Never trust a Mockingbird

В лесу было холоднее. Не намного, но ощутимо. Лука брел между деревьями с руками в карманах и пытался вспомнить, где именно находилось это чертово озеро. В детстве они с Валери и Анджело часто бегали туда, чтобы попускать камни по водной глади, так что дорога была отдаленно знакомой. Шлось почти на автомате, не приходилось долго выбирать направление, все подсказывал внутренний путеводитель. Кажется, они проходили вот это странное дерево с кривыми ветками. Ну да, точно проходили. Анджело как-то споткнулся о его выступающие из земли корни и чуть не разодрал себе лицо. Да, гребаное дерево. Чангретта осторожно перешагнул через все препятствия и направился дальше, раздраженно сдувая со лба выбившуюся из строгой прически прядь. И надо же было идти ей так далеко. Видно, она действительно хотела побыть одна. Тогда зачем он туда идет? Чтобы извиниться, точно. Тогда извинится, отдаст пальто с апельсинами и уйдет, чтобы не тревожить. К черту, этого и ему хватит, и ей не придется терпеть его компанию дольше положенного. Вряд ли она ему обрадуется. Все же стоило дать ей побольше времени, не идти Гриму на попятную. По-хорошему он мог извиниться перед ней и завтра… Слишком много размышлений. Какой от них толк, если он уже проделал большую часть пути? Развернуться сейчас было бы глупо, тем более, и Северянин уже осведомлен о том, что он пошел ее искать. Возвращаться совсем ни с чем не хотелось, да и не в его это принципах. Нужно было добиться хоть малого результата. Хотя бы кивок от нее — уже что-то. Вот за ним он и идет. За жалким кивком. А еще за тем, чтобы убедиться, что у нее все в порядке. Хотя какой тут порядок после всего, что Виктор ему рассказал? Почему он не ответил на последний вопрос? Выдать так много и умолчать о главном с его стороны жестоко. Может, хотел, чтобы он сам обо всем догадался? Или не хотел произносить это вслух? Почему? Случилось что-то серьезное, это было очевидно, но что именно — вопрос, на который у мужчины, к сожалению, не было ответа. Но знание того, что Джеймс Марион вернулся с войны зверем в человеческом обличьи, уже говорило о многом. Хотя бы о том, что мисси натерпелась. Избиения, возможно, даже пытки ради забавы или «закаливания духа» были бы не удивительны. Ужасны, но не удивительны. Боже, зачем ему это? В его планах никогда не было пункта «влезть в чужую семейную драму», так каким образом он умудрился в это вляпаться? Чего ради? «Ради ценной информации, чтобы иметь рычаг давления», — таков был официальный ответ. Рычаги никогда не бывали лишними, но они и никогда не приносили столько дискомфорта… Углубившись в мысли, Лука не сразу заметил, как вдали за деревьями заблестела в лунном свете вода, а, заметив, прибавил шагу, желая поскорее со всем этим расквитаться. Озеро вынырнуло из-за леса большим темно-синим пятном, по которому то и дело пробегали белые блики отражающихся от луны солнечных лучей. Они жили всего несколько мгновений, пока малые волны, вызванные небольшим ветерком, не заглатывали их целиком и не пускали на их место другой, более молодой свет. Сами волны, желая забрать себе больше суши, разбивались о высокий берег, истачивая его и унося с собой мелкие камни, отгрызая кусочки неустойчивой почвы. Чангретта подошел ближе к воде, ненадолго забыв о своей изначальной цели. Здесь совсем ничего не изменилось. Перед каре-зелеными глазами предстала ровно та же картина крутого зеленого берега с неспокойным озером под ним, под гладью которого то и дело мелькали золотые спины мальков. Раньше Анджело любил гоняться за ними. С закатанными до колен штанами он бегал по мелководью и пытался схватить за хвост хотя бы одного такого малька. Вода здесь всегда была холодная, так что уже через минут десять он выбирался на берег со стучащими зубами и широкой улыбкой. Луке частенько приходилось отдавать ему свою одежду и силком тащить домой под аккомпанемент визгов Валери о том, что «Ангел так и не исполнил свое обещание поймать ей рыбку». Анджело так ни разу и не поймал малька. Они были слишком быстры для него, да и времени было недостаточно, чтобы научиться и обхитрить их. Валери осталась без питомца, но вряд ли она расстраивалась из-за этого больше получаса. Все же ей не нужен был малек. Ей нужно было, чтобы Анджело уделил ей внимание. Вот, кто пришелся бы сейчас кстати. Анджело бы смог сделать так, чтобы Валери перестала думать о случившемся. Каким-то образом у него всегда получалось отвлечь ее. Поймал бы ей сейчас этого чертового малька, преподнес бы в стеклянной банке то, чего она так желала все детство — маленькую рыбку и чувство, о котором принято говорить только между двумя людьми. Почему-то думалось, что они стали бы хорошей парой. Взбалмошные своенравные девушки всегда были во вкусе младшего брата. Он смог бы очаровать ее, смог бы ужиться с ее характером, в этом не было сомнений… Но он выбрал не ту женщину. — А от тебя, я вижу, никуда не спрячешься. Чангретта обернулся на звук приятного женского голоса, ища взглядом его источник. Найдя, он невольно усмехнулся. Валери сидела прямо на голой земле, опираясь на высокое дерево, подобрав под себя ноги и держа в руках излюбленный блокнот, обитый красной кожей. Она даже не посмотрела в его сторону. Ссутулившись, что-то писала