Never trust a Mockingbird

3 января 1926, утро

— Да… Как ты это, сука, делаешь?! Я ж вижу, что мухлюешь, падла, но как блять мухлюешь?! — Не выдавай желаемое за действительное, Виктор. Тебе просто сегодня очень сильно не везет. — Да сто раз блять! Не может настолько сильно не везти! Сорока тяжело вздохнул, а после крепко затянулся. Уже целый час он невольно становился свидетелем громких возмущений Северянина, дающих по ушам лучше любого барабанного боя. Вот уже целый час его коллега с треском проигрывал все партии в его любимого «Дурака», которого Грим освоил за этот же самый час настолько хорошо, что не потерпел поражения ни разу. Не было ничего удивительного в том, что Грим смог стать непревзойденным победителем всего за каких-то пару минут после разбора правил. В его обожженных руках даже пистолет не чувствовал себя так уютно, как карты. Никто еще из живущих так искусно не доставал тузы из рукавов. Уильям хмыкнул и большими кольцами выпустил в голубое небо сизый дым дорогих сигарет, перенес вес с одной ноги на другую, от легкой прохлады поводя широкими плечами. Несмотря на зимнюю пору, день сегодня выдался теплым и изумительно солнечным. На свету стояло крепких десять градусов Цельсия, что для английской погоды было просто манной небесной. Легкий ветер гулял по лесу, шатая высокие деревья, но не доходил до Мистхилла, оставляя его просторную поляну купаться в редком тепле. Где-то в глубине рощи стрекотала птица, название которой Коэн вряд ли мог угадать. Вороны сидели на веранде уже достаточно давно, чтобы устать друг от друга, но недостаточно, чтобы замерзнуть. Они находились здесь не по своей воле, просто Элизабет Глосс, приехавшая, чтобы провести Зои уроки, не любила, когда в помещении во время занятий находился кто-то посторонний. Маленькая Марион была слишком непоседлива, чтобы не обращать внимание на шаги и разговоры взрослых. Поэтому Бетти выгнала их из гостиной, напоследок сказав что-то про бестактность Северянина, который посмел сказать ей слово против. За него, впрочем, сейчас же извинился Грим. Из кухни и столовой их выгоняла уже мадам Джози, сетующая на то, что она совсем не успевает приготовиться к завтраку, а они только занимают место для маневров, еще больше замедляя работу. Грим на всякий случай извинился и перед ней. — Блядство. Ты меня дуришь, — со звонким хлопком Виктор припечатал к столу веер из шести карт. Его болотного цвета глаза уставились на молчаливого напарника с раздражением и даже гневом. Узловатый палец порывисто ткнул в разложенный веер. — Три шестерки, семерка, восьмерка и десятка. Ты что, смеешься блять, что ли? Я как тебе с этой хуйней отобьюсь? Еще и ты ходишь! — Можем переиграть, — бесстрастно пожал плечами Грим и собрал со стола все карты, начав, словно крупье, перекидывать их из одной руки в другую. Парой быстрых движений он опять выдал Виктору веер. — Пожалуйста. Северянин посмотрел на него мрачно исподлобья, долго раздумывая, прежде чем схватить свои карты. В конце концов, он сдался. Протянув мозолистую руку, он взял со стола веер, но не тот, что ему отдал Грим, а тот, что он выдал себе. Грим не стал препятствовать его желанию, только вопросительно вскинул бровь, вроде как, даже с каким-то интересом наблюдая за реакцией коллеги. Не прошло и пары минут, как Виктор снова кинул карты. — Да пошел ты нахуй, волшебник ебучий. Чтоб я еще хоть раз с тобой за один стол сел… Билл, замени меня. Хотя и не особо заинтересованный, Коэн подошел к столу и перевернул карты лицевой стороной вверх. Усмешка сама собой напросилась на его тонкие губы, когда перед глазами вновь предстали три шестерки, семерка, восьмерка и десятка. И все красные, ни одного крестового, что в этой партии