Правда неизменна

CONTENT WARNING: НАСИЛИЕ, рейтинг R (во втором флэшбеке) Краткое содержание второго флэшбека будет в заметках Когда-то его руки развешивали звёзды. Баюкали пламя Творения, пока его пальцы формировали полосы света в узоры пульсаров и голубых гигантов, чёрных дыр и красных карликов. Они расцвечивали туманности, превращая пылающий газ в нечто прекрасное, нечто, на что потом смотрели бы люди тысячелетия спустя, не могли бы отвести взгляд, поражённые невероятной красотой. Ещё его руки исцеляли. Брали всё сломанное, умирающее, искалеченное до невозможности и собирали обратно, наполняя уже их узоры светом и жизнью. Его руки были сильными, уверенными, недрогнувшим движением тянувшимися к огню Творения и приносившими в мир новую жизнь. Они были руками творца, целителя. Он никогда не желал, чтобы они стали и руками убийцы. Кроули размышляет об этом, убирая тела, оставленные им на полу его гостиной. След стольких смертей за все эти годы ведёт к нему. Не удивительно, что ангел считает его отвратительным. - «Смогут ли все моря Нептуна смыть с моих рук эту кровь?» - бормочет он, неожиданно понимая, что почувствовал Макбет, когда осознал содеянное им. Дело не в смертях Князей. Ну, хотя бы, не конкретно в них. Всё, что он когда-либо убивал, было угрозой, представляло непосредственную опасность его ангелу или ему самому. Он сожалеет о нужде, не о самих действиях. Но как он мог ожидать, что Азирафаэль смог бы полюбить его, когда пролитой им крови хватило бы на целый океан? Он думает об ответе Леди Макбет, ругающей мужа за его слабость. Мои руки красны, как и твои, но я стыжусь, что сердце у меня так бело. Его собственное сердце не бело. Оно — палёного чёрного цвета, разломанное на тысячи осколков. Но она кричала не о цвете сердца Макбета. Она называла его слабым, никчёмным, бесполезным под весом собственной вины. Прямо как Кроули, которого тянет вниз его собственная боль и сожаления, пустота и тишина, кричащая внутри. Демон, всё шипит внутренний голос. Запятнанный. Непрощаемый. Недостойный. Неудивительно, что Азирафаэль его ненавидит. Как же он глуп, что не сумел осознать это раньше. Всё дело было в его упрямой гордости или, возможно, в слишком мягком сердце, из-за них он не видел очевидного, мог ещё во что-то верить. Бог, конечно, сейчас смеётся над ним, где бы Она ни была. Над сыном, которого Она создала только для того, чтобы изгнать, ещё надеявшимся, что у него могло остаться хоть что-то хорошее. Его стены всё ещё разворочены, вся боль внутри бьёт по нему, заставляет трястись. У него кое-как получается подбирать серебряные пыточные инструменты, которые Бебал уронил на пол, из-за судорог в руках он вновь и вновь их роняет. Но наконец он собирает их все, заталкивая вместе с телами в камин, ещё не существовавший сегодня утром. Потом вызывает Адское Пламя, чтобы то всё сожгло. Один миг он стоит в огне и размышляет над возможностью отпустить его. Расплести свой узор и дать пламени поглотить и его тоже. Но что-то в нём восстаёт при этой мысли, упорство, нежелание сдаваться. Оно не дало ему умереть, когда его пытались уничтожить его братья и сёстры. Не дало умереть, когда Люцифер утащил его за собой, срывая Благодать с его души. Оно не даст ему умереть и сейчас, когда он вскрыт и по капле утекает в пустоту. Он не уверен, проклятие это или благословение. Он выступает из огня и смотрит, как тот сжирает последние доказательства его убийств. Его разум в руинах, лабиринт зияет дырами и пропускает наружу боль. Только один квадрат стен всё ещё стоит. Самый сокровенный барьер, высокие, мощные стены, построенные, чтобы защищать само его естество. Даже они идут трещинами и кровоточат, но Кроули с облегчением вздыхает, видя, что они не пали. За ними скрыто слишком много боли. Воспоминание, которое он не может ещё выдержать. Имя, которое больше не вписывается туда, куда когда-то идеально подходило. Он подпирает стены, усиляет. Он не может рисковать, давая им возможность разрушиться, как сделали все другие. Он не думает, что пережил бы это. Остальные стены проще выстроить заново, проще исправить урон, нанесённый словами ангела. Его разуму привычны их ровные ряды, запутанные коридоры знакомы и утешающи, держащие боль на расстоянии. С каждой вознесённой стеной та слабнет. Каждый барьер отталкивает её всё дальше, пока они все не восстанавливаются и агония не возвращается в состояние, в котором с ней можно справиться. Тишина всё ещё кричит на него, эхом отдаваясь в тишине, но она приглушена, затёрта прочными плитами силы, которые он поставил вокруг неё. Он берёт пыль и осколки, оставшиеся от его проклятого сердца и задвигает их за последний барьер. Окружает стенами, как и всё остальное, чтобы разобраться с ними когда-нибудь позже. Он мог бы сделать их вечными, он знает. Сделать сильнее, выше, чтобы он не смог чувствовать вообще ничего. Отдалиться от своего сердца так же, как сделали со своими его братья и сёстры. Эта мысль ужасает его. Чем бы он стал, если бы у него не было сердца, которое могло бы его вести? Чем бы он стал, будучи таким же ледяным и безразличным, как Габриэль? В сознании на миг вспыхивает изображение: он, глаза полностью жёлтые, клыки удлинены, на почерневших руках блестят когти, лицо искажено ненавистью и яростью истинного демона. Он отвергает его, резко отталкивает мысль от себя. Он не может даже помыслить о таком. Всего сделанного достаточно, пока что, чтобы убрать боль в сторону. Чтобы не дать ей затопить его. Теперь он может думать сосредоточенно, но его сердце заперто не так далеко, чтобы он мог забыть её горький привкус. Он вновь может дышать. Хотя и уверен, что это не будет продолжаться вечно. Его стены были возведены в слишком большой спешке, чтобы простоять достаточно долго. Но их достаточно, чтобы дать ему ещё хотя бы двое суток. После этого же, ну, если он доживёт до того, то придумает что-нибудь. Он не особенно верит, что доживёт. Руки Кроули вновь двигаются уверенно, когда он позволяет себе выскользнуть в наружный мир. Руки творца. Целителя. И убийцы. Он смотрит на них, огрубевшие, сильные, привыкшие держать рукоять меча. Он мог бы ещё сражаться, думает он. Всё ещё попытаться закончить это до того, как всё будет уничтожено. Но что он может противопоставить всем силам Рая и всем силам Ада? Вместе с Азирафаэлем он мог надеяться, предполагать, что их будет достаточно. Один? Один же он ничто. Сломанный демон, когда-то бывший чем-то большим. Сейчас, если он хочет жить, ему нужно сбежать. Ему нужно сбежать сейчас. Но куда? В этом и вся проблема. Ответа не найти на глобусе — вскоре весь он расплавится в кипящую лужу. Нигде на Земле он не будет в безопасности. Он вспоминает луну, но нет, даже там будет слишком близко. И слишком лично. Он не сможет провести там всю вечность в полной тишине, эхо пустоты внутри сведёт его с ума. В его мыслях мелькает Альфа Центавра. Последняя система звёзд, которую он создал. Он помнит, как Азирафаэль тогда пришёл к нему, в звёздные мастерские. Не потому, что ему было что-то нужно. Не из-за какого-то соглашения или обязанностей. Только из-за того, что хотел провести с ним время. С Рафаэлем. Он тогда не смог дать Азирафаэлю поработать со звездой, огни Творения были слишком жарки, чтобы их смог коснуться не созданный для этого. Но тот помогал ему по-другому — держал инструменты Рафаэля, делился мнением о форме и цвете, пока он работал, заставлял улыбаться и не давал так глубоко погрузиться в акт Творения, чтобы он забыл, кто он и где находится. Он помнит улыбку ангела, когда он установил только что созданную звезду на её место, чтобы проверить. Им обоим очень понравились орбиты планет, то, как с помощью остальных звездоделов они установили эти планеты вокруг звёзд-близнецов. И