простым карандашом на полях желтоватых страниц. Не заколотые, мягкие на вид волосы спадали каскадом по плечам, свешивались, закрывая от чужого внимания миловидное лицо, что сейчас наверняка было искажено крайней степенью сосредоточенности. Она не подняла на него глаз, когда он подошел. Тихо, почти бесшумно, боясь спугнуть ее настрой, присел рядом, сгибая ноги в коленях. Кажется, тогда она глянула на них мельком. Издала какой-то странный звук, похожий на смешок, и снова уткнулась в записи. Это приободрило его. Значит, не так уж и радикально она настроена, раз находит в себе силы посмеяться над ним. — Зачем ты пришел? — мягко, без претензии спросила она ровным голосом. Лука вздохнул, бессильно почесав бровь средним пальцем. Зачем он пришел? Хороший вопрос. — Тебя потеряли дома. Попросили позвать на ужин, — сказал он спустя паузу и переставил ноги еще выше, почти задевая ботинком ее туфли. Снова мужские. — Так тебя подослали? — Валери сделала паузу, тихо фыркнула, тряхнув густым каскадом золотистых волос. — Сказала же Вику, чтобы не отправлял ко мне всяких… — По правде говоря, чтобы найти тебя, много ума не надо, мисси. Мы с тобой были на этом озере даже слишком часто, чтобы в первую очередь не подумать о нем. Чангретта протянул это как можно более миролюбиво, но его слова все равно прозвучали как упрек. Возможно, это была защитная реакция на ее слова. По сути, она была права, но он не хотел признавать. Это было бы совсем не в его принципах, ведь он и так пришел к ней с извинениями. — Валери, — ее имя слетело с губ так тихо, что, казалось, было совсем не слышно. Нарушать устоявшуюся тишину не хотелось, но острая необходимость сделать это колола виски и грудь под ребрами, так что Чангретта попытался собрать мысли в кучу. — Я пришел попросить у тебя прощения. Я не хотел, чтобы все так вышло, и мне действительно жаль. — А ты все так же не умеешь извиняться… Она вздохнула тихонько и прикрыла блокнот, не забыв положить карандаш на нужную страницу, а после наконец подняла глаза, посмотрев на него в упор. Взгляд, темно-синий и пронизывающий, пробежался по его лицу и застыл на глазах, всмотрелся так пристально, что, можно было подумать, пытался вытянуть через бездонные зрачки мысли, что терзали сицилийскую голову. Вряд ли ей что-то все-таки удалось вытянуть, ибо после долгой минуты игры в гляделки она все же сдалась. Еще раз вздохнула, откинулась на дерево и взглянула уже более спокойно, даже устало. Ее вид говорил ему о многом, но все же скрывал большую часть. Лука ощущал исходящее от Валери тепло вымотанного до изнемождения тела, чувствовал ее безмерную усталость сквозь ткань пиджака и рубашки. Он допускал, что это лишь фантомное ощущение, которое по обыкновению приходит к замерзшему человеку, но вид мисс Марион говорил сам за себя. Этот вымученный насмешливый прищур со слабой усмешкой, подрагивающие мышцы на ногах и руках, чьи короткие, но достаточно частые сокращения можно было увидеть даже через одежду, темные синяки под глазами. А еще слегка припухшие веки, сигнализирующие о количестве слез, пролившихся сегодня на свет. Лука поджал губы и состроил скептическое выражение. Сделал это затем, чтобы не выдать свою жалость, которую наверняка воспримут в штыки. Он не хотел портить Валери настроение, тем более, когда она наконец почувствовала себя немного лучше. Даже усмехнулась как будто и не натянуто. Но Чангретта понимал, что она взяла эту короткую паузу, прежде чем взглянуть на него, чтобы выбрать подходящую маску. Показывать свою слабость чужим людям — не в чести у Пересмешников, поэтому она делала вид, что все в порядке, когда на самом деле далеко не все. Осознавать это Луке было неприятно. Ему не нравилась его бесполезность в этой ситуации, он ненавидел ощущать свою беспомощность. Не то чтобы он рвался помочь Валери с ее демонами, вовсе нет, но он был бы не против попытаться. Все же раньше ему это иногда удавалось, он даже мог превратить ее печаль в радость, а радость — в безудержное веселье. Да, у него получалось не часто, как он и говорил раньше, его брат справлялся с этим намного лучше. Анджело сейчас не сможет вытащить Валери из ее тягучих, засасывающих дум, но, зная брата, Лука мог сказать, что он бы хотел, чтобы его старший брат вмешался. Ведь, если даже его попытки отвлечь Валери не увенчаются успехом, он хотя бы сможет проследить за тем, чтобы она не замерзла здесь на смерть. А это всегда было его непосредственной обязанностью — следить за сохранностью младших. При виде подрагивающих от холода, обтянутых темно-синей тканью женских ног Чангретта невольно, но, к счастью, почти бесшумно цокнул языком в неудовольствии. Северянин не обманул его, сказав, что мисс Марион оделась чересчур легко для прогулок студеным зимним вечером. На ней действительно было возмутительно мало одежды: только обтягивающие брюки, осеннее женское пальто в коричневую клетку и легкая рубашка под ним, которая едва ли делала юному Пересмешнику погоду. На том все. Именно такой образ молодая хозяйка Мистхилла посчитала уместным в минусовую температуру. Без сомнений, выглядело элегантно, но что толку от этой элегантности, если одежда не может тебя согреть? Все же практичность должна быть на первом месте. Лука тяжело и многозначительно