мог бы стать козырем. — Я пас, — произнес Сорока спокойно, бессмысленно перебирая в руках карты. Он никогда не умел отличать крапленые от честных, но все равно делал вид, что в чем-то разбирается. — Как ты это делаешь? Грим глянул на него снизу вверх, подперев голову кулаком, дернул плечами и достал портсигар. Он раскусил его незнание, стоило Уиллу взглянуть на рубашку червонного туза, а потому решил, что объяснять что-то будет бессмысленно — все равно не поймут. Закурив, он сделал какой-то совсем неопределенный взмах рукой и хмыкнул. Этим его скудные пояснения закончились. Сороке удалось понять лишь одно: мухлевать у Грима получается также легко, как и взмахивать правой рукой. — Не краснея, — ворчливо вставил Северянин, сложив руки на груди. С осуждением он смотрел на держащего звенящее молчание напарника, наверное, ожидая раскаяния или извинений за грязную игру. Грим игнорировал его всеми силами, стараясь задымить все вокруг себя, тем самым отгораживаясь от ответственности. Коэн мусолил и без того потрепанные карты еще пару долгих секунд, а после передал их хозяину, который в мгновение ока сунул их в нагрудный карман. Они определенно крапленые, иначе быть не могло. Только крапленые как-то совершенно по-особенному, так, что мог понять лишь Грим. Ему наверняка было под силу придумать свои обозначения, исходя из всех существующих, которые он тоже, скорее всего, выучил на зубок. И такие навыки пропадают за игрой с взбалмошным русским, что не приносила ни опыта, ни денег. Гриму бы поехать в Америку да заняться игорным бизнесом. Он бы точно в этом преуспел. Если бы, конечно, не начал отвлекаться на женщин… — Прекрати уже ныть, Северянин. Вы даже не на деньги играли. Уильям выдвинул из-за стола третий плетеный стул и, предварительно расправив брюки, опустился на него непреднамеренно изящно. Виктор, который было хотел возмутиться, издал многозначительный смешок. Достав из закромов своего приталенного пиджака железную флягу, он открутил разболтавшуюся крышку и сделал большой глоток. Фляга опустилась на стол с глухим стуком. Северянин вытер рот тыльной стороной ладони. — А если бы на деньги, то обобрали бы меня до нитки, — невесело усмехнулся он и шутливо погрозил пальцем перед острым носом коллеги. Водка подействовала на него сразу и благотворно, как и всегда, его круглое лицо озарилось румянцем. — Если бы я еще был каким шейхом, наша игра сильно отразилась бы на экономике Турции. — Что ты можешь знать об экономике, Вик… Не пойми неправильно, но числа — это совсем не твое, — беззлобно уколол русского Грим и выпустил в его сторону неровное дымное кольцо. Тот почти машинально отмахнулся от него, будучи больше заинтересованным, почему это британец тянется к его фляге. Прежде чем взяться за ее прохладные стенки, Грим осведомился. — Можно? — Можно, — по-простому согласился Вик и, почесав бороду, продолжил. — Я знаю об экономике чуть больше, чем знаю о Турции. А о Турции я знаю вполне достаточно. — И что ты знаешь о Турции? Порывистым движением Северянин выставил перед собой широкую пятерню и принялся загибать пальцы, громко перечисляя все «интереснейшие» факты о Турции, которые он когда-то вычитал в развлекательных журналах. Слушая его рассказ о рахат-лукуме вполуха, Грим отвинтил крышку и, понюхав содержимое, хлебнул немного хваленого русским пойла. Едва ли на его остром лице дрогнул хоть один мускул. Сорока нахмурился, наблюдая за его реакцией. Он, в принципе, знал, что Грим был не особо разборчивым человеком в плане еды. Он мог съесть что угодно, лишь бы оно было съедобным и не приносило мгновенную смерть от отравления. Полезный навык для солдата, сухпайки в армии никогда не отличались хорошим вкусом. Но все