Правда неизменна

Он замечает, что оказался в баре. Ему не особенно важно, в каком баре. Он раньше не был здесь — ему не плевать только на это. В нём тепло, и шумно, и бармен постоянно приносит новые напитки. Все игнорируют его, чего именно ему и нужно. Он напивается. Или, по крайней мере, пытается напиться. Он нацеливается на “напиться до полной отключки”. Напиться, чтобы забыть можно было даже своё имя, не то что события прошлого часа. Как было бы хорошо для него дойти до такого отрыва от реальности. Ему, скорее всего, придётся выпить каждую каплю алкоголя в этом здании, прежде чем состояние его адского тела будет хоть отдалённо напоминать такое сладкое забвение, но сейчас, за несколько часов до конца света, он хочет это попробовать. Не то чтобы у него найдётся вторая возможность, а мысль проживать оставшиеся... сколько там у него осталось, вспоминая обжигающее пламя, пустоту магазина, то, как вместе с угасающей жизнью Азирафаэля рассыпалось у него в руках кристальное перо... Это больше, чем он сможет выдержать. Он провалился. Он провалился во всём, что хоть когда-то имело для него значение. Так что вот он. В баре. За четыре часа до конца света. Пьяный вдрызг, да, но недостаточно пьяный, чтобы забыть про свою боль. Контрастируя с пустотой, просверливающей мозг, в его крови бьётся сила. Так много её он за прошедшие года вливал во все свои заклятия. Каждую её каплю, которую он находил, он вкладывал в защиту Азирафаэля. И всё это вернулось обратно ему, когда заклятия вокруг ангела не выдержали. Ему почти больно от её пылающего пламени, мечущегося по линиям его жизненного узора, переплетающегося с болью пустоты внутри. Ему нужно её использовать. Восстановить сеть, если больше ничего не придёт в голову. Создать заклятия, которые смогут найти узоры тех, кто ответственен за смерть Азирафаэля. Выстроить стены чистой силы вокруг себя, такие, что даже объединённые силы Рая и Ада не смогут их потревожить. Что-то. Что угодно. Вместо этого он использует совсем ничтожное количество силы, чтобы призвать из квартиры свой меч и убрать его в карман реальности, где он держит свои крылья. Он понадобится ему позже, когда небо загорится алым и призывно зазвучат трубы. Сейчас же... сейчас ему нужна лишь ещё одна бутылка... того, что он там пьёт. Он вообще не запомнил, что заказал, да и важно для него только то, что оно сильнодействующее и горькое, обжигающее его горло. Но и его, правда, недостаточно. Недостаточно, чтобы заглушить его боль. Но вообще, наверное, никакого алкоголя во всём мире не хватит для этого. Никогда не существовало того, что смогло бы вытеснить из сознания перешёптывающуюся тишину. Кроме голоса Азирафаэля. А тот никогда больше с ним не заговорит. Остался только он. Только Кроули. Один. С шёпотом и тишиной. Что-то в окружающей вселенной меняется. Что-то начинает очень тонко звенеть, как собачий свисток, только ещё выше, на частоте, которую не смог бы услышать ни один смертный. Он же даже об этом не думает. В конце концов, наступает конец света. Вселенная должна стонать. Она должна кричать, протестуя против будущих ужасов. Он поднимает бутылку, чтобы налить новый стакан, и замирает. Вот она, совсем рядом, фигура, отражающаяся в стёклах очков, закрывающих его глаза. Мерцающая. Полупрозрачная. Но такая болезненно знакомая. Сила внутри него врывается в сознание, ревя в полной его тишине. Он не может отвести взгляд. «Азирафаэль?» - спрашивает он, не ожидая ответа. Он пьян. Он пьян, и его разум его обманывает. - «Ты здесь?» «Хороший вопрос,» - отзывается тень, оглядываясь, словно не зная, откуда исходит его голос. - «Не уверен. Никогда раньше это не делал. Ты меня слышишь?» - Значит, это призрак. Отпечаток силы, оставшейся в этом мире от Азирафаэля. Или даже отпечаток внутри силы самого Кроули, запертый там с того момента, когда разорвалась сеть. Когда ангел умер. «Конечно, я тебя слышу,» - говорит тени Кроули, хотя и отстранённо понимает, как это глупо. Он не должен отвечать. Не должен взаимодействовать. Так ему будет только больнее, когда окончательно истает и это последнее воспоминание. Призрак Азирафаэля слабо, грустно улыбается ему. - «Боюсь, я сильно напортачил.» Кроули хочет согласиться с ним. Сказать, какой он идиот. Сказать, что он должен был послушать его. Должен был сбежать вместе с ним, пока они ещё могли. Сказать, чтобы он не болтал ерунду и что он ни в чём не виноват. Он молчит. Он не может заговорить. Не может прервать тишину на случай, если Азирафаэль снова заговорит. Не сейчас, когда он в последний раз слышит его мягкий, добрый, красивый голос. «Ты отправился на Альфу Центавру?» - спрашивает призрак, глаза слепо водят по пространству перед ним. «Не-а. Передумал,» - отзывается Кроули, не успевая оборвать себя. - «Произошло кое-что.» - Его голос сбивается, у него едва получается проглотить слёзы. - «Я потерял лучшего друга.» - Я прощаю тебя, повторяется в пустоте. Он почти что ожидает, что отпечаток вновь скажет эти слова, но тот не говорит. Только бросает на него свой особый взгляд больших, грустных глаз. Взгляд, говорящий Мне так жаль, что тебе больно, и так хочется, чтобы ты дал мне помочь. С этим взглядом Кроули за все эти годы сталкивался совсем не раз. Он почти так же привычен ему, как тот, что говорит Я знаю, что в тебе всё ещё есть добро. Он ненавидит их оба, по разным причинам, но прямо сейчас этот — всё равно самое прекрасное, что он повидал за долгое время. «Мне так жаль это слышать,» - произносит Азирафаэль, и Кроули даже спрашивает себя, понимает ли он вообще, что Кроули говорит о нём. Не то чтобы это имеет значение. Он — только призрак. Эхо. Напоминание об ангеле и ничего более. «Слушай,» - продолжает он, словно осознав что-то важное. - «В моем книжном магазине...» - Кроули морщится, ощущая жар пламени на его лице. - «Осталась книга, которая мне нужна.» Конечно. Конечно, даже отпечаток Азирафаэля спросил бы его о книгах. И Кроули знает, что ему хотелось бы знать о судьбе книжного. Но... он не обязан ему говорить. Что случилось, а что не случилось, никак не может иметь значение для призрака. И всё же... всё же он не может ему солгать. Даже отпечатку его души. «А, смотри, насчёт твоего книжного... Его больше нет.» - Слова на языке горчат, как пепел. Как обугленные, свернувшиеся клочки любимых произведений ангела. «О?» - На лице Азирафаэля мелькает боль. «Мне так жаль. Он сгорел.» - Сердце Кроули ноет при виде скорби в глазах ангела. Почему он сказал ему? Почему он не мог просто сделать всё, чтобы хоть этот отпечаток остался счастлив? Сделать то, что не смог для настоящего Азирафаэля? Он закрывает глаза, пытаясь отгородиться от боли. И в поглощающей его тишине он чувствует это. Что-то... что-то не так. Он не смог бы точно сформулировать это, но он чувствует, что что-то упускает. Азирафаэль замолкает на миг, невидящие глаза устремлены вперёд. Кроули может прямо выделить тот момент, когда он принимает сказанное, осознаёт его значение. - «Весь?» - уточняет он, и Кроули кивает. Несколько секунд у него не получается поднять голос. Гулкая пустота давит на него, душит, пока он не заталкивает её обратно внутрь. - «Да. А что... что это была за книга?» - Тишина всё кричит на него, огромная, необъятная. «Та, которую забыла юная леди с велосипедом,» - грустно говорит Азирафаэль. - «Прекрасные и Недвусмысленные Пророчества...» - Кроули моргает и понимает, что знает это название. Поток энергии пробегает по нему, когда он тянется с книге, всё это время лежавшей у него на коленях. Неожиданно он совершенно трезв — пульсирующая в нём сила сжигает весь алкоголь в крови. «Агнессы Псих! Да! Я её взял!» - Он поднимает её повыше, хотя и понимает по тому, как не фокусируются на нём глаза Азирафаэля, что ангел не может его видеть. - «Смотри,» - взволнованно говорит он, радуясь, что хоть что-то сделал правильно. - «Сувенир!» - Он не смог спасти ангела, но, по крайней мере, спас вот эту книгу, настолько важную для него, что о ней беспокоился даже его призрак. «Она у тебя? Ох!» - В голосе Азирафаэля — неподдельная радость, на лице проступает облегчение. Всё это так убедительно, что он почти верит в его реальность. - «Загляни внутрь. Я сделал пометки. Имя мальчика, адрес. Всё остальное. Я всё разгадал.» Кроули так гордится им. Он разобрался. Он нашёл Антихриста. И неважно, что смог сказать ему только в самую-самую последнюю минуту. Он знает, как верил его друг в Бога и солдатов Рая. Как хотел, чтобы они сделали всё правильно. Демон листает его заметки, смотрит на карту, направления, всё, что ему нужно, чтобы найти место конца времён. Он говорит, даже не думая, честно обещает, повторяет то, что без слов обещал ещё когда Эдем не был окружён стенами. Обещает то, что бессмысленно теперь для призрака. «Слушай, где бы ты ни был, я приду к тебе. Где ты?» - Он поднимает глаза, кровь отливает от лица, когда он обрабатывает, что сказал. И всё же... чувство, что он что-то упускает, никуда не исчезает. «Я, а, я... пока ещё нигде конкретно,» - тянет Азирафаэль с неопределённым выражением лица, пытаясь разглядеть мир вокруг них сквозь что бы ему ни мешало это сделать. - «Меня развоплотило.» «А.» - Кроули проглатывает слова извинения, чуть не срывающиеся с его языка. Он никогда не хотел, чтобы Азирафаэлю пришлось проходить через это, даже раз. Теперь он совсем уж пялится на ангела, он знает, но у него всё никак не проходит это чувство, как будто он не может заметить что-то совсем очевидное. Что-то в этом отпечатке его друга, что ему нужно понять. Азирафаэль, кажется, не замечает его действий, но опять же, он уже понял, что призрак не может на самом деле его видеть. - «Тебе нужно попасть на авиабазу Тадфилда,» - говорит он демону. Кроули хмуро смотрит на карту в книге, точка Тадфилда на которой обведена ручкой. - «Зачем?» - спрашивает он, уже рассчитывая лучший способ вовремя добраться туда. Он ощущает выставленный вокруг Лондона барьер, следующий по линиям М25. Тот не даст ему просто телепортироваться на базу. Он мог бы попытаться пробить его. У него может даже хватить сил. Но останется ли у него достаточно, чтобы хоть как-то противостоять армиям Ада и Рая? Не то чтобы это имеет значение, конечно. Даже со всеми своими силами у него, одного демона, не получится остановить Армагеддон. «Конец света,» - произносит призрак Азирафаэля, обрывая его мысли. - «Там он и произойдёт. И достаточно скоро. Я тоже туда направлюсь.» - Кроули пытается сосредоточиться на его лице, на знакомых линиях и кривых, но они слишком расплывчаты и призрачны, только мираж, ничего больше. Он морщится, смотря за фигуру, на всё их окружающее. Бармен. Посетители. Их жизненные узоры, мерцающие, покрывающие Землю, вот-вот готовую прекратить существование. «Нужно только найти подходящее тело,» - продолжает ангел. - «Сложнее, чем ты думаешь.» В ошеломлённом сознании Кроули всплывает пошлая шутка, в хаосе внутри зарождается смех от этого непреднамеренного намёка. - «Даже не буду об этом думать,» - бормочет он. Он может увидеть и собственный узор, если попытается, талантливо сплетённые линии, переплетающиеся с огромным узором вселенной, прячущие его от других, тех, кто захочет по этому узору его найти. «Мне правда нужно тело,» - продолжает Азирафаэль. - «Жаль, что я не могу использовать твоё.» - Он приподнимает уголки губ. Кроули знает, будь это всё настоящим, будь Азирафаэль действительно здесь, он бы предложил ему своё тело без колебаний. Что угодно, если бы это вернуло ему его ангела. Сквозь призрачный силуэт перед ним Кроули видны люди, бегущие по улице, узоры жизни, перетекающие по просторам вселенной. Он неразборчиво отвечает что-то, даже не задумываясь о том, что говорит, отвлечённый всеми узорами вокруг него. Они тревожат его. Словно он что-то не видит. Азирафаэль улыбается ему. Он сделал бы всё возможное и невозможное, чтобы эта улыбка воплотилась в реальности, не оставшись только призраком былого выражения лица ангела. - «Ангел,» - произносит он. - «Демон. Мы бы, скорее всего, взорвались.» Его окружают