вздохнул, осознавая, что от этих мыслей была бы польза, если бы они с Валери находились в ателье. На берегу озера же они вряд ли могли ему чем-нибудь пригодиться, поэтому, пока собственное пальто, ведомое импульсом хозяина, покорно скатывалось по широким плечам, ему оставалось лишь ворчать про себя о неспособности ее Величества Пересмешника верно расценить обстановку на улице. — Снова играешь в рыцаря, благородный спаситель молодых киллеров? — усмехнулась Валери, наблюдая за тем, как аккуратно Лука разглаживает на ее коленях свое пальто. Услышав эти слова, он поднял глаза, взглянул в ее лицо с какой-то странной учительской строгостью, от которой во рту стало горчить. Марион фыркнула, удерживая себя от того, чтобы щелкнуть его по носу, чтобы он отстранился. Произнесла на грани фальшивого смеха: — Считаешь, что это поможет тебе выпросить прощения у Ледяной Королевы? — Сиди так. — А не то что? — Пальто упадет и тебе снова станет холодно. — И что? — Ты замерзнешь. — Что тебе с того? Выпрямившийся было Чангретта обернулся на собеседницу, состроив на лице гримасу: черная бровь вздернулась в вопросительной манере, тонкие губы немного приоткрылись, а пятнистые глаза, со слегка опущенными верхними веками, уставились на Марион, как на маленького ребенка, не понимающего очевидных вещей. Та отзеркалила его выражение в своем издевательском стиле, заставив его прикрыть рот и нахмуриться. А после вдруг досадливо поджала губы. — Не делай вид, что тебе не наплевать, — сказала она тихо, обнимая себя с двух сторон. — Ты пару часов назад пристрелить меня хотел, а теперь приносишь в жертву свое безобразно дорогое пальто, только чтобы спасти меня от холода? Думаешь, я в это поверю? Задумчивое «хм» сорвалось с тонких губ мужчины после недолгой паузы на раздумье. Лука подивился тому, сколько истеричного подтекста могло уместиться в нескольких, довольно коротких и резонных фразах, сказанных совершенно бесстрастно. Сразу после их произношения у него появилось навязчивое чувство. Скользкое, неприятное, стыдливое… Будто его только что обматерили на повышенных тонах да так грубо, как мог обматерить только человек, находящийся в состоянии первобытной ярости. Чангретта усмехнулся, пряча улыбку за пальцами, в беспамятстве поглаживающими нижнюю губу. Не хотелось признавать, но ему нравились эти скрытые смыслы в ее словах, даже несмотря на их безрадостное содержание. Ему нравилось осознавать, что их общение зашло за рамки простого обмена информацией через рот. Находиться с мисси на одной волне всегда было сложно, и он был рад, что теперь стал ближе к ней. Ну… хотя бы мог понять, когда она кричит на него, казалось бы, не произнося ни звука на повышенных тонах. По крайней мере, вслух… Меньше же его радовало внезапно пришедшее понимание того, что старшая Марион до сих пор не до конца отошла от приступа. Наверное, это осознание пришло вместе с той связью или Лука ощутил его на каком-то другом уровне, но он буквально кожей почувствовал ее взгляд, наполненный тревожным ожиданием. Почти страхом перед чем-то неизвестным, перед его действиями, словами. В голове, как по щелчку пальцев, прозвучал холодный голос Грима: «Будь терпеливее. Она в подвешанном состоянии». Да, теперь он видел, что ее руки потряхивает не столько от холода, сколько от сильных переживаний. И ему не доставлял удовольствия тот факт, что он являлся одной из причин, по которой они проявили себя. — Хорошо, — он согласился с ней так просто, что Валери против воли недоумевающе нахмурилась, как бы задавая тем самым простой вопрос: «Неужели?» Луку это даже позабавило, хотя он предпочел сделать вид, что не заметил этой ее гримасы. Подкрепляя свои слова действием, он медлительно и понимающе кивнул. — Можешь не верить, но из-под пальто все же не вылезай. Понадобилось меньше секунды, чтобы ее недоумевающая хмурость превратилась в возмущение. Тихо прорычав себе что-то под нос, Валери отвернулась от собеседника, сползая ниже по стволу дерева. Таким образом она забралась в его пальто почти по самую шею и недовольно бурчала что-то не совсем внятное. Схватившись за края сукна, как воробей за ветку, она подтянула его к подбородку. Острые колени, выпирающие из-под черной ткани, грозно покачивались в такт ее непонятному словоизлиянию, которое можно было бы принять за древнее цыганское проклятье, если бы не иногда проскальзывающие: «Да кем он себя возомнил?» и «Дурак несчастный». Это было бы даже неприятно, если бы не было так смешно. Лука смотрел на представшую перед ним картину со смешанными чувствами. Он по-хорошему не мог поверить, что эта… маленькая несуразная сова, сверкающая злыми глазами из-за ворота его пальто — грозный британский наркобарон Пересмешник. Должно быть, произошла какая-то ошибка, где-то в документах Джеймс Марион точно намудрил. Не мог он оставить за старшую вот это вот очаровательно смешное создание. Юрист допустил одну сплошную опечатку, написав в документе имя законной наследницы, а не немногословного наемника Грима, что, при всем уважении, смотрелся бы в этой роли намного гармоничнее. Чангретта приложил ладонь ко рту, как бы задумчиво рассматривая шевелящийся черный комок рядом. Ему очень хотелось рассмеяться, подшутить над ней или что-нибудь в этом роде, и в то же время он понимал, что