же… Сейчас, только что, этот сделанный из стали человек отхлебнул почти чистого русского спирта и не поморщился. Его желудок, видно, давно окаменел, и сам он лишился всякого чувства вкуса. — Ну как оно? Дыхание пробило? Если нет — пей еще, — прервался Виктор, внимательно наблюдая за мельчайшими изменениями в мимике напарника. Кажется, его брови слегка приподнялись, но это было настолько незаметно, что сложно было понять. — Спирт он всегда спирт. Ничего удивительного, — в конце концов заключил Грим, сделав еще один короткий глоток. Острый кадык, выглядывающий из-под ворота белой рубашки, в агонии дернулся вверх-вниз, выдавая причиненную хозяину боль от жгучей жидкости. Но с губ его сорвался только сдержанный кашель и ни слова недовольства. — Так и как, говоришь, рахат-лукум связан с турецкой экономикой? — Как это «как»? Самым блять прямым образом! Во всей Турции ты не найдешь товара, который продавался бы лучше лукума. На нем, считай, вся их система держится, а ты спрашиваешь: «Как?» — По-моему, ты утрируешь, Вик. Не думаю, что сладости у турков держат всю экономику. У них еще есть хорошее вино и оливки. Они стоят дороже и на экспорт идут охотнее. — А в стране-то их намного реже покупают. Считай, большая часть масла идет в Италию, где в нем души не чают, остальная — по миру расползается. На этом всем больше другие зарабатывают. Турки там с боку-припеку. Да и кому там нахуй нужно вино? — Турции вполне хватает и этого. Экспорт приносит им неплохие доходы, развивает экономику. Плюсом идет то, что богатые туристы увозят с собой вино целыми ящиками. Число каждый год, наверное, переваливает через полсотни тысяч фунтов. — Ей-богу! Какие туристы? В Турции слишком неспокойно для туристов. Их там пришибет в первом же переулке и прости-прощай экономика. — Ладно, тогда шейхи. — Ну не расстраивай меня своим незнанием, у тебя здесь репутация гребаного умника! Турки в большинстве своем мусульмане, а мусульмане не бухают! — Вам двоим что, больше не о чем поговорить?! — этот вскрик, наполненный странной обреченностью, сорвался с губ Сороки против его воли. На мгновение повисшей тишины он и сам испугался такой резкой реакции, но тут же взял себя в руки. Насупившись, сказал уже спокойнее. — Хорош уже нести чушь. Развели полемику… Такое ощущение, что работаю с дряхлыми стариками. — Насмешил, Бельчонок, — буркнул Северянин в оставленную Гримом флягу, которая задорно булькнула, когда мужчина сделал большой глоток. Поморщившись, он указал ей в сторону Уилла, дернув уголком губ. — Тебе напомнить, кто из нас на самом деле вонючий старик с песочной жопой? Напомнить, кому в этом году стукнет сорокетом по башке? — Заткнись. Уильям снова отвернулся к лесу под тихий смешок напарника. Турция… Почему именно Турция? Какое им до нее дело? Только воздух сотрясают, делать им нечего. Лучше бы с таким интересом обсудили последние новости в «The Times», и то больше проку бы от них было. Уилл задумчиво побарабанил пальцами по черепушке-набалдашнику трости, что стояла прямо около его ноги и отражала косые солнечные лучи отполированным металлом. Честно сказать, он хорошо понимал природу своей внезапно нахлынувшей враждебности и самостоятельно попытался подавить ее, что у него всегда выходило из рук вон плохо. При упоминании Турции его передергивало каждый раз, чесались кулаки. Он сам не знал, кого именно хочет ударить, но от этого меньше хотеть не стал. Северянин бы отлично принял удар сейчас. Правда, странно будет бросаться на него без причины, Грим быстро раскусит его и причины его нездорового поведения. Снова начнутся нотации и лекции, наставления посыпятся градом, но все пролетят мимо. Он-то наверняка все знал про милую турчанку, Айлу Абачи из дома