так много узоров. Так много жизней. Все они — части великого целого. «Так что... встретимся в Тадфилде,» - обещает ангел. Они не встретятся. Он не настоящий. Только призрак на фоне мировых узоров. Растения. Животные. Люди. Демон. Ангел. Они все пляшут у него перед глазами. «Но нам обоим стоит пошевелить булками,» - добавляет Азирафаэль, его узор жизни светится так знакомо и ярко и... «Что?» - Его узор. Узор Азирафаэля. Его узор жизни. У призраков нет узоров жизни. Не таких, ярких, сверкающих золотом в противовес остальной вселенной. «Тадфилд. Авиабаза,» - твёрдо говорит ангел, выцветая на глазах. Но... его узор там. На месте. Линии света и энергии. Сильные, прочные, такие невероятно красивые. Узоры не лгут. И даже пока он растворяется в воздухе, Кроули чувствует его, неотъемлемую часть мироздания. «Это я слышал,» - бормочет он рефлекторно, пока его разум пытается осознать всё только что произошедшее. - «Только про “булки” не понял.» - Он исчез. Но когда Кроули использует часть своей силы и пробегает по вселенной, ищет, он снова его находит. Этим его чувством, силой Архангела, Азирафаэль ощущается таким же материальным и настоящим, как стол под пальцами Кроули. Его узор ярко пылает, ценный, неугасающий свет. Он реален. Он реален. Жив. Кроули резко встаёт, вытравливая последние капли алкоголя из своего тела. Ему нужно добраться в Тадфилд. К Азирафаэлю. И к концу света. *** Он приезжает туда на пылающей машине. Его Бентли, такой прекрасной, которой почти уже исполнилось столетие. Он так любит эту машину, не меньше, чем Азирафаэль любит свой книжный. И он знает, как потом ему будет больно, когда он увидит весь нанесённый ей урон, но сейчас на первом месте для него — убедиться, что в порядке Азирафаэль. Что он там. Что он жив. Что он реален. Так что Кроули вылазит из горящего автомобиля, вцепившись слегка трясущейся рукой в книгу Агнессы Псих, и направляется к странному трио, стоящему перед воротами. К военному, размахивающему автоматом. К Шедвеллу, держащему подозрительную конструкцию, выглядящую как труба с огромным количеством дополнительных трубок. И к рыжеволосой женщине с двумя узорами. Один, её собственный, узор смертной женщины. И второй, линии поверх её собственного, яркий узор, который он не смог бы перепутать ни с каким другим. «Кроули!» - знакомый голос Азирафаэля, пусть и исходящий из тела смертной женщины, успокаивает. Утешает. Обволакивает его, заставляя умолкнуть беззвучные крики пустоты. «Привет, Азирафаэль,» - говорит он. - «Вижу, ты нашёл попутчика.» - Он пытается вести себя небрежно, как будто не собирался напиться до беспамятства всего пару часов назад. - «Милое платье,» - добавляет он. - «Тебе идёт.» - Что ангел не узнает, не сделает ему больно. А ему точно не стоит знать, как сильно его потеря повлияла на Кроули. Ангел подходит ближе, и на таком расстоянии Кроули прямо чувствует его узор. Как он резонирует с его собственным, сила против силы. - «Этот молодой человек,» - говорит он, - «Нас не пропускает.» «Предоставь это мне,» - бросает Кроули, как и всегда, собираясь встать между Азирафаэлем и опасностью. Он обращается к мужчине, собирает силы, чтобы создать демоническое заклятие, которое отвело бы его взгляд, пока они проходили бы на базу. Его прерывает движение ворот, которые самостоятельно отходят в сторону, позволяя проехать внутрь четверым детям на велосипедах. За ними взрывается его машина. Это становится последней каплей. Конец света. Ад у него на хвосте, готовый ему отомстить. Братья и сёстры, так жаждущие уничтожить всё в отместку за его Падение. Потеря Азирафаэля. Потрясение при его возвращении. Сумасшедший водоворот эмоций, из которого он всё никак не может выбраться. Этого для него слишком, слишком много. Его сознание на секунду просто отключается, пока он вглядывается в то, что осталось от его машины. Азирафаэль кричит на него, но он едва слышит крик через плотный туман внутренней тишины. Его стены дрожат и трескаются, и у него уходят все силы на то, чтобы удержать их на месте. Он любит свою машину. Она олицетворяет для него всё лучшее в человечестве. Их гениальность, их необыкновенные способы придумывать что-то новое и творить. Их стремление вперёд и вперёд, к новым высотам, просто ради самого этого действия. Эту машину он называл своей уже почти что столетие. За это время она стала для него большим физическим домом, чем когда-либо им была его квартира. А теперь её нет. Он чувствует чудо Азирафаэля, отправляющее куда-то прочь военного. Этого становится достаточно, чтобы вырвать его из состояния отрешённости. Стены держатся крепко. Ему пока что не грозит потеряться в тишине внутри. Он поднимает обломок машины, пряча его в маленький карман реальности, где скрываются его крылья — сувенир. Что-то, чтобы её помнить. «Ловко ты с солдатом,» - кивает он. Одного только ответа Азирафаэля было бы достаточно, чтобы доказать — это действительно он, если бы у Кроули остались сомнения. «Очень надеюсь, что не отправил его в какое-нибудь неприятное место.» Кроули не в настроении, чтобы ухмыляться, но уголки его губ всё же приподнимаются. Только его ангела побеспокоил бы уют места, куда он отправил человека, не дававшего им предотвратить конец света. К воротам подтягиваются полные солдат джипы, и Кроули мысленно трясёт головой. - «Ох. Сейчас.» - Ему нужно сосредоточиться. Он разберётся со всеми этими эмоциями потом. Если потом наступит. - «Мне нужно только оправиться от... потери. Я разберусь с ними.» - Он шагает вперёд, глаза сверлят опасность перед ним. Но он не забывает и проверять ангела. Совсем слабый отпечаток силы связывает их узоры жизни. Кроули этого достаточно, чтобы без сомнений, без необходимости постоянно оглядываться через плечо, ощущать, что он там. Что он жив. Он не уверен, что когда-нибудь вообще спустит с него глаз. Он хочет потянуться к нему, коснуться, физически убедиться в его присутствии. Конечно, он не может. Они такое не делают. И его прикосновение вряд ли было бы воспринято положительно. Но ему всё равно легче, когда он слышит за спиной его привычный голос, бранящий сейчас Шедвелла. Пусть он и путает “надрать” с “отлизать” в “надрать задницы”. *** Кроули чувствует Азраэля ещё до того, как видит. Конечно, он там, он должен быть — в начале конца. В конце концов, он — один из Всадников Апокалипсиса. Ангел Смерти. Хотя термин, конечно, немного неточен. Азраэль — ни ангел, ни демон, он — что-то совершенно иное. Что-то древнее всего на свете, кроме Бога. Он — олицетворение энтропии, конца всего. В Раю Рафаэль всеми способами избегал Азраэля. Его появление в Залах Исцеления могло означать только одно — что Целитель потерпел неудачу. Он был его антиподом, идеальной противоположностью, не сохраняющий, а забирающий жизни. И всё же, когда им приходилось работать вместе, Азраэль казался ему благоразумным, иногда даже добрым. Он позволял Рафаэлю облегчать страдания умирающих, избавлять их от боли, пока они не испустили бы последний вздох. Однажды Архангел спросил его о конце света. Об участии Азраэля в этом конце. Сейчас ему кажется, что ему, наверное, стоило обратить больше внимания на его ответ. *** «Нет. Ты не можешь сюда войти.» - Рафаэль стоит в дверях, ведущих к Залам Исцеления, крылья распахнуты, чтобы не дать Азраэлю войти в его владения. - «У меня есть пациенты, которых расстроит твоё появление.» Я знаю, шелестит Азраэль. Мне жаль, Целитель, но я обязан. Несмотря на свои слова, он стоит неподвижно, не пытаясь войти без разрешения Рафаэля. Только сверлит Архангела своим слепым взглядом и ждёт. Рафаэль ещё миг не отводит глаз, обозначая свою позицию, но он знает, что должен пропустить его. Знает, за кем он сюда пришёл. И, как бы ему ни было больно это признавать, он ничего не смог бы сделать. Это в любом случае должно было случиться. «Я пытался спасти его,» - оправдывается Рафаэль, и его крылья устало опускаются. Он потратил всю свою силу до последней капли, пытаясь сохранить три жизни, переданные ему целителями. Он даже брал часть силы у своих подчинённых, опустошая и их энергию, чтобы заполнить узоры жизни их пациентов. - «Я думал... я надеялся, что он не так далеко ушёл.» Я знаю, повторяет Азраэль удивительно мягким голосом. Он принадлежал мне ещё до того, как оказался в твоих залах. Целитель вздыхает и отступает в сторону. Пока они проходят по длинному зданию, его помощники исчезают в других комнатах, опасаясь призрака Смерти, следующего рядом с ним. Совсем скоро они достигают комнаты, где лежит умирающий ангел. Рядом располагаются две пустые кровати, лежащих в них раненых перевели в другие помещения, как только целители поняли, что уже не смогут спасти этого. На полу всё ещё расплёскана кровь, тёмно-алая лужа, принадлежащая оболочке, смешанная с золотой кровью самого ангела. С ней перемежаются пятнышки почти чёрного, вязкая жидкость, которую Рафаэль до этого никогда не встречал. Она исторглась из его пациента вместе с золотистой кровью, да и ощущается почти так же — если не считать слабой ауры тьмы внутри. Он не знает, что это такое, но оно совершенно ему не нравится. «Лириэль,» - тихо произносит он, хотя и знает, что его пациент не очнётся, даже если он закричит. - «Мне так жаль.» - Его узор быстро сереет и выцветает, линии распускаются несмотря на все приложенные усилия Рафаэля и его целителей. Вокруг них обмотаны золотые линии узора самого Архангела, поддерживающего их собственной силой. Они — единственное, что держит умирающего в живых. Рафаэль берёт его руку, мягко сжимает. Она — одна из немногих частей тела юного ангела, что не покрыты кровавыми повязками. Да и два его товарища не в лучшем состоянии. Ему не хочется знать, что нанесло эти раны. Что было настолько могущественным, что смогло побороть троих Стражей — выставленных, чтобы охранять оружейную и найденных в таком состоянии, когда их пришёл сменить новый отряд. Пришло время. Ангел смерти встаёт за его плечами, крылья цвета ночного неба заполняют комнату. Рафаэль осторожно отпускает узор Лириэля, забирая свою силу, серые линии вспыхивают в последний раз и начинают таять. - «Покойся с миром, брат,» - произносит он на церемониальном языке ангелов фразу, которую, как он думал, ему никогда не пришлось бы использовать. Он опускает руку на лоб Лириэля, используя совсем чуть-чуть силы, чтобы избавить его от боли. - «Пришло время вернуться в бесконечность.» - Он смаргивает слёзы. Он никогда раньше не терял ангелов. Смертных существ — да. Иногда, но это случалось. Но он раньше даже не видел настолько тяжело раненого ангела. Азраэль проходит к другой стороне кровати, и его крылья вспыхивают. Один костяной палец касается шеи Стража. Рафаэль пристально смотрит на узор, который расслаивается, по нити поглощается узором Азраэля. Его больше нет, говорит ему Смерть. Но ты всё ещё можешь спасти его товарищей. «Я не понимаю.» - Рафаэль поднимает на него глаза, отступая от останков ангела и игнорируя отчаянно бьющееся сердце. - «Что с ними случилось?» Таков Её План, ответствует Азраэль. Я не могу сказать ничего более. Он вспоминает о книге. Люциферовской копии Великого Плана, всего несколько дней назад оставленной им в Её тронном зале. О ранах на троих его пациентах. Об оружии, исчезнувшем из оружейной — уже третье такое проникновение и такая кража с тех пор, как исчез Люцифер. О самом Люцифере и Плане, исполнению которого его брат говорит, что хочет помешать. О том первом вторжении в оружейную, о страже, утверждавшем, что Люцифер возглавлял грабителей. «Тогда это правда?» - спрашивает он. - «Значит, Она действительно планирует войну в Раю?» - Значит, ему придётся видеть ещё таких ангелов, раненых, умирающих, с тающими на глазах узорами, несмотря на все попытки их спасти? Азраэль сосредотачивается на нём, безглазый взгляд словно проникает в его душу. Я не буду отвечать на этот вопрос. У тебя уже есть нужная тебе информация. «Тогда как насчёт Армагеддона?» - требует ответа Рафаэль, с вызовом смотря на него. Он истощён, измучен, но он не собирается показывать свою