это в легкую может стать для нее отправной точкой. Возможно, именно это Грим и имел в виду под «подвешанным состоянием». Кто знал, как мисс Марион ведет себя после кризиса. Поэтому лучше было перестраховаться и не навлекать на себя беду… Боже, как же сложно не улыбаться при одном лишь взгляде на нее. — Что ж… — после нескольких тщетных попыток собраться с мыслями, Лука все-таки отвернулся, тщательно спрятав подкатывающий смех в покашливании. Он хотел найти себе занятие, чтобы перестать думать о девушке с ее странными повадками, и довольно скоро ухватился за апельсины, мирно лежащие около его бедра. Кажется, он незаметно для себя выложил их, перед тем как укрыть Валери. Это его непредвиденное действие пришлось как раз кстати. Унизанная золотыми кольцами рука взялась за один из фруктов. — Не хочешь апельсин? Сначала она даже не дернулась. Грозно замолчала, напряженно всматриваясь в горизонт и озеро, что за этим самым горизонтом перерастало в высокий лес. Лука наблюдал за ее реакцией достаточно долго, чтобы понять, что она пересиливает свое желание сказать «да». — Ну, как знаешь, — вскоре театрально пожал плечами он и с аппетитным хрустом надорвал кожуру, из которой тут же проступил сок, попавший на пальцы. Пренебрегая гигиеной ради своеобразного веселья, Чангретта слизнул с кожи слегка кисловатый сок. Раздражающе громко чмокнули тонкие губы. — Belissimo… Точно не хочешь? Я могу его съесть? Кажется, в этот момент Валери закатила глаза, жалея о том, что согласилась помогать этому идиоту. Неужели он сам не понимает, что его попытки манипулировать ей просто смехотворны? — Думаешь напугать меня? — почти фыркнула она. — Не пытайся, у тебя не получится. — Нет? — Я знаю, что тебя сюда подослали. Это не мог сделать Сорока, он бы не стал с тобой разговаривать. Мадам Джози не дала бы тебе портить аппетит перед ужином, а Северянин скорее пихнул бы тебе в руки первое попавшееся пирожное. Значит тебя подослал либо дедушка, либо Грим, потому что только они в курсе таких моих предпочтений. А они бы в первую очередь подумали о том, что нас здесь двое. Вывод: у тебя два апельсина. — Я так понимаю, вариант, что я сам догадался, ты даже не рассматриваешь? — Чтобы догадаться, нужно желание, которого у тебя явно нет. Ну… еще мозг бы не помешал. — Очень по-взрослому, мисси. Браво, — Лука показательно похлопал «остроумному» замечанию собеседницы, пока она тщетно пыталась скрыть раздражение. Чангретта сам еле сдержался, чтобы не разразиться хохотом. — Это лучшая твоя шутка за последнюю неделю. Лучше было бы, только если бы ты рассказала старый анекдот. Тот, который твой дед рассказывает на всех праздниках. Про полицейского и рыбака. Тогда было бы уморительно… — Отвали. — Отвалить? С каких пор в твой список нелюбимых вещей входят комплименты? — В этот список скоро войдешь ты, если не прекратишь вести себя как кретин. — Я думал, я уже там. — Я записала тебя пока только карандашом. Так что не доводи меня. — Не знал, что ты так держишься за наши с тобой отношения, мисси… эй! Бледная рука небрежно отмахнулась от развалившегося мужчины, случайно хлопнув его по плечу. Лука шикнул и машинально схватился за стрельнувшее болью место, непроизвольно прихватывая и холодные женские пальцы, плотно прижимая их к себе тыльной стороной. Тонкая рука мелко задрожала в пускай и не настойчивой, но ощутимой хватке. А потом замерла на месте, будто смирившись со своим положением. Только спустя мгновение, которое показалось слишком долгим, до Чангретты дошло, что он сделал, и он с опаской оглянулся на сидящую рядом девушку. К своему ужасу мужчина осознал, что перестал понимать выражение на ее лице. Человеческая гримаса возмущения сменилась непробиваемой маской в одночасье. Сапфировые глаза, совсем пустые то ли от недостатка света, то ли от его поступка, бегали по татуированной руке, словно бы искали что-то. Брови над ними полностью разгладились, потеряли эмоциональную окраску. Даже на прямом, заострившемся вдруг носе не осталось ни одной забавной морщинки. Испугавшись, что своим необдуманным поступком вызвал приступ, Лука поспешно разжал пальцы и опустил руку, с участием вглядываясь в застывшие темно-синие глаза напротив. К его удивлению, ладонь Валери не исчезла в ту же минуту. Она осталась на его плече, ее еле заметно подергивала слабая судорога. Тетя Фелиция тоже часто застывала в пространстве, бессмысленно вглядываясь во что-то видимое только ей одной. Дядя говорил, что такое случалось с ней довольно часто и обычно приводило к неконтролируемой волне сильной истерии. Чтобы избежать проблем и увечий, он заранее отводил ее в специальную комнату, где не было мебели, и запирал на какое-то время. Там в приступе паники она не могла никому навредить, убеждал он племянника, пожимая плечами, и уходил по своим делам. Спустя время из той комнаты начинали доноситься страшные крики и безостановочные быстрые шаги. Иногда даже звуки падения. Это падала Фелиция, потому что, кроме нее, там попросту нечему было падать. Проводя параллели со своей родственницей и мисс Марион, Лука чувствовал, как на грудь все ощутимее давила тревога. Он понимал, что, в случае чего, попросту не справится с Валери, потому что не знает, как с ней справляться. Отчаянные шаги дяди он не считал