Но, да, я хотела с тобой поговорить,» - признаёт Микаэль, и он ухмыляется. «Понятно. Так что... Ты собираешься приказать мне больше так не рисковать собой, правда?» - Если бы он был на её месте, то сделал бы то же самое. Но будучи на своём — не изменил бы своё решение. Они охраняли комнату реликвий, место, где хранились все Её святые артефакты, и ждали очередной атаки. Ходили слухи, что странная группа ангелов-изменников была заинтересована в некоторых из этих артефактов. Им нужно было только ждать и быть там в нужный момент, чтобы их остановить. Так они думали. Они не были готовы к такому жестокому нападению. Четверых из их группы убили уже в первые несколько минут. Ещё пятеро умерли до того, как Микаэль упала с ногой, вывернутой под неестественным углом, и мечом в животе. Рафаэль не помнил большую часть оставшейся битвы. Он был слишком занят её защитой, вливанием своей энергии в её узор, чтобы полностью замечать и осознавать, что делал. Два Стража пали рядом с ним, и он автоматически прицепился и к их жизненным узорам, держа их в живых, исцеляя худший урон. Он даже не заметил, когда его проткнули мечом. Только когда на помощь пришли Габриэль и Уриэль, отдирая его от старшей сестры, вкладывая силу в его узор, сохраняя ему жизнь, он осознал, что ранен. В конце концов, чтобы исцелить его до такой степени, потратили всю свою энергию двое его целителей. Микаэль была немногим лучше — ей ушла большая часть его энергии. Два Стража всё ещё оставались в залах Исцеления, их держали в живых младшие целители, пока те сами не восстановились достаточно, чтобы о них позаботиться. Он отмечает — ему нужно больше тренироваться. Им нужна будет вся помощь, которую они могут получить. «Нет,» - говорит она. - «Хотя это хорошая мысль. Тебе нужно больше о себе заботиться.» Он согласно кивает. Он не может сказать ей, что это неважно. Что он совсем скоро Падёт, и независимо от того, будет он или нет рисковать своей жизнью. Вместо этого он только пожимает плечами. - «Буду, когда ты будешь.» Лицо Микаэль дёргается, он знает — она прячет ухмылку. - «Вообще-то, я хотела поговорить с тобой о чём-то другом,» - продолжает она. Рафаэль вздыхает и встаёт, чтобы усесться на скамейке рядом с ней. - «Ладно. Меняй тему, как хочешь. Мне просто придётся потом напомнить тебе, что никому не будет лучше, если ты ещё раз сломаешь ногу до того, как у моих целителей появится шанс её вылечить.» «Ты можешь побыть серьёзным хоть минуту?» - хмуро смотрит на него она. Он кивает, пробегая пальцем по губам, делая вид, что запирает их на замок. Его сестра закатывает глаза, но, кажется, смягчается. Он нетерпеливо ждёт и замечает в растерянности, что она нервничает, всё не может сесть спокойно. «В чём дело?» - спрашивает он, неожиданно наполненный тревогой. - «Микаэль?» «Искорка...» - вздыхает она. - «Рафаэль...» «Ладно, сейчас ты меня вообще беспокоишь,» - Рафаэль наклоняется вперёд, кладёт ладонь на её руку. Она никогда не называет его по имени. Не если это действительно что-то серьёзное. «Я надеялась тебя измотать,» - тихо признаёт она. - «Чтобы ты не взвился и не сбежал, когда я скажу то, что должна сказать.» Он пытается вспомнить, что такое мог сделать, что это вызвало. Не вспоминается ничего. По крайней мере, ничего нового с прошлого раза, когда они так разговаривали. Хех. Тогда он заклял волосы Метатрона, чтобы волосы того становились другого, невыносимо яркого цвета каждый раз, когда он заявлял, что говорил за Бога. Но правда, он заслужил это, важничая, что он-то всё ещё мог говорить с их Матерью, хотя они, Её первые дети, не могли. Изменение цвета его волос было к лучшему для всех. Не сделай он этого — Габриэль и Сандальфон могли бы устроить что-то действительно радикальное. «И... почему бы мне захотелось сбежать?» - спрашивает он, страх сворачивается во внутренностях. Она знает? Она видела? Микаэль строго смотрит на него. - «Я знаю, каким обидчивым ты можешь стать, когда не хочешь что-то слышать.» «А что я не хочу слышать?» - уточняет он, чувствуя пульсирующее в теле напряжение. Что же это такое, он не может понять, о чём ей нужно было поговорить с ним наедине, вот так? «Это об Азирафаэле.» Он замирает. - «Что?» «Ты... сейчас проводишь с ним много времени,» - осторожно говорит она. «И? Я провожу время со многими.» - Он сверлит её взглядом. - «И мне казалось, ты меня в этом поддерживала.» - Он всегда полагался на её одобрение, пусть и невысказанное, в противовес кричащему неодобрению младших. «Да,» - так же тихо соглашается она. - «Но идут пересуды. Все знают, насколько мы заняты, и, видя, сколько времени ты тратишь на одного Начало... они начинают задавать вопросы. Почему только с ним конкретно, но не со всеми остальными? Почему с ним, а не с собственными братьями и сёстрами?» «Они?» - резко переспрашивает он. - «Или вы?» - Она отводит взгляд, холодно-голубые глаза устремлены на его ладонь — та всё ещё лежит на её руке. «Микаэль.» - Он чувствует, как тревожно вздрагивают его крылья, перья пушатся от злости. - «Что ты на самом деле пытаешься сказать?» «Ты же должен знать, как это выглядит,» - отвечает она, поднимая голову и встречаясь с ним взглядом. - «Архангел, проявляющий столько интереса к кому-то из нижних рангов.» «Люциферу всегда было на это наплевать,» - возражает он. - «Он мог говорить с кем угодно, и ему ты ничего такого не говорила.» Микаэль качает головой. - «С Люцифером было по-другому. Над ним не висела тень войны. В отличие от нас.» Он не может не обратить внимание на то, что они оба говорят о старшем брате в прошедшем времени. Они не обсуждали то, что случилось. Их подозрения о вчерашней атаке. Но он знает, что она разделяет его страхи за брата.» «Так разве это — не ещё одна причина объединяться? Быть там, с другими ангелами, вместо того, чтобы отгораживаться ото всех? Если... если ангелы Падают, разве нам не нужно больше вовлекать себя в дела и нижних рангов?» - возмущается Рафаэль. Он ненавидит это. Ненавидит то, как все они сомневаются в их отношениях с Азирафаэлем. И всё не могут понять, что он заботится о Начале не по какой-то особой причине, а просто из-за того, что он есть. Они не осознают, что он не пытается кем-то их заменить. Что он от этого ничуть не меньше заботится о них. Но всё, что они видят — только угрозу, и обращаются с Азирафаэлем именно так. «Так ты поэтому проводишь всё своё время в Эдеме?» - вздёргивает бровь она. - «Чтобы разбираться в делах Сада и садовников?» «Я... ты знаешь, почему. И ты сказала, что одобряешь.» - Он звучит раздражённо и знает это. Но, чёрт побери, она говорила ему, что ей понравился Азирафаэль. Да Адское Пламя, она даже отправила к нему Начало, когда знала, что ему нужен был друг. Кто-то вне их маленькой семьи, кто смог бы утешить его так, как не смогли бы они. «Одобряла,» - кивает Микаэль. - «И одобряю. Но я беспокоюсь. Ты в последнее время не был самим собой, и, я думаю, дело может быть в нём. Рафаэль, я знаю, что ты к нему чувствуешь. И тебя чаще нет дома, чем ты есть последние несколько месяцев.» Он сопротивляется желанию сорваться с места и закружить вокруг скамейки, шевеля крыльями на спине, думая. - «Это... он... я... нгк.» - Он избегает братьев и сестёр. Знает, что избегает. Но как он может смотреть им в глаза, когда знает, что скоро произойдёт? Что им придётся сделать? Он пытался. Он сильно, правда, сильно пытался быть хорошим. Не задавать вопросов. Не ставить под вопрос Её. Но он знает, что ущерб уже нанесён. И признаки ярко видны. Прошлой ночью он видел их собственными глазами. Он Падает и ничего не может изменить. «Я знаю,» - повторяет она. - «И если бы всё было как обычно, я ни сказала бы ни слова. Ты знаешь. Но сейчас ты нам так нужен. Здесь. С нами.» «А ему не нужен, так что я должен просто остаться дома, как хороший маленький целитель, и забыть, что у меня есть друзья, да?» - выплёвывает Рафаэль, глаза пылают тёмным, яростным золотом. Какое у неё право требовать подобного? Заставлять его оставить единственный, одинокий уголок уюта, который у него остался? «Я не это имею в виду.» - Теперь она вглядывается в него своими ледянистыми голубыми глазами. Когда-то он подумал, что они напоминают сталь. Твёрдые и холодные. Она где-то далеко, за семью замками скрывает свои эмоции, показывая миру суровое, бездвижное лицо. И только в самой глубине этого льда читаются её мысли и чувства. Он так отличается от мягкого, солнечно-небесного цвета глаз Азирафаэля, с его лицом, как раскрытой книгой — захочешь и прочтёшь. И, Боже, как он любит их обоих. Так, так сильно. Как бы он вообще смог выбирать между ними? «Тогда говори ясно,» - бросает он, огонь его злости вспыхивает в словах, в тоне голоса. - «Что ты имеешь в виду?» «Мы на войне. И тебе нужно будет отдать всего себя своей стороне. Ты не можешь отвлекаться — в любой момент может напасть Люцифер.» От её слов по его позвоночнику ползут мурашки. Война. Он знал, что она должна была начаться. Много месяцев знал, что всё придёт к этому. А атака прошлой ночью... не была простым налётом. И не маленького сборища недовольных ангелов. За этим скрывалось большее. Всегда скрывалось. «Азирафаэль — один из самых преданных Ей ангелов,» - подчёркивает он, заставляя мысли вернуться к теме разговора. Ему нужно, чтобы она знала. Понимала. Потому что когда он Падёт, они будут