слабость этому древнему существу. - «Ты и правда уничтожишь всё, что Она создала?» Я сделаю всё, что я должен, отвечает он. Сейчас, во время Армагеддона или конца вселенной. Для вас всех есть лишь одна судьба — когда-то здесь останутся только я и Бог. А потом и Она исчезнет, и я останусь в полном одиночестве. Он отворачивается от Рафаэля, складывая на спине огромные крылья. Он останавливается и оглядывается, дойдя до двери. Тебе не стоит постанавливать, что правда такова, какой ты её видишь, Целитель, говорит он. И с порывом ледяного ветра бесследно исчезает. Рафаэль возвращается в свой кабинет. Тело Лириэля скоро унесут, чтобы его похоронил его батальон. Первого ангела, которого он потерял. Первую жертву, как подозревает Рафаэль, в подступающей войне. Он сидит у рабочего стола, уронив голову на руки, и позволяет себе окунуться в подступающую скорбь потери. Провала. Скорбь целителя, который не смог спасти своего подопечного. Скорбь Архангела, который не смог защитить ему доверившегося. Скорбь младшего брата, который понимает, что старший сделал что-то непрощаемое. По их связи младшие братья и сёстры делятся с ним ощущением поддержки и любви, но даже этого не хватает, чтобы ослабить его боль. Он слышит стук в дверь. Поднимает глаза и видит стоящего там Азирафаэля, нерешительного, с широко распахнутыми голубыми глазами. И неожиданно осознаёт, какое должен представлять собой жалкое зрелище, съёжившийся в своём кресле, волосы перепутаны, под глазами тёмные круги — признак невыносимой усталости, на белых одеждах — пятна алой и золотой крови Лириэля и двоих других пациентов. «Азирафаэль?» - спрашивает он, слишком истощённый, чтобы даже с помощью маленького чуда очистить одежду. Начало входит в комнату, закрывая за собой дверь. - «Микаэль сказала, что я, возможно, тебе понадоблюсь,» - говорит он, хмурясь, пока оглядывая Архангела. - «Она была совершенно права.» «Я...» - начинает Рафаэль, но его голос срывается. Азирафаэль смягчается. «Иди сюда, дорогой,» - говорит он, проходя к Архангелу и заключая его в объятия. Рафаэль тоже обнимает Азирафаэля, утыкаясь лицом ему в грудь. Его друг не отстраняется и только успокаивающе гладит по волосам, пока он плачет. *** Не стоит постанавливать, что правда такова, какой ты её видишь. И она совсем не такая, правда? У него — собственная правда, с его прошлым, скрытым за рядами и рядами стен. У Азирафаэля, с его сущностью, скрытой в этой женщине в фиолетовых перчатках. У Антихриста — Врага, Разрушителя Миров, Великого Зверя, имя коему Дракон, Порождения Сатаны и Владыки Тьмы — у стоящего на бетонной площадке одиннадцатилетки с большими, невинными голубыми глазами и золотыми локонами. Даже у Всадников. У Войны в ярко-алом комбинезоне, от которой веет кровью. Голода в чёрном с острыми зубами и аурой грызущего голода и жажды. У Скверны, всё ещё новенькой по сравнению с теми двумя, в запятнанном белом, с несущей от неё гнилью. Они выглядят почти как люди, но ими не являются. Они — олицетворение человеческих страхов, созданные не Её руками, а тысячами, миллионами человеческих сознаний. Он уже работал с ними, работал против них. Они не пугают его, не так, как Азраэль. Он игнорирует их всех, слезая с военного джипа, и вместо этого сосредотачивается на ребёнке. «Вон он,» - показывает он. Его теперь ни с кем не спутаешь. Его жизненный узор светится слишком ярко, пульсируя силой, которую не смог обрести бы ни один человеческий узор. - «С кудряшками.» - Он пытается видеть только узор, а не самого мальчика. Не ребёнка одиннадцати лет от роду, совсем как Варлок, способного на намного большее. - «Застрели его, спаси мир.» - Он тянется в свой карман вселенной, готовый в случае чего вытащить оттуда меч. Азраэль и мальчик даже не смотрят на него. Ты — один из нас, не их, говорит Азраэль. Никто не ослушается тебя. Стоящий за ним Шедвелл пялится вперёд, прижимая к груди свой дурацкий автомат. - «Что?» - поражённо спрашивает старый сержант. - «Но он же ещё дитя совсем. Вы не...» Азирафаэль разворачивается и выдёргивает у него оружие. - «О, да ради Бога. Дайте мне это.» - Он вышагивает вперёд, целясь в мальчика. Не обращай внимания, шепчет Азраэль. Одно твоё слово, и я покончу с ними. Он мог бы, и Кроули это знает. Он мог бы в один миг стереть их узоры. Если мальчик прикажет, чтобы их убили, он ничего не сможет сделать, чтобы это остановить. Но до этого момента Азраэль их не тронет. У Ангела Смерти есть свои границы, как и у всего на свете. Он не может беспричинно отнять жизнь. Тело Азирафаэля отбирает у него контроль, сбивая прицел, крича: - «Нельзя просто стрелять по детям!» Рафаэль. Он слышит голос Азраэля у себя в голове, и у него уходит несколько секунд на то, чтобы понять: он — не просто эхо пустоты. Ты помнишь мои слова, Целитель? «Возможно, нам стоит подождать,» - оглядывается на Кроули Азирафаэль. Кроули не хочется быть именно тем, кто отдаст приказ. Он никогда этого не хотел. Но от этого зависит судьба всего мира, и если они это не сделают, то они все умрут ещё до захода солнца. «Что?» - выплёвывает он в нарастающей панике. - «До того, как он вырастет? Стреляй, Азирафаэль!» Ангел наводит оружие на мальчика, и на один миг Кроули видит на месте ребёнка Варлока, мальчика, которого он вырастил. Габриэля в день, когда он был создан, такого юного и жаждущего движения, путающегося в собственных конечностях. Сандальфона, пристально вглядывающегося в окружающий его мир, вцепившегося в его руку. Здесь, перед ними — тоже ребёнок. Они не могут убить ребёнка. Но если они этого не сделают, если позволят ему жить, тогда погибнет весь мир. Они не смогут сражаться с армиями Ада и Рая. Они не переживут и первой атаки. Владелец тела Азирафаэля вздёргивает ружьё вверх, направляя в небо выпущенный Азирафаэлем снаряд. Их единственный шанс покончить с этим идёт прахом. «Простите,» - говорит она, что слишком мало и слишком поздно. - «Я не могла дать вам это сделать.» Кроули хочется закричать на неё, но он понимает причину её импульса. Он понимает, почему она это сделала. Он не уверен, что сам, в подобной ситуации, не понимая по-настоящему, к чему бы это привело, не поступил бы так же. Потомки семи детей родом из Месопотамии могут легко это подтвердить. «Простите,» - произносит Антихрист, смотря на Азирафаэля. - «Но почему вас двое?» Кроули подготавливается к атаке. К тому, что ребёнок сейчас обрушит свои силы на Азирафаэля. Его рука сжимается на рукояти невидимого меча. «А,» - начинает Азирафаэль в своём типичном Азирафаэлевском стиле. - «Долгая история. Понимаешь, я был в своём книжном, и...» Антихрист обрывает его. - «Это неправильно.» - Кроули растерянно смотрит на него. Этот ребёнок вот-вот устроит конец света, и при этом его волнует то, что Азирафаэль и человеческая женщина делят одно тело? Но, он осознаёт, это же ребёнок, выращенный только людьми. И несмотря на его демоническое происхождение, на его жизнь не влиял ни Ад, ни Небеса с того дня, как Кроули отвёз его в тот госпиталь. В первый раз за много дней у него появляется мысль, что у них и правда есть шанс. «Мне кажется, вам стоит опять разделиться,» - сообщает мальчик. Во вселенной что-то сдвигается, и ещё до того, как Кроули может на это отреагировать, тело Азирафаэля искажается, делясь надвое, пока он не встаёт рядом с человеческой женщиной, одетый в совершенно ту же одежду, что и при последней встрече с Кроули. Его жизненный узор теперь привязан к телесному в хорошо знакомой комбинации линий, разорвавшейся, когда его тело уничтожил портал в Рай. Он — самое прекрасное, что Кроули видел за всю историю вселенной. Каждая деталь совершенно такая же, какой он её помнит, от мягких белых волос до кольца Рафаэля на мизинце. «Азирафаэль,» - выдыхает он, хотя его никто и не слышит. Глаза мальчика на миг перебегают на него, но Кроули этого не замечает. Он слишком занят разглядыванием фигуры ангела. Что-то внутри, недавно разбившееся вдребезги, собирается обратно, когда ангел бросает на него взгляд и его собственные золотые глаза встречаются с знакомыми небесно-голубыми. Он шагает вперёд, вставая около Азирафаэля, завершая круг из Шедвелла и женщины, Антихриста и троих человеческих детей, Азраэля и остальных Всадников. Он чувствует его, вес всей вселенной на их плечах — её судьба зависит от того, что сейчас произойдёт. Он вглядывается в мальчика, в Антихриста, пытаясь прочитать его узор. Он не может. Он весь в движении, искривляется с каждой мыслью мальчика, изменяется, пока он пытается решить, кто он и кем он станет. Война смотрит на них и ухмыляется, вращая мечом по замысловатой дуге. Кроули сжимает свой, готовый вытащить его, но что-то внутри предупреждает — ещё нет. Остальные Всадники позируют, готовые к битве, и только Азраэль стоит в стороне, ждёт, смотрит. Когда Кроули оглядывается на него, то замечает, что Ангел Смерти не сводит с него взгляд. «Знаете,» - обращается мальчик к своим друзьям, - «Они вообще-то не настоящие. На самом деле они просто как ночные кошмары.» И его друзья встают с ним плечом к плечу. Сражаются с монстрами, созданными человеческим воображением и как-то, каким-то чудом побеждают. Смотря, как они орудуют пылающим мечом, Кроули понимает, что помнит его. Он придвигается к Азирафаэлю, не отрывая глаз от битвы, и шепчет: - «Разве это не твой бывший меч?» Он переводит взгляд на ангела, отворачиваясь от сражения, и видит, как изменяется лицо того, когда он понимает правоту Кроули. «Думаю, да,» - говорит он, и Кроули прячет ухмылку. Есть в этом что-то правильное, в том, что этот меч именно здесь. Что эти дети именно им защищают мир, созданный потомками Евы. Словно всё идёт по плану, хотя ничего из этого и не записано в кожаной книжке, всё ещё спрятанной в сейфе Кроули. Теперь они играют не по сценарию, и случиться может всё, что угодно. Скверна истаивает, и из Всадников остаётся один только Азраэль. Он одинокой фигурой стоит перед юным Антихристом и его друзьями, и на мгновение Кроули пугается, что он сейчас уничтожит детей на месте. «Смерть,» - говорит мальчик, - «Всё это должно остановиться. Сейчас же.» - Его узор замирает в литой форме на его коже. Он сделал выбор и его уже не изменит. Лицо Азраэля, как и всегда, нечитаемо. Всё уже остановилось, объявляет он. Но они вернутся. Мы всегда рядом. Я — тень Создания. Ты не можешь меня уничтожить. Это уничтожит весь мир. Он оглядывается. Хорошего дня, господа. Его безглазый взгляд на миг сосредотачивается на Кроули, и демон слышит в своей голове его голос. Удачи, Целитель. Скоро увидимся. А потом с этим зловещим предсказанием исчезает. Рядом с ним Азирафаэль облегчённо выдыхает. - «Ну вот,» - улыбаясь, говорит он. - «Видишь, Кроули? Как я всегда и говорил...» Кроули мотает головой. - «О, это ещё не закончено.» - Да, они избавились от Всадников. Но если бы дело было только в них, Кроули смог бы разобраться с Апокалипсисом и в одиночку. - «Ничего ещё не закончено.» - Нет, теперь им придётся столкнуться и с собранными армиями Ада и Рая. Если он знает своих братьев и сестёр, они ещё не сдались. Не когда План утверждает, что пришло их время сражаться. - «И Рай, и Ад всё ещё хотят свою войну.» Внутри него тишина кричит. Он чувствует их по изорванной связи, волны их ярости пробивают их собственные стены. Архангелы. Они знают, что случилось. И один из них идёт сюда. Он вышагивает вперёд, жёлтые глаза сосредоточены на детях. - «Ты,» - бросает он. - «Мальчик. Антихрист. Как там тебя зовут?» Тот поднимает на него взгляд и без страха смотрит в змеиные глаза. В первый раз с того, как он проезжал по огненному кольцу М25, Кроули осознаёт, что на нём нет его очков. Его глаза открыты всему миру, но эти дети не обращают на них никакого внимания. Наверное, после ужасающего костяного черепа Азраэля змеиные глаза не кажутся им ничем особенным. «Адам Янг,» - отвечает Антихрист. Какая же ирония. Адам. Прямо как первый мужчина, который так любил Еву, что последовал за ней по пути искушения. «Так вот,» - хмыкает Кроули. - «Ты с друзьями спас мир. Молодец. Держи