правильными, а других вариантов решения подобных ситуаций никогда не видел. Единственным разумным решением для него было отвести ее в Мистхилл, к Гриму и Северянину, которые лучше знали, как действовать. И лучше бы было сделать это сейчас, пока юный Пересмешник не слетел с катушек. — Валери, — Чангретта осторожно, со всей мягкостью, на которую способно его немаленькое тело, погладил выпирающее из-под пальто острое колено. Оно тут же отчего-то подалось навстречу его руке, словно бы только и ждало, когда же он обратит на него внимание. Сжимая на нем пальцы, Лука примерял, насколько быстро сможет перехватить его в случае, если мисси захочет его лягнуть. — Все хорошо? Мисси не ответила. Продолжила смотреть куда-то в область его плеча. Долго, внимательно вглядывалась в белые полосы серого пиджака. А после искривила линию рта в брезгливой манере. Синие глаза сверкнули отражающимся в них светом полумесяца в южно-европейское лицо. Шкодливо прищурились, поймав его обеспокоенный взгляд. Бледная рука вдруг тронулась с места, в мгновение ока оказываясь у широкого лба сицилийца и прикладываясь к нему своим ледяным касанием, заставляя его хозяина замереть в недоумении. — Почему ты постоянно горячий? — спокойно проговорил в полутьме приятный женский голос. — Как ни схватишь — жжешься, словно из преисподней вылез. Лука бесшумно выдохнул от облегчения. Давление с груди пропало. Повезло. Мисси была в порядке. — Вполне возможно, — он усмехнулся, прикрывая глаза, и в беспамятстве от радости чуть наклонился так, чтобы его собеседнице было проще дотянуться до него. Он почувствовал, как легкие прикосновения соскользнули по его лбу вверх, задевая выбившиеся из строгой прически пряди. Кажется, они испугались незнакомых ощущений, но лишь на короткую секунду. Это было даже приятно. Слишком приятно, в каком-то смысле… Чангретта продолжил, стараясь об этом не думать. — Знаешь, некоторые в Нью-Йорке называют Бруклин Адом. Так что если смотреть с этой стороны, то твое предположение верно. — Или ты просто подхватил где-то простуду, — сапфировые глаза метнули в каре-зеленые скопом игривых искр, пока проворные пальцы бессознательно подергивали и закручивали в кольца высвободившиеся волосы. — Я бы не удивилась. Ты ведь так любишь приносить проблемы в мой дом, а простая простуда вполне может обернуться целой катастрофой. Ты ведь знаешь, что у Зои слабый иммунитет. Так что это вполне в твоем стиле. Кожу миловидного лица опалило задумчивое, слегка насмешливое «хм», а после Валери почувствовала, как костяшки обжег приятный жар, пустивший по телу электрический разряд и волну тепла. Горячая ладонь со всей аккуратностью обняла тонкие девичьи пальцы, ненавязчиво спуская их обратно на лоб. «Не трогай», — без слов попросил Чангретта, и Валери не смогла найти себе оправдания, чтобы продолжить перебирать шелковистые прядки. Только будто бы обиженно сжала губы и совсем убрала руку, так же без слов говоря: «Не больно-то и хотелось». — Мне кажется, тут проблема скорее не в моей температуре тела, а в твоей, — произнес мужчина, а сам с сожалением проводил взглядом ускользающие от него пальцы, в то же время решая, что поступил абсолютно верно. Все же он пообещал матери не подпускать близко никого из здешних птиц, а Валери в тот момент, когда только дотронулась до него, оказалась уж слишком близко, так что ее просто необходимо было отстранить… сколь бы печальна не была эта мысль. — У тебя очень холодные руки. Ты замерзла. Поэтому тебе кажется, что у меня жар. — И снова ты скидываешь на меня всю ответственность. Второй раз за сегодня. Не надоело? Лука замолк, не находя, что на это ответить. «Первый раз» всплыл перед глазами смутным воспоминанием, что со временем перестало казаться таким уж достойным, каким его считали раньше. Все же, когда знаешь некоторые факты, о которых не мог и догадываться до этого, момент в прошлом, связанный с этими фактами, воспринимается иначе. Одно дело угрожать пистолетом английскому наркобарону в отчаянной попытке спасти своего человека, и совсем другое — запугать смертью девушку, страдающую паническими атаками. В одной из историй ты герой, в другой — последняя тварь. И все же Чангретта не мог сказать, что за так называемый «первый раз» ему было стыдно. Нет, совсем нет. Он испытывал что-то отдаленно похожее на угрызения совести, но ни на секунду не подумал, что ему следует о чем-то жалеть. О чем ему жалеть? О том, что спас своего солдата, за которого поклялся отвечать головой, которого желал спасти всем сердцем? Нет, об этом он жалеть не собирается даже в следующей жизни. Конечно, ему не приносил удовольствия тот факт, что он причинил Валери боль, но, если бы сейчас он вернулся назад во времени, то, без сомнений, сделал бы все то же самое, но уже с полным осознанием риска. — Ох, опять ты думаешь, — приятный голос прозвучал совсем близко, почти над самым ухом — Валери наклонилась, невольно сокращая между ними расстояние. Если бы Лука в этот момент повернул голову, то мог бы столкнуться с ней нос к носу, но вовремя выхватил движение на уровне своих ног и машинально отклонился назад. Бледная рука плавным жестом очертила полукруг над его коленями и начала свой спуск по бедрам ниже. Унизанные серебром пальцы не касались грубой ткани брюк, но были