когда они закончили, он взял Азирафаэля за руку и повёл по мастерским, показывая ему все чудеса Творения. Он мог отправиться туда. Там была планета на идеально подходящей орбите, чтобы на ней могла существовать жизнь. Он сам поставил её туда, зная, что жизнь в любом случае не осталась бы навсегда привязанной только к Земле и Саду. Сейчас она, должно быть, покрыта зелёным слоем. Мир-сад, с прекрасными голубыми океанами и высокими горами, покрытыми шапками снега. Всё эволюционировало немного по-другому, учитывая вторую звезду, находящуюся так близко, но при подходящих условиях и разумная жизнь там вполне могла развиться. Жизнь вне контроля Бога и Небес. На мгновение он представляет, как сбегает туда с Азирафаэлем, устраивается там, вместе, и смотрит, как вокруг них процветает новая жизнь. И ангел мог бы вывести её на путь доброты, а Кроули с радостью привносил бы туда хаос, который никому бы не вредил. Ты мне даже не нравишься. Острая вспышка боли напоминает ему, что эта красивая грёза никогда не станет реальностью. Никогда не могла стать. Азирафаэль никогда и никуда с ним не пойдёт. И... люди. Что бы случилось с ними, когда Кроули ушёл бы? С этими прекрасными, ужасными, необыкновенными созданиями, населяющими Землю. Что бы с ними сделал Армагеддон? Они бы умерли. Все. Ни одного из детей Евы не осталось бы во всей вселенной. Он помнит её светлую улыбку, её вопросы. То, как Адам смотрел на неё, как на что-то бесценное, тёмными глазами, наполненными любовью. Их детей, за которыми он присматривал, пока Адам и Ева с нуля строили свой мир, малышей, которых он любил как братьев и сестёр. Все они, каждый человек, вели своё начало от женщины, задававшей слишком много вопросов, и мужчины, любившего её достаточно сильно, чтобы последовать за ней туда, куда она поведёт. Он помнит и выбор, сделанный им ещё до того, как всё по-настоящему началось. *** Он стоит перед Метатроном, слушает его, когда тот упоминает слухи о Падающих ангелах. Это — дело рук Люцифера, всё это. Очень многие сейчас Падают из-за слов его старшего брата, его объяснений того, что должно случиться с людьми, которых Она приказала им любить. «Я не понимаю,» - говорит он ангелу, ставшему Её голосом. - «Зачем Она вообще проверяла людей, если знала, что это принесёт?» «У Неё были свои причины, дитя,» - говорит Метатрон тоном, подразумевающим, что спрашивать его об этом было более чем неумно. - «Я бы не стал сомневаться в Её решениях.» - И это тревожит что-то глубоко внутри Рафаэля, то, что этот ангел может так к нему обращаться. Он древнее, намного древнее, чем Метатрон. Но, предполагает он, возможно, у него нет его мудрости. Его прямой связи с Ней. «Но почему?» - давит Рафаэль. - «Если Она не хотела давать им Знание, почему поставила туда дерево? Если не хотела, чтобы мы о них заботились, зачем сказала любить их больше, чем Её?» - Дай мне ответ, бессловно умоляет он. Пожалуйста. Дай мне что-нибудь, во что я мог бы верить, пока не Пал тоже. Метатрон хмуро смотрит на него. - «У Неё есть свой План. Я советую тебе ему подчиняться.» Он не хочет ему подчиняться. Он знает, что по этому Её Плану следует дальше. - «Это нечестно,» - говорит он. - «Они не сделали ничего плохого.» - Я не сделал ничего плохого. Пожалуйста. Я чувствую, что уже Падаю. «Но сделают. Так написано.» «Но это совершенно не обязательно!» - Он не может не попытаться переубедить Её, даже когда Она больше не может слышать его голос. Нет причин так проверять людей. Нет причин давать ни одной части Плана происходить так, как Она это написала. Метатрон сводит брови. Рафаэль знает, что, будь он умнее, он бы прекратил это прямо сейчас. Он отступил бы, попытался бы быть тем идеальным маленьким Архангелом, попытался бы стать всем, чем Она хочет, чтобы он был, хотя это, вероятно, уже невозможно. Он должен бы делать всё, что может, чтобы не Пасть. Но вот, он снова здесь, снова пытается убедить хоть кого-то, что всё это неправильно. Что Её План несовершенен и несправедлив. «Ты должен выбрать, Рафаэль,» - сердито говорит Метатрон. - «Преданность Богу или то, что ты там чувствуешь к Её созданиям.» «Она приказала нам любить их,» - напоминает ему Рафаэль. - «И больше, чем Её.» Метатрон качает головой, бросая взгляд на книгу, вниз обложкой лежащую на столе. Рафаэль замирает, уставившись на неё. Он узнаёт этот корешок, золочёные страницы, то, как слегка смят внутрь один угол ещё с тех пор, как он уронил книгу, прочитав выведенные в ней слова. Он помнит их наизусть и так мечтает, чтобы их не читал. В последний раз он видел книгу, когда держал ей в руках, стоя перед Её престолом, моля, чтобы они оказались ложью. Когда швырнул её на Её сидение и оставил там, в ужасе и ярости от всего, что книга содержала. Единственная письменная версия Её Великого Плана. Его собеседник не замечает его сосредоточенности на книге и продолжает говорить с жестоким безразличием к судьбе вселенной вокруг него. - «Это не освобождает их от наказания в случае неповиновения. Она проверяет их. И Она будет их проверять столько, сколько Она посчитает нужным.» - Он записывает имя ещё одного ангела. Ещё одного вошедшего в ряды демонов. - «Сделай свой выбор, Целитель. Останься верен Ей, и Она, возможно, ещё спасёт тебя от твоей судьбы.» Рафаэль думает о своей семье. О братьях и сёстрах. Думает о всех ангелах у него в подчинении. В сознании проскальзывает мысль об Азирафаэле, но он избегает её, всех мыслей о Начале и о том, как ему просто хотелось бы остаться рядом с ним. Он думает о Плане. Этом проклятом Плане, в котором все они безнадёжно застряли. О Боге, его Матери, которая ясно дала понять, как легко Она сможет от него избавиться. Об Адаме, о том, как он смотрит на Еву, словно она — всё для него. О Еве с ярко блестящими глазами и острым умом, вопросами, на которые ему нельзя отвечать. О вечности, проведённой им над собственными вопросами без ответов. «Это не должно быть так,» - твёрдо говорит он Метатрону. В нём достаточно любви на всех их. И если он может так сильно любить их всех, почему не может Она? - «Но,» - добавляет он, - «Если я должен, то мой выбор очевиден.» Он думает о Её Плане. О том, что он означает для него. Так он сыграет по нотам, сделает в точности то, что Она сказала. Но в этот момент, когда он думает о вопросах и не-ответах, о любви, о проверке и свободе воли, ему наплевать. Он не может здесь остаться. Не когда это означает отвернуться от всего, во что он верит, от всех своих идеалов. Он смотрит прямо в глаза Метатрону. «Я выбираю их.» Тот кивает и отворачивается, чтобы записать в список Падших ещё одно имя. Рафаэль уходит. Он чувствует, как расширяется разрыв между его естеством и Её Благодатью, теперь достаточно большой, чтобы Люцифер смог им воспользоваться и окончательно утащить Рафаэля вниз, в пустоту. *** Однажды он уже выбрал человечество, пусть и знал, куда приведёт его этот выбор. Разве смог бы он бросить их сейчас, после всего произошедшего? После искушения Евы. Потопа. Рождения, смерти и воскрешения Иисуса. Чумы. Всех войн, небольших или многолетних, где какая-то из сторон утверждала, что сражается в Её имя. Все его чудеса. Все чудеса Азирафаэля. Концерты. Машины. Ночи, которые он просиживал в задней комнате книжного магазинчика в Сохо. В пустых стенах его квартиры бьётся тишина. От причиняемой ей боли ему тяжело думать. Пустота внутри заходится воем, гулкая, полная отчаяния. Из воздуха всё не исчезает палёный привкус, дым ещё плывёт по коридорам, неся запах обугленных останков демона. Он никогда не хотел Падать. «Я только задавал вопросы,» - говорит он, не уверенный, говорит он самому себе или Ей. - «Всего-то и нужно было, чтобы стать демоном в старые дни.» - Он всё ещё не понимает. Как могли вопросы