медальку. Ничего не изменит.» - Кажется, он слегка в истерике, со всей этой злостью и страхом, поднимающимися в нём вместе с тишиной, которая усиляется чужой яростью и болью рваной связи сознаний. «Ты!» - слышит он чей-то крик и разворачивается, чтобы увидеть приближающуюся к ним знакомую фигуру, за которой поторапливается испуганный молодой человек. - «Ты — тот человек на машине. Ты украл мою книгу.» Демон почти смеётся. Ну конечно. - «О, книжная девушка!» - Он опускает взгляд на оборванную книгу у него в руках. Она попала им в руки в совершенно нужный момент. Прямо тогда, когда была им нужна, чтобы найти Антихриста. Прямо чудо какое-то. Он приподнимает её, оценивая вес. - «Лови.» - Кидает её, и обрывок обожжённой бумаги вылетает из страниц, планируя вниз. Его ловит Азирафаэль. Девушка ловит книгу, совершенно, похоже, не заботясь о её обгоревшем состоянии. Сжимает её в руке и требует объяснить, что происходит. «Долгая история,» - отзывается Кроули. Кто бы ни шёл сюда, окажется здесь с минуты на минуту. - «Нет времени.» «А ты попробуй,» - отбивает она, и он отмечает, что они найдут общий язык. Если, конечно, переживут это. «Эм, хорошо,» - говорит Азирафаэль, вставая рядом с Кроули. - «Так вот, хм. В начале, в Саду. Там был... ну. Он был коварным старым змеем.» - Он улыбается Кроули, который не улыбается в ответ. У них нет времени рассказывать всю историю. У них есть только минуты до того, как агенты Ада и Рая прибудут, чтобы вернуть на рельсы поезд Апокалипсиса. «А я был технически дежурным по яблоневому дереву,» - продолжает ангел, решая, видимо, поделиться с собравшимися здесь людьми всей их историей. Кроули качает головой, заставляя его умолкнуть. Привкус воздуха вокруг них изменяется, напоминающий теперь озон и серу. Люди перешёптываются, но Кроули не слушает их. Он тянется куда-то всеми своими чувствами, пытаясь понять, что вскоре произойдёт. Он должен быть готов. Он концентрируется на своём кармане вселенной, готовый вытащить лезвие. В это же время ярко вспыхивает молния. И Кроули бьёт прямо в грудь, остатки связи жгут внутренности, пока земля вокруг трясётся. Он моргает, пытаясь избавиться от тёмных точек в глазах, и видит стоящего на площади Габриэля. Секунда — и рядом с ним вырастает из земли Вельзевул. Вместе они шагают вперёд, мимо Кроули и Азирафаэля, и встают посреди этой странной толпы людей, которые только что столкнулись с Всадниками и победили. Кроули с насмешкой кланяется им. «Лорд Вельзевул,» - тянет он. - «Какая честь.» - Мысленно он осматривает свои стены, проверяя их на любые трещины, которые могли бы выдать его Габриэлю. Он набрасывает ещё несколько барьеров на своё естество, просто на случай. Он не может прятаться здесь, если, конечно, хочет, чтобы они все выбрались отсюда живыми. Ему нужно, чтобы его заметили. Но если ему повезёт, они посмотрят не дальше поверхности. «Кроули,» - Вельзевул оглядывается на него, голос бесстрастен. - «Предатель.» Он встречается с ними глазами. - «Какое неприятное слово.» - Он чувствует Габриэля, хотя и не смотрит на него. Находиться так близко к одному из братьев и сестёр для него всё равно, что стоять поглощённым в пылающем пламени. Судорожная боль связи только усиляется в безмолвной пустоте. Вельзевул издаёт смешок, в голосе пробиваются зудящие нотки. - «Остальные мои слова про тебя ещё хуже.» - Их взгляд тяжёл, и он прямо чувствует облаком повисший вокруг них гнев. - «Где мальчик?» Он кивает на Адама, и представители божественной и адской армий разворачиваются к мальчику. Когда чужое внимание соскальзывает с него, Кроули снова тянется в эфир, крепко сжимая рукоять меча. «Вот этот,» - говорит Габриэль. - «Адам Янг. Привет.» - Он звучит совсем как продавец “от двери к двери”, и от его фальшивой, безэмоциональной улыбки Кроули становится тошно. Он подходит к Адаму, который смотрит на него с любопытством, и без намёка на страх. Реальность всё ещё подчиняется ему, и если Габриэль его расстроит... что ж. Кроули ничем не обязан Раю. Ничем не обязан брату, который так хотел его убить. Но смотреть, как его уничтожают — это уничтожило бы и важную часть его души. «Молодой человек,» - продолжает Габриэль. - «Армагеддон должен... возобновиться. Сейчас же.» - Всё ещё так хочет, чтобы мир разрушился. Чтобы война началась. Кроули вспоминает слова Сандальфона в парке. Мы наконец-то сможем отомстить Люциферу. За то, что он отнял у нас Рафаэля. - «Временные неудобства не могут встать на пути высшего Добра.» Кроули хочется смеяться. Великое Добро. Как будто у Добра есть с этим хоть что-то общее. Как будто дружба, любовь, всё, за что борются и Адам и Кроули, как-то хуже мести, ненависти и собачьей преданности исчезнувшему Богу. Вельзевул шипит на Адама, и Кроули даже становится интересно, взбешены ли они больше из-за того, что он остановил Армагеддон, или что стал невольной причиной, по которой им пришлось работать с Архангелом. - «На пути чего они стоят,» - говорят они, бросая полный отвращения взгляд на Габриэля, - «Ещё неизвестно. Но битва должна решиться сейчас же. Это — твоё предназз...» - Они умолкают, возвращая себе контроль над голосом. - «Предназначение. Это написано. Теперь. Начинай. Войну.» Адам смотрит на них обоих с растерянностью в глазах. - «Вы оба хотите уничтожить мир, только чтобы посмотреть, чья банда лучше?» - спрашивает он, и Габриэль смеётся. «Конечно,» - говорит он. - «Таков Великий План.» К чёрту Великий План, думает Кроули. Сами посмотрите, куда этот “Великий” План вас завёл. Всех нас завёл. Он бросает взгляд на Азирафаэля. Следование Великому Плану слишком много ему стоило. Но они уже сошли со сценария. Теперь им остаётся только к нему не вернуться. «В этом — главная причина создания Земли.» Нет, хочет крикнуть ему Кроули. Нет, дело не может быть в этом. Подумай, идиот! Почему бы Она создала всё это, только чтобы уничтожить? «Я справлюсь,» - бросает его брату Вельзевул и улыбается, наклоняясь совсем близко к мальчику. - «Адам. Когда всё это закончится, ты сможешь править миром. Разве ты не хочешь править миром?» И Адаму, кажется, даже не нужно размышлять над этим. Как-то этот ребёнок, его племянник, понимает свои приоритеты намного лучше, чем даже Архангел. - «Мне и так нелегко,» - объясняет он, - «постоянно выдумывать затеи для Пеппер, Уэнсли и Брайана, чтобы они не заскучали. У меня есть весь мир, какой я хочу.» Кроули не знает, что случилось бы, если тогда, шесть тысяч лет назад, Люцифер посмотрел бы на их Мать и сказал то же самое. Если бы решил, что его миром была только его семья, и ему не нужно было большее, не нужен был трон Ада. Он сам всё равно бы Пал? Потерял бы братьев, сестёр и Азирафаэля? Он отталкивает такие мысли. Все эти “что если” сведут его с ума, если он им позволит. Растерянный взгляд Габриэля был бы комичен, если бы всё не было так грустно. Если бы Кроули не знал, что когда-то давно счастьем и для Габриэля была только его семья. - «Ну, ты не можешь просто отказаться быть тем, кто ты есть,» - возмущается он, как будто Адам сейчас не делает совсем противоположное. Не принимает себя таким, какой он есть. - «Твоё рождение, твоё предназначение, всё это — часть Великого Плана.» К удивлению Кроули, его прерывает Азирафаэль. - «Эм,» - говорит он, вставая за спиной Адама. - «Кхм. Простите. Вот вы всё говорите о Великом Плане.» «Азирафаэль,» - произносит Габриэль, и Кроули ощетинивается, слыша тон его голоса, готовый отрицать всё, что он сейчас скажет. - «Возможно, тебе стоит просто заткнуться.» - Он ненавидит то, как его братья и сёстры относятся к Азирафаэлю. Всегда ненавидел, но сейчас они так более жестоки с ним, чем до его Падения. Но в этот раз, возможно, в самый первый, Азирафаэль игнорирует Габриэля. - «Одно мне не понятно,» - говорит он. - «Это и Непостижимый План?» Непостижимый План? - повторяет про себя Кроули, пока Вельзевул кричит. «Великий План! Он записан! Будет создан мир, и он продлится шесть тысяч лет и погибнет в огне и пламени!» Не стоит постанавливать, что правда такова, какой ты её видишь. Правда, записанная в Великом Плане. Азраэль имел в виду её? «Да, да,» - кивает Азирафаэль. - «Это именно Великий План. Просто хотелось бы уточнить, это и Непостижимый План тоже?» Вельзевул и Габриэль умолкают в ясно написанной на лицах растерянности. А до Кроули доходит кое-что очень важное. «Ну, они — одно и то же,» - говорит Габриэль. Но в его голосе больше нет той уверенности, того тона превосходства и знания, которое было в нём раньше. «Вы не знаете,» - бормочет Кроули. Может быть, Великий План всё же не Её настоящий План. Но если это так, все эти многотысячелетние знания просто теряют смысл. Если он не Пал по Её Плану, почему он Пал? Или его Падение всё равно было частью её Плана, чтобы поставить его сюда в этот момент — стоять рядом с Азирафаэлем и пытаться спасти мир? «Эм, да,» - говорит он, присоединяясь к Азирафаэлю, вставая за спиной Адама. - «Жалко было бы, если бы вы делали всё по Великому Плану, но на самом деле противоречили Её Непостижимому Плану.» - Он прямо видит, как вертятся шестерёнки в голове Габриэля, и даже сквозь потёртые обрывки связи может ощутить замешательство брата. «В смысле,» - продолжает он, - «В смысле, все же знают о Великом Плане, да? Но вот Непостижимый План...» - он оглядывает людей, которые смотрят на него с разной степенью растерянности. - «Он, ну, непостижим, так ведь?» - Он заглядывает в глаза Габриэлю. - «По определению, мы не можем его знать.» «Но он... ззаписан,» - с сомнением говорит Вельзевул. Сознание Габриэля уже прямо кричит, бьёт по связи. Стены брата трескаются, перегруженные болью, которую приносит эта возможность. «Бог не играет в игры со вселенной,» - возмущается он, но звучит это только как попытка успокоить себя. «Где ты вообще живёшь,» - фыркает Кроули. Бог не играет в игры со вселенной? Какая глупая мысль. Бог только и делает, что играет в игры со вселенной. И в этот момент он чувствует, как Габриэль осознаёт, что это значит. Если они не следовали Её Плану, тогда действительно ли он поступал правильно, ведя братьев и сестёр уничтожать их собственного брата? Вспышка боли сбила бы его с ног, если бы он не подготавливался к ней. Но она и так умножает его агонию, пробивая дыры в наспех восстановленных стенах. «Можно я просто...» - выдыхает Габриэль, до мелочей контролируемая маска чуть-чуть трескается, когда он разворачивается и утягивает Вельзевул за собой, чтобы о чём-то отчаянно пошептаться. Не то чтобы это помогает. Кроули всё равно слышно, как он бормочет о сложностях, с которыми он столкнётся, когда ему придётся отзывать десять миллионов ангелов с их позиций. Он ухмыляется, когда оба бросают злые взгляды на него с Азирафаэлем, но при этом ещё сильнее вцепляется в рукоять меча. Загнанные в угол хищники склонны атаковать. А он не носит розовых очков и прекрасно знает, во что превратился его маленький брат. Вельзевул и Габриэль отвлекаются от них, подходят ближе к группе, и Кроули напрягается. - «Молодой человек,» - выплёвывает его брат, сверля взглядом Адама. - «Тебя послали на Землю по одной и только одной причине. Чтобы её уничтожить.» - Он наклоняется, смотря прямо в глаза Адаму, его обычно бесстрастное лицо искажается ненавистью и злобой. - «Ты — непослушный маленький засранец. Надеюсь, кто-то пожалуется твоему отцу.» «О, пожалуется,» - кивает Вельзевул. - «И твой отец будет недоволен.» Кроули переглядывается с Азирафаэлем. После всего этого, после потери и возвращения ангела, после столкновения с Азраэлем и младшим братом, он не уверен, что у него хватит сил разбираться ещё и с Люцифером. Габриэль и Вельзевул исчезают во всплесках сиреневого и алого. И через мгновение тело Кроули прорывает обжигающая боль, заставляя упасть на землю. Он царапает грудную клетку, тщетно пытаясь ослабить острую, режущую боль. Она идёт не из связи, не из тишины, даже не из его собственного внутреннего ада. Нет, она — что-то совсем иное. Она — боль, которую ощущает каждый демон, когда бушует Люцифер. Специальная связь Сатаны со