в непростительной от них близости, чем немного взволновали Чангретту в определенном смысле. Он до хруста сжал челюсти, нахмурил брови, напряженно отслеживая траекторию чужой руки. Горячее дыхание опалило кожу на шее смешком. Во вновь донесшемся до слуха шепоте послышалась недвусмысленная вибрация и издевательская насмешка, которая сейчас действовала на нервы немного иначе, чем обычно. — Тебе очень идет это грозное выражение. Наверное, много женщин покупалось на него в свое время. Спустя недолгое мгновение раздумий Лука вдруг усмехнулся и все же повернул голову, встречаясь глазами с томным синим взглядом мисс Марион. Черные брови его сами приподнялись, становясь домиком в псевдоневинной манере. Преобразившийся пятнистый взор проскользил от сапфиров-глаз по аккуратному носу вниз к пухлым женским губам, задержался на них какое-то время, а после вернулся на исходную точку. — Affatto, мисси, — и без того низкий баритон приобрел более глубокие ноты, украшенные приятной вибрацией и иностранным акцентом. Каре-зеленые глаза весело прищурились. Лука подался вперед на жалкий миллиметр, чуть-чуть не соприкасаясь с собеседницей кончиком носа. Усмешка на тонких губах растянулась шире, слегка обнажая белый ряд зубов. — Женщинам больше по душе улыбка. Не всем в Нью-Йорке нравятся гангстеры. — Какое досадное упущение… — Да, действительно досадное… Знаешь, тебе стоит только попросить, и я отдам его. Не стоит так изощряться. В одночасье игривое настроение девушки куда-то улетучилось, на его место пришла привычная скрытая разочарованность с легкой улыбкой проигравшего на лице. Глубоко вздохнув, Валери отпрянула от сицилийца и капризно искривила губы, с некой озадаченностью вглядываясь в его все еще насмешливые глаза. — А раньше ты не догадывался, — протянула она, опираясь виском о ствол дерева. Чангретта кивнул головой, без боя соглашаясь с ее утверждением, но тут же парировал: — «Не доверяй Пересмешнику». Я быстро учусь. — Отвратительная твоя черта. — Так ты все-таки хочешь апельсин? Марион раздраженно сдула с лица упавшую на него челку. Собираясь перешагнуть через свое детское упрямство, она коротко глянула на озеро, бессознательно поправила сползшее пальто и снова стала похожа на маленькую злую сову. Удивительно, как быстро с нее спадала маска роковой женщины, готовой на все ради своих целей. Сразу видно, какая из ее ролей ей наиболее противна… И снова взмахнула бледная рука, подставляя лунному свету узкую ладонь. — Да, хочу. Это прозвучало даже мило. Когда Лука тепло улыбнулся, вкладывая в женскую маленькую руку гигантских размеров фрукт, это не скрылось от внимания Марион. Она нахмурилась, не понимая, как ей лучше на это реагировать и что стоит чувствовать по отношению к этому… довольно непривычному жесту. Ни один мужчина, в которых она когда-либо была заинтересована, так не улыбался ей. Их сальные ухмылки, псевдо-обворожительные зубоскальства, снисходительные насмешки в подметки не годились тому, что она увидела только что. Чангретта улыбнулся не так. В его улыбке не было сексуального подтекста, намека, пошлости… Валери не могла понять, что заставило его так снизойти и это впервые сбило ее с толку. Ненароком мисс Марион смутилась, не зная, что ей делать, и отвернулась в поисках какого-нибудь объекта для отвлечения собственного внимания. Была бы она помоложе и поскромнее, возможно, даже бы покраснела, но, к счастью, с возрастом эту сомнительную способность у нее отняли. Все, что выдавало ее нервозность — бесконечное движение гибких рук и апельсина в них, что прыгал из одной ладони в другую. — Поосторожнее. Он надорван, может брызнуть. Ты и так уже свалила мое пальто на землю, хочешь еще и измызгать его соком? — после этих резких слов Валери посчитала, что у нее есть право бросить на сицилийца возмущенный взгляд, который он принял со всем достоинством. Его резкости, впрочем, хватило только на эти несколько фраз. После он снова смягчился и, будто в нерешительности погладив бровь, указал пальцем на фрукт, провибрировал безучастно: — Если хочешь, могу помочь открыть его. — Я не беспомощная, — подкрашенная бровь выгнулась с издевкой, не давая собеседнику пожалеть о своем предложении. Лука махнул рукой, случайно ударив ей о собственное колено, как бы отрицая предположение девушки. Жесты всегда высказывали его мысль лучше слов. Марион фыркнула от смеха, и этот тихий смешок затерялся в шорохе перекатывающихся по воде волн. Тонкие пальцы поддели и парой точных движений сняли ярко-оранжевую кожуру апельсина, позволяя ей широкими лепестками улечься под ароматным плодом. На пухлых губах расцвела победоносная улыбка. Лука удивленно хмыкнул, сжав губы. — Раньше ты бы прыснула себе в глаз, — заметил он без энтузиазма и надорвал свой апельсин. Ответом ему стали подпрыгнувшие в неопределенности плечи. — «Раньше» было двадцать лет назад, Лука. Это простое замечание ударило Чангретту под дых. Удовлетворение и некая досада смешались в груди сицилийца, но он предпочел их не замечать. Действительно странно с его стороны было думать, что за десятки лет маленькая мисси не научилась самостоятельно раскрывать апельсины. Он это понимал. За эти десятки лет она узнала, как управлять огромной компанией и оборотом наркотиков по всей Европе, так что вряд ли