обречь его на такое, если другие ангелы могли делать что-то намного ужаснее и не терять ни пёрышка? Как могла сделать такое Бог, говорившая, что любила всех своих детей? Как Она могла уничтожить всё, что сама же создала? Как Она могла сидеть и смотреть, как Её первые дети убивали друг друга... из-за различий в идеологии? «Великий План?» - он поднимает голос, теперь уже точно обращаясь к Ней, хотя и сомневаясь, что Она его услышит. - «Бог? Слышишь меня?» - Было время, когда он никогда и не подумал бы, что мог бы так говорить со своей Матерью, требуя Её внимания. Теперь ему всё равно. Он всегда делал только то, что Она от него просила. Это Она подвела его. «Покажи мне Великий План!» - Он никогда не хотел верить в это, верить, что Она хотела именно этого. Ни когда он был Её Целителем в Раю, в первый раз читавшим Её слова. Ни в Эдеме, как только что созданный демон, объяснявший значение этих слов людям. Ни все следующие шесть тысяч двадцать три года, которые он пытался найти своё место в этом мире. И ни сейчас, всего за несколько часов до конца всего. «Ладно. Я знаю. Ты проверяешь их. Ты сказала, что будешь их проверять.» - Она не слушает, но он всё равно выскажет Ей своё мнение. Уж это Она ему задолжала. - «Но не вплоть до уничтожения. Не до конца света!» Неожиданно он понимает, как он зол. Так зол. Как Она может говорить, что дала им свободу воли, если потом выбрала им судьбу сама — так? Как может говорить, что любит людей, при этом закрывая глаза на их боль и страдания? В чём смысл всего этого? Он рычит и срывается со стула. Здесь он не может нормально думать. Он пытался сделать свою квартиру как можно меньше похожей на Ад, но теперь она в чём-то кажется ему отражением Рая. Холодной. Безличной. Ни капли того тепла, той жизни мира, который он полюбил. Она — не его дом. Не на самом деле. Только в одном месте на Земле он чувствует себя достаточно уютно, чтобы называть его домом, и его там больше не ждут, если когда-то ждали. Несколько мгновений — и он в машине, несётся вниз по улице. Обычно вождение успокаивает его, но сегодня оно только напоминает о том последнем разе, когда он находился за рулём. О Азирафаэле на соседнем сиденье. Он дёргается от боли, принесённой воспоминанием. Не будет больше никаких поездок с ангелом. Не будет шанса посмотреть, как будет паниковать Азирафаэль из-за скорости езды, как будет повторять свои обычные жалобы, никогда при этом по-настоящему не уходя. Здесь без него слишком тихо, но он не может включать радио. Не когда велик шанс, что Ад попытается через него с ним связаться. Кроули проклинает себя и направляет машину в парк. Возможно, прогулка сможет ему помочь. Он даже не выходит из машины, подъезжая к Сент-Джеймсу. Он смотрит на невероятную, пышную зелень и видит только Азирафаэля. То, как они вместе кормили уток. Сидели на своей скамейке. Проходили по знакомым аллеям, почти (но не совсем) достаточно близко, чтобы касаться друг друга. Пустота внутри взвизгивает, и он чуть не становится причиной крупной аварии, пока на полной скорости уезжает прочь. Ни одно его из его обычных прибежищ не ощущается правильным. Когда-то он показывал каждое из них ангелу. И когда он идёт туда сейчас, один, зная, что никогда больше не заглянет туда вместе с Азирафаэлем... от этого внутри раскрываются новые раны, от новых волн боли приходится закрываться очередным рядом стен. Наконец Кроули останавливается в старом кинотеатре. Он был заброшен много лет назад, но простого чуда хватает, чтобы вычистить его и заставить работать проектор. Он усаживается в кресло в пустом зале и щёлкает пальцами, на экране начинают мелькать первые кадры мультфильма. Он отрешённо смотрит и размышляет. Конечно, он может покинуть Землю. Никто не будет винить его за это, за то, что он не остался посмотреть, как всё закончится. Ну... Азирафаэль, возможно, будет, но ангел ясно дал понять, на чьей он стороне. Но... но и он бы винил себя самого. Он прожил так много времени на этой планете, любя эту планету. Трусость привычна многим демонам, но она никогда не была в характере Кроули. Он не может позволить себе поддаться ей сейчас. Он задумал всё это только для обеспечения безопасности Азирафаэля. Если Азирафаэль не согласен, бежать нет причин. Так что он не бежит. Но если нет, что он может сделать? Он не знает, где находится Антихрист. Не будет знать, где он, пока всё не начнётся. А потом станет слишком поздно. Он вспоминает о Варлоке, ребёнке, которого он вырастил. Тот вместе с родителями уже должен прибыть в Мегиддо. Скоро демоны будут знать, что он — не тот мальчик. И Кроули знает, что они могут атаковать Варлока, но он ещё несколько лет назад выставил сеть заклятий вокруг своего подопечного. Мощную сеть, которая должна бы защитить его от атаки демона. Да и он не думает, что они попытаются убить мальчика. Они скорее решат, что на него, как на человека, не стоит тратить время — не когда они действуют по плану. А они действуют по плану. Армии Ада нужно быть готовой к Концу, потому что противное означает полное уничтожение от рук Небес. Пока он думает, на экране пляшут игрушечные животные. Снаружи светит солнце. Уже утро. Пятница. День, когда всё закончится. А он сидит здесь, смотрит мультфильм о кукольных кроликах. Один из кроликов отрывает себе голову, которая заменяется головой Хастура. Кроули почти не обращает внимания на разговор с ним, потому что понимает. Всё кончено. Ад знает. Ад знает, и за ним уже идут. Его инстинкты, бей? или беги?, бьются за первенство. Если он нанесёт удар, если убьёт Хастура, когда тот придёт за ним, это только ненадолго отложит неизбежное. Ад теперь знает. Или хотя бы подозревает. Знает, что Антихрист — не Варлок. Знает, что Абалам и Бебал шли к нему и что они не вернулись. Знает о сотнях демонов, убитых за прошедшие годы, все из которых были к нему в непосредственной близости. У Ада есть все кусочки. Найдётся и кто-то умный, как Вельзевул, кто сможет сложить пазл. Если он сбежит, если покинет Землю, их отвлечёт от него война. По крайней мере, пока она не закончится. Но если Ад знает о нём, что знает Рай? Знает ли Рай об Азирафаэле? О том, как он работал с Кроули, чтобы предотвратить Армагеддон? Он вспоминает ледяные глаза Габриэля. Если Небеса знают о нём, о его действиях, они не просто сделают из него демона. Они его уничтожат. Ни о чём больше не думая, он забирается в машину и мчится вниз по знакомой улочке Сохо. Вот и он, его... просто ангел, идущий к своему магазину, даже не смотрящий по сторонам на случай внезапной опасности. Но ведь ему никогда и не приходилось. Кроули всегда был рядом, всегда защищал его, знал он об этом или нет. Сигналки Кроули пульсируют на груди, однако, не предупреждая ни о какой немедленной угрозе. Ад всё ещё собирает свои силы. У него ещё есть время до их прибытия. Он выходит из машины, окликает Азирафаэля. «Ангел!» - Он обходит машину и видит удивление и узнавание, написанные на лице ангела. Не радость, но, по крайней мере, и не отвращение. Не ненависть. С этим он может работать. - «Прости,» - говорит он, потому что не знает, из-за какого его действия ангел решил порвать с ним, но предполагает, что извинение может помочь. - «Что бы я ни сказал, я не хотел.» - Я никогда не хотел. Ничего этого. Азирафаэль только бессловно смотрит на него, но и не отступает. Не уходит. «Работай со мной,» - молит Кроули. У них не будет другого шанса. - «Смотри, я извиняюсь.» - Выражение лица ангела не меняется. Пожалуйста. Я не могу не быть собой, но я попытаюсь. Попытаюсь быть чем угодно, если тебе этого хочется, если ты только пойдёшь со мной, позволишь тебя обезопасить. - «Да? Ладно? Садись в машину.» - Он должен. В конце единственного другого варианта — смерть. «Что? Нет!» - восклицает