всеми легионами проклятых. Где-то внутри него, зарытая под всей агонией и злостью на брата, лежит тонкая ниточка, привязывающая его естество к Аду и его правителю. Та, что и делает его демоном. Теперь она горит яростью Люцифера, призрачная тень оборванной и закрытой связи, которую они когда-то делили, пока пустота вторит ей в его сознании. «Что происходит?» - спрашивает Азирафаэль, пока демон извивается на асфальте. - «Я что-то чувствую.» «Они это сделали,» - хрипит Кроули, возвращая себе контроль над своим телом. Боль всё ещё так остра, всё ещё горит, но он чувствовал боль намного, намного сильнее. В сравнении с потерей Азирафаэля она — вообще ничто. - «Рассказали его отцу. И он совсем не рад.» Люди вскрикивают и теряют равновесие, пока мир вокруг них трясётся, кричат, пытаясь понять, в чём дело. Азирафаэль совсем чуть-чуть придвигается к Кроули, и демон, пока может, успокаивается, концентрируясь на его присутствии. Он не думает, что сможет сам сражаться с Люцифером. Он не смог победить его раньше, с полной силой Архангела. Сейчас он вообще ничего не сможет сделать, со связанными руками, почти что на поводке у Сатаны. «Ну,» - говорит ангел, оббегая взглядом окружающее их пространство в поисках опасности. - «Можешь считать меня старым дурачком, но кажется, за нами пришёл сам дьявол. Сам Сатана.» Землю снова встряхивает, и Кроули встречается взглядом с привычными небесно-голубыми глазами Азирафаэля. - «Ага. Ну вот и всё,» - бросает он. - «Приятно было познакомиться.» Ангел мотает головой, в его глазах — немая мольба. - «Мы не можем сейчас сдаваться.» Ох, ангел, мысленно вздыхает Кроули. Я сражусь с ним ради тебя. Обещаю. Но я не смогу его победить. Он не говорит этого. Только тянет: - «Это сам Сатана. Это уже не про Армагеддон.» - Он чувствует привкус вскипающей ярости, так близко. Честно, он даже удивлён, что Азирафаэль не чувствует её давления. - «Это уже личное.» - Ярость, тёмная сила, всё сильнее, всё ближе, это Люцифер поднимается из Преисподней. - «Нам конец.» Земля вокруг них вздымается, и Азирафаэля отталкивает в сторону, так что он почти падает на асфальт рядом со своим мечом. Он поднимает его, крепко вцепляясь в рукоять, и разворачивается к Кроули. - «Придумай что-нибудь,» - приказывает он, на миг звуча совсем как солдат, для выполнения роли которого его когда-то и создали. Потом его голос вздрагивает, и на лице вспыхивает отчаяние. - «Или я никогда с тобой больше не поговорю.» Кроули готовится. У него остаётся последний туз в рукаве. Последнее, что он может сделать. Что-то, что вообще только существо с силой Архангела может сделать. Он вытягивает лезвие и встаёт, таща с собой вверх всю свою энергию, дотягиваясь до самого узора вселенной — и останавливая его движение. Останавливая само время. От такого усилия невольно материализуется пара его крыльев, и ему приходится перебарывать остальные две пары, чтобы и они не вышли на свободу. Сегодня он уже прошёл через слишком многое. Не хватало ещё, чтобы в довершение всего Азирафаэль узнал о его прошлом. Когда он открывает глаза, они трое стоят посреди песков времени. Кроули, Азирафаэль и Адам. Адам... Мальчик, который может управлять реальностью. Кроули тянется в карман и достаёт тёмные очки, скрывая за ними глаза. В нём сейчас скопилось слишком много эмоций, слишком много боли. Глаза его сейчас бы только выдали. «Адам, послушай,» - говорит он. - «Твой отец идёт, чтобы уничтожить тебя.» - Он чувствует это. Ярость Люцифера. Его гнев из-за чужого неподчинения. Из-за потери шанса на войну с Матерью, которая прокляла их всех. - «Скорее всего, чтобы уничтожить всех нас.» - Он ещё сильнее вцепляется в рукоять. Если это не сработает, если ему придётся сражаться, он сделает всё возможное, чтобы Азирафаэль и люди выбрались отсюда живыми. Но его собственные шансы невелики. «Мой папа?» - удивляется мальчик, думая не о Люцифере, а о мужчине, воспитавшем его. - «Но он никому не хотел бы навредить.» «Не земной отец,» - торопливо поправляется Кроули. Даже со всей дополнительной силой ему тяжело делать это. Так бездвижно держать время. Он не сможет делать это ещё долго. - «Сатана.» - Его брат. - «Твой отец, изгнанный из Рая. Он идёт. И он зол.» «А мне-то что делать?» - не понимает Адам. - «Драться с ним.» Демон качает головой. - «Не думаю, что драка с ним чем-нибудь поможет.» - Даже Антихрист, даже легко контролируя реальность, не сможет сразиться и выиграть у Сатаны. - «Тебе придётся придумать что-то другое.» «Но я только ребёнок,» - говорит Адам, и Кроули не знает, что ему ответить. Только ребёнок. И разве честно, что они втащили его во всё это? И почему дошло до того, что судьба всего зависит от одиннадцатилетнего мальчика? Азирафаэль выступает вперёд, даже в таких обстоятельствах мягкий и добрый, как всегда. - «Да,» - соглашается он. - «Но это совсем не плохо, Адам. Знаешь,» - он смотрит мальчику прямо в глаза, с раскрытыми за спиной крыльями, твёрдый, неизменный, такой, каким Кроули любит его много тысячелетий. - «Я боялся, что ты станешь олицетворением Ада,» - признаётся он им. - «Надеялся, что ты будешь олицетворением Рая. Но ты — ни то, ни другое. Ты намного лучше.» - Он улыбается. Той мягкой, обнадёживающей улыбкой, говорящей, что всё будет в порядке. - «Ты — олицетворение человечества.» - Его взгляд переходит на Кроули. Демон сейчас очень рад, что надел очки, потому что его переполняет одно-единственное чувство — его любовь к этому конкретному ангелу. И эта любовь просто не может не быть видимой в его глазах. «Адам,» - добавляет он, теперь совершенно точно зная, что должен сказать. - «Реальность послушается тебя. Ты можешь всё изменить.» «И что бы ни случилось,» - убеждает его Азирафаэль, - «Во Благо или во Зло, мы рядом с тобой.» - Ангел берёт Адама за руку, поднимая меч, сжатый во второй. Кроули делает то же самое, его собственное лезвие горит Адским Пламенем — полная противоположность Райского меча ангела. «Я запущу время,» - предупреждает он их. - «У тебя его будет немного, чтобы сделать то, что ты задумал.» - Он отпускает вселенную в свободный полёт, чувствуя, как она вздрагивает и продолжает движение, отправляя их обратно на асфальт авиабазы. «Так что делай это быстро,» - заканчивает он, когда земля взвивается вверх и из глубины её восстаёт Сатана. Он — в своей огромной, адской форме, с алой кожей и тёмными, бездонными глазами. За спиной видна только одна пара крыльев, перепончатых и лишённых перьев, кожа изранена, порвана, неспособна к полёту. При таком освещении Кроули видны все его ужасные кривые шрамы, которые он получил так давно — когда Микаэль сбросила его с Небес в Преисподнюю. Но это — не чудище из Бездны — не те размеры. Только одна голова, без цепей, и полное осознание происходящего вокруг. Нет, это та форма, в которой Люцифер предстал перед ним в тот день в Саду, когда он разорвал, уничтожил остатки Благодати Рафаэля. Одно мгновение Кроули так хочется встретиться с ним лицом к лицу. Посмотреть в глаза и высказать всё, что думает о нём. О том, чем Люцифер стал. «Где мой сын?» - спрашивает его брат, оглядывая их всех и фокусируясь на Адаме. - «Ты? Ты — мой мятежный сын? Иди сюда.» Адам выступает вперёд, смотря бесстрашно, вызывающе, в глаза самому Сатане. А потом сосредотачивается на реальности и изменяет её. Подчиняет своей воле. «Ты — не мой отец,» - объявляет мальчик твёрдым и уверенным голосом. - «Отцы не ждут, когда тебе исполнится одиннадцать, чтобы только явиться и отчитать тебя.» «Что?» - спрашивает Люцифер, и потерянное выражение его лица чуть не окупает все происходящее. Адам не останавливается. - «Если у меня будут неприятности с отцом, то им будешь не ты.» - Земля трясётся от ярости Сатаны, но мальчик не сдвигается с места. - «Им будет тот, кто был рядом. Ты. Не. Мой. Отец.» «Что ты сказал?» - кричит Люцифер со злостью, острой, яркой, и неожиданно ослабленной неуверенностью. Азирафаэль поднимает меч ещё выше, готовый к битве. - «Ты сможешь,» - говорит он Адаму, и Кроули соглашается. «Скажи, Адам. Скажи ещё раз.» - Он держит меч одной рукой, ногти на свободной удлиняются до когтей. Неизвестно, как на такое сопротивление отреагирует его брат, но они уже так близки к цели. Если Адам сможет это сделать, если отправит Люцифера обратно, всё будет в порядке и с концом света правда будет покончено. Сатана бьёт кулаками по земле, рычит, сила его ярости почти ошеломляет. - «Иди сюда,» - требует он. Адам не двигается. - «Ты — не мой отец,» - повторяет он. - «И никогда им не был.» «НЕТ!» - вскрикивает Люцифер, но его уже начинает уносить, опускать обратно в землю. И Кроули почти зовёт его. Почти обращается к нему. Опять подталкивает его этот сумасшедший импульс. Но он не может. Не когда Азирафаэль рядом. Не когда из-за разговора с Люцифером все, кто здесь находится, узнают его прошлое. «Стой!» - командует Адам. И мир вокруг них замирает. Люцифер перестаёт опускаться вниз, разворачиваясь, чтобы посмотреть на них. «Мистер Кроули хотел бы что-то тебе сказать,» - сообщает ему мальчик и машет Кроули рукой, предлагая подойти. «Адам...» - начинает Кроули, потом осекается. Рядом с ним стоит Азирафаэль со всё ещё поднятым мечом, но он не двигается. Не дышит. Не шевелит и пальцем. Как и люди вокруг него. Замерли. Застыли, как статуи. «Всё в порядке,» - говорит Адам. - «Они не смогут тебя услышать. Или увидеть. Это безопасно.» Кроули смотрит на него и не знает даже, что сказать. «Скажи всё, что тебе нужно,» - кивает Адам. - «Я не дам ему уйти, пока ты не закончишь.» Демон кивает и пытается проглотить комок в горле. Разворачивается к Сатане. Люциферу. Деннице. Его старшему брату. «Маленькая змейка,» - рычит Люцифер. - «Отпусти меня сейчас же.» Кроули возвращает себе дар речи. - «Или ты что?» - уточняет он. - «Уничтожишь меня? Сбросишь в Бездну к своему чудовищу?» «О, за это я сделаю с тобой намного худшее, змей,» - выплёвывает его брат, от злобы его лицо искривляется в уродливую гримасу. - «За такое ты заслужил вечное заключение в Тартаре.» Кроули бледнеет и ещё сильнее вцепляется в меч. Он слышал о том, что происходит в Тартаре — месте пыток проклятых душ. Он ни за что не отправится туда. Только через его мёртвое тело. «Ты не можешь его забрать.» И Люцифер, и Кроули разворачиваются, чтобы посмотреть на Адама — яркие голубые глаза и светлые локоны, такой маленький по сравнению с титаном перед ними. Одиннадцати лет от роду, но в этот момент мудрее и сильнее, чем все они. «Что?» - грохочет Люцифер. «Ты не можешь его забрать,» - повторяет Адам. - «Ты — не мой отец. Но он — мой дядя. И я оставлю его себе.» «Ты знаешь об этом?» - спрашивает Кроули, не очень-то этим и удивлённый. В конце концов, Адам — Антихрист. Реальность — его преданный пёс. Нет причин, почему он не должен видеть сквозь стены, построенные вокруг себя Кроули. Адам ухмыляется ему. - «Я знаю всё,» - говорит он. - «Ты такой классный.» «В смысле, “дядя”?» - морщится Люцифер. На его лице выражается какая-то растерянность. Что-то почти, почти знакомое. Кроули поднимает на него глаза и глубоко вдыхает. Он ведь хотел этого, правда? Шанс встать перед его братом и заставить пожалеть обо всём, что он сделал? Пришло время выбирать. Раскрыться, высказать всё брату, и столкнуться с последствиями? Или упустить шанс, данный Адамом, и, скорее всего, никогда не получить второй? Он не пытается подумать о возможных результатах. Только горько ухмыляется брату. - «Привет, Люци. Давно не болтали.» - Потом осторожно, специально, раскрывает первую пару крыльев, потом вторую и, наконец, третью. Все они в переливах чёрного, но всё равно сильные и красивые, в любой момент готовые поднять его в воздух. Совсем на миг он опускает стены и эхо Архангельской силы пробегает по его демонической форме. - «Помнишь меня?» «Рафаэль?» Лицо Денницы полно противоречий. Шок. Злость. Скорбь. Радость. Неверие. Кроули хмуро смотрит на него, стены опускаются на привычные места. Тёмные стёкла очков на глазах скрывают его собственный ураган эмоций. Злость. Боль. Потеря. Страх. Любовь. «Кроули,» - едко