искать кого-то, кого можно обвинить. И ему нужно увериться, что это не будет Азирафаэль. - «Он не Падёт.» «Я не волнуюсь насчёт него. Я просто не хочу, чтобы ты думал о нём, когда должен думать о своих обязанностях.» - Она тянется к нему по их связи, вот она — прохладная сине-серебристая венка её самых личных мыслей. Всё, что она заперла внутри, её спрятанное сердце, раскрытое перед ним нараспашку. То, как она его любит. Как скорбит из-за потери Люцифера. Как боится потерять ещё кого-то. «Я не хочу, чтобы тебя отвлекло в битве,» - добавляет она. В её сознании он видит всё это — её худшие страхи. Габриэль, самонадеянный, берущий на себя врага, с которым не может разобраться. Уриэль, подавляемая самим Люцифером, падающая под ударом лезвия старшего брата. Сандальфон, наполненный яростью, один против легиона Падших. Сам Рафаэль на поле боя, отворачивающийся от врага, когда от боли вскрикивает Азирафаэль. Враг, пробивающий его насквозь, уничтожающий его. Она сама, смотрящая, как он умирает до того, как к нему поспевает хоть кто-то из целителей. - «Мы не можем позволить себе ошибиться.» Он отступает, по сознанию бьёт собственная боль. Он встретится со своей кровью в битве. Так сказал план. С его кровью. С его сестрой. Его смерть — её худший страх, и он ничего не может сделать, чтобы он не пришёл в реальность. Микаэль смотрит на него, и он видит затаившийся в её глазах страх. - «Я хочу, чтобы ты пообещал, что останешься с нами,» - говорит она. - «Не ходи больше в Сад. По крайней мере, до конца войны.» «Любой из нас мог бы умереть,» - сплёвывает он, злость снова поднимается внутри. Сейчас она вскипает так часто, намного чаще, чем раньше. Ещё один признак его надвигающегося Падения. И теперь он и правда встаёт и расчерчивает пространство вокруг своими шагами, крылья резко распахиваются в смятении. - «Он мог бы умереть. И ты хотела бы, чтобы я оставил его, потому что боишься?» «Я хотела бы, чтобы ты остался в живых,» - огрызается в ответ Микаэль. - «Ты нужен нам здесь, с нами. С нашей семьёй. Они должны знать, что после Люцифера... что ты просто когда-то не исчезнешь, как он.» «И я не могу этого пообещать,» - говорит он, теряя контроль над собственным страхом и болью. Её глаза расширяются, когда вся сила его эмоций бьют по ней, заполняя связь. «Рафаэль,» - ахает она, инстинктивно тянясь к нему. - «Что..?» - Её сознание цепляется за воспоминание. Красная и золотая кровь капает на бинты, которые он меняет трясущимися руками, капли, подчёркнутые липкой чёрной кровью Падшего ангела. Она отшатывается от воспоминания, сжимается на скамейке. Он отталкивает её, вокруг сознания поднимаются стены. Но уже поздно. Она увидела. «Не двигайся,» - приказывает Микаэль, встаёт и вцепляется ему в плечи. Её собственные крылья распахиваются вокруг них, не давая отступить, уйти, сбежать. Её рука поднимается, оттягивает его одежду, пока полностью не обнажается его левая сторона, от прохладного воздуха Рая по бледной коже бегут мурашки. Повязки на груди давно нужно бы сменить, красная кровь просачивается через мягкую белую марлю. Она аккуратно убирает обрывки ткани, раскрывая полуизлеченную рану. Та вновь раскрылась во время их тренировки, кровоточа алым и золотым. Но к золоту примешано и что-то темнее. Плотная, вязкая жидкость. Чёрная, смолистая, заражённая тьмой. Кровь Падшего. «Ты всегда говорила мне не задавать вопросы,» - мягко говорит он, осторожно отцепляя её руки и возвращая на место бинты. Капля силы — и они вновь полностью чисты, хотя и не останутся такими надолго. - «Ты была права.» Она пялится на него, глаза расширены от ужаса, боль и паника пульсируют в крови. Он видит, как уничтожается её уверенность, как знание потрясает до основания весь её мир. «Рафаэль...» «Прости,» - говорит он, подавляя всхлип. - «Я не думаю, что это можно как-то остановить. Я... я пытался.» «Нет.» - В её словах звенит сталь, холодная, прочная, неизменная. - «Нет. Я это не позволю.» Рафаэль качает головой. - «Не думаю, что у нас есть выбор. Это всегда было частью Её плана.» Микаэль пронзает его острым взглядом. - «Что ты имеешь в виду?» «Я...» - Книга исчезла. Осталась в Её тронном зале ещё недели назад. Его сестра не сможет её найти, сама увидеть её запретное знание. Она защищена хотя бы от этого, и теперь он может ей рассказать. - «Люцифер дал мне копию Великого Плана.» Сейчас она вжимается в его стены, сине-серебристое переплетение мыслей с замешательством, злостью и болью. Он впускает её, образ того дня в Саду формируется в его голове. Он нашёл меня в Эдеме, говорит он по связи. И сказал, что я Паду. В воспоминании губы Люцифера двигаются, составляя заветные слова. Она пожертвует тобой, Рафаэль. Она заставит тебя Пасть. Нет. Её ужас заполняет его, и он отрезает их стеной от братьев и оставшейся сестры. Он не знает, сколько ему осталось, но он не хочет в свои последние дни взваливать это и на их плечи. Люцифер должен был лгать, произносит она. Это не может быть Её планом. Мне жаль, говорит он, заполняя из связь собственной болью и сожалением. Он показывает ей страницы книги. Весь Её план, разложенный в его сознании. Недостаточно, чтобы Микаэль увидела, узнала то, что им всем запрещено знать. Но достаточно, чтобы смогла почувствовать Её силу в словах. Он показывает ей свою страницу. Его вопросы опустят его в огни Падших. Она не может сделать это с тобой. По такой связи он может чувствовать, как растёт в ней божественный гнев, направленный на их Мать. Она не может заставить тебя Пасть только за это. Её злость поднимается, как магма, вот-вот готовая вырваться из жерла вулкана. МИКАЭЛЬ! - кричит он, и она поражённо останавливается. Он никогда раньше не кричал на неё таким тоном, со страхом, холодной белой ниткой вьющимся в его мыслях. Хватит, говорит он. Всё кончено. Я Паду. Произнесение это вслух словно укрепляет идею. Делает её реальной, такой, какой она не была раньше. И от этого что-то внутри него словно рвётся, расходится трещинами вглубь его естества. Не... не борись с этим. Не рискуй собой. Его страх окутывает её ярость, охлаждая её, приводя в сознание. Ты не можешь, говорит она, с силой сжимая его руки. Ты не можешь пасть. Я не хочу, просто отвечает он. Никогда не хотел. Он даёт ей почувствовать всю его боль, его страх, его сожаление. Все его вопросы. Тяжесть ответов, которые он так никогда и не получил. Агония предательства. Холодное, горькое осознание всего, что он так скоро потеряет. Глаза Азирафаэля мелькают в сознании, и он чувствует острое жжение утраты. Люцифер лжёт, говорит ему сестра. Он может лгать и об этом. Мы можем найти способ всё остановить. Он знает, она сейчас цепляется за соломинку. За надежду, что это — не то, что предопределила им их Бог. Он не убивает эту надежду, хотя сам слишком хорошо понимает. Да, Люцифер лжёт. Но он не солгал об этом. Ты перестанешь задавать вопросы, приказывает она. Хорошо, соглашается он. Он уже перестал, по большей части. Он не задаёт вопросов там, где их могут услышать другие, не когда знает возможные для них последствия. Но только то, что он не говорит их вслух, не значит, что они не всплывают постоянно у него в голове. И никаких больше проказ, добавляет она. Изменения цвета волос. Розыгрышей. Ничего даже немного сомнительного. Рафаэль кивает. Ладно. Он не думает, что это как-то влияет на его Падение, но если от этого ей будет лучше, он согласен. Ты будешь выполнять свои обязанности на максимум. Никаких послаблений. Никаких отвлечений. Никаких, соглашается он. А Азирафаэль... - начинает она, но её тут же обрывает яркая вспышка эмоций. Его страх и отчаяние закрывают всё остальное в связи. Он — ещё один твой якорь, говорит Микаэль. Я не буду просить, чтобы ты перестал с ним видеться, пока это не отвлекает тебя от обязанностей. Целитель облегчённо вздыхает. Он боялся, что она могла бы потребовать и этого, и он не смог бы не подчиниться. Но я, продолжает она, всё же попрошу, чтобы ты проводил больше времени дома. Я была права, говоря, что ты здесь почти не бываешь. А мы скучаем по тебе. Он тоже чувствует её страх, её потерю. Она так хочет, чтобы он всегда был рядом, чтобы они смогли разделить каждый миг их жизни. Но у неё есть обязанности. У него есть обязанности. У всей их семьи есть обязанности. Сейчас они нечасто могут быть рядом — только если по связи. Не говори остальным, умоляет Рафаэль. Я не хочу... не хочу, чтобы они беспокоились. Они и так в немалой опасности, их не должно постоянно тревожить ещё и это. Он чувствует по связи её согласие. Они не услышат об этом от меня, обещает его сестра. Спасибо. Он вздыхает, опускает плечи и утыкается ей в плечо. Она обнимает его, обворачивает крыльями, как любила делать, когда он был очень маленьким. «Ты не Падёшь,» - говорит она, зарываясь лицом в его волосах. - «Я не позволю.» Он так хочет позволить себе поверить в это, сейчас, закрытый щитом из её крыльев. Именно здесь он всегда ощущает себя в безопасности, где его сильная старшая сестра в любой момент готова защитить его от опасности. Но в глубине души он знает правду. Пусть они попытаются остановить это. Пусть у них получится это задержать. Но в конце концов он Падёт. Таков Её Великий План. «Я люблю тебя,» - говорит он, не зная, что ещё можно сказать. - «Всех вас. Даже Сандальфона.» Микаэль тихо смеётся почти ему в