Догу… Воспоминания о вчерашнем дне и показанной Санни фотографии ворвались в рыжую голову с хрустом и грохотом артиллерийских пушек. Как можно более естественно Коэн прикрыл ладонью нижнюю часть лица, якобы таким образом подпирая голову. Его серые глаза, с которых почти сошла кровавая пленка, как будто сосредоточенно выискивали что-то в лесу, хотя на самом деле их хозяин думал совсем о другом. Скулы и щеки запылали краской смущения — проблемой многих рыжих людей. Да, признаться, он и раньше догадывался, что Валери непроста в своих пристрастиях, но раньше ему никогда не приходилось видеть ее в такой тесной близости с женщиной. Вокруг нее обычно вились только мужчины. У Коэна скрипели зубы, когда богатеи из высшего общества трогали ее чересчур откровенно во время танцев, касались без разрешения, шептали что-то грязное на ухо вдали от скопления людей. У всех у них была лишь одна очевидная цель, мерзкая, унизительная цель, о которой в приличном обществе вслух не говорят. Их внимание опостылело уже давно и не только Уиллу с его необоснованной ревностью, но и самой птичке, которая ужасно уставала от всей этой бестактности. Ей приходилось натягивать самую милую свою улыбку, терпеть их животную несдержанность, делать вид, что ей все нравится, не придавая значения тому, что грубая волосатая рука забралась уже намного дальше положенного. «Мужики отвратительны», — часто бурчала Валери с задних сидений бентли, раздраженно поправляя дорогущее платье. В такие моменты Сороке казалось, что голос ее дрожал чуть сильнее, а глаза в зеркале заднего вида блестели чуть ярче обычного. Мужики в действительности были отвратительными созданиями. Все. Без исключений. У Валери было много причин, чтобы уйти от них к Айле Абачи. Эта деловая турчанка была явно лучше всех тех ничтожеств, лезущих к женщине под юбку без приглашения… Любая женщина была бы лучше. — Ты тоже заметил, что с лесом что-то не то, Билл? — безэмоциональный вопрос Грима ввел Сороку в ступор. Он обернулся, с легким непониманием посмотрев на коллегу. Тот, вновь разложив перед собой карты пасьянсом, изредка бросал короткие взгляды на темно-зеленый лес и щурился то ли от солнца, то ли по-звериному. — С лесом что-то не так? — не дождавшись пояснений задал вопрос Уилл подчеркнуто спокойно. Виктор, тоже, видимо, не до конца понимающий, о чем говорит Грим, посмотрел на напарника с таким же вопросом в глазах. Потом он почему-то замер ненадолго, задержавшись на его лице дольше положенного, и усмехнулся. Коэн в ответ лишь нахмурил брови, не желая разбираться с очередной глупостью. — Птицы успокоились, — продолжил Грим монотонно и передвинул даму. На пару секунд он замолчал. — Слышишь? Ни звука. Сорока прислушался внимательно, пытаясь уловить из чащи хоть одно птичье запевание, но ничего. Птицы и правда замолчали, хотя только недавно из рощи слышалась трель. Странно. Может, ветер унес все звуки или сами птицы перелетели глубже в чащу? Обычно они так не делали, но вдруг… Что-то могло их спугнуть. — Развели полемику! Скорее всего, просто зверье ходит, — Виктор отмахнулся от своего резонного замечания, как от настойчивой мухи, передразнивая уже произнесенные слова, и устремил все внимание на рыжего напарника. Лес его более не интересовал. — Лучше скажи, Билли, ты рака когда-нибудь видел? Если нет, то можешь к зеркалу подойти, посмотреть на себя. Один в один, отвечаю! Такой же краснющий и глаза раскосые. Вспомнив об особенности своего организма, Сорока чуть было не ударил себя от досады. Не стал. Даже отворачиваться не стал, чтобы скрыться от насмешливых болотных глаз Северянина. Он уже не ребенок, чтобы стыдливо прятаться из-за смущения, для него сейчас это совсем несолидно. Намного