Азирафаэль, и часть его задумывается, ожидал ли он вообще другого ответа. Другая, большая часть, не опускает руки, отчаянно желая спасти Азирафаэля, даже если он не сможет спасти больше никого. «Силы Ада разгадали, что я во всём виноват,» - объясняет он, страх прорезает его тело, как заряд электричества. - «Но мы можем сбежать вместе! На Альфу Центавру!» - Он не знает даже, помнит ли ангел, как они вместе создавали звёздную систему, не знает, поможет ли ему упоминание её имени или только ухудшит ситуацию. - «Там так много незанятых планет. Нас никто даже не заметит.» Азирафаэль смотрит на него, как будто... как будто он несёт сплошной бред. В его глазах есть и проблески разочарования, как будто он ожидал от Кроули большего. И от этого больно. От этого просыпается и вся боль внутри, перешёптываясь в полной тишине. Непрощаемый. Этого недостаточно. Его недостаточно. И он никогда не должен был думать иначе. «Кроули,» - произносит ангел, и даже его имя, произнесённое этим знакомым, близким голосом, больше не успокаивает беснующуюся внутри тишину. - «Что за глупости. Слушай. Я... я... уверен, если я только... смогу связаться с нужными людьми, то смогу со всем этим разобраться.» - Он заикается, взвинченный, по-своему также взволнованный, как и демон. Но он полагается на Рай. На мифического Бога, которая заботится о судьбе своих творений. И Кроули любит его за эту уверенность, за непоколебимую веру. Но здесь он неправ. Рай хочет этой войны, прямо как и Ад. И Кроули поражает, что он не может этого понять. Его отчаяние, его страх, его боль, они все переплетаются в его голосе, когда он делает шаг вперёд, умоляя ангела осознать правду. - «Нет никаких нужных людей,» - говорит он. Никогда не было. - «Есть только Бог. Действующая непостижимым образом и не говорящая ни с одним из нас!» - Он так разозлён на Неё. Он помнит, как ему было больно, когда Она перестала им отвечать. Как плакала Уриэль. Как Габриэль отказывался верить, так долго, что Она действительно ушла. Как бушевал Сандальфон, как затихла, замкнулась в себе Микаэль. Они тогда не понимали, никто из них. Он не понимает и сейчас. Никогда не поймёт. «Ну, да,» - кивает Азирафаэль. - «Именно поэтому я поговорю с Всевышней. И Всевышняя всё исправит.» Она ушла! - хочет закричать Кроули. Она не слушает! Она не услышит тебя! Выходит только: - «Этого не случится! Ты же такой умный. Как кто-то настолько умный может быть таким глупым?» - Как кто-то, кто живёт ради знаний, может не понимать, что случилось? Она создала их. Она выстроила свой План. А потом Она ушла. Теперь командуют парадом только Архангелы. А они стали такими безжизненными, такими закоснелыми, что не могут понять, что Её План неправильный. На лице Азирафаэля мелькает боль, тут же заменяющаяся решимостью. Он смотрит Кроули в глаза своим знакомым ярко-голубым взглядом, грустным и всё равно таким добрым. «Я прощаю тебя,» - говорит он. И это — самое худшее, что он мог бы сделать. Словно острые кусочки стекла прорезают душу Кроули, потому что он не может. Кроули непрощаемый. Это — сама его природа. И напоминание об этом, о, оно указывает ему на всё, что он потерял, всё, что он никогда не получит обратно. Он больше не может. Не может ещё надеяться, ещё пытаться. У него истекает время. Заканчиваются варианты. И он не может остаться здесь, чтобы посмотреть на лицо Азирафаэля, когда тот, наконец, поймёт. Раю. Всё. Равно. «Я иду домой, ангел,» - бросает он, страх-боль-злость, всё взвивается внутри общим ураганом, выплёскиваясь наружу в его словах. - «Я собираю вещи и сваливаю. И посреди звёзд я даже не вспомню о тебе!» - Это ложь. Одна из немногих сказанных им ангелу. Но, о, как он хочет, чтобы она была правдой. Сейчас он хочет только забыть. Забыть ангела, Землю, забыть Ад и Рай. Но прекрасно понимает, что никогда не сможет. Эта боль, как и всё остальное, останется вместе с ним навсегда. *** Он чувствует это, когда возвращается обратно в квартиру. Что-то изменилось. Он лихорадочно проверяет сигнальную сеть — Ад уже пришёл за ним? Но нет, она пульсирует опасностью, и эта опасность приближается, но она ещё не совсем рядом. Она ещё не в его квартире. Заклятия на его двери ещё не сломаны. Никто, кого он не хотел впускать, ещё не вошёл. Но что-то здесь всё равно другое. Он мечется по огромным коридорам, все чувства работают на сто процентов, пытаясь засечь изменение. Он находит его источник в своём кабинете. Тот почти такой же, каким он его оставил. Пустой, не считая стола и золотого трона. Эхом вторящий только звукам его шагов. Единственное различие сейчас невинно лежит на каменном столе, квадрат бумаги в яркого цвета коже. Книга. Её можно было бы назвать новой, обложка не потёрта, корешок не сломан, золотые листья на страницах сияют там, где на них попадают лучи утреннего солнца. Единственный намёк на то, что её когда-то вообще открывали — верхний левый уголок корешка, где кожа смялась, когда книгу кто-то уронил. Не кто-то. Он. Потому что, пусть на обложке не написано ни слова, не указано авторства, Кроули узнаёт книгу. Великий План. Покажи мне Великий План, сказал он, не веря, что Она слушала. И вот она, здесь, в его доме, единственная письменная копия. Его пальцы пробегают по коже и замирают. Он точно хочет увидеть написанные внутри слова? Он распахивает книгу, не обращая внимания на трескающийся от небрежного обращения корешок. Перелистывает страницы, пробегаясь по строкам, прочитанным сотни раз, каждый из которых причинял не меньше боли, чем предыдущий. Её Великий План, разложенный перед ним, прямая дорога от начала до Армагеддона. И там, где-то на середине, он находит страницу, которую когда-то вырвал. Когда-то скомкал и в ярости бросил на Её престол. Лист возвратили в прежнее состояние, словно его никто и не касался. Относительно Моего Архангела Рафаэля: Его страница. Его судьба. Его вопросы опустят его в огни Падших. Это правда. Он задал так много вопросов, так отдалился от Неё, что Люцифер смог утянуть его на самую глубину. Он даст свободно Знание, что было запрещено. Вновь правда. Он искусил Еву. Не потому что должен был, потому что он просто не мог видеть, как ей вновь и вновь отказывали в ответах на её вопросы, прямо как ему. Но причина не важна. В конце концов он сделал то, что говорил Её План. Из-за него людей изгнали из Сада. Но и из-за него люди получили право выбора. Он встретится со своей кровью в битве и потеряет самого себя. Это случилось до Эдема. Но это случилось. Его часть в Плане, почти завершённом. Только одна маленькая строчка, предназначенная ему. И он Падёт в последний раз в любящих руках. Что это вообще должно означать? Возможно, думает он, здесь говорится про тот момент в конце битвы. Когда Микаэль, его любимая старшая сестра, которая, держа его руки в своих, когда-то показала ему, как создавать звёзды, подняла его на эти же руки с поля сражения? Когда эти сильные, заботливые руки перебросили его через Край? Он предполагает, что да. Дело должно быть в этом. Потому что мысль о том, что это могло означать что-то другое, ужасала. Насколько ниже ещё может Пасть демон? Насколько ниже самого дна? Он переворачивает страницу и замечает иллюстрацию. Он не помнит, чтобы видел её раньше. На ней — демон в тёмных очках, его шесть чёрных крыльев широко распахнуты. Он... и это не может быть никто, кроме Кроули, не с тремя парами крыльев, не потерявших своё оперение — стоит перед небольшим белым коттеджем. Его окна мягко сияют жёлтым, открытая дверь даёт свету проливаться на вымощенную булыжником дорогу. На картине виден и сад, пышные цветы распускаются вокруг демона. Под его ногами синеет ковёр незабудок. Картинка была бы прекрасной, безмятежной, если бы на ней не было четырёх фигур, смотрящих