поправляет он. - «Но ты это и так знал.» «Я не... я не понимаю,» - шелестит Люцифер, адская ярость ослабевает, глаза бегают по лицу Кроули в поисках намёков на маленького брата, исцелявшего, создававшего звёзды. «Ты не понимаешь?» - ахает Кроули, слова теперь лавиной льются из него, наконец-то, через шесть тысяч лет. Он не смог бы теперь остановиться, даже если бы попытался. - «Ты. Не. Понимаешь? Да какого чёрта здесь вообще понимать? Ты же стащил меня? Уничтожил мою Благодать и оставил валяться на земле, как какой-то мусор? Превратил меня в это?» - Он тычет пальцем в почерневшие крылья, змеиные глаза, рваную дыру в его естестве, где когда-то была Благодать. «Рафаэль мёртв,» - выплёвывает его брат, отворачиваясь от тяжёлой правды. - «Его убили мои братья и сёстры.» Кроули смеётся, горько, зло. - «Они пытались,» - говорит он. - «Как же они пытались. И смотри, до чего это меня довело.» - Он опускает все свои иллюзии. Весь свой контроль над физической формой. Старые шрамы возникают на его коже. Шрамы, вбитые не в узор его тела, а в узор его души. Шрам, где Габриэль провёл лезвием по его шее. Два — где его проткнул меч Уриэль. Огромная полоса на боку, где его попытался разрубить пополам Сандальфон. Отпечатки когтей на спине и боках, напоминание о битве с Асмодеусом. Сотни маленьких шрамов, разрезающих руки и всё тело, отпечатки тысяч разных битв. Тонкая белая линия на ладони, где он когда-то попытался научить Начало исцелению. «Меня почти убили тысячу раз с тех пор, как ты начал свою войну, брат,» - он выплёвывает последнее слово, как яд. - «Но я ещё не умер.» Его брат рычит в ярости, и огромная алая рука тянется к нему своими обсидиановыми когтями. Кроули подпрыгивает, шесть крыльев поднимают его в воздух, поднимая его на уровень глаз Люцифера. «И я сейчас не лягу и не умру просто из-за того, что ты не можешь проглотить свою гордость и признать, что неправ,» - шипит он. - «Неправ о Ней. Неправ о Великом Плане. И неправ обо мне.» - Он сверлит его взглядом, чёрные крылья рассекают воздух. - «Может, я и задавал слишком много вопросов,» - горько добавляет он. - «Но ты не должен был тащить меня вслед за собой.» В бездонных чёрных глазах наконец-то вспыхивает полное узнавание. Люцифер замирает, не в силах отвести взгляд. - «Искорка?» - спрашивает он, используя старое прозвище Микаэль. «Ты меня так не называй,» - отрезает Кроули. - «Ты потерял это право.» В первый раз его старший брат, кажется, не знает, что сказать. Его челюсть двигается, не издавая ни звука, тёмные глаза следят за движениями Кроули, пока он медленно позволяет себе опуститься обратно в землю. Демон ждёт с высоко поднятым мечом, готовый защититься, если Сатана атакует. «Почему ты не пришёл ко мне?» - в конце концов спрашивает Люцифер, и Кроули слышит боль и злость в его древнем голосе. И смеётся снова, смеётся разбитым стеклом. «А почему должен был?» - ответно спрашивает он. - «По какой вообще причине я мог прийти к тебе после того, что ты сделал?» «Я бы сделал тебя королём,» - говорит Денница, хмурясь, нотки растерянности проскальзывают в возмущённом голосе. - «Ты бы стал моей правой рукой.» Кроули пронзает его взглядом, трясясь от злости. - «Да я не хотел править Адом!» - кричит он. - «Я только хотел знать почему! Я хотел ответов! А ещё... ещё я просто хотел быть со своей семьёй!» - Слова словно рвутся из него, шесть тысяч лет боли и агонии формируются в звуках и повторяются в тишине, упавшей между ними. Пустота внутри, кажется, тоже готова вырваться наружу, оборванные, разорванные осколки его сознания, которые когда-то сдерживали воедино связь шести разумов, всё ещё кровоточащие, после стольких лет — раны, которые никогда не заживут. «Мы потеряли наших братьев и сестёр,» - напоминает ему Люцифер, волнуя воздух своими разорванными крыльями. - «Мы Пали. Они — нет.» - Он обнажает свои зубы в ухмылке. - «Тебе бы стоило это запомнить.» «Ты забрал их у меня,» - кричит Кроули. - «Я верил тебе, а ты забрал их у меня.» - Он вглядывается в алое лицо Люцифера, искажённое тысячелетиями злости и ярости, и не знает даже, как это адское создание могло когда-то быть его братом. *** Рафаэль — мучительно маленький. Он вырастет очень быстро и совсем скоро, как раз когда Бог начнёт расширять свой Сад. Совсем скоро его руки будут полны неугомонных братьев и сестёр, звёзд, узоров всей вселенной. Он найдёт себя, станет сострадательным целителем и озорным звездоделом, чей смех станет первым за всю историю Создания. Он научится исцелять, задавать вопросы, любить. Но сейчас он совсем маленький. Ещё два дня как из детской. Его пёрышки ещё даже не выросли окончательно, до сих пор в защитных оболочках, мягкие, совсем новые. Крылья висят за спиной, большие и неуклюжие, слишком много конечностей, чтобы его маленькое тело могло их нормально контролировать. Кончики нижней пары волочатся по земле, когда он идёт, но сейчас он этого не делает. Сейчас он сидит, свернувшись в клубочек, на зелёном ковре Эдема, маленькие руки прижимают к себе воробья. Люцифер находит его на земле, плачущего, трясущимися пальцами гладящего крохотные красновато-коричневые пёрышки. «Рафаэль?» - на его плечи ложатся мягкие руки, чужая фигура располагается за спиной. - «Что не так, малыш?» Когда он не отвечает, его брат сильнее сжимает его плечи, в голос закрадывается тревога. - «Искорка?» «Больно,» - всхлипывает Рафаэль, показывая брату на сломанное крыло воробья. Боль птицы переполняет его, такая сильная, что она ощущается совсем как его собственная. Люцифер тянется через его плечо, кончиками пальцев касается перьев. - «Что произошло?» «Я нашёл её,» - сквозь слёзы говорит маленький Архангел. - «Она говорит, что влетела в дерево.» «Почему же ты не позвал меня или Микаэль?» - спрашивает Люцифер, сдвигаясь с места и садясь рядом с Рафаэлем. Он берёт руки Рафаэля в свои собственные, поддерживая их, держа воробья. Его присутствие поддерживает, успокаивает. Он — его сильный старший брат, Её первый ангел, который всегда знает, что делать. Когда Люцифер рядом, Рафаэль знает — всё будет хорошо. Он шмыгает носом, морщится, чувствуя вспышку боли от птицы, и неразборчиво бормочет что-то в ответ. «Что-что?» - уточняет Люцифер. «Я — целитель,» - чуть громче произносит Рафаэль. - «Я хотел исцелить её сам.» Его брат вздыхает. - «А ты знаешь, как исцелять, Искорка?» Юный Архангел не сводит глаз с воробья. - «Я пытался,» - шепчет он. - «Я... я пока не знаю.» «Значит, пришло время научиться.» - Люцифер прислоняется к нему, обнимает ковром мягких красных перьев его больших крыльев. Его сознание касается сознания Рафаэля по связи, и тот его впускает. Они смешиваются в общей части их сознания, ало-чёрное Люцифера, ало-золотое Рафаэля искривляются, создавая ало-чёрно-золотое. Денница пульсирует спокойствием и уютом, обнимая ими сознание Рафаэля так же, как крыльями — тело. Юный Архангел принимает объятия, позволяя старшему брату стереть его боль. Видишь узор? - спрашивает Люцифер. Рафаэль видит. Линии света, узоры, пересекающиеся с узорами. Всё соединено, говорит голос его брата в их сознании. Земля и растения. Растения и животные. Животные и мы. Видишь? Люцифер двигает рукой, и узоры вокруг неё искривляются. Рафаэль тянется и дёргает за ниточку, заставляя задрожать ещё несколько ниток вселенной. Видишь, как они соединяются? Люцифер берёт его пальцы и показывает точку, где его собственный узор переходит в большее переплетение линий, создающих вселенную. Где бы он ни посмотрел, он видит переплетающиеся узоры, линии силы и жизни, объединяющиеся в единое и более сильное целое. Вижу, соглашается Рафаэль. Среди всего разнообразия узоров Рафаэль замечает один, который кажется слабее остальных. Призрачнее. Линии — неправильного серовато-коричневого цвета вместо ярко-золотого. Части узора не согласуются друг с другом, а в некоторых местах видно, что линии совсем разорвались, обрывая поток жизни к линиям за ними. Именно этот узор излучает боль, которую он чувствовал, ту, которая и привела его в Сад. Острая, режущая боль сломанной кости — что-то, что он никогда не ощущал раньше. Он вообще не знал боли до того, как почувствовал её у воробья. Теперь, когда он снова её заметил, она стала такой сильной, что стала центром его чувств, отвлекая его от линий света, которые пытается показать ему Люцифер. Успокойся, говорит его брат, и Рафаэль осознаёт, что опять плачет. Больно, объясняет он, придерживая сломанный узор. Слишком больно. Я не... больно. Это всё, что он может сказать. Он не знает, как это лучше объяснить. Как сказать брату, что боль ошеломляет его, поглощает, заполняет сознание. Шшш, шепчет ему Люцифер. Всё в порядке. Оттолкни её. Ты должен держать боль в стороне, малыш. Он продвигается по их сети, тянется, пока стена чистой силы не встаёт между ними и болью воробья. Боль тут же становится не такой резкой, не такой требовательной. Теперь Рафаэль может думать сквозь неё. Лучше? - уточняет брат. Рафаэль кивает и отправляет по связи вспышку благодарности. Хорошо. Теперь я хочу, чтобы ты вложил в узор свою силу. Исправил мёртвые части, чтобы всё наполнилось светом. Люцифер берёт их смешанную ало-чёрно-золотую энергию и вливает её в узор птицы. Тусклый серо-коричневый начинает светиться мягким голубым, и в физическом мире этот же небесно-голубой обволакивает кончики их пальцев, пока Люцифер направляет руки Рафаэля, касаясь ими сломанного крыла. Всё большая и большая часть узора заполняется голубым пламенем, щедро льющимся из них, пока оно не касается места, где линии разорвались. Рафаэль ахает, от удивления затормаживая течение силы. Стяни разорванные кусочки, показывает Люцифер. Собери их и проведи по ним силу. Почини узор. Рафаэль пытается, но его сила бьётся на самом краю, отказываясь проходить внутрь узора. Он берёт крыло и ставит его на место в физической плоскости, но даже это не помогает сшить узор обратно. Тебе нужно заставить его, говорит Люцифер. Он не исцелится, если ты его не заставишь. Нет, про себя возражает Рафаэль, но не делится этими мыслями. Это неправильно. Но он всё равно пытается. Пробивается в изорванные части узора, пытается протолкнуть в них больше той голубоватой силы. Но она только скапливается у кончиков, давление нарастает, и птица вскрикивает у него в руках. Так не получится, сообщает целитель, отзывая силу. Но должно, возражает Люцифер и давит на узор, толкая в него силу. Птица пищит от боли, и в крыльях Рафаэля отзывается вспышка боли. НЕТ, кричит Рафаэль и убирает давление силы. Не так. Люцифер ждёт, ничего не предпринимая, пока юный Архангел думает. Потом вновь тянется к узору и начинает напитывать узор их силой со всех сторон, пока он весь не начинает светиться. Продолжает передавать ему силу, наблюдая, не подталкивая, пока ниточки света не начинают тянуться друг к другу, покрывая изломанные линии. Медленно, но набирая скорость, они сплетаются обратно. В дело вступает Люцифер, ведя силу, удерживая её в пределах узора. Следи за силой, советует он с улыбкой в голосе. Когда ты делаешь это один, то рискуешь изменить узор. Он убирает их руки с птицы, раскрывая здоровое крыло, теперь восстановившуюся кость. Если ты меняешь узор, ты меняешь саму жизнь. Они раскрывают ладони. Маленькая птичка садится и взмахивает крыльями. Чирикает. И потом улетает. Его брат отпускает их связь, распутывая их естества, пока они не оказываются полностью в физическом мире, сидя на зелёной траве Эдема, завёрнутые в крылья Люцифера. «Вот,» - говорит тот, широко улыбаясь брату. - «Ты хорошо поработал.» «Но я сделал даже не большую часть,» - жалуется Рафаэль. «Потом сделаешь,» - убеждает его Люцифер. - «Совсем скоро, я уверен. Просто следи, когда будешь исцелять. Можешь случайно создать что-то совершенно другое.» «Я буду осторожен,» - обещает он. Он попытается, хотя когда он будет в первый раз самостоятельно исцелять узор, то и правда создаст совершенно новое существо. Ему потребуются много часов работы, прежде чем он сможет исцелять с помощью всего лишь одной