более выгодным вариантом представлялся долгий и мрачный взгляд в упор, чтобы заставить оппонента почувствовать себя неловко. Насколько, конечно, Вик мог себя так чувствовать. Уилл с крайним неудовольствием отметил, что Грим тоже заинтересовался его проблемой: подняв ослепительно голубые в свете солнца глаза, он молча оценивал пунцовые щеки коллеги, опять решая в голове какие-то сложные математические задачи. Видимо, ответ его не удовлетворил, потому что, спустя пару недолгих секунд изучения, он сжал губы и снова вернулся к перекладыванию карт. Виктор тем временем чуть ли со стула от любопытства не падал. — Тебя чего в краску-то бросило? Додумался наконец до того, что тебе баба хорошая нужна? Нафантазировал? Я б с твоими способностями такой хуйней не занимался — слишком это заметно с твоей-то рожей. Боже, да у тебя ж теперь она под цвет волос. Ты как будто… — Если это зверье в лесу ходит, то тебе, Северянин, стоит не чесать языком зазря, а пойти и выпустить собак. Это могут быть волки, — холодный тон Сороки пролился в зимний воздух, смешавшись с тихими звуками скрипки, что доносились из открытого неподалеку окна. Зои с Элизабет перешли на музыку. — Билл прав, Вик. Волки нам здесь ни к чему. Виктор уставился на подавшего голос Грима с искренним удивлением, без слов спрашивая у него: «Неужели тебе совсем неинтересно?» Тот лишь мотнул головой, будто отгоняя от себя комара. Ему не было неинтересно, он просто уже и без слов напарника знал причину его реакции. Проницательный ублюдок всегда видел его насквозь, потому что эмоции, что Сорока испытывал, почти всегда отражались на его достаточно подвижном лице. Часть из них даже выливались наружу в виде своеобразной ауры, различить которую не составляло труда. Уильям был открытой книгой для Грима, ему не нужно было даже смотреть в его сторону, чтобы понять настроение. Северянин такой внимательностью не отличался. Чаще всего, ему нужно было говорить все в лоб, чтобы он, не дай Бог, не понял все неправильно. Поэтому он был таким прямолинейным — он просто устал ошибаться в суждениях. Уже было открыв рот, чтобы продолжить нападение на коллегу, Виктор передумал. Причиной тому стал глухой хлопок входной двери. Вороны посмотрели в ее сторону почти одновременно, встречая вышедшего наружу человека приветствиями и пожеланиями доброго утра. — Не такое уж и доброе. Стук каблуков о деревянный пол террасы прошествовал к столу с удивительной быстротой и остановился неподалеку от Грима. Наемник поднял глаза от пасьянса, еле слышно вздохнул, увидев в худых бледных руках небольшую папку с какими-то документами. «Отчеты», — лаконично подытожил он и со скрытой мольбой посмотрел в ярко-синие глаза хозяйки поместья Мистхилл. Валери, хмурая и по виду очень уставшая, протянула ему документы. — Проверишь. Если надо — переделаешь, — приказала она безжизненно, но твердо, из-за чего начала казаться еще более измотанной. Грим послушно принял отчеты из ее рук и поспешно перелистал их. Марион нахмурила брови, переключив внимание на двух других воронов. — Прохлаждаетесь? — Так воскресенье же. Само собой прохлаждаемся, — с широкой улыбкой согласился Вик и шумно покрутил на столе железную флягу. Суровый сапфировый взгляд вгрызался в него разъяренным зверем, но ему было все равно. — Брось так смотреть, Лер, у нас выходной. Бог сказал, что по воскресеньям никакой пахоты. А кто мы такие, чтобы с Богом спорить, так? Тем более, как будто сейчас есть хоть какая-то работа. — Если Бог и есть, Виктор, то права голоса Он в моем поместье не имеет. Вы съездите в Лондон, потрясти рэкетиров давно пора. Сегодня третье, сбор раз в месяц. — Съездим обязательно, но не сегодня, лады? Сегодня мы максимум в сауну