ухо. - «Я знаю, Искорка,» - отзывается она. - «И мы тебя тоже любим.» *** Уже так, так много лет он не чувствует себя достойным этой любви. Достойным вообще чьей-то любви. Он — демон. Адская тварь. А создания Ада невозможно любить. Это сама их природа — быть нелюбимыми. Но... сегодня он освободился. Он больше не принадлежит Аду. И Азирафаэль здесь, в его квартире. Так может он позволить себе, совсем чуть-чуть, надеяться..? Нет. Он безжалостно задувает слабый огонёк надежды. Пусть Азирафаэль и выбрал встать рядом с ним в самом конце, но это никак не может влиять на его чувства к самому Кроули. Ты мне даже не нравишься. Он вспоминает ту ночь. Решительность в глазах Азирафаэля, когда он сказал это. Нет никакой “нашей стороны”. Нет. Между ними может быть дружба. Может быть. Но он — не Архангел. Он — не Рафаэль. Больше нет. Он не может быть чем-то, что Азирафаэль смог бы полюбить. Он слышит шаги ангела в коридоре, а потом в ванной начинает работать раковина — тут же становится слышно, как бьёт вода по дну пластикового ведра. По звуку он заключает, что ангел решил очистить его кабинет трудным путём. Сейчас он, скорее всего, так же истощён, как и Кроули, после того, как его так неожиданно развоплотили — а потом так же неожиданно вернули в его тело. Кроули готов расцеловать Адама за это. Он мысленно записывает — ему нужно сделать всё возможное, чтобы мелкий получил на день рождения что-то грандиозное, пусть даже неделей позже. Зевая, он доходит до стола, забитого цветами. Его второй самый удобный распылитель стоит на том же месте, где его и оставили, всё ещё полный специально очищенной воды, которую он использует для полива более привередливых растений. Он шипит на горшок миниатюрных роз и начинает проверять их на наличие пятен. Окружённые в последние несколько дней атмосферой жестокости, они несколько подвяли. Он вспоминает о судьбе своего лучшего распылителя, взорвавшегося в его руках, когда Хастур раскрыл его блеф. Теперь ему придётся достать ещё один, при условии, конечно, что они переживут то, что Рай и Ад решили с ними сделать. «Даже не думайте лениться,» - предупреждает он розы. - «Я не держу вас здесь только для того, чтобы вы могли отплатить мне издыханием каждый раз, когда на горизонте появляется тень проблемы. Когда-нибудь я обязательно испробую на вас тот измельчитель.» - Он сверлит взглядом маленький ящичек голубых роз. Эти, в особенности, потребовали много работы. Человеческие учёные ещё не добились такого результата, но у демона Кроули есть средства, которых нет у них. Он потратил немалую часть шестнадцатого столетия на то, чтобы вывести эту красоту, и он оправданно ей гордится. Он хочет как-нибудь посадить пару семян в дикой природе, просто чтобы посмотреть, что люди сделают, когда обнаружат их. Но до этого во всём мире кустов существует только два экземпляра. Он был пьян, когда придумывал им название, одной поздней ночью после вечера, который провёл рядом с Азирафаэлем. Благодать Ангела, так он их назвал, вспоминая о ярких, небесно-голубых глазах и мягких улыбках. Потом он как-то узнал, что на языке цветов голубые розы означают недостижимое желание. Он проходит мимо роз, аккуратно опрыскивая свои орхидеи, прежде чем взглянуть на пятнышко незабудок. Ещё много таких пускают корни в ящике, так много, что ему скоро придётся пересаживать их. Возможно, в другой ящик у окна. Или даже в другую часть квартиры — теперь-то ему не нужно беспокоиться, что к нему без приглашения заявится Хастур или Лигур. Кроули занимает себя проверкой крохотных растений, бормоча угрозы, которые не имеет в виду, пока осторожные руки приподнимают каждый лепесток, чтобы проверить на пятнышки. Забота о них успокаивает его, ослабляет пережитые страх и страдания. Он зарывается пальцами в почву и позволяет спокойствию земли и уравновешенности зелени поглотить его. «Кроули?» - голос Азирафаэля прерывает его, возвращая в реальность. «Я здесь, ангел,» - зовёт он, на мгновение забывая, что Азирафаэль никогда не видел эту скрытую часть его. Но через это мгновение он всё вспоминает, слыша, как приближаются шаги ангела. Он слишком измучен, чтобы запаниковать. Так что он только сильнее вцепляется в распылитель и надеется, что ангел не заметит особое значение некоторых его растений. «О!» Кроули разворачивается при звуке и видит Азирафаэля, стоящего в проёме двери, потрясённо оглядывающегося. - «О,» - повторяет он, широко раскрытые глаза замечают горшок с анемонами и астрами, перебегают по ковру тюльпанов на ящик, полный гардений, которые Кроули всё забывает пересадить. Смешно, думает Кроули, смотря, как Азирафаэль оглядывает его растения. Как всё возвращается к этому. К нему, ко мне и к саду. Азирафаэль поднимает глаза на Кроули и улыбается. - «Ох, Кроули, у тебя такой впечатляющий сад.» «Впечатляющий, да.» - В его голосе невольно звучит гордость. - «Хотя,» - добавляет он, бросая многозначительный взгляд на парочку орхидей, - «им бы лучше не подцепить никаких идей из той похвальбы, которой ты их осыпаешь, ангел.» - Хилый хлорофитум, всего несколько дней назад перенесённый сюда из гостиной, трясётся в своём горшке. - «И ты тоже,» - добавляет он, одаривая взглядом гелиотроп в углу, который, кажется, ответно съёживается. - «Ты знаешь, что сделал.» Ангел смотрит на него своим взглядом, полным полу-отчаяния и полу-нежности. Он так часто видел этот взгляд за эти тысячелетия, и он ценит его, как и все остальные. Это выражение лица, угол его бровей, подёргивание уголков губ... Это выражение — его самое любимое. Будучи ещё Рафаэлем, он часто видел его во время их прогулок по саду. Иногда он делал из этого игру — что он должен сделать, чтобы Азирафаэль так на него взглянул? Розыгрыши братьев и сестёр обычно делали своё дело. Невежливые замечания о тех, кто ему не нравился. Вопросы, которые не были слишком близки к сомнению в Ней. После Падения он только через несколько тысячелетий смог вновь увидеть этот взгляд. И даже сейчас у него так редко получается по-настоящему его заметить. Обычно ангел скрывает его, зарывает под неодобрением, или неловкостью, или ещё чем-то другим. Но в этот раз именно Кроули первым отводит взгляд. «Мой дорогой,» - говорит Азирафаэль, и его голос содержит тот же тон, что и выражение лица. - «Тебе правда стоит лучше к ним относиться.» Кроули хмыкает и отворачивается, возвращаясь к опрыскиванию растений. Если он слишком долго будет так смотреть на ангела, он себя выдаст — даже с очками, закрывающими его глаза. Граница между ними как-то сместилась, и он не до конца понимает, куда можно ступить. Эта последняя неделя была... мягко говоря, богата событиями, и сейчас он только хочет не потерять то немногое, что у него есть. «А это... незабудки?» - спрашивает Азирафаэль, и Кроули подпрыгивает. У ангела каким-то образом получилось миновать столы и подойти к нему сзади, чего демон даже и не заметил. «Нгк.» - Он пронзает ангела взглядом, хотя не то чтобы тот это замечает — его глаза скрыты за тёмными очками. - «Миосотис,» - бросает он, оправившись от шока. - «Ядовитый. Вызывает... рак печени.» «Хмм.» - Азирафаэль наклоняется через его плечо, чтобы лучше рассмотреть растение, кажется, совсем не потревоженный их внезапной близостью. - «Насколько я знаю, люди почти всегда говорят, что что-то вызывает рак. Эти, я уверен, совершенно безопасны. Хотя китайский сорт может быть несколько вреден пастбищным животным.» «О?» - Кроули вздёргивает бровь, нервничая из-за того, как близко находится его лицо. Если опустить глаза, ему видно, насколько мало расстояние между их губами, неверное движение — и они соприкоснутся. Это слишком. Он осторожно отступает. - «А ты что, эксперт по ядам? Азирафаэль, ты многое от меня скрывал!» - поддразнивает он, скрывая дискомфорт за нахальной ухмылкой. Азирафаэль, как он и ожидал, фыркает и надувается, вновь бросая на него свой отчаянный взгляд. - «Конечно, нет, дорогой. Я знаю об этих растениях, потому что я их создал.» Кроули напоминает себе сделать удивлённое лицо. - «Ты? Я думал, ты был Началом, не садовником,» - говорит он, переводя глаза с него на цветы и обратно, словно удивляясь обнаруженной между ними связи. Шрам на его ладони пульсирует, и он перепроверяет свои стены, только чтобы проверить, что никакие намёки на его прошлое не просачиваются наружу. «Был,» - подтверждает Азирафаэль, мягко улыбаясь своим воспоминаниям. - «Просто... это было после того, как людей создали. Бедная девушка тогда упала и поранила колено, так что я привёл к ней Рафаэля. Когда она исцелилась, он предложил научить и меня. Я выбрал другой цветок, но, ну, такие дела в первый раз часто проходят не совсем правильно.» Кроули пожимает плечами, пытаясь выглядеть равнодушным, и переводит свой распылитель на горшок ярко-жёлтого тысячелистника. - «Видимо. Ну, если это что-то, что ты сделал, оно не может быть так уж вредно людям.» Ангел радостно мурлычет что-то, наклоняясь ближе, почти зарываясь носом в крохотные сиреневые цветы. - «Знаешь,» - говорит он, - «У людей есть история о названии этих цветов. Почему они — незабудки.» «Угу,» - ответно бормочет Кроули. Он знает историю. Она, честно говоря, всегда его раздражала. «Раньше я думал, что это такая красивая сказка,» - продолжает ангел, не замечая незаинтересованности собеседника. - «Говорят, однажды юная дева