на демона, в руках их сверкают лезвия. Демон держит свой меч, направленный на фигуры — ангелов, спинами к зрителю, ни которых так легко рассмотреть архангельские крылья. Кроули не может оторвать от неё глаз. Он уверен, в последний раз, когда он видел эту книгу, её там не было. Он бы запомнил её. Рисунок очень искусен, его линии напоминают ему о набросках, которые часто показывал ему Леонардо. Но Да Винчи никогда не видел крыльев Кроули. Он не знал, как выглядят его братья и сёстры. Он никак не смог бы воссоздать их в таких точных деталях. Кроули может сказать, кто из фигур кем является. Вот Микаэль, меч устремлён концом в землю, рука вцепилась в плечо Сандальфона. Сандальфон, собственный меч тянется к демону, полы плаща развевается за спиной. Габриэль, его меч занесён над головой, готовый нанести смертельный удар. Уриэль, чуть в стороне, бросающаяся на демона. Что это означает? И почему эта книга вообще лежит здесь? Почему в ней отпечатана эта иллюстрация? Он не знает. И предупреждающее покалывание пера на груди даёт ему понять, что у него нет времени на выяснение этого. Так что он отправляется к сейфу и достаёт клетчатый термос. Потом кладёт на его место книгу. Если он переживёт эти двадцать четыре часа, время на неё у него появится. Он успевает только залить Святую Воду в ведро, когда кристальное пёрышко вспыхивает. Он слышит голоса Хастура и Лигура, зовущих его по имени. Они стучат в дверь, давя на заклятия Кроули всеми силами Герцогов Ада. Заклятия держатся. Как они и должны. Всё же Кроули когда-то был Архангелом, и даже сейчас в одном его мизинце сконцентрировано больше силы, чем в большинстве демонов. Небольшому огоньку сил Лигура никак не сравниться с его ревущим пламенем. Но. Столько его силы утекает в сеть. Утекает уже больше ста пятидесяти лет. Он не может полностью её поддерживать и сопротивляться совместному давлению Хастура и Лигура на его дверь. Ему нужно отпустить что-то. И он мог бы перестать подпитывать сигнальные символы вокруг ангела, те, которые приведут его к Азирафаэлю, если тот окажется в беде. Но даже сейчас, когда Азирафаэль напрямую отрёкся от него, он ещё не до конца может заставить себя отпустить. Так что он вместо этого отзывает свою силу от двери, слыша, как она взрывается, а нежеланные гости врываются в квартиру. Аккуратно, зная, что даже мельчайшая капля, попав по правильному месту, может его убить, Кроули располагает ведро на двери. Только тогда он вспоминает о своём мече, бесполезно висящем над верстаком в комнате с садом. У него сейчас нет времени идти за ним, а если он использует чудо, чтобы его взять, его посетители об этом узнают. Браня себя за неосмотрительность, он усаживается на неудобный золочёный трон и окликает герцогов. Ведро опускается на голову Лигура. Кроули смотрит, его сердце нервно стучит. Ключ к сети бесконечно пульсирует предупреждением. Опасно-опасно-опасно. Опасно-опасно-опасно. Перо жжёт его кожу. Лигур кричит, его узор жизни расслаивается и исчезает. Хастур же всё не перестаёт кричать, в ужасе уставившись на останки своего компаньона. Он переводит взгляд на Кроули, потом обратно на лужу на полу, от ужаса путаясь в словах. «Это... это... это Святая Вода. Поверить не могу, что даже демон мог... мог... мог... Святая Вода. Это... это... но он же ничего тебе не сделал!» Кроули игнорирует поселившуюся внутри вину. Он убивал и за меньшее, он знает. Было бы проще, если бы он мог сказать себе, что защищал ангела. Убийство для спасения только самого себя... необходимо. Он не хочет умирать. Но чувство от этого хуже, как будто пятно на его душе кажется темнее, чем когда он убивает ради кого-то другого. «Пока,» - отрезает он, обрывая несвязный поток слов Хастура единственным своим. Лигур ничего ему не сделал, пока. Не то чтобы он пришёл сюда, чтобы просто поболтать. Он направляет на Хастура распылитель. «Ты... я не боюсь тебя,» - сообщает ему герцог, но на его лице написан именно страх. «Ты знаешь, что это?» - спрашивает Кроули, вспоминая Бебала и Абалама, убитых в этой квартире всего несколько часов назад. Контраст между ними и Хастуром почти смешон. Они были безжалостны и бесстрашны до самого конца. Хастур же практически излучает испуг. Логично, что у демонов одного ранга могут быть разные подходы, но именно этого герцога Ад послал убить его? Он точно делал что-то правильно все эти годы, раз там думают, что кто-то, как Хастур или Лигур, одержал бы победу над ним. Всё равно, перо бьётся на его груди. Опасно-опасно-опасно. Опасно-опасно-опасно. Он встаёт, целясь в Хастура. Он не уверен, сработает ли его блеф, но он точно даст ему время, чтобы обдумать другие выходы. - «Опрыскиватель для растений,» - объясняет он, смотря на Хастура, не отводящего глаз от насадки на том. - «Дешевый и самый эффективный на рынке. Может распылять тончайшие струи воды. Наполнен Святой Водой. И он может превратить тебя...» - он кивает Хастуру. - «В это.» - Он опускает глаза на всё ещё дымящуюся грязь на полу. Хастур прослеживает за его взглядом, потом пытается усмехнуться. - «Да ты блефуешь.» «Может и да,» - признаёт Кроули. - «Может и нет.» - Не будь всё так серьёзно, ситуация напомнила бы ему его шпионские дни. Слишком уж это походит на дела Джеймса Бонда. - «Спроси себя: ты думаешь, тебе повезёт?» Хастур смотрит на бутылку, и Кроули может прямо отследить момент, когда он решает, что это блеф. «Да,» - кивает он. - «А ты?» - и распылитель взрывается прямо в руках Кроули. «Время идти, Кроули,» - говорит Хастур, начиная формировать демоническое заклятие, которое должно утащить их обоих вниз, в Ад. Кроули собирается с силами, чтобы противостоять ему, черпая энергию из глубин, которых не касался уже несколько тысяч лет. Сеть всё натужно стучит вокруг него. Опасно-опасно-опасно. Совершенно неожиданно начинает трезвонить телефон. Кроули купил его, чтобы поиграться, потому что изобретения людей всегда его восхищали. И номер телефона он дал только одному... Адреналин волной заполняет Кроули. Он не может дать Азирафаэлю заговорить. Не может дать Хастуру услышать голос по ту сторону телефона. Шесть тысяч лет защитных инстинктов делают своё дело, и он несётся к трубке. Опасно-опасно-опасно. Опасно-опасно-опасно. «Не двигайся,» - приказывает он Хастуру. - «Ты должен узнать кое-что важное, прежде чем ты опозоришь себя.» Он слышит голос Азирафаэля, звучащий из старомодного автоответчика. - «Я знаю, где Антихрист.» Кроули вцепляется в телефон, прижимает к уху. Поговори со мной, хочет сказать он. Скажи, как мы можем спасти мир. Он не может. Сначала ему нужно избавиться от Хастура. Но один только факт того, что Азирафаэль позвонил, подпитывает огонёк надежды внутри него. А этот огонёк у него никогда не получалось сдержать. «Да, ты не вовремя,» - говорит он. Потом ему придётся извиниться за это. Но сейчас ему остаётся только верить, что это “потом” будет. - «У меня друг в гостях.» - Он надеется, что Азирафаэль не будет слишком зацикливаться на этом или, что ещё хуже, проигнорирует это и попытается прийти лично. Он не может рисковать его визитом, не пока Хастур ещё здесь. Опасно-опасно-опасно. Опасно-опасно-опасно. Заклятия яростно пульсируют. Смертельная опасность. Как будто он сам не знает. Тут он пускается в самый грандиозный блеф за всё это время. - «Ну,» - говорит он, давая Хастуру почувствовать масштаб его сил. Герцог поймёт, что означает такое её количество. Как у Падшего Архангела, у Кроули столько же сил, сколько у Князя Ада. Даже больше, хотя только Сатана стоит выше Князей. Его голос наполняется фальшивым весельем. - «Ты точно прошёл тест. И готов к играм высшей лиги.» «Что? Ты сумасшедший,» - отзывается Хастур, хотя его глаза и расширяются, когда он осознаёт настоящий объём силы Кроули. «Лорды