заскочим, чтобы расслабиться с парой красивеньких девчонок. А то у Билла вон уже… — Хватит паясничать, Северянин, — Сорока направил на коллегу такой же острый взгляд, а после вернулся к Валери. — Съездим после ланча. Вам не о чем беспокоиться. Заодно и навестим клуб Сабини. Нужно дать ему понять, что за ним все еще присматривают. Марион долго всматривалась в слегка отошедшее лицо подчиненного, а после коротко кивнула в согласии. Она выглядела совсем плохо, будто бы вообще не спала сегодня: вчерашняя одежда, небрежно растрепавшийся хвост, темные круги под глазами. Судя по всему, она работала всю ночь без перерывов на сон, даже самый короткий. Тонкие губы Коэна сжались в полоску. Она была такой со вчерашнего дня. Сначала не вышла их встречать, как делала обычно, потом принимала их у себя в кабинете, слушая рассказ Грима о Томми Шелби прямо за работой, перебирая документы. Такого душного официоза на их собрании давненько не было. Валери даже не заметила прекрасной новости об открытии для воронов Дигбета, только сухо похвалила Грима за его работу и снова уткнулась в документы. Что-то странное творилось с ней в эти дни. Обычно она была с головой вовлечена во все, слушала доклады с особой внимательностью, задавая вопросы и рассуждая о дальнейших действиях. Вчера она молчала большую часть времени. Создавалось впечатление, будто что-то серьезное произошло во время отсутствия наемников, но вот что — никто им рассказывать не собирался. Одно было ясно: это что-то личное. — Если ты хочешь расслабиться в сауне, то в самую пору было бы уехать обратно в Россию. Я не собираюсь платить за твое безделье, уясни это уже или вали на все четыре стороны. От этих пропитанных ядом слов Северянин даже сжался, потупив вмиг опечалившийся взор. Его руки все еще бессознательно крутили на столе флягу, поросшая небольшим ежиком голова кивнула понимающе. Он снова строил из себя побитую жизнью дворняжку, выпрашивающую жалости у прохожих. Взгляд Валери слегка смягчился, наверное, даже против ее воли. Обычно она себе этого не позволяла. — Зайди ко мне в кабинет. Нужно поговорить, — сказала она уже не так резко, прежде чем развернуться и снова застучать каблуками к двери. Виктор медлительно поднялся со стула, убирая флягу во внутренний карман пиджака. Он не успел пройти и половины пути, как что-то привлекло его внимание. Болотные глаза уставились на лес. — Лер, мы кого-то ждем сегодня? — Нет. С чего ты взял? — Слышишь? Валери остановилась на пороге, в недоумении взглянув на подчиненного, а после тоже посмотрела в сторону рощи. Пару долгих секунд не происходило ничего подозрительного. Звук мотора, послышавшийся из-за деревьев после, заставил воронов одновременно подскочить со своих мест. — Из Оксфорда никто не звонил? Чангретта? — в голосе Грима послышалось звенящее напряжение, от которого все внутри моментально сжалось. Мисс Марион, хмуря подкрашенные брови, отрицательно помотала головой. Грим кивнул непонятно чему и, закрыв ладонью солнце, попытался вглядеться в густой лес. — Едет быстро, судя по звуку. Это может быть он? — Не похоже на него, — хмыкнул Северянин, также стараясь первым уловить блеск черного начищенного капота, что, по ощущениям, вот-вот должен был вынырнуть из-за сосен и елей. Грубые пальцы со скрежетом почесали отросшую щетину. Обычно громоподобный голос прозвучал неуверенно: — Фантом новый был, целый. У этого что-то с трубой не так, слышишь? Кашляет время от времени. Это что-то побитое. Может, деревенский какой заблудился? — Деревенские в этих краях никогда не терялись. У тебя оружие при себе? Северянин покачал головой, напряженно вслушиваясь в надвигающийся гул. Грим неспешным шагом прошествовал внутрь дома и скрылся из виду в