прогуливалась по берегу реки с её возлюбленным, храбрым и благородным рыцарем. Она увидела вдали, в воде эти цветы, и сказали любимому, какими красивыми они ей казались. Конечно, он, будучи галантным рыцарем, тут же бросился в воду, чтобы набрать их для неё. К сожалению, течение было намного сильнее, чем он того ожидал, и в своих тяжёлых доспехах он не смог плыть. Пока его уносило прочь, он бросил букет цветов деве, умоляя её никогда его не забывать. Она носила эти цветы вплетёнными в свои волосы до дня, когда умерла — никого больше не выбрав возлюбленным за всю свою жизнь.» Он вздыхает, поворачиваясь обратно к Кроули. - «Раньше я думал, что эта история была такой прекрасной и трагичной. Как честна должна была быть дева, как должна была его любить, что осталась верна своему рыцарю даже после того, как он навсегда её покинул.» Демон смеётся, резко и горько. - «Конечно. Потому что я уверен, именно этого её рыцарь хотел бы для неё, если действительно её любил. Чтобы она осталась одинокой и несчастной до конца своей жизни.» - Он качает головой, ироничная улыбка искривляет губы. «Ты прав,» - к его удивлению, произносит Азирафаэль. Когда Кроули смотрит на него расширенными глазами, ангел серьёзно кивает. - «Было глупо с моей стороны так долго его оплакивать.» - Потом он опускает взгляд на его руки, вертя на мизинце золотое кольцо — вперёд-назад, вперёд-назад. - «Мне слишком много времени заняло осознание этого, но теперь я понял. Только то, что ты любил кого-то и потерял его, не значит, что ты не можешь продолжить жить и полюбить кого-то другого. Или что любя другого, ты забываешь или предаёшь того, кто был раньше.» Между ними падает тишина, тяжёлая, полная усталости и тоски. Пустота, что странно, остаётся немой, не наполненной эхом, которое обычно тревожит его в такие моменты. Но от его отсутствия становится только хуже. «Да, ну,» - через некоторое время говорит Кроули. - «Это всё очень хорошо. Но тебе ещё нужно как-то дожить до момента, когда ты найдёшь этого другого.» - Он избегает разговора, он знает, но ему кажется, словно сама земля вертится под его ногами слишком быстро. Он не может удержаться. Не знает, где окажется, когда это прекратится. Его глаза падают на меч, висящий на стене, где он только что его оставил. Там, у рукояти, что, пятно грязи? Ему стоит его подчистить, пока то не проело лезвие. - «Нам стоит придумать план, и быстро, если мы хотим дожить до следующей недели.» Конечно, он только выдумывает разочарование, отражающееся на лице Азирафаэля, когда ангел кивает. «Конечно, ты прав. Нам правда нужно разобраться с этим пророчеством.» - Он достаёт из кармана обрывок бумаги и переворачивает его, ища возможные подсказки, которые они ещё не нашли. «Мы всегда можем попробовать побороться с ними,» - предлагает Кроули, снимая лезвие и доставая чистый обрывок ткани из выдвижного ящика. - «Не думаю, что это сработает, но попытаться можно.» - Глаза обманули его — пятна на оружии нет и в помине, но он всё равно садится полировать обсидиан, просто так, чтобы чем-то занять руки. Азирафаэль смотрит за его движениями, не отводя взгляда от меча. - «Кроули,» - осторожно спрашивает он. - «У меня не было времени спросить раньше. Где ты взял этот меч?» «Хмм?» - Демон переводит взгляд с ангела на лезвие у него в руках и пожимает плечами. - «Он мой. Принёс его чисто на случай, знаешь, вдруг Люцифер решил бы напасть.» «Твой?» - в его голосе звучит удивление. Кроули вновь пожимает плечами, про себя радуясь, что они вернулись к более безопасным темам для разговора. Его, может, и отчитают за борьбу, за использование меча, но и это лучше, чем та ужасная тишина, висящая между ними, и тот ожидающий чего-то взгляд Азирафаэля. «Мой,» - соглашается он. - «Адский металл. Использовать можно против чего угодно, если только знать, как.» - Когда ангел всё так же смотрит на него, он опускает тряпицу и поднимает на свет лезвие, чтобы оглядеть его. - «Это — не огненный меч, ничего такого, но своей цели служит.» «И... какой это цели?» - спрашивает Азирафаэль, осторожно беря тот у него из рук. Хмуро оглядывает поцарапанный обсидиан, пробегает пальцами по зарубкам на вулканическом стекле. Кроули пожимает плечами и пытается не смотреть, какое выражение написано у ангела на лице. - «Для чего вообще используется меч, ангел?» «Думаю, для многого,» - с сомнением улыбается Азирафаэль. - «Однажды я увидел, как Король Артур своим Экскалибуром срубил дерево, знаешь ли.» Кроули роняет челюсть. - «Нет.» «Да. Это произошло во время тех нелепых поисков Святого Грааля. Нас настигла буря в дороге, так что потребовались дрова для костра.» «Ты смеёшься,» - Он поверить не может, что Артур Пендрагон мог использовать собственный чёртов волшебный меч как топор. «Совсем нет. Он был тем ещё прагматиком. Меч был волшебным, сказал он, но это не значило, что его нельзя было использовать во время нужды.» Кроули смеётся. - «Представляю себе лицо Ланселота. Король Артур, использующий Меч Истинного Короля, чтобы рубить дрова.» «Его немало это поразило,» - с улыбкой соглашается Азирафаэль. Потом его взгляд сосредотачивается на Кроули и светлое выражение лица исчезает. - «Но мы говорили о твоём мече, мой дорогой.» «Ага.» - Он сутулится, ему так сейчас хочется, чтобы у него, как и у ангела появилась привычка что-то делать во время стресса. Всё могло бы быть так проще, если бы его руки сейчас не висели бы просто по бокам бесполезными кусками мяса. Ангел несколько раз переворачивает лезвие в руках и пару раз взмахивает им. Его стойка идеальна, хватка уверенна, и Кроули сразу вспоминается, что его тренировали быть воином. Вспоминается, что, если бы он хотел, то мог бы в любое время присоединиться к армии Рая и получить легион ангелов под своё начальство. Это говорит что-то о нём, ему кажется, что он сам не говорит. То, что он предпочитает работать один, на Земле, ведя других и заботясь о них, а не сражаясь и убивая. Кроули задаётся вопросом — а что же о нём самом говорят его действия, то, что он провёл большую часть своей жизни на планете с оружием в руках. «Откуда ты его взял?» - спрашивает Азирафаэль, теперь проверяя баланс меча. - «Не могу представить, что в Аду такие вещи раздают направо и налево.» «Сам сделал.» - Кроули греет гордость, когда он замечает поражённый взгляд ангела. «Ты... ты сделал его?» - уточняет тот. - «Как?» Кроули пожимает плечами. - «Там внизу есть вулкан. Огромный. Достаточно совсем немного силы, чтобы нагреть лаву и выковать обсидиан. Я раньше был звездоделом, помнишь? Создание оружия не так уж отличается от создания звезды.» «Но...» - Азирафаэль проводит пальцем по символам, выведенным на лезвии. - «Когда... нет. Почему ты это сделал?» Он обдумывает свой ответ. Правда — что он не мог позволить Азирафаэлю сразиться с Асмодеусом, слишком, слишком бы раскрыла его. Остальное, то, что он провёл последние шесть тысяч лет, делая всё, чтобы Азирафаэлю никогда не пришлось сражаться, никогда не пришлось подвергнуться такой опасности... ему пришлось бы рассказать о всех своих действиях. И ангел захотел бы узнать почему. Почему бы демон пошёл на такое ради ангела, которого едва знал? Даже когда он вызвался исцелить Тобита, их едва ещё можно было назвать друзьями. Как он мог объяснить, что хотел защитить его, когда причины этого всегда уходили глубоко в прошлое — в ту самую первую встречу, когда он дал юному Началу ответ, который тот так отчаянно искал — возможность заботиться о существах под его началом. Ангел всё ещё выжидательно на него смотрит, и Кроули понимает, что слишком долго уже не разрывает тишину. Глупый демон. Стоило быстрее придумать ответ. Теперь он знает, что что-то не так. «Ну, а... подумал, что стоит сделать,» - тянет он. «На этот меч наложена сильная защитная магия,» - осторожно говорит Азирафаэль. - «На создание его должно было уйти невероятное количество силы. Ты... у тебя не было никаких проблем, нет, Кроули?» Из него невольно рвётся скептический смех — он не успевает оборвать его на корню — резкий и грубый, перезвон осколков стекла. - «Проблем? Ангел, я сам — проблемы. Демон, помнишь?» Этим он зарабатывает полураздражённый взгляд. - «Я говорил, ты был в опасности?» - Он встречается глазами с Кроули и не собирается отступать. «Ничего, с чем я не смог бы справиться,» - честно отвечает он. - «В основном только мелкие демоны, хотевшие доставить мне неприятностей.» Выражение лица Азирафаэля меняется, становится нечитаемым, и он переводит взгляд на меч и все те многие, многие царапины и зазубрины на обсидиане. - «Этот меч очень стар,» - мягко говорит он. - «И очень часто использован. Сколько раз...» - Он вновь поднимает глаза и смотрит на уставившегося на него демона. - «Сколько раз тебе пришлось сражаться за свою жизнь, ничего не говоря мне?» Под его пристальным взглядом он не может выдумать ложь, которой тот сможет поверить. Он отводит глаза, взгляд падает на мелкие сиреневые цветочки, которые они так давно вместе создали в Эдеме. - «Я не за свою жизнь сражался,» - бормочет он. «Но тогда,» - он смотрит краем глаза, как растерянность на лице ангела медленно переходит в понимание. - «Ох! Но... нет, не может быть. Я...» «Да,» - кивает Кроули, тщательно не сводя глаз с цветов. «Ты защищал меня?» - спрашивает Азирафаэль. - «Всё это время?» Он пожимает