мысли, указывающей нужную форму узора. Его брат кивает и взъерошивает его медные волосы. - «Я знаю, малыш.» Рафаэль вздыхает и прислоняется к нему, уставший от своего первого масштабного использования силы. Люцифер ещё сильнее обнимает его своими крыльями, грея его, замёрзшего от порывов чистого, прохладного воздуха новой Земли. Через некоторое время Рафаэль поворачивается к нему, на его языке вертится вопрос. - «Брат?» - спрашивает он. - «Что если у меня не получится что-то исцелить?» «Хмм?» - хмурится Люцифер, глаза устремлены на голубое небо над ними. - «Почему ты спрашиваешь?» «Просто...» - он чувствует себя глупо, но продолжает. - «Я слышал разговор Микаэль и Матери. Она сказала, что у Неё есть свой план на каждого из нас. Но что если я не впишусь в Её план так, как Она этого хочет?» «Впишешься,» - уверенно говорит его брат. - «Ты — такой, каким Она тебя сделала. «Но что если нет?» - настаивает Рафаэль. - «Что если я не смогу хорошо исцелять? Или Она хочет, чтобы я сделал что-то, что не смогу? Что тогда?» Люцифер оборачивается к нему, придвигается совсем близко, лоб ко лбу, и берёт его лицо в ладони. Его жест утешает, успокаивает, но не ослабляет беспокойство, грызущее Рафаэля. «Послушай меня, Рафаэль,» - говорит Денница, тихо, напряжённо. - «И послушай внимательно. У тебя есть своя часть в Её плане. И пусть мы не знаем её, я знаю, что ты прекрасно её сделаешь. А если нет — значит, Она это и планировала.» «Но,» - Рафаэль сжимает его руку, позволяя брату почувствовать его внутреннее волнение, страх, что он не будет достаточно хорош для Неё - «Что если ты неправ. Что если я...» «Рафаэль,» - прерывает его Люцифер, поднося палец к губам Рафаэля, чтобы он замолк. - «Послушай меня, брат. Я здесь, чтобы защищать нашу семью. Защищать тебя. Что бы ни случилось, что бы ты сделал или не сделал, я буду рядом. И я всегда буду тебя любить. И я обещаю тебе — я никогда не дам ничему плохому случиться с тобой. Клянусь каждым пёрышком на своих крыльях.» - Он целует его в лоб — ещё один жест, любящий, успокаивающий. *** «Ты обещал мне,» - говорит Кроули, в его голосе звенит боль. - «Обещал, что со мной никогда не случится ничего плохого. А потом ты Пал и утащил меня за собой.» Брат тянется к нему, как будто хочет в него вцепиться, но останавливается на полпути, рука зависает в воздухе между ними. - «Я сделал это для нас,» - шелестит он. - «Я уничтожил Её силу над нами.» «И посмотри, к чему это нас привело,» - насмешливо хмыкает Кроули. - «Вот, мы здесь, через шесть тысяч лет, и единственный, кто осознал, что этот план никогда не был Непостижимым Планом — Начало, на которого всем вам было наплевать до моего Падения.» - Он звенит своим жутким смехом и мотает головой. - «А мы всё это время действовали как раз по Её Плану.» «Её План ошибочен. Несправедлив. Я бы выбросил его и создал новый План. Новую Землю, где всё будет по моим законам, не по Её.» - Люцифер опускает обе руки на землю и сверлит взглядом Кроули. - «Я бы освободил тебя из под Её воли.» «Только чтобы подчинить себе?» - усмехается Кроули. - «Нет, спасибо. У меня есть своя собственная воля, и не благодаря тебе. Я не буду пешкой в твоей сумасшедшей попытке... всемирного переворота.» Его брат рычит, низко и глухо. - «То есть ты лучше будешь Её пешкой?» Кроули качает головой. - «Ты не понимаешь. Я ничья не пешка. Ни Её. Ни твоя. Ни наших райских братьев и сестёр.» - Он вздыхает и встречается взглядом со старшим братом, неожиданно понимая, как же устал от всего этого. - «Вот что ты хочешь, Люцифер? Что, сила действительно была так важна для тебя, что ты отказался от всего, чем был?» «Она — нечестный правитель. Она не заслуживает своей силы,» - отвечает Люцифер. Он скептически приподнимает бровь. - «А ты заслуживаешь?» Его брат наклоняется, оказываясь лицом к лицу с Кроули. Так близко демон видит бушующее в глазах Люцифера безумие. Сумасшедший, всепоглощающий голод и ярость. - «Я построю мир, где никто не Падёт за то, что задавал вопросы. Где проклятие на всю вечность — не первое и единственное наказание за нарушение правил.» «Так ты поэтому пошёл на всё это?» - поражённо спрашивает Кроули. - «Это всё — какая-то бредовая попытка возместить наше потерянное место в Раю?» - У Люцифера был План, осознаёт он. Он ещё почти с самого начала знал, что они оба должны были Пасть. И у него не было Азирафаэля, который смог бы показать разницу между Великим и Непостижимым Планом. То есть его восстание — война, Падение, всё это — было только извращённой попыткой Люцифера не потерять всё, что он любил, независимо от цены? «Я НЕ ХОТЕЛ ТЕРЯТЬ ТЕБЯ!» - грохочет Люцифер. Потом мягче добавляет: - «Я не хотел терять никого из вас.» «НУ, КАК ЖАЛЬ!» - кричит Кроули. - «ИМЕННО ЭТО ТЫ И СДЕЛАЛ!» Он вглядывается в глаза Люцифера и больше не видит там полубезумного владыки Ада. Теперь он может заглянуть внутрь этих бездонных пропастей. А за ними, совсем рядом — смеющиеся ониксовые глаза, которые сверкали светом звёзд, когда он целовал в лоб младшего брата и обнимал его, пока тот плакал. Его страшные алые когти когда-то были руками, державшими ладошки Рафаэля и указывавшими на узоры вселенной. Лицо, искажённое яростью, когда-то так светло улыбалось. Грубый, изломанный голос, звенящий гневом, когда-то пел гимны радости — нежные нотки переплетались с голосами его братьев и сестёр, наполненные любовью. Крылья, перепончатые и порванные, сейчас усыпанные дырами, когда-то были покрыты блестящими рубиновыми перышками, когда-то помогали ему сорваться с земли в воздух, чтобы гоняться за смеющимися братьями и сёстрами по всем небесам. Он смотрит на Люцифера и видит в нём то, что могло бы быть. Видит ядовито-жёлтые глаза, светящиеся адской силой. Видит почерневшие пальцы, оканчивающиеся острыми когтями, длинные клыки, с которых капает яд. Видит побелевшую, мертвенно-бледную теперь кожу, положи руку — и не почувствуешь тепла. Испачканные серой крылья, истрёпанные, лишившиеся перьев, больше не готовые к полёту. Изломанный, сорванный голос, повествующий миру о его боли. Таким стал бы он, если бы кое-что было по-другому. Если бы ему не за что было держаться. Не за что бороться. Люцифер держался за мечту стащить вниз за собой и свою семью, свергнуть их Мать, чтобы ему не пришлось одному переносить её наказание. Кроули же ещё до своего Падения знал, что у него нет шанса остаться с ними. Став демоном, он бы умер для них, ангелов, а боль Падения он никогда бы и не помыслил им причинить. В то время, как Люцифер всё не отпускает свою чёрную, умирающую надежду, что его семья Падёт и присоединится к нему, Кроули отвергает подобное. Ему никогда и не была нужна такая страшная надежда. Он всматривается в брата и видит существо, когда-то бывшее ангелом. Когда-то имевшее только один якорь в своей жизни. Один смысл. И когда он его потерял, когда узнал, что потеряет семью, которую так любит — это его сломало. Он не сражался за людей. Не сражался за Землю. Не сражался даже на самом деле за трон, за королевство или вселенную. Не за Рай и даже не за Ад. Он сражался за своих братьев и сестёр. И не ради них, не за их жизни, нет, только чтобы держать их рядом. Из эгоистичного желания вернуть их, и любой ценой. Из такого эгоистичного желания. И его не было достаточно. А теперь, когда у него есть и королевство, и войска, и больше силы, чем у всех во вселенной, кроме Бога, у него на самом деле нет вообще ничего. Так что он сражается из-за ярости. И боли. И чтобы отомстить Матери, которая его отвергла. Кроули смотрит и на самого себя и знает, что он сам сражается за намного большее. Сражается за жизнь. За свободу. За выбор. За вопросы и за ответы. За женщину, которая задавала эти вопросы и за её потомков. За этот непредсказуемый, прекрасный, ужасный мир, в котором четверо детей могут встать против худших кошмаров, созданных человеческим воображением, и победить. За возможности и хаос самоопределения. И, да, за семью, которую он потерял. За шанс, что, возможно, только возможно, им больше не придётся никого терять от руки Бога, которая играет в шахматы, используя как пешки своих детей. Но он сражается и за любовь. За Азирафаэля. За Ангела Восточных Врат, отдавшего когда-то свой меч, любившего раньше прогуливаться по Саду с Её Целителем. За его жизнь и его шанс на счастье. И он сражается за самого себя. За всё, что потерял. И за всё, что у него есть или, возможно, когда-то будет. Он стоит там, на асфальтированной площадке, и смотрит в глаза своему старшему брату. Этому Адскому существу, думающему только о своей нужде и своих потерях. А потом он делает самое худшее, о чём может подумать. Он встречается своими сверкающими жёлтыми глазами с чужим бездонным, затягивающим взглядом. Открывает рот. И говорит три простых слова, которые значат при этом намного, так намного большее, чем просто их отрывистое звучание. «Я прощаю тебя.» «Что?» - выдыхает Люцифер, и, хотя их связь давно исчезла — остался только полузалеченный шрам, Кроули чувствует поднимающуюся в нём волну боли. «Я прощаю тебя,» - повторяет он. И это действительно так. И ему не нужно больше сдерживать внутри всю свою злость. Не нужно жить своей яростью и болью, пока они не отберут его душу и не превратят его во что-то тёмное и ужасное, как его брат. Он может выбрать отпустить. И от этого ему так легче. Так свободнее. Ещё глубже, под этим весом, скрывается место, где Люцифер привязал его к себе. Тонкая нитка, соединяющая всех демонов с их Владыкой и Повелителем. Подделка, дешёвая замена Её Благодати. Он вцепляется в неё одной рукой, вытягивает в физическую реальность и аккуратно поднимает и прикладывает к ней меч. «Нет,» - произносит его брат, глаза расширяются от страха. Кроули встречается с ним взглядом и знает, что он вспоминает тот последний раз, когда они стояли точно так же, связь между ними и оружие в руках Рафаэля. «Я прощаю тебя,» - в третий раз говорит он. - «Но я не буду твоей пешкой.» - В этот раз ему нужно быть осторожнее. Ему не нужно повредить связь Люцифера со всеми демонами. Он просто хочет освободить себя. «Рафаэль,» - кричит Люцифер, тянется к нему, но недостаточно быстро. «Возвращайся в Ад, брат. Я больше не твоя пешка.» - Резко, литым движением, он опускает лезвие. Связь почти не сопротивляется. Она только дёргается, и Кроули слабым прикосновением Адского Пламени запечатывает рану. Всего-то ещё один шрам на его естестве. «И никогда ей не был.» «НЕЕЕЕТ!» - воет Люцифер, его адская форма оседает вниз, исчезает, смешивается с дымом. Кроули бросает взгляд на Адама и кивает. Мальчик отпускает хватку, отпускает своего бывшего отца. И, когда его здесь больше ничто не удерживает, Люцифера затягивает обратно в Преисподнюю. Потом Кроули разворачивается к Адаму, и на миг они стоят там совсем одни. Падший Архангел и его племянник, бывший Антихрист. Демон делает два нерешительных шага и опускается на колени, чтобы посмотреть мальчику в глаза. У него нет слов, нет ответа на то, что только что дал ему Адам. На шанс оставить позади тысячелетия боли и злости. Освободиться от Люцифера и от всех его деяний. Он тянется к мальчику, кладёт руку ему на плечо и знает, что тот его понял. «Спасибо, мелкий,» - говорит он. Этого недостаточно. Но это всё, что он может выдавить. «Это было круто,» - ухмыляется ему мальчик. А потом совершенно неожиданно бросается в объятия Кроули. Демон на миг в растерянности замирает. Потом обхватывает руками племянника и крепко сжимает его в объятиях. «Мы это сделали,» - делится с ним Кроули, хотя и сам не может ещё до конца поверить этому, тому, что он сделал. - «Он ушёл.» - Ему больно, там, глубоко внутри, где он всё ещё скучает по своему старшему брату. Пустота эхом шелестит вокруг. Но всё равно, он не сожалеет о своих действиях. Когда-то, он знает, кости нужно ломать заново, чтобы правильно исцелить. «Да,» - соглашается мальчик, и демон замечает, что он трясётся. Они оба трясутся. «Эй,» - мягко говорит он, успокаивающе гладя Адама по спине. - «Всё в порядке. Все закончилось.» «Мне так жаль,» - всхлипывает