бы она не смогла справиться с кожурой. Двадцать лет назад… Звучит внушительно, но сейчас это казалось настолько ничтожным промежутком времени. Прошло целых двадцать лет, а они все еще топтались на том же месте. На том же самом берегу того же самого озера, где их недо-дружба так и не получила своего закономерного конца. Что ж, вряд ли она когда-нибудь его получит… Некоторое время над тревожной поверхностью воды и берегом стояла идеальная тишина, прерываемая лишь далеким пением ночных птиц и завыванием ветра над лесом. Двое в этой тишине чувствовали парадоксальный комфорт, что недвижимым бременем застыл в воздухе и сгущался по мере прохождения секундной стрелки полного круга на циферблате дорогих часов. Ни Чангретта, ни Марион предпочитали не думать о ней. Только ели свои до неприличия сладкие апельсины и рассуждали каждый о своем, с каждой минутой ощущая, как давление становилось все ощутимее. Это давление было необходимостью. Жизненно важным аспектом для их совместного существования. Оно всегда было с ними, они научились уживаться с этим, когда были еще совсем юны, и потому сейчас не чувствовали угрозы. Просто оба понимали, что молчание не должно продолжаться вечно — кто-то обязан его заполнить. Хотя бы парой фраз, парой звуков, чтобы отогнать неминуемо приближающееся чувство одиночества в компании друг друга еще на пару минут. Валери никогда не чувствовала Луку рядом с собой, когда наступали такие вот минуты тишины и рассуждений. В детстве это ощущалось чем-то странным, непонятным, неправильным и эгоистичным с его стороны. Тогда казалось, что, как старший из младших, он просто обязан веселить ее, не давать копать глубоко, ведь мысли зачастую причиняли одну только боль. Сейчас же все было иначе. Эта особенность старшего Чангретты становиться невидимым в нужный момент спасала от лишних чувств, которые должны были остаться лишь между ней и ее собственным разумом. При Анджело так не работало. Анджело не был тем, кто может промолчать в нужный момент. А Лука был. И сейчас таким остается. Думать при нем все так же в порядке вещей даже спустя столько лет. Время надавило на темечко, возвещая о конце отведенной им тишины. Валери аккуратно взглянула на сидящего рядом мужчину, молчаливо оценивая его готовность начать новую беседу, а потом озадаченно скривила губы. По пустому взгляду Луки и его медленно жующей апельсин челюсти она поняла, что он провалился дальше, чем она. Задумался о чем-то. О чем-то серьезном, наверное. О Томми Шелби ли, о текущем положении. Может, сожалел, что остался с ней вместо того, чтобы пойти в теплые объятья каминов Мистхилла. Кто знает? Тихий выдох, как и все слова и звуки до этого, забрал себе глухой лес. Марион поглядела на невольного собеседника еще с пару секунд, а после вытащила из-под тяжелой ткани пальто красный блокнот. Открыла его на отмеченной странице, предварительно вытащив слегка погрызенный карандаш, и еще раз просмотрела записи. Только сейчас до нее дошло, что ее почерк в полутьме выглядел намного красивее, чем при свете настольной лампы отцовского кабинета. Сумрак сглаживал углы заостренных букв, делая их более плавными. Но что от этого толку, если написанное все равно бред сивой кобылы. Гриму снова придется все перепроверять… Лучше было ему заняться этой числовой работой. Сметы — совершенно не ее стезя. Холодные пальцы быстро перелистали желтоватые страницы довольно толстой книжонки. Переворачиваясь, они издавали тихий шелест и бросали в лицо застоявшимся студеным воздухом, от которого хотелось поежиться. Валери лишь повела плечом, не желая показывать чрезмерно заботливому сегодня Чангретте, что ей все еще холодно. Не ровен час погонит домой, а пока этого совершенно не хотелось. Дедушка там наверняка уже заготовил нещадные вопросы, которые попридержал до момента, когда его внучка выспится. И снова внимательно слушать его нотации и смиренно кивать, чтобы не сделать еще хуже. Будто без них ей хорошо живется, будто послушать больше совсем нечего… — Лука, — натяжение установившейся тишины над головой разорвалось и лопнуло от тихого звука его имени. Лука повернулся, глядя на собеседницу из-под полуопущенных ресниц. Вал на секунду потеряла мысль из-за этого его мягкого, не несущего ничего негативного взгляда. Обычно он ненавидел, когда она отвлекала его от размышлений. — Расскажешь, о чем думаешь? Какое-то мгновение он молчал, не произнося ни звука. Его темные в полумраке глаза скользили по ее лицу, с особой внимательностью рассматривая в который уже раз ее черты. Будто увидели что-то новое, что не могли разглядеть все это время. Потом Лука усмехнулся. Повернул голову обратно к бескрайнему озеру и начал вкрадчиво: — О Нью-Йорке. И о том, как меня угораздило снова оказаться здесь… — Тоскуешь по дому? — В каком-то смысле, наверное, да, — он сделал паузу. Опустив глаза к своим рука, в которых все еще покоился оранжевый ароматный шар апельсина, вытянул из него дольку, но есть не стал. Просто оставил его на кожуре и печально усмехнулся не пойми чему. — Но я и не могу сказать, что я хочу уехать обратно. — Ну, — Валери вслепую пролистала еще несколько страниц, пожала плечами. — У тебя здесь еще осталась работа. Ты ведь не можешь уехать, пока Томми Шелби все еще разгуливает по Англии, так