плечами. - «Конечно. Не то чтобы у тебя было оружие.» «Но... почему? Я не понимаю.» - Глаза ангела бегают между Кроули и мечом. Демон вынимает лезвие из его рук, осторожно располагая на стене. - «Рай это не делал. Так что я стал.» - Он не может сдержать эмоции, вспыхивающие в его голосе. Злость. Боль. Любовь. Азирафаэль за его спиной отчаянно вздыхает. - «Но... почему?» Кроули оглядывается и только на мгновение заставляет себя встретиться с ним взглядом, прежде чем тот падает обратно на цветы за его спиной. - «Мы... хм. Мы... друзья,» - говорит он, хотя дело совсем не только в этом. - «И я не собирался позволить Аду просто напасть на тебя, если мог это изменить.» Что-то, похожее на осознание, возникает на лице ангела. Словно он нашёл последний кусочек пазла и собрал единую картину. «Но, мой дорогой,» - Азирафаэль тянется к нему и кладёт руку на плечо Кроули. - «Если ты защищал меня, кто же защищал тебя самого?» Он мотает головой, изо всех сил контролируя своё выражение лица, чтобы то ничего не выдало. - «Разве нам сейчас не нужно придумывать план, ангел?» - спрашивает он. - «Я думал, что ты именно поэтому здесь. Чтобы решить, что делать, когда за тобой придёт Рай.» Ангел хмуро смотрит на него. - «Я не только поэтому здесь, и ты знаешь это,» - срывается он. - «А теперь отвечай на вопрос.» Он пытается ухмыльнуться, но может выдавить только полу-гримасу. - «Я — не тот, кому была нужна защита, ангел.» Азирафаэль сильнее сжимает его плечо. В его глазах блестят слёзы, а резкость, бывшая там ещё секунду назад, тает без следа. - «Я не так в этом уверен,» - мягко говорит он, и поднимает вторую руку, пальцы едва касаются подбородка Кроули. И Кроули хочется, так отчаянно, поддаться этому прикосновению. Позволить ангелу проводить кончиками пальцев по его щеке, пробегать ими по волосам. Но даже сейчас — такие жесты не могут быть предназначены для него. И, как бы он ни хотел, никогда не будут. Он отворачивается. «О, мой дорогой.» - Его тихие слова так, так наполнены эмоциями. - «Я был так жесток с тобой, правда?» В его руках Кроули чувствует себя стеклянной статуэткой, на волоске от того, чтобы разбиться. Как что-то, с любовью созданное мастером своего дела, но по чистой случайности вышедшее с изъянами. Хрупкий ангел, брошенный на землю, разбитый за свою неидеальность, потом подобранный и аккуратно собранный заново, без нескольких бесследно пропавших кусочков, обмотанный для прочности ниткой. И самое слабое дуновение ветра может заставить его вновь разлететься на кусочки. Он закрывает глаза и ждёт падающего молота. «Я полагаю,» - мягко, осторожно говорит ангел, словно чувствует, как близок сейчас Кроули к тому, чтобы разбиться. - «Что я задолжал тебе намного больше, чем пару извинений.» «Ты не виноват, ангел,» - получается произнести у Кроули, немного даже гордого тем, что его голос почти не дрожит. - «Это всё, что я заслуживаю.» - Демон, выдыхает пустота. Непрощаемый. Падший. «Нет,» - Потрясённый твёрдостью в голосе Азирафаэля, он распахивает глаза. - «Ты никогда такого не заслужил. Ничего этого. Я... я действовал из страха. Из трусости. Я отказывался от тебя, вновь и вновь, когда ты ни разу... ни разу не дал мне повода сомневаться в твоей дружбе. Я сказал тебе... ужасные вещи. Которые я не имел в виду. Но я сказал их. И был так неправ.» Кроули поражённо моргает. - «Ты... что?» Ангел вздыхает и делает шаг назад, руки сцепляются, пальцы нервно дёргают кольцо. От места, где только что лежала его ладонь, веет холодом, как будто его обволокли льдом. - «Я знаю, что они делают... с ангелами, которые, как им кажется, могут... Пасть. И я боялся. Я не хотел...» - Он останавливается. Сглатывает. - «Они убили Рафаэля за то, что он Пал. Я боялся, что, если бы они узнали, как я... если бы они узнали о нашей дружбе, они убили бы и тебя.» «Ты любил его,» - говорит Кроули, древняя, неизменная боль наполняет слова. Ты любил его, но никогда не полюбишь меня. Азирафаэль кивает, улыбается, вспоминая Архангела. - «Любил. Он был... он был добрым. Смешным. Никогда не обращался ко мне, как к низшему только потому, что я не был Архангелом. И он любил всех, так сильно, что иногда это пугало. Он был... он был невероятно похож на тебя, в чём-то.» «Ангел...» - Он не знает, как это сказать. Всё, что он мог бы сказать, могло его выдать, а он не может это позволить. Не сейчас. Это не было бы честно. Он — не Архангел, которого Азирафаэль любит. Он — демон, с прилагающимися злостью, горечью и болью, покрывающими его сердце. И дело в том, он знает, что Азирафаэль всё равно попытался бы его любить, если бы узнал. Но он всегда бы смотрел на него, пытаясь найти Архангела под оболочкой демона. А Кроули не... он не хороший в глубине души. Не невинный, не радостный и не такой совсем, каким был раньше. Он — просто Кроули. И этого никогда не будет достаточно. Не в сравнении с тем, кем он когда-то был. Тишина вновь просыпается, переигрывая и умножая его боль. Ты мне даже не нравишься. Демон. Непрощаемый. Азирафаэль никогда не увидит в тебе ничего, кроме того, чем ты на самом деле являешься. «Я любил его,» - говорит Азирафаэль. - «Но, я уверен, я говорил тебе чуть раньше, что только то, что я раньше любил, и то, что я потерял эту любовь, не значит, что я не могу полюбить вновь.» Демон качает головой, отступая назад, почти в коридор. Он не может подразумевать то, что я слышу, говорит он самому себе. Не-мо-жет. Слишком быстро, вскрикивает ещё одна часть его души. Это всё слишком быстро. В одну эту секунду, до того, как Азирафаэль раскрывает рот, может случиться что угодно. Он может сменить тему, отступить, как и всегда. Кроули бы ни в чём его не винил, если бы он это сделал. Но потом что-то в его глазах меняется, решимость сменяет его привычную нерешительность. - «Кроули.» - Он снова тянется, берёт в свои его руку. И неожиданно демону становится страшно, как никогда раньше. - «Ты должен знать, что я...» «Нет,» - выдавливает Кроули, короткий звук сжимает горло, он задыхается. - «Пожалуйста.» Азирафаэль растерянно смотрит на него. - «Мой дорогой, я пытаюсь тебе сказать, что я люблю...» Он не может дать ему закончить эту фразу. - «Тебе не следует говорить вещи, которые ты не имеешь в виду, ангел,» - говорит он, как можно глубже внутрь заталкивая надежду, которая пытается разрастись в его груди. Но та, будучи по обыкновению яростной и непостоянной, всё вырывается из его хватки. Он не может меня любить. Не таким, какой я есть. Ангел пронзает его взглядом. - «Я не лгу, Кроули. Ты это знаешь.» Он отводит глаза. - «Но ты не можешь говорить правду.» - Азирафаэль никак не мог бы даже рассмотреть возможность сложить в одном предложении слова “Кроули” и “любить”, если, конечно, между ними не встревает слово “не”. И ему нельзя надеяться ни на что другое. «Почему?» - спрашивает Азирафаэль, и Кроули закрывает глаза. Я — не твой Архангел. Я — демон. Я никогда уже не могу стать чем-то добрым и светлым. «Возможно, когда-то я и был чем-то, что ты мог полюбить,» - говорит он. - «Но я знаю, какой я. Я знаю, что ты видишь, когда смотришь на меня.» «И что это?» - спрашивает Азирафаэль, придвигаясь ближе, и Кроули не может поневоле не поддаться, не погрузиться в это тепло. - «Что же я вижу, когда смотрю на тебя?» «Демона,» - горько отзывается Кроули. - «Непрощаемого. Проклятого.» - Он сглатывает, слова на его языке отдают сульфуром и пеплом. - «Зло во плоти.» - Ты — то, что никогда не найдёт прощения. Азирафаэль качает головой, слабая, грустная улыбка расчерчивает его лицо. - «Боюсь, мой дорогой, я слишком хорошо сыграл мою роль. Я пытался защитить нас обоих от того, что сделал бы Рай, узнав правду, но делая это, я жестоко тебя ранил.» - Он берёт вторую руку Кроули, а демон поднимает голову, чтобы посмотреть на него, изо всех сил душа надежду, которая пытается пробиться к нему сквозь боль. «Я не знаю, сможешь ли ты простить меня за всё, что я сказал, что заставило тебя чувствовать себя незначимым, второсортным,» - говорит ангел, сжимая его руки. Его голос звучит так уверенно, он больше не запинается в словах, пытаясь найти то, что хочет сказать. - «Я не знаю, смог ли бы это сделать я. Но ты должен знать, что зло — последнее, что я вижу, смотря на тебя.» Кроули отворачивает от него лицо, не в силах вынести честность во взгляде Азирафаэля. Но ангел отпускает его руки, вместо этого дотрагиваясь до его лица, беря его в свои ладони. - «Мой дорогой, ты — самое невероятное, прекрасное и, да, доброе существо, которое я знаю. Я никогда не встречал кого-то такого же сильного. Ты прошёл через невыносимую боль, но ты не позволил её превратить тебя во что-то холодное и жестокое, хотя, я уверен, были времена, когда это было бы самым простым выходом из ситуации. Да, ты можешь быть резким, но можешь быть и нежным, когда тебе кажется, что никто этого не замечает. Ты — единственная константа в моей жизни ещё с того дня, как мы встретились в Эдеме, и я знаю, что никогда не смог бы прийти сюда без тебя. Ты спас мою жизнь бесчисленное количество раз — и я уверен, есть ещё так много тех, о которых я не знаю. Ты стоишь так намного больше, чем кто-либо когда-либо тебе говорил, и я...» «Не надо.» - Слова вырываются из его глотки, резкий шёпот. За тёмными стёклами его глаза расширены и испуганы. Он вцепляется в руки Азирафаэля, убирает