Адам, уткнувшись ему в плечо. - «Мне так жаль. Я должен был быть лучше. Вообще не должен был это начинать.» Демон чувствует вспышку гнева, злости за этого ребёнка, которого вообще никто не должен бы заставлять решать судьбу вселенной. Он же только ребёнок. Он не имел с этим ничего общего — пока на него не повесили всё. Будь это не так, оставь они его в покое, позволь просто быть ребёнком... что ж. Этого никогда не было в Плане. Так что силы Рая и Ада взяли и втянули его в свои шеститысячечелетние склоки. «Тебя вообще не должны были ставить в такое положение,» - шипит он. - «Они права не имели делать такое с тобой.» «Но я сделал это,» - шмыгает его племянник. - «Я собирался уничтожить всё. Я... я заморозил Пеппер, и Брайана, и Уэнсли. Убрал их рты и заставил идти за мной. Я собирался убить всех.» Кроули отодвигается, не отпускает его, только отодвигается достаточно, чтобы смочь посмотреть Адаму в глаза. «Послушай меня,» - говорит он, сдвигая с глаз очки, чтобы мальчик смог прочитать в его глазах, что он имеет в виду каждое слово, которое сейчас скажет. - «Ты не виноват. Это просто... они. План. Великий План, не Непостижимый. Это — то, что они, Рай и Ад, хотели, чтобы ты сделал. Что важно,» - он останавливается, а Адам пытается отвести глаза. - «Нет, послушай, посмотри на меня, Адам.» - Он ждёт, пока мальчик не возвращает на него свой взгляд. - «Что важно — ты это не сделал. Тебя подавляла эта сила. Вложенный в тебя импульс начать войну. Это были они, не ты. Ты остановился. Ты выбрал своих друзей. Свою семью. Свой мир. Ты выбрал, Адам. Ты мог бы сделать то, что было проще, позволить себе стать таким, каким они хотели тебя видеть, начать войну, уничтожить мир. Но ты это не сделал. Ты — не Антихрист, Разрушитель миров, олицетворение Ада. Но ты и не ангел. Не олицетворение Рая. Как и сказал Азирафаэль, ты — человек. И когда у тебя была возможность стать кем-то другим, ты выбрал быть тем, что ты есть. И это... Адам, это невероятно. Это — что-то, что некоторые люди никогда бы не сделали. И я не говорю, что твои друзья не будут сердиться на тебя за то, что ты сделал в начале. Но то, что ты сделал сегодня, здесь, я не думаю, что это смог бы сделать хоть кто-то другой.» «Но ты сделал,» - отмечает Адам. - «Ты выбрал попытаться остановить это ещё годы назад.» «Выбрал,» - соглашается Кроули. - «Но только потому, что у меня было, на кого опереться. Без Азирафаэля я бы скорее всего сдался и позволил себе стать настоящим демоном ещё столетия назад.» Адам только смотрит на него, совсем не убеждённый, печаль исчезает из его глаз. Демон смеётся — звук теперь чуть меньше напоминает разбитое стекло. Теперь он чуть ближе к его старому, светлому, радостному. - «Ладно,» - признаёт он. - «До такого я, может, и не дошёл бы. Но я всё равно добрался до сюда только потому, что у меня есть то, о чём я забочусь. Те, кого я люблю. И я такой же эгоистичный, как Люцифер. Я не хочу их терять.» - Но они не совсем одинаковы в этом, он знает. Любовь Люцифера — собственническая, всепоглощающая, совсем не считающаяся с чувствами тех, кого он и любит. Кроули же только хочет, чтобы те, кого он любит, были счастливы, даже если их счастье не распространяется на него. «Тогда я тоже эгоистичный,» - сообщает ему Адам. - «Я хочу, чтобы мир остался таким же, как есть, чтобы я тоже не потерял, что я люблю.» Кроули ухмыляется ему. - «Тогда давай будем эгоистичными вместе. Неплохо звучит, правда, мелкий?» Адам ухмыляется в ответ. - «Думаю, у меня из-за этого будут неприятности с отцом, да?» Демон пожимает плечами и встаёт, в который раз пряча из физической реальности свои крылья и шрамы. - «Да ладно. У всех когда-то бывают неприятности с отцами. Просто знай, что твой дядя тобой гордится. Ты — хороший человек, Адам Янг.» «Спасибо, дядя Искорка,» - хихикает тот в ответ, и Кроули закатывает глаза. «Ещё раз так меня назови и я тебя на крыше дома вверх ногами подвешу, мелочь ты Адская.» Адам только смеётся. Вокруг них их попутчики возвращаются к жизни. Азирафаэль делает первый вдох и хмурится. «Кроули?» - спрашивает он, и демон придвигается чуть ближе, успокаиваясь, ощущая тёплую ауру ангела. «Всё в порядке, ангел,» - говорит он. - «Всё позади. Мир в безопасности.» *** Позже, когда дети уже возвращаются к своим родителям, а взрослые отправляются по домам, Кроули сидит рядом с Азирафаэлем на скамейке около церкви. Они держат осторожную дистанцию — прямо как последние шесть тысяч лет. И Кроули... он не возражает. Он не может просить большего. Не после всего, что только что случилось. Не когда он знает, чем он стал и чем он был. Не когда знает, что демон-в-настоящем всегда будет для Азирафаэля вторым вариантом, да и только из-за того, что у него нет Архангела-в-прошлом. И это если ангел подумает даже о том, что может чувствовать что-то, похожее на любовь, по отношению к кому-то как Кроули. Но сегодня от этого понимания не так больно. Потому что они, вопреки всему, живы. И они вместе. Может, не в таком смысле, как он бы хотел. И может, не так уж и надолго, учитывая, что и Рай, и Ад сейчас мечутся в поисках виновных. Но сейчас, сегодня, они здесь. Он так измотан. Усталость прокралась в каждый кусочек его тела. Эмоциональная, физическая, духовная усталость. Его накачали адреналином и выжали до нитки, толкнули на столькое, что слишком тяжело теперь даже просто чувствовать. Не будь здесь ангела, он бы уже скорее всего заснул прямо здесь, на скамейке. У него недостаточно сил, даже чтобы перенести их обратно в Лондон. Получается только вызвать автобус. «Значит, всё вышло к лучшему,» - в пустоту говорит Азирафаэль. «Хмм?» - Кроули смотрит на него сквозь тёмные стёкла, не в силах отвести взгляд, боясь, что в таком случае, когда он посмотрит снова, ангела не окажется на месте. «Просто представь, как ужасно было бы, если бы мы были компетентными в своём деле.» «Ага,» - соглашается Кроули. - «Точно.» - Если они, да хоть один из них, были бы тем существом, которым должны были, мир бы сейчас был одной свалкой пылающего хлама. Он вздыхает и опускает глаза, ожидая увидеть пальцы ангела, теребящие его кольцо. Но они вместо этого сжимают маленький обрывок бумаги. «Что это?» - спрашивает он, хотя в нём сейчас недостаточно энергии, чтобы он мог чувствовать настоящее любопытство. Её едва хватает на то, чтобы держать прижатую к губам бутылку вина. Азирафаэль передаёт бумагу ему. - «Это выпало из книги Агнессы Псих.» Когда всё сказано и всё сделано, с умом выбирайте свои лица, ибо вскоре играть будете с огнём, - читает он. Конечно. Пусть он и оборвал свою связь с Сатаной, Ад всё равно идёт за ним. Теперь они захотят сделать из него пример для других. Показать всем, что случается, когда демон бросает вызов Люциферу. Он не так наивен, чтобы надеяться, что его брат вступится, зная теперь, кем Кроули когда-то был. Нет, он, скорее всего, даже не заметит ничего, пока не станет слишком поздно. Слишком глубоко погрязнет в собственной боли и ярости, зализывая раны и совершенно игнорируя происходящее вокруг. «Ибо вскоре играть будете с огнём,» - цитирует он. - «Так что, это — последнее пророчество Агнессы?» Азирафаэль смотрит на него, ждёт его реакции. - «Насколько я знаю,» - кивает он. «Хмм.» - Он отталкивает пока в сторону это знание, решая разобраться с ним, как только нормально отдохнёт. Он не уверен, что смог бы сейчас решить и простую математическую задачку, не то что расшифровать пророчество. - «А Адам?» - спрашивает он, хотя уже и знает ответ. - «Снова человек?» - Он хочет узнать, что думает Азирафаэль. Что он чувствует. Понятно ли ему, что Адам сохранил свою связь с Кроули? Что это всё ещё, хоть и частично, делает его не-человеком? Азирафаэль кивает. - «Насколько я могу сказать, да.» - Он улыбается и принимает бутылку вина, которую передаёт ему Кроули, мягко соприкасаясь с ним пальцами, когда берёт её. Пока ангел пьёт, Кроули не может не высказать вопрос, тревожащий его ещё с тех пор, как они осознали, что Великий и Непостижимый План — две совсем разные вещи. «Ангел? А что если Всемогущая так это всё и планировала? С самого начала?» - И я всё равно должен был Пасть? Она всегда хотела привести меня сюда? Привести нас сюда? Азирафаэль раздумывает над этим. - «Возможно,» - признаёт он. - «От Неё всего можно ожидать.» Демон думает об этом, пока Азирафаэль возвращает оружие Всадников курьеру. Что это значит для него, если так всё и должно было быть? Он всё ещё привязан к какому-то великому Плану? Окажется ли он однажды снаружи того коттеджа, что нарисован в книге, оставленной в его сейфе? Меч на изготовку, крылья раскрыты, готовый сразиться с собственными братьями и сёстрами? Или это — ещё один отвлекающий манёвр? Что-то, что Она поставила у него на пути из-за... по какой там причине Она делает всё из этого? «Вы верите в жизнь после смерти?» - спрашивает почтальон. Кроули интересно — а не живёт ли он сейчас так? Считается ли Падение за смерть? А Смерть... Азраэль сказал, что они вскоре встретятся. Почтальон уходит, и к ним подъезжает автобус, готовый отвезти их в Лондон. «Вот и он,» - роняет ангел. - «Написано, что идёт в Оксфорд.» Кроули делает глоток. Оксфордский автобус был ближайшим, и у него не хватило сил притянуть что-то другое. - «Да,» - кивает он. - «Но он всё равно заедет в Лондон. Просто не будет знать, почему.» «Думаю, нужно попросить, чтобы меня сбросили у книжного,» - говорит Азирафаэль. И... ох. Кажется, это было так давно. Столетия назад. Не только сегодняшним утром книжный сгорел и он поверил, что Азирафаэль умер. «Он же сгорел, помнишь,» - мягко отвечает он и смотрит, как вспыхивают на лице его ангела осознание и боль. «Ты можешь остаться у меня. Если хочешь.» - Но мы можем сбежать вместе! На Альфу Центавру! Он ждёт, что его снова оттолкнут, замечая удивление в глазах Азирафаэля, уставившегося на него. Пожалуйста? - хочет сказать он. И почти думает, что ангел примет его предложение. Но потом тот отводит взгляд, и между ними вновь встают стены — берёт верх старый инстинкт. «Не думаю, что это понравилось бы моей стороне.» Стороне. Между ними всегда стояли стороны. Сначала, как расстояние между Архангелом и Началом. Маленькое расстояние, легко игнорируемое. Потом — зияющая пропасть между Демоном и Ангелом. Непреодолимая. И всё равно они как-то дошли до того, что могли просто сидеть здесь, вместе, только что вместе предотвратив конец света. К чёрту стороны, думает он. Ему уже надоело, что чьё-то определение того, кем они должны быть, встаёт между ними. «У тебя больше нет стороны,» - мягко говорит он, боясь испугать ангела. - «Ни у одного из нас нет.» - Сегодня он отрезал себя от Ада. И пусть бы он отдал всё, чтобы сохранить для Азирафаэля поддержку Рая, он слишком далеко ушёл уже, чтобы быть связанным их правилами и их жизнью. Они не могут заставить его Пасть, не если это и правда был Её Непостижимый План. Но если он вернётся — его уничтожат. Кроули ждёт, пока Азирафаэль не посмотрит на него, не обратит всё своё внимание. Ему так хочется, чтобы он мог стереть затаившуюся в его глазах боль, но ему придётся остановиться только на уверенности, что, что бы ни случилось, он не даст ни одной стороне и пальцем тронуть ангела. - «Мы — на собственной стороне,» - говорит он. - «Как и сказала Агнесса, нам нужно будет правильно выбирать лица.» «Ты...» - голос Азирафаэля вздрагивает, но смотрит он неизменно твёрдо. - «Ты думаешь, они за нами придут?» Он смотрит на него поверх очков, жёлтые глаза светятся, прорезая темноту ночи. - «Ангел,» - говорит он, касаясь рукой рукояти его меча, успокаивающий вес у его ноги. - «Когда они придут, мы будем готовы.» - Он умолкает, потом добавляет: - «Я не дам им забрать тебя. Не снова.» Он встаёт, возвращая на место очки, когда автобус подъезжает, и пытается не паниковать при мысли, какую часть себя только что раскрыл. Азирафаэль тянется к нему, дотрагиваясь до его ладони мягкими пальцами. «Тогда нам нужно будет создать собственный план,» - говорит он Кроули и вслед за ним входит в автобус.