ведь? — Не думаю, что дело в Томми Шелби в этот раз. Полагаю, мне просто интересно проводить с тобой время, мисси. Это заявление было настолько неожиданным, что Валери сначала не поняла, что ее давний друг говорил это всерьез. Она несдержанно прыснула со смеху, с иронией глядя в темные глаза напротив. А когда они чуть сощурились в доброй улыбке, проглотила смех, как желчный комок, и отклонилась, уставившись в записи. Он действительно это сказал. Без шуток, без издевательств, даже не саркастическим тоном. Совсем свихнулся? Это ведь даже не смешно после всего, что было, что он сделал. Интересно ему… Что? Портить ей жизнь? Ей стоило бы разозлиться. Но почему-то не хотелось. — Знаешь, когда я плыл в Англию, я знал, что ты будешь здесь, — продолжал Лука, по-американски съедая последние звуки в словах. Он все мусолил в пальцах оранжевую дольку, из которой уже начинал проступать сок. Он не замечал этого. Просто вспоминал, казалось, самому себе, позабыв, что рядом кто-то есть. — Мне думалось, что я встречусь с тобой спустя столько лет, а ты нисколько не изменилась. Все такая же угрюмая, маленькая девочка с презрительным взглядом и раздражающей манерой поведения. Я плыл в страну, в которой не был около десятилетия, понимая, что она изменилась до неузнаваемости, но лелея надежду, что ты осталась прежней. Эта определенность, пускай и мнимая, успокаивала меня. Но теперь я понимаю, что здесь все совсем не так, как я представлял… — Ты разочарован? — хмыкнула Валери себе под нос. — Ты ведь сказал тогда в гостиной, что я ни капли не изменилась. С чего бы ты так кардинально переменил мнение? — Я поспешил, — Чангретта выпустил носом воздух, то ли смеясь, то ли тяжело вздыхая. — Многое в тебе осталось прежним, это правда. Но незнакомого для меня все же намного больше. Меня это не совсем устраивает. Мне бы хотелось узнать о тебе хоть что-нибудь, раз уж нам в скором времени придется работать вместе… — Что же? Хочешь составить на меня досье? — Нет, мне… просто любопытно. Лука не успел опомниться, как пальто упало на землю рядом с его туфлями. Машинально он схватился за него, уронив остатки апельсина, и с удивлением взглянул на вставшую перед ним ровную спину Валери. Даже в полутьме можно было разглядеть, как женские печи пробила мелкая дрожь, которая незамедлительно передалась и самому мужчине. Чангретта понимал, что его дерзкая просьба могла вызвать негативную реакцию у госпожи Пересмешника, но не до конца продумал, какую именно. Он ожидал злости и резких слов, поспешного порывистого ответа и просьбу закрыть эту тему, и сам для себя решил, что примет любой из этих вариантов. Но Валери продолжала молчать. Обняв себя под грудью, она медленно шагала в сторону озера, низко опустив голову, напряженно думая над ответом. Перед самым обрывом остановилась, все так же разглядывая носки своих до блеска отполированных туфель. На какое-то мгновение в черноволосой голове сицилийца появилась нехорошая мысль, что она в легкую может сигануть в холодную воду, если что-то придет ей на ум. Чтобы не допустить этого, Лука тоже встал, подхватывая на локоть пальто. Подходить он, впрочем, не спешил, ибо от него до девушки было чуть менее четырех шагов, а, значит, в случае чего он успеет. Валери хранила молчание еще какое-то время. Стоя на рваном берегу озера, она раскидывала носком туфли мелкие камушки. Те падали в воду с глухим бульканьем и бесшумно опускались на песчаное дно. — Иногда ты говоришь очень смешные вещи, на которые я не знаю, как реагировать, — сказала Марион задумчиво, запуская очередной камень в полет. Он грохнулся в воду даже слишком громко, будто был тяжелее всех остальных. Валери безразлично проследила за оставшимися после него кругами на воде. — Любопытно ему… Знаешь, в Англии много кому любопытно узнать о делах Пересмешника. Чангретта усмехнулся и не спеша преодолел расстояние между ними. Вновь расправив пальто, он укрыл им хрупкие плечи Марион, проводя по ним своими широкими, горячими ладонями. В ту же секунду он почувствовал, как по коже девушки пробежала крупная дрожь. — Я не прошу информации о делах Пересмешника, — миролюбиво произнес Лука, отпуская хрупкие плечи и вставая чуть сбоку от девушки. Встретившись с ней озорным взглядом, он поднял брови в невинной манере и чуть наклонил голову вбок. — Я хочу узнать о тебе, мисси. Только о тебе и твоих делах. Хорошо? Валери взглянула на него снизу вверх, внимательно всматриваясь в по-доброму насмешливое выражение лица, пытаясь найти в нем зачатки лукавства. В конце концов она сдалась. Возвела глаза к небу, будто пытаясь высмотреть на нем затерявшиеся за редкими облаками звезды, и пробубнила еле слышно: — Хорошо, — сделала паузу, но потом быстро добавила: — Но это в любом случае обойдется тебе в копеечку. — Уверен, мы сторгуемся, — посмеялся Лука, также запрокидывая голову вверх. Постояв так с пару секунд, он переминулся с одной ноги на другую и вдруг сказал, как бы между прочим: — Не хочешь прогуляться? Здесь недалеко есть одно место… Он не договорил, но, чтобы заинтересовать Валери, ему это и не нужно было. Она посмотрела на него с нескрываемым любопытством еще тогда, когда он закончил первое предложение, и кивнула, даже не дослушав половину второго. Лука довольно хмыкнул, предложив ей руку.