Ада должны были убедиться, что тебе можно доверять, прежде чем поручить тебе командование Легионами проклятых в грядущей войне,» - сообщает он Герцогу и смотрит, как некоторое неверие и всё растущее чувство гордости отражаются на лице Хастура. - «И, Хастур,» - он для большего эффекта вскакивает на свой трон, - «Герцог Ада. Ты успешно прошёл испытание.» «Я?» - повторяет тот, и Кроули почти чувствует вину, видя его искреннее счастье. Опасно-опасно-опасно. Опасно-опасно-опасно. «Конечно, я и не ожидал, что ты поверишь мне на слово, Герцог Хастур,» - Нашедший наконец идею благодаря звонку Азирафаэля, Кроули достаёт собственный мобильный. - «Так почему бы нам не поговорить с Тёмным Советом? Пусть подтвердят.» Хастур удивлён. - «Ты звонишь в Тёмный Совет?» - Никто не звонит в Тёмный Совет. Если ты нужен Лордам Ада, они звонят тебе. «Ага, именно.» - Кроули концентрируется. - «И оттуда говорят...» - он умолкает, потом крепко вцепляется в реальность и искривляет её собственной силой воли. - «До сскорого, ссопляк!» - Прошипев это, он растворяется в тысячу крохотных пикселей и посылает их внутрь телефонной линии. Сигналки визжат ему. Опасно-опасно-опасно! Опасно-опасно-опасно! Опасно! Он только игнорирует их. Да, Хастур следует за ним, но это сработает. Несмотря на угрозы Хастура, Кроули смеётся. Азирафаэль позвонил ему. Азирафаэль позвонил ему. Азирафаэль позвонил ему. Всё не так плохо, как он думал. И если он всё правильно услышал, его ангел нашёл местонахождение Антихриста. Надежда растёт внутри него, заполняя грудь и склеивая воедино разбитые осколки его сердца. Он выпадывает из телефонной линии, всё ещё смеясь. Выключает автоответчик. Теперь он не может позвонить Азирафаэлю, раз уж Хастур заперт внутри его телефона, но он может... ОПАСНОСТЬ!ОПАСНОСТЬ!ОПАСНОСТЬ! ОПАСНОСТЬ!ОПАСНОСТЬ!ОПАСНОСТЬ! Хрустальное пёрышко, ключ к сети, висящий на его шее, слишком накаляется, чуть не оставляя ожог на его коже. Он едва успевает сорвать его, и цепочка расплавляется прямо в его руках. Перо вибрирует, а потом рассыпается облаком блестящих острых осколков. «Нет.» - Кроули поражённо смотрит на них. - «О нет. Нет-нет-нет.» Ответная реакция заклятия бьёт по нему ещё секундой позже, смесь ощущений от последних стоящих звеньев сети, всё ещё пытающихся объяснить ему, откуда идёт опасность. Он спотыкается от их давления, ударяется бедром об стол, но только едва замечает боль. Всё, что ему удаётся ощутить в сигналках — присутствие Азирафаэля и предупреждение об опасности, идущей из Рая. У него кровь стынет в жилах. «Нет. Ангел, о, Бо... Са... кто угодно. Нет.» Он никогда раньше не сбегал так быстро по ступеням, вниз, в свою машину. Из-за каждой маленькой задержки, самой крохотной пробки он раздражённо шипит. Он не может ехать достаточно быстро, но он пытается. И молится. Пожалуйста, пусть я буду неправ. Пусть он будет жив. Я обещаю, чего бы ты ни хотела от меня, возьми. Просто пусть с ним всё будет хорошо. *** Книжный пылает. Ему всё становится видно, когда он встаёт из машины. Дым. Сирены. Кричащие люди. Кто-то, кричащий ему. Он что-то отвечает, но сам даже не знает, что, не смог бы сейчас сказать даже, на каком языке. Всё его внимание сосредоточено на закрытых дверях. На языках пламени, лижущих стены и выбивающих окна. Ужасающее отсутствие ангельской ауры. Он щёлкает пальцами, и двери распахиваются. Внутри словно разверзается ад. Обрывки обгоревшей бумаги плывут по воздуху, любимую коллекцию Азирафаэля пожирает пламя. Он ожидает найти ангела здесь, бегающего между рядами, пытающегося спасти свои книги. Но магазин пуст. Внутри нет ничего живого. Он тянется всем своим естеством, заполняет весь магазин своей силой, отчаянно ища что-то, чего уже знает, что не найдёт. Он кричит, зовёт Азирафаэля по имени, но его тело действует только на автопилоте. Сознание же всё тянется, пробегает по всем узорам, до каких может дотянуться, ища тот единственный, любимый, хранящий жизненную силу его ангела. Он не находит ничего. Совсем ничего. «Я не могу тебя найти!» - Он захлёбывается словами, полный отчаяния и страха. Злости. Агонии. Тишина покладисто вторит ему. - «Азирафаэль! Ради Бо... ради Са... Да ради кого угодно! Где ты?!» - Пустота всё перешёптывается, повторяет его имя. Азирафаэль. Азирафаэль. Азирафаэль. Он его не чувствует. Он всегда его чувствует. Но сейчас... от него не остаётся даже эха. Он чувствует источник светлой силы, спрятанный между горящими полками. Что-то намного старше и намного сильнее его ангела. Сила старше даже самого Кроули. Проход в Рай. Активированный. Путь между сердцем Её владений и Землёй. И там, на границе этой силы, он может почувствовать точку, где разлетелся в пыль чей-то узор жизни. В него бьёт струя воды, но он едва её замечает. Едва даже замечает, что падает. Пламя вокруг него, должно быть, оглушительно ревёт, древесины трещит, само здание стонет, как будто вот-вот развалится на кусочки. Но он ничего этого не слышит. Вокруг него — только тишина. Бесконечная, пустая тишина, вздымающаяся из глубины его души. Огонь обгладывает диван, на котором он провёл так много вечеров. Стол, за которым он часами смотрел за работой Азирафаэля. Старинный граммофон, который ангел иногда включал, чтобы послушать вместе с Кроули музыку. Всё. Всё, что Кроули считал безопасным местом, своим домом. Все это исчезло. Азирафаэль исчез. Не исчез. Мёртв. И вместе с ним умирает и надежда внутри. Ему больше не за что, не за что держаться. Он не смог. Когда он больше всего нужен был ангелу, он не был рядом, разбираясь с собственными проблемами. Он должен был быть рядом. Неважно, что Азирафаэль оттолкнул его. Неважно, что он сражался за свою жизнь. Неважно даже, что, что бы ни случилось, случилось это слишком быстро, чтобы он смог что-то сделать, даже если бы был рядом. Дело в том, что он не смог. А теперь он один. Совсем, совсем один, и он потерян. Языки пламени лижут его, проверяют, ад тянется, чтобы посмотреть, может ли и он сгореть тоже. Весь мир скоро прекратит своё существование. Он чувствовал себя так, был в таком отчаянии и панике, только раз до этого. В тот день, когда потерял всё. *** CONTENT WARNING: НАСИЛИЕ Он бежит. Он не может не бежать. Что-то изменилось. Он чувствует это в воздухе. План приходит в исполнение, и он знает, что должно случиться дальше. Он знает, что сделал. Он прочитал чёртову книгу. Он спрашивал почему. Да он вошёл в Её тронный зал и требовал ответов. Всё было записано, каждое слово, в маленькой кожаной книжке, протянутой ему братом, которому он доверял даже больше, чем Ей. Он Падёт. А потом его уничтожат. Рафаэль понятия не имеет, сколько у него осталось времени, может, минуты, может, часы. Но всё произойдёт очень скоро. И знание этого ужасает его. Он должен бы бежать к ним. К братьям и сёстрам. Пойти к ним прямо сейчас, попрощаться, сказать, как любит их и умолять о прощении, пока они не ещё убили его. Он не идёт. Он хочет сейчас быть только в одном месте, видеть только одного. Он — в Саду, мчится, мечется по зелёным дорожкам, ищет своего ангела. «Азирафаэль!» - Он его не чувствует. Его мысли забиты паникой, а ангела не видно нигде в Саду. - «Азирафаэль!» - Он не здесь. Он исчез. Он не может... Рафаэль отказывается думать о том, что его ангела отправили готовиться к почти начавшейся уже войне, на будущее поле сражения, приказали выносить её ни с чем не сравнимый ужас. Или о чём-то другом — о чём он боится даже помыслить. Он тянется своими чувствами, всё ищет, ищет. Вот. Чьё-то присутствие. У дерева. Но приближаясь, он осознаёт, что это — не Азирафаэль. Это - кто-то одновременно более и менее знакомый. Его узор он больше не может прочитать, но всё ещё может почувствовать. Это Денница. Он идёт к нему. Не