их со своего лица, но всё никак не может отпустить. Не давай мне это. Не говори, что любишь меня. Меня убьёт, когда ты заберёшь это обратно. «Не надо что? Говорить тебе то, что я должен был сказать ещё в самом начале? Убеждать, что ты сильный, и красивый, и ты — самое потрясающее создание во всём мире? Говорить, что я...» Кроули отшатывается от него, делает несколько неверных шагов по коридору, прочь от тепла ангела. - «Не произноссси это!» - шипит он. Он не может услышать эти слова. Он не. мо. жет. «Мой дорогой...» «НЕТ,» - выкрикивает он. Это для него становится слишком, слишком много. После всего, что они только что пережили, он не может просто стоять здесь и слушать это. Не когда он знает, знает, что всегда будет заменой, вторым выбором Азирафаэля, его утешительным призом. Сломанной вещью, которая никогда не сравнится с призраком Рафаэля в его глазах. - «Просто не... не надо, ладно?» Глаза ангела снова блестят — слеза вот-вот вырвется на свободу, чтобы провести мокрую линию по щеке — но он всё равно вновь тянется, тянется, тянется. - «Кроули, пожалуйста. Я так хочу, чтобы ты знал, как много значишь для меня. И я думаю, несмотря на твои возражения, тебе тоже нужно это услышать.» Лицо Кроули искривляет гримаса. - «Как ты можешь просто стоять здесь и говорить такое?» - спрашивает он. - «Как ты...» - Он подавляет всхлип, как, как он сейчас рад, что всё ещё носит затемнённые очки даже в тёмном пространстве квартиры. - «Как ты можешь говорить это, как будто правда веришь?» - Он не может иметь это в виду. Не после всего, что сказал раньше. Лицо Азирафаэля дёргается, прежде чем он заставляет себя улыбнуться. - «Потому что, мой дорогой, я верю.» «Нет же,» - морщится Кроули. - «Не на самом деле.» «Да, на самом деле,» - срывается Азирафаэль, делая три уверенных шага по направлению к демону, пока Кроули не отдёргивается. - «Мой дорогой,» - тогда мягко говорит он. - «Тебе действительно из-за меня теперь так сложно поверить, что я могу о тебе заботиться?» Демон отворачивается, поддерживая свои неожиданно ослабевшие и отяжелевшие ноги, опираясь о стену. Он не может видеть это выражение лица. Оно вселяет в него слишком много надежды. Он сознательно не даёт себе потянуться чувствами, ощутить эмоции, бушующие в комнате. - «Я не...» - Он делает глубокий вдох, позволяя воздуху в лёгких хоть чуть-чуть успокоить его безумно бьющееся сердце. - «Я не могу быть тем, чем тебе нужно, чтобы я был.» Он ощущает, как подходит к нему сзади ангел, но всё равно оказывается не готов к прикосновении его руки к его плечу. «И что же мне может быть нужно, мой дорогой?» - уточняет Азирафаэль. - «Что ещё мне может быть нужно, что ты ещё мне не дал?» Кроули не может заставить себя оторваться от тёплого прикосновения ангела, погружаясь в него, концентрируясь на нём, как будто он — всё, что ещё держит его на ногах. Но не может и развернуться, чтобы посмотреть на ангела. Он только стоит, застыв, и пытается не разлететься на мелкие осколки. «Ты слышал меня, Кроули?» - звучит добрый, прекрасный голос совсем рядом с его ухом, и он тонет. Тишина сжирает его заживо. Ему хочется в это поверить. Бо... Са... кто-нибудь, как же ему хочется поверить, что это реально. «Я не...» - начинает он, но осознаёт, что не может продолжить — у него сводит горло. В нём скопилось столько “я не”. Он не святой. Не ангел. Не Хороший, не добрый, не терпеливый. Не Архангел. Не Рафаэль. Азирафаэль вздыхает, так близко, что он чувствует дуновение ветерка в лицо. - «Но ты и есть всё, знаешь. Всё, что мне когда-либо может быть нужно.» Это становится для него достаточным импульсом, чтобы отпрянуть, спотыкаясь о постамент, на котором стоит та самая статуя, которую он вытаскивал из руин церкви ещё в 1941. Она опасно качается, и он вцепляется в неё, не уверенный, стабилизирует ли её или использует, чтобы стабилизировать себя. «Ты перестанешь уже говорить это?» - требует он. Нет. Не переставай. Заставь меня поверить. - «Ложь вообще-то ниже тебя, Азирафаэль.» Ангел издаёт резкий, полный боли звук, и Кроули почти разворачивается, чтобы посмотреть на него. - «Я не... я не лгу, Кроули. Я клянусь, я не лгу.» - Он делает шаг вперёд, костяшки Кроули белеют, пока он сжимает статую, держась за её крылья, как за спасательный круг. Всё, что он слышит — собственное прерывистое дыхание. Статуя резкими полосками и холодом отпечатывается под его ладонями, и он сверлит взглядом блеклый серый камень и пепельную кожу своих рук. Мягкие, бледные пальцы покрывают его собственные, он поднимает глаза и видит Азирафаэля по ту сторону пьедестала, совсем слишком близко. Пожалуйста, думает он. Пожалуйста. Я хочу тебе поверить. «Ты не обязан сейчас мне поверить,» - говорит ангел. - «Но я больше не боюсь. И мне так, так жаль, что мне пришлось пройти такой долгий путь досюда. Но я хочу, чтобы ты знал, что ты очень достоин, невероятен и что тебя очень, очень любят. И я повторю это столько раз, сколько будет нужно, пока ты мне не поверишь. И я буду продолжать говорить это до дня, когда будет уничтожена вселенная, и даже тогда — тысячу раз за каждый, когда я подвёл тебя, мой дорогой.» Тишина кричит на него, незаживающие, ноющие шрамы на душе плачут при его словах. За чёрными стёклами Кроули закрывает глаза. «Ты не...» - его совсем-не-для-красоты-добавленное сердце сжимается в груди, обрывая слова до того, как он может их произнести. «Подвёл тебя?» - заканчивает Азирафаэль, поднимая вторую руку, чтобы мягко сжать ладонь Кроули в обеих своих. - «Я уверен, что всё же подвёл. Непростительно и много раз. И подвёл, и не смог защитить.» «Меня не нужно было защищать,» - протестует Кроули, разрываемый между тягой отодвинуться, сбежать, улететь прочь, и сильным, таким сильным желанием остаться, чувствовать прикосновение его тёплых рук к своим, позволить голосу ангела успокоить кричащую боль внутри. Он бросает взгляд на меч на стене, висящий у двери в кабинет, сияющий сейчас призрачным светом. «Нет,» - тянет ангел, прослеживая его взгляд. - «Нет, в этом — нет. Но в этом мире есть не только физические опасности. Есть и другие, от которых я мог бы тебя спасти, не будь я таким трусом.» «Ты не...» - тут же рвётся с губ возражение, не Азирафаэль приподнимает палец, заставляя его умолкнуть, прежде чем он может закончить свою мысль. «Но это правда,» - говорит он. - «Я позволял моим страхам удержать меня. Скрывался за маской правоты и святости. Отворачивался, когда должен был быть рядом. И я... я не знаю, как исправить всё, что я сделал, если... если я вообще когда-то как-то смогу восполнить это. Но я хочу попытаться, если ты мне позволишь.» Он хочет поверить этому. Хочет до боли. Азирафаэль никогда не увидит в тебе ничего, кроме того, чем ты на самом деле являешься. Непрощаемый. Он вспоминает их разговор на помосте. То, как рассыпалось на кусочки его сердце. Мы не друзья. Ты мне даже не нравишься. «Я тебе даже не нравлюсь,» - повторяет он вслух, так тихо, что ангел почти не слышит это. И даже если бы нравился, я бы всегда был вторым выбором. Я — не твой Архангел. Азирафаэль делает глубокий вдох, руки цепляются за Кроули, как будто он — единственное, что в этом мире реально. - «Мой дорогой, когда я сказал это, я солгал. И я... я мог бы попытаться объяснить тебе это, сказать, почему сделал то, что сделал, но это не изменит того, что я сделал это. Как и не изменит того, что это была ложь. Ты мне нравишься. Я люблю тебя. Больше, чем ты знаешь.» - Он вздыхает — Кроули всё ещё не смотрит на него, и ослабляет свою хватку на руке демона, позволяя ей упасть и просто без движения повиснуть. - «И я буду сожалеть о том, что сказал в тот день, до конца моей жизни. Это было непростительно. Жестоко. И совсем не то, что ты заслуживаешь.» Кроули только стоит там, трясётся, пытается не разлететься на части из-за всех переполняющих его эмоций. Он правда имеет это в виду. Но если бы у него был другой выбор, если бы у него всё ещё был Рафаэль, тогда бы он говорил это? - «Я не могу, ангел,» - говорит он, и ненавидит то, что в его голос просачивается боль, подсвечивая и подчёркивая трещины на его сердце. - «Я... я не могу.» «Не можешь что?» - спрашивает Азирафаэль, всё ещё стоя так близко, твёрдое, уверенное присутствие. - «Мой дорогой,» - подталкивает он, когда Кроули не отвечает. - «Ты не можешь что?» Он закрывает глаза. - «Не могу... это. С тобой. Ангел, я не могу.» - Не могу позволить тебе идти на это, не когда знаю, кто я такой. И кем никогда не смогу стать. «Понятно,» - рвано выдыхает ангел и делает шаг назад, прочь от демона. И сейчас... его сердце, кажется, разбивается заново, тишина визжит так сильно, что даже Азирафаэль просто должен её слышать. - «Я понимаю. Мне так жаль, я... Кроули. Я... Я не буду больше это поднимать.» Он уходит, шепчет внутри предательский голосок. Ты наконец-то его отталкиваешь. «Янемогубытьвторымлучшим,» - выплёвывает он, путаясь в словах, прежде чем успевает себя остановить. Он должен это сказать, пока ангел не ушёл. Должен объяснить, чтобы он знал почему, хотя и уверен, что это самая худшая его идея. «Что?» - спрашивает Азирафаэль — один тщательно контролируемый слог. «Я не буду вторым лучшим,» - говорит Кроули, теперь медленнее, не сводя глаз с их теней на стене. - «Что бы я ни чувствовал, что бы я ни... хотел, я не смогу жить, зная, что