гостиной, где в тот же миг затихли звуки скрипки. Через мгновения шторы на окнах стали закрываться, а сам наемник выпорхнул из комнаты и плотно затворил за собой дверь. Виктор все также контролировал ситуацию, пытаясь на расстоянии определить незваного гостя. Застывшее маской от напряжения лицо его пустыми глазами смотрело куда-то сквозь само время, концентрируя внимание в одну точку. Его охотничий слух улавливал больше, чем уши всех собравшихся на террасе вместе взятые. — Сильно кашляет, — снова послышался звучный голос русского. — Либо колымага, либо в аварию попал… Может, помощь нужна. — Думаешь, стоит звонить кому-то? — нехотя вопросил Коэн, надеясь услышать твердое «нет». Кто-то, давно живущий на свете, нашептывал на ухо, что ждать от Вика добровольного отказа от предоставления помощи было бесполезно. Этот сердобольный помог бы всем на гребаном свете, если бы была такая возможность, так что даже мечтать о подобном не приходилось. Но попытаться убедить в необходимости дать от ворот поворот все же стоило. — По правилам Мистхилла, если он пересечет границу без разрешения, его нужно будет убить. — Я знаю. — Чужакам в доме не место, Северянин… — Я знаю. — Не смей самовольничать. — Я знаю! И хули докопался, спрашивается? Я все знаю, отъебись! Резко и грубо, как удар хлыстом по спине, оставшийся на коже красной полосой. Северянин порывисто отмахнулся от напарника и снова занялся своим делом, жестами показывая всем вокруг заткнуться. Эта правда ему не нравится, значит? Вина за еще не содеянное застлала ему глаза, стоило только подумать о последствиях чужого поступка, в котором он не виноват. Сорока усмехнулся, но докучать коллеге больше не стал. Вместо этого, перехватив поудобнее трость так, чтобы лишний раз не бить ей об пол, он направился к косяку, который все еще подпирала молодая птичка. Уставшая, она будто бы вовсе не была заинтересована в происходящем. Синий взгляд спокойный и собранный, поза расслабленная, выражение безразлично. Она без интереса наблюдала за подчиненными, рассеянно барабаня тонкими пальцами по предплечьям. Казалось, она совсем не беспокоилась о сохранности своей жизни. Впрочем, когда она в последний раз о ней беспокоилась? — Тебе нужно укрыться, — твердо почти приказал Сорока, против воли переходя к фамильярности. Ответом ему стал ледяной взгляд двух сапфировых глаз, без слов говорящих: «Да как ты смеешь?» В этот раз он на него не подействовал. Склонившись чуть ближе к льняной головке, Уилл понизил голос до доверительного полушепота. — Будет лучше, если ты не будешь мешаться под ногами. В случае, если ситуация перетечет в нечто более серьезное, чем просто неожиданный визит… Выражение на миловидном личике с пару мгновений оставалось таким же беспристрастным как и раньше, но потом вдруг озарилось насмешливой улыбкой. Эта улыбка говорила о недальновидности ворона, без слов называя его идиотом. За что? Наверное, ответ на этот вопрос ее обладательница и сама не знала. — Я не позволю ей никуда перетечь. Я почти уверена, что вам даже оружие не понадобится, — самоуверенно произнесла она, на что незамедлительно последовала ответная реакция. Темные брови Коэна сошлись над переносицей, образуя глубокую складку. — Почему ты так думаешь? Острые женские плечики подпрыгнули в неопределенности. — Потому что. Есть такое ощущение. — Когда дело касается безопасности семьи, ты не можешь полагаться только на свои ощущения, Валери. — Мне больше нравилось, когда ты обращался ко мне на «мисс Марион». Продолжай в том же духе. Сапфировые глаза чуть дрогнули, сужаясь в тонкие полоски, и взглянули из-под занавесок век. Пухлые губы растянулись, посылая наемнику легкую усмешку сквозь навалившуюся на плечи усталость