может не идти. Его брат так долго уже отгораживался от них. А теперь он может ощущать его так, пусть и не может дотянуться до его сознания. Это должно принести облегчение. Не приносит. Он кажется неправильным. Изменившимся. Потерявшим что-то. Он находит его, стоящего в тени дерева. Прямо на том месте, где когда-то отдал Рафаэлю свою копию Её Плана. Рафаэль щурится, пытаясь разобрать его в тенях и в чёрной дымке исковерканной энергии вокруг него. Он движется, и свет наконец падает на него. И Архангел видит, во что он превратился. Первыми он замечает когда-то ярко блестящие крылья Люцифера. В последний раз, когда он видел их, они были прекрасны. Покрытые мягкими рубиновыми перьями, отражающими лучи света во время полёта, всегда идеальные, всегда каждое на своём месте. Так было раньше. Перья исчезли, оголив сморщенную алую кожу, словно у летучей мыши, достаточно тонкую, чтобы через неё хорошо было видно тонкие кости. Те прорываются сквозь кожу и кровоточат. Все три пары медленно поднимаются и опускаются, оставляя на земле вокруг брызги сульфура. В Рафаэле поднимает голову желание исцелить, исправить, и он тянет руки вперёд. Но Люцифер оборачивается, и что-то в глазах его брата заставляет его сдержать свой порыв. Глаза Люцифера всегда были тёмными. Теперь они — глубокие бездонные пропасти. Не столько чёрные, сколько лишённые света. В них нет ни единой эмоции, ничего, что Рафаэль может прочесть. Его кожа потемнела, стала кроваво-красной, острые рога вознеслись на голове адской короной. Что самое страшное, исчезла его Благодать. Её сорвало с его естества какой-то невероятной силой. Рафаэлю больно смотреть на рваную дыру в том месте, где когда-то сияла Её любовь. Денница ухмыляется, обнажая острые клыки, с которых, пока он говорит, капает яд. «Ты так испуган, малыш,» - произносит он с новой, страшной, не-небесной силой в его голосе. - «Я действительно выгляжу так ужасно?» «Люцифер,» - Рафаэль чуть не задыхается, в полном ужасе от представшего перед ним зрелища. - «Что с тобой произошло?» Его брат смеётся, отрывисто, резко, как ногтями по шиферу. - «Грядёт время революции! Разве это не прекрасно!» - Он указывает пальцем на себя, снова жутко смеясь. «Нет,» - говорит Рафаэль и тянется своим сознанием, давит на стену, поставленную против него Люцифером. - «Брат, пожалуйста.» «Пожалуйста?» - насмешливо грохочет Люцифер. - «Ты читал книгу, Рафаэль. Ты знаешь, что сейчас произойдёт. И не сможешь изменить это простым “пожалуйста” .» «Не делай этого.» - Противопоставленный такой силе, его голос кажется таким слабым и блеклым. - «Ты же знаешь, что это сделает с нашими братьями и сёстрами. Со всеми Её созданиями.» - Люцифер дёргается при упоминании их семьи, так что он продолжает. - «Уриэль хочет, чтобы ты вернулся домой,» - говорит он, и его брат трясёт головой. - «Сандальфон, он ещё слишком мал. Он ничего этого не понимает.» «Хватит,» - рычит Люцифер. «Габриэль скучает по тебе,» - Рафаэль не умолкает. - «Разве ты не чувствуешь? Мы все так по тебе скучаем.» «Я стащу их вместе с тобой,» - выплёвывает брат. - «Вы все Падёте, и мы будем едины.» «И Микаэль,» - говорит Рафаэль, пристально смотрит на то, как он дёргается, слыша её имя. Имя его почти-близнеца, созданной всего минутами после его собственного рождения. - «Ей придётся с тобой сражаться. Ты хочешь сказать, что отвернёшься и от неё?» «ВСЁ БУДЕТ ТАК, КАК ПРИКАЗАЛА ОНА!» - кричит Люцифер. - «Это всё — часть Её плана.» Рафаэль качает головой. - «Но... почему? Ты всегда говорил, что мы сможем его изменить, что ты не хочешь делать всё по Её воле.» «Почему?» - вторит ему брат, и из его жестокого взгляда исчезает последний намёк на узнавание. - «Почему нужно бороться с этим, если это так...» - Он откидывает голову и распахивает руки и крылья. Рафаэль чувствует, как взвивается в воздухе его не-небесная энергия. - «Великолепно.» - Люцифер вздыхает, и этот звук кажется неправильным на фоне тишины Сада. «Нет. Нет, это не так, это...» - Рафаэль пытается отступить, но натыкается на плотную стену силы, обтекающей его, не дающей сдвинуться с месте. - «Брат, это не ты.» «О, но это именно я,» - возражает Люцифер. - «Это то, чем Она меня сделала.» «Нет! Прекрати!» - вскрикивает Рафаэль, когда чужеродная тёмная сила сильнее вцепляется в него, оставляя ожоги там, где касается его естества. «Прекрати?» - переспрашивает его брат, и снова заходится смехом. Рафаэль с ужасом осознаёт, что в его голосе осталась только одно — безумие. - «Я не могу прекратить. Никогда не смогу.» - Он умолкает, и у Рафаэля от его выражения лица кровь стынет в жилах. - «Давай я что-то тебе покажу.» Стены, окружающие разум Люцифера, резко опускаются, и бушующая волна его мыслей затопляет их ментальную связь. Где-то вдалеке Рафаэль слышит крики своих братьев и сестёр, пытающихся защититься от вторжения. Он стоит в самой середине этого месива боли, страха и отвратительного наслаждения происходящим, бессловесные мысли бьют по нему, бросают на колени. Посреди — хаос и паника, сульфур и пламя. Они заполняют весь мир, тянут куда-то вниз, уродуют его физическое тело, чтобы изменить, сделать подобным себе. Он чувствует, как ноют за спиной крылья, обгорают до чёрного перья, пока он пытается противостоять атаке брата. «ПРЕКРАТИ!» - кричит он, мысленно и физически, и ощущает, что натиск на миг прекращается. Этого ему достаточно. В полной тишине он слышит всхлипы боли своих братьев и сестёр. - «ОСТАВЬ ИХ В ПОКОЕ!» - Он заставляет себя подняться на ноги, руки трясутся, когда он достаёт свой посох. Он вливает собственную энергию в их связь, отталкивая братьев и сестёр и отрезая их стенами. Берегите себя, посылает он им последнюю мысль перед тем, как на него вновь обрушивается сила Люцифера. Я вас люблю. Люцифер вытягивает собственное лезвие с хищной ухмылкой на лице. - «О, это я прекращу,» - обещает он. - «Как только ты прекратишь бороться с Её Планом.» - Он приближается, медленно, осторожно, словно кошка, знающая, что её мышь загнана в угол. - «Мы не можем избежать Её воли.» «Нет! Она бы не сделала этого.» - Рафаэль собирается с силами, твёрдо держа посох и пытаясь выдержать поток злости и боли, текущий по их связи. - «Это не может быть тем, что Она хочет.» «Ты ещё не заметил, брат?» - спрашивает Люцифер, делая ещё шаг. - «Она так давно уже молчит. Неважно, что Она хочет. Она нас бросила.» Рафаэль замирает. Он думал о том же самом, так часто, с тех пор, как Она в последний раз с ними говорила. После этого от Неё слышал только Метатрон, если слова его правдивы. Его ментальные барьеры слабеют и почти исчезают, и он слышит, крики Уриэль и Габриэля в его сознании, когда по ним бьёт новая вспышка тёмной силы Люцифера. Он ставит стены на место, раздражённо шипя. - «Может, и так,» - кричит он. - «Может, она ушла. Но я не дам... я не дам тебе это сделать.» - Он поднимает между ними свой посох. «Ты ставил Её под вопрос,» - напоминает ему Люцифер. - «Ты читал запретную книгу. Ты получил запретные знание. Ты не можешь избежать своей судьбы.» «Ладно, хорошо, это так! Я прочитал книгу. Я задавал вопросы. Ладно, забери меня! Но оставь остальных в покое! Не втаскивай их в это!» «Но почему?» - тянет его брат. - «Когда в Аду будет так одиноко без моих братьев и сестёр?» - Поток безумия неожиданно меняется, теперь тяня внутрь, таща за собой. «НЕТ!» - Посох Рафаэля вспыхивает ярким пламенем у него в руках. По щелчку пальцев перед ним появляется физическое отображение связи между Архангелами. Он поднимает посох над головой, приказывая краям связи оборваться. «СТОЙ!» - приказывает Люцифер, языки Адского Пламени срываются с его пальцев. Рафаэль опускает посох на нить, соединяющую Люцифера со всеми ними. Миг сопротивления. Сила сталкивается с силой. Он