я — всего лишь твой утешительный приз. Поэтому не могу. Не могу слушать, как ты говоришь... всё это. Не когда знаю, что, если бы у тебя был выбор, есть кто-то другой, кому бы ты скорее...» - Он резко останавливается, потому что ангел неожиданно вырастает прямо перед нам, вторгаясь в его личное пространство так, как никогда не делал раньше. Стоит так близко, что демон просто не может на него не смотреть. И выражение его лица — такое открытое, честное, полное любви, и боли, и невероятной отчаянности, когда он вглядывается в Кроули. «Вторым лучшим после кого?» - разводит руками он. - «Кто на всей Божьей земле, по твоему, может вообще сравниться с... с тобой, с таким, добрым, невероятным, прекрасным, с тем, кто был рядом со мной все эти шесть тысяч лет? Кто ещё спасал меня... рисковал жизнью, чтобы спасти меня, вновь и вновь, и ни разу не попросил ни капли в ответ? Кто ещё любит эту планету и всех на ней живущих так же сильно, как и я? Кто может легко привести меня в бешенство и заставить рассмеяться в одном и том же предложении? С кем бы я ещё мог пить, или смотреть спектакли, или... или обмениваться работами? Нет, Кроули, если ты говоришь мне “нет”, то говори, потому что не чувствуешь то же самое. Скажи, что я прождал слишком много, ранил тебя слишком сильно, и я приму это. Скажи, что не любишь меня, и я опущу руки. Но не думай, ни за что не думай, что я смогу просто стоять и чувствовать, как разбивается твоё сердце, и при этом соглашаться с тем, что ты лучше будешь страдать от такой боли, чем будешь со мной, потому что думаешь, что я найду кого-то другого. Нет “кого-то другого”. Никогда не было. И никогда не будет.» Они сейчас стоят так близко друг к другу, почти грудь к груди, небесно-голубые глаза сверлят Кроули взглядом, полным такой скрытой силы, какую он редко видит в ангеле. «А Рафаэль?» - спрашивает он, почти шипит это имя. - «Как насчёт него? Я — не Архангел, Азирафаэль. Я не могу быть для тебя этим.» «А.» - Морщинки на лице Азирафаэля разглаживаются, и он отступает на шаг. Но ещё до того, как Кроули может отметить, что тепло совсем рядом исчезло, он поднимает руку и дотрагивается до подбородка Кроули. Демон замирает, он так хочет поддаться этому тёплому, мягкому, лёгкому прикосновению. Но он этого не делает. Если он решится, если позволит себе прочувствовать такую жизнь, его только полностью уничтожит, когда Азирафаэль, наконец, уйдёт. «Мой дорогой,» - осторожно говорит ангел, словно боясь, что его слова могут его сломать. - «Мне кажется... мне кажется, у меня есть очень многое, что ты должен услышать. Ты ведь не был бы против, если бы мы передвинулись на диван? Мы оба измучены, и всё это будет намного проще, если мы сможем говорить без страха, что один из нас упадёт на месте.» Кроули никогда на самом деле не мог отказать ему в чём-то, и решает не начинать делать это сейчас. Он кивает и позволяет, чтобы его за руку отвели к дивану, который оказывается намного роскошнее и удобнее, чем тот, который стоял на его месте, когда они открыли дверь. Азирафаэль усаживается, опираясь на подлокотник, и тянет его вниз, сесть рядом. Кроули падает на другую сторону дивана, настолько далеко от ангела, насколько могут позволить их сцепленные руки. Он знает, что должен отпустить, но не может заставить себя это сделать. Он сказал, что любит меня, вспоминает он. Он не будет против, если я подержу его руку. Хотя бы пару минут. Азирафаэль улыбается ему, мягко, грустно, но в улыбке проскальзывает ещё так много других эмоций, в которые он так яростно пытается не вчитываться. - «Ты здесь в безопасности, мой дорогой,» - говорит он. - «Это я тебе обещаю. Ты в безопасности, и тебя любят. Я больше тебя не подведу, обещаю.» Кроули закрывает глаза. Он не в безопасности уже шесть тысяч лет. - «Не давай обещаний, которые не сможешь сдержать, ангел.» - Его голос твёрдый. Но блёклый. Почти слишком тихий, чтобы его услышать. Он помнит слишком много несдержанных обещаний. Ему слишком много раз говорили, что всё будет в порядке. Что он в безопасности. Что его любят. Он прячет слишком много шрамов с тех времён, когда эти обещания нарушались. Ангел сжимает его руку. - «Кроули. Однажды ты сказал мне, что можешь чувствовать любовь. Что ты чувствуешь сейчас?» «Я...» - Он всё это время умышленно избегал смотреть на эмоции в комнате, слишком боясь того, что может увидеть. Он не хотел знать с полной уверенностью, что ангел лжёт. Не знал, сможет ли выдержать, если узнает, что тот говорит правду. «Попробуй,» - предлагает ему Азирафаэль. - «Скажи мне, что чувствуешь.» Он мотает головой. Он не готов. Ещё нет. «Я скажу тебе, что я чувствую,» - говорит ангел. - «Я чувствую, как ты устал. Эта неделя была такой долгой, а сегодня ты вообще остановил время. Ты измучен. Но ты не хочешь засыпать, пока мы оба не окажемся в безопасности.» - Он крепко сжимает руками ладони Кроули. - «Я чувствую твой страх. Ты пытаешься скрыть его, но он там. Ты боишься...» - он медлит, вглядываясь, ища, и Кроули пытается закрыть свои эмоции, убрать за стены лабиринта. Но его разум слишком наполнен болью, даже без всего, что он сегодня отпустил. Пустота растёт внутри, заполняет его, пока для него не остаётся места спрятать его страх или его любовь. Глаза Азирафаэля широко распахиваются, и он слабо ахает. - «Ты боишься меня.» «Не тебя,» - тут же спешит переубедить его он, чтобы ослабить боль, которую он может почувствовать. - «Не тебя, ангел. Тебя — никогда.» «Нет,» - соглашается он, всё ещё изучая эмоции Кроули. - «Не... не меня. Но того, что я могу сделать. Что я... ох. Кроули. Ты боишься, что я тебя оставлю.» «Не без причины,» - горько бросает он, вспоминая разговор на помосте. Азирафаэль склоняет голову. - «Нет. Не без причины. Но я клянусь, и каждым клочком своего света, что никогда больше этого не сделаю.» - Потом он умолкает, сводит брови. - «По... почему тебе так больно, когда я говорю это?» «Потому что,» - тихо отзывается Кроули. - «Я знаю, что буду чувствовать, когда ты нарушишь это обещание. Когда уйдешь.» «Никогда,» - клянётся он. - «Никогда, никогда.» «Конечно,» - пожимает плечами Кроули, но знает — клятвам бессмысленно доверять. Азирафаэль открывает рот, чтобы поспорить, но демон качает головой. - «Продолжай, ангел. Скажи мне, что ещё я чувствую.» «Я...» - он почти вступает в спор, но в последний момент меняет своё решение. - «Хорошо.» - Его большой палец медленно чертит круги на ладони Кроули. - «Ты... ты пытаешься скрыть это. В тебе есть стены, за которые я не могу заглянуть. Но я чувствую твою боль.» - Его свободная рука поднимается, словно он хочет дотронуться до лица демона, но потом падает обратно на колено. - «Я чувствую... любовь. Ты зарыл её, глубоко, но она там, вместе с болью. Там... раньше я почувствовал, как разбилось твоё сердце. А сейчас я чувствую осколки. Ты пытаешься собрать их воедино. И я знаю... я знаю, что чувствую не всё. Ты так много запер внутри. Но я — существо Любви, и даже призрачная и скрытая, я знаю, как любовь ощущается.» «Я — демон. Я не люблю.» - Это бессмысленный довод, и он это знает. Да и возражает чисто рефлекторно. «Мой дорогой,» - мягко говорит Азирафаэль. - «Чушь собачья.» Кроули пялится на него расширенными, поражёнными глазами. - «Ты... Ангел, ты сейчас что, выругался?» Тот улыбается светлой улыбкой, доброй, наполненной такой любовью. - «Я могу ругаться,» - сообщает он. - «Когда того требует ситуация.» «А эта — требует?» - уточняет он. Азирафаэль только смотрит на него. - «Я вполне уверен, что да.» Кроули не может сдержаться. Он смеётся. Своим смехом, резким и сломанным, полным разбитого стекла, и прислоняется затылком к дивану. «Ангел,» - отчаянно вздыхает он. - «Я так тебя люблю.» Азирафаэль ахает, и рука Кроули взлетает, чтобы прикрыть предательский рот. Чёрт. Чёрт-чёрт-чёрт. - «Я не имел это в виду,» - через мгновение выпаливает он. - «Я не имел...» «Имел,» - говорит Азирафаэль. - «Всё в порядке. Теперь ты можешь это сказать. Кроули, посмотри на меня.» Он поворачивает к нему голову, но плотно сжимает глаза за тёмными очками. «Может, ты снимешь уже эту чёртову штуку?» - восклицает ангел. - «Это было бы намного проще, если бы я мог видеть твои глаза.» Это он не сделает. Его глаза выдадут его — выдают всегда. И, что ещё хуже, они напомнят Азирафаэлю обо всём, чем он является и чем — не является. «Пожалуйста?» - произносит Азирафаэль. Он ненавидит то, что заставил ангела просить. Но он всё равно не снимет очки. Он и так раскрыл нараспашку слишком большую часть своего сердца. Когда он не делает ни движения, Азирафаэль вздыхает. - «Ну, хорошо,» - говорит он, мягко сжимая его руку. - «Я рассказал тебе, что ты чувствуешь. Теперь скажи мне, что чувствую я.» Кроули делает глубокий вдох. Медленно, боясь того, что может обнаружить, он тянется вторым набором чувств. И ему тут же открываются все эмоции в комнате. Вся его боль и агония. Страх, веющий от его напуганных растений. И... Азирафаэль. Ангел и не пытается скрыть свои эмоции. Он — как на ладони, и видно всё, что он чувствует. Кроули ощущает его усталость, медленно тающие боль и страх событий последней недели. Его горькое разочарование в Рае, в Архангелах, за то, что не оправдали его доверия в них. Сильнее, чем его расстройство, его желание, чтобы Кроули ему поверил, подогреваемое