давит на Люцифера, борется всем, что у него есть. Связь дёргается. Связь рвётся. Адское пламя окружает его, сжигая обрывок связи со стороны Люцифера, закупоривая её. Шесть голосов одновременно кричат в агонии, потрясая Райские небеса. Оружие Рафаэля вылетает из его рук, падает в грязь. По его щекам текут слёзы. Огонь перемещается из изорванной связи в физическую плоскость, собираясь у ног Рафаэля. Люцифер рычит, и он опять падает на колени, вниз, в горящий синим сульфур. - «ТЫ ПАДЁШЬ!» - кричит его брат, сосредотачивая всю свою силу на Рафаэле. Архангела вжимает в землю, неспособного двигаться под воздействием такой силы. Он чувствует, как от неё ломаются его кости, от боли у него кружится голова, его тошнит. - «ТАК БЫЛО НАПИСАНО!» «Брат, пожалуйста,» - он ненавидит то, как слабо звучит, жалко, в попытке предотвратить неизбежное. Он же знает, что это произойдёт. Знал ещё с того момента, как взял ту проклятую книгу из рук Люцифера, прямо здесь, в Саду. «Рафаэль!» - полный ужаса вздох. Он поднимает глаза, напрягаясь изо всех сил, чтобы сквозь боль увидеть хоть что-то. Пятно идеально-белого на тёмно-зелёной листве леса. Знакомые небесные глаза, расширенные от страха. Азирафаэль. О нет. Нет, нет, нет. «О, посмотри-ка, у нас есть гость.» - Давление чужой силы на него ослабевает, когда Люцифер переносит своё внимание на Начало. Этого Рафаэль не может позволить. Как не сможет выдержать криков боли его прекрасного голоса. Его потряхивает, что-то словно бьёт разрядами тока, толкает к действию. «Ты сражаешься со МНОЙ!» - кричит он, тянясь за лежащим в грязи посохом. - «Азирафаэль, БЕГИ!» «Рафаэль, что..?» - Азирафаэль достаёт свой меч, выступая вперёд. Люцифер смеётся, глухо, радостно, безумно. «Ты пришёл посмотреть на его Падение?» - спрашивает Денница. - «Подойди-ка ближе, малыш.» - Рафаэль чувствует, как с него исчезает ещё больше силы, направляемой теперь на Начало. «Ну уж нет.» - Он ставит собственный барьер, не давая Люциферу дотянуться до него. Это всё, на что он способен. Он не может дотянуться до своего посоха. Он потратил слишком много силы на повреждение их связи, его тело ослабло, отяжелело и почти ни на что не реагирует. Он едва может приподнять голову. Он поднимает глаза и встречается взглядом с чужими, небесно-голубыми. «Оставь Рафаэля в покое!» - Азирафаэля трясёт. Рафаэль видит это в движении его рук, меча, выставленного перед ним. Но он не отступает. Не бежит при виде только что коронованного владыки Ада. И, о, как же он любит его. Своего дорогого, смелого ангела. Но он не может это сделать. Он не может быть здесь. Рафаэль сейчас Падёт. Это уже не изменить, не после того, как он задал так много вопросов. Но он не имеет права стать ещё и причиной Падения или гибели Азирафаэля. Он заставляет свой рот сложиться в утешающую улыбку, игнорируя поглощающие его боль и ужас. - «Азирафаэль. Беги. Со мной всё будет хорошо.» - Он собирает всю свою силу, каждый её обрывок, и опускает её на своего друга. Он сворачивает реальность, и через мгновение ока ангел исчезает, оказываясь обратно в Раю в полной безопасности. Рафаэль роняет голову в полном истощении, в нём не остаётся ни капли энергии, чтобы использовать для собственной защиты. Люцифер смеётся — ногти по шиферу — и вся его сила обрушивается на Рафаэля, давит, чуть не зарывает в землю. Он смотрит бездонными глазами, как Рафаэль корчится на земле Эдема, тело ломается и изменяется, Благодать рвётся в клочья, а он всё кричит. Пламя обвивает его, синее от сульфура, голодное, жгущее его одежды, кожу, волосы. Люцифер возвышается над ним, широко раскрытые крылья, как у летучей мыши, закрывают небо. «Добро пожаловать в мой мир, брат.» - Его крикам вторит ликующий смех, издевающийся, высмеивающий его мольбы о помощи, о милосердии, о прощении. Он тянется когтистой рукой и вцепляется Рафаэлю в плечо. Почти что нежно его пальцы отпускают окружающее его пламя, пробегают по его естеству, и, наконец, находят то, что искали. Когти погружаются в него, в ещё с давних пор увеличивающийся разрыв между самим Рафаэлем и его Благодатью, расширяющийся с каждым его вопросом. Люцифер рычит, и что-то внутри Архангела рвётся. Рафаэль всё кричит, а руки Люцифера всё вырывают его Благодать, когти отделяют её в последних местах, где она ещё цепляется за его душу. Он с ужасом смотрит, как изорванный свет окружает пламя, поглощая его. «Добро пожаловать в мои легионы, Рафаэль.» - Люцифер вновь заходится смехом и бросает его на землю, трясущееся, дрожащее подобие существа. Удерживающая его сила истаивает, освобождает его, но нанесённые ей повреждения уже не изменить. - «Добро пожаловать в Начало Великой Войны!» Люцифер срывается с места и улетает, оставляя Рафаэля одного, молить о чём-то силу, которая никогда больше его не услышит. *** Он сидит в аду, когда-то раньше бывшем магазинчиком ангела и не делает ничего, чтобы остановить пожирающий всё огонь. Он — демон, идеально и полностью. Существо, созданное из этого огня. Из ненависти. Из страха. Боли. В его венах бьётся Адское Пламя, уничтожая последние проблески надежды, душа силой его боли. Пустота внутри отчаянно воет, подкреплённая ей, концентрируя всю его агонию и удваивая, утраивая, умножая до бесконечности. Эхо слов Азирафаэля стучит в рычащей тишине, пока он не может слышать только их. Я прощаю тебя. Я прощаю тебя. Я прощаю тебя. Больше не будет никакого прощения. Последний яркий огонёк в его чёрной жизни загасили. Украли у него беззаботные руки, не знавшие даже, что делали. Шесть тысяч лет. Шесть тысяч лет. И вот как всё это заканчивается. Прямо как его время в Раю, в Адском Пламени, в боли и потерях. Заканчивается на нём, здесь, в месте, которое он когда-то так часто делил с Азирафаэлем. В полном одиночестве, сломанном, на земле, умоляющем Бога о чём-то, что, он знает, никогда не сможет вернуть. «Тебя больше нет,» - шепчет он. Желтизна в его глазах расползается, заполняя их, пока в них не остаётся совсем ничего человеческого. - «Кто-то убил моего лучшего друга.» Он пытается вызвать в себе злость. Ярость. Что угодно, кроме затапливающего его потока боли. - «Ублюдки!» - кричит он, не уверенный, подразумевает он Рай или Ад. - «Все вы!» На полу перед ним лежит книга. Он поднимает её, почти не обращая внимания на название. Это неважно. Это — единственное, что у него осталось от Азирафаэля. Он сжимает её, как якорь, нет, как спасательный круг, не дающий ему утонуть в бесконечном океане боли. Невероятной, немыслимой боли. Он потерял Рай. Потерял братьев и сестёр. Люцифера. Микаэль. Габриэля. Уриэль. Сандальфона. Потерял их связь, семью, которую так любил. Он потерял Её. Её любовь. Его личную уверенность, что она была Хорошей и Правой. Потерял своё место, как Её Целитель, и возможность создавать звёзды. А теперь... теперь он потерял Азирафаэля. Мир прекращает своё существование, а он потерял единственное существо, которое действительно важно ему во всей этой проклятой вселенной. Он заставляет себя встать. У него остаётся только одна обязанность. У этих людей, у потомков женщины, которая хотела знать почему, и мужчины, который её любил, нет никого, кто встал бы на их защиту. Ни от Рая. Ни от Ада. Он — всё, что у них есть. И его недостаточно. Но он не может оставить их совсем одних. Он не оставит. Он не знает, куда сейчас идти, но это и не имеет значения. Когда небеса окрасятся в алое и армии Рая и Ада снизойдут на планету, он будет знать. И он поднимется и пойдёт на войну. Не для того, чтобы присоединиться к одной стороне и сражаться с другой. Нет, он остановит это, если сможет. Он будет сражаться со всеми ними, если ему придётся. А если он найдёт тех, кто отняли у него ангела... Что ж. Он настигнет их. И они, как и он, будут пылать.