пониманием всех причин, почему демон этого не делает. Там — и боль, и печаль. Честное, глубокое сожаление за свои действия. Неуверенность, страх, что его не будет достаточно. Что он зашёл слишком далеко, слишком сильно ранил Кроули. И... там есть любовь. Конкретная, романтическая любовь. Чувство, которое Кроули почти, почти ощущал раньше, мелькавшее за стенами ангела каждый раз, когда он приближался слишком близко. Но те стены сейчас исчезли. И здесь, в этой тёмной, одинокой квартире, он показывает демону всего себя. Это... он однажды сравнил способность демона ощущать любовь с возможностью слушать оркестр, откуда исчез бас. Любовь, во всех её видах, кроме той одной, которая дала всем им жизнь. Отсутствие которой он всегда осознаёт. Но сейчас, здесь это соло. Скрипка, на которой играет виртуоз, наполняет комнату, делая звуки остальных инструментов неважными. Концерт, играемый одним и для одного. Особенный, по природе и намерению. Такой широкий, глубокий, ясный как свет луны. Такой мягкий, сильный, древний. Такой слишком... слишком. Кроули вырывает свою ладонь из рук Азирафаэля, сжимает руками уши и закидывает ноги на диван, сжимается. Выключает свои чувства, возвращая их обратно к здесь и сейчас. Чтобы чувствовать только свои волосы под подушечками пальцев, боль — он вцепляется в них, пока они не начинают ныть. Дыхание, резкое, прерывистое, в груди. Тук-тук-тук его слишком материального сердца. «Кроули!» - Азирафаэль срывается с дивана, усаживается на колени на пол, тянется, кладёт свои руки поверх его собственных. - «Кроули, что не так? В чём дело?» «Слишком много,» - выдыхает он. - «Слишком быстро.» Поток эмоций в комнате схлопывается, исчезает — Азирафаэль роняет на место свои стены. - «Ох, прости, мой дорогой,» - говорит он. - «Я не думал...» Кроули судорожно вздыхает, ощущая их отсутствие, поднимает голову, и неожиданно тёмные очки между ними кажутся слишком чёрными. Слишком большим препятствием. Загораживающим от него эти красивые голубые глаза. Его пальцы срывают очки с лица, отбрасывают на пол, открывая расширенные золотые глаза. «Ох.» - Азирафаэль берёт в ладони его лицо, мягкие пальцы стирают полоски слёз, текущих из его глаз. - «О, мой дорогой.» «Как ты...» - Его голос скрывается, и он пытается начать заново. - «Как ты можешь чувствовать всё это? Ко мне?» - Он не понимает. Он — Падший. Он — демон. Его не должны любить. Не могут. Не Азирафаэль. Не после Рафаэля. Он не может сравниться с Архангелом. «Я не знаю,» - признаёт ангел. - «Но люблю. Люблю, и уже очень давно.» «Ты не знаешь.» - Конечно. Он отворачивает лицо. «Не знаю,» - повторяет Азирафаэль, всё ещё стоя на коленях. - «Я не... я — Начало. Я не был создан для конкретной, особенной любви. Я не должен был бы полюбить даже раз, не то что два. Я не знаю, как я могу так любить. Но знаю, почему — тебя.» «Почему?» - требовательно спрашивает он. Он должен знать. Неожиданно, несмотря на всё, сквозь что они только что прошли, несмотря на тени Рая и Ада, висящие над ними, это, сейчас, самое важное, что ему когда-либо нужно было знать. «Я...» - тянет ангел. - «Пока что я только и делаю, что путаюсь в словах. Мне кажется, будет лучше, если я покажу это тебе, если ты позволишь.» Кроули смотрит на него — Азирафаэль в ответ, не вздрагивая, не отводя взгляда от змеиных глаз. Он знает, чего хочет ангел. Поделиться мыслями напрямую, сознание к сознанию. Так им было бы почти невозможно солгать. Кроули мог бы быть уверенным, что бы ангел ни сказал — это было бы правдой. Но был бы риск, что и Азирафаэль мог бы увидеть его мысли. Его воспоминания. Он мог бы раскрыть больше, чем когда-либо намеревался. Он мог бы сказать нет. Он знает, вглядываясь в уверенные небесно-голубые глаза, что мог бы отказаться. И Азирафаэль сделал бы всё возможное, чтобы объяснить словами. Но он также знает, как это было бы сложно. И его мозг всегда бы сверлило маленькое сомнение. Он всегда бы спрашивал себя — а что из этого ангел и правда имеет в виду? Он бессловно кивает. Азирафаэль тянется к нему - легчайшее прикосновение сущности к сущности. Кроули почти с тревогой отодвигается. Но Азирафаэль пульсирует успокаивающим светом любви, конкретной любви, и уверением, что, что бы он не увидел, эта любовь не исчезнет. Он раскрывается и чувствует, как этот свет и тепло погружаются в него. Сущность ангела изменилась с того дня в Саду. Он всё ещё такой же тёплый и уверенный, недвижная скала, которую он помнит. Но хотя скала разрослась, вознеслась ввысь за прошедшие годы, время и опыт превратили её из невысокой в огромную гору, теперь его окружает океан сомнений. Волны этого океана вгрызаются в камень, точа основание. Его страхи, его тревоги, каждый раз, когда он чувствовал себя недостойным, недостаточным, каждый раз, когда боялся подвести её — они откалывают от него маленькие кусочки. Вокруг них бьются волны, а Кроули — это буря. Он знает это. Ураган, уничтожающий всё на своём пути. Он ожидает, что волны вздыбятся при его приближении, вспенятся и завоют, когда их сущности начнут переплетаться. Но нет. Они, наоборот, начинают успокаиваться, когда он подходит ближе, оседать, пока скала его ангела не встаёт в самый эпицентр его бури, окружённая водой, ровной и чистой, как стекло. Кроули. Мысль пропитана шоком и болью, в его сознании возникает картинка. Его буря, яростный ветер, молнии, хаотичным узором разбивающие облака, падающие вниз и ударяющие в огромный шар света впереди. Свет содрогается и колеблется, сжимается, а буря только становится сильнее от ветров, бьющих из трещин, расчерчивающих свет. Давай пойдём куда-нибудь поудобнее, предлагает Кроули, которому просто необходимо уйти от места, где соединяются их сущности. Нужно оказаться где-то ещё, пока Азирафаэль не заглянул слишком далеко в его естество. Он думает об этом, и они неожиданно оказываются в его сознании. В обширном сером ничто, которое бесконечно тянется в три из сторон. За ними располагается структура лабиринта — её он построил за все эти годы, чтобы хранить и прятать его боль. Мой дорогой, что..? Он видит проекцию Азирафаэля, стоящую рядом. Он оглядывается, пристально смотрит на огромные стены в сознании Кроули. Поневоле учишься разным фокусам, чтобы держать Ад подальше от своей головы, с натужной бодростью сообщает он. Это правда, хотя и не вся правда. Он научился строить стены ещё до того, как ему пришлось защищать себя в Аду, когда он пытался держать сверхлюбознательных братьев и сестёр подальше от своих мыслей. Это было только логичным усовершенствованием. Чтобы закрыть боль, не только от Ада, но и чтобы не дать ей уничтожить его изнутри. Азирафаэль тянется вперёд ниткой бело-голубых мыслей, и, прежде чем он может отреагировать, касается первой из его многих, многих стен. Она осыпается в месте прикосновения. Боль рвётся наружу, окатывает их, поглощая ангела своей силой. Словно чёрная дыра, проглатывающая звезду, затягивая его свет всё дальше и дальше в пустоту. Паникуя, Кроули запечатывает стену ещё одной, выталкивая Азирафаэля из своего сознания. Обратно на диване, они пялятся друг на друга, единственный слышимый звук — резкое, сдавленное дыхание Кроули. «Не... не делай этого,» - говорит он, когда возвращает дар речи. Азирафаэль смотрит на него, на лице ясно написана тревога. - «Кроули...» «Не то, что ты ожидал, а?» - говорит он с коротким, хмурым смешком. - «Бьюсь об заклад, ты сейчас переосмысливаешь своё признание.» «Никогда,» - говорит ангел, так неистово, что в этот раз Кроули просто не может не поверить ему. - «Просто... ты несешь в себе столько боли.» «Демон,» - напоминает ему Кроули. - «Идёт с территорией.» Его руки трясутся, подмечает демон. Он снова играется со своим кольцом, пальцы поворачивают золотую ленту вперёд-назад на мизинце. «Ангел?» «Я сейчас невероятно сильно хочу найти всех, кто причинил тебе эту боль и совершить над ними акты насилия,» - отзывается он, пока слёзы текут из его глаз по щекам и падают вниз. - «И я не могу не думать о том, что причиной многого из того, что я сейчас почувствовал, был я сам.» Кроули тянет его вверх, поднимает и усаживает рядом. - «Дело совсем не только в тебе,» - говорит он. - «Я потерял... всё. Когда Пал. Шесть тысяч лет просто это не сотрут.» - Его голос бесстрастен. - «Это всегда будет там. Тебе стоит это знать, прежде чем мы зайдём слишком далеко.» Азирафаэль вытирает слёзы рукавом. - «Нет,» - твёрдо говорит он. - «Это неважно. Я люблю тебя. Это ничто не изменит.» Кроули отводит глаза. Да, он говорит это сейчас. Но интересно, получит ли он тот же ответ, когда ангел увидит его боль в полной её мере? «Пожалуйста,» - говорит Азирафаэль. - «Мы можем попробовать ещё раз?» - Он протягивает демону свою руку ладонью вверх. Он колеблется, смотря на неё - «Но...» «Кроули.» - Ангел кладёт вторую руку на колено Кроули и смотрит на него мокрыми, но уверенными глазами. - «Я люблю тебя. И это включает всего тебя. Хорошее и плохое. И я... ты был так терпелив со мной, все эти годы. Показывал мне, вновь и вновь, без надежды на взаимность, что ты обо мне заботишься. Так ты дашь мне шанс, теперь, показать, насколько твоя любовь не безответна?» Кроули делает глубокий вдох и кивает. Медленно, не сводя взгляда с его прекрасных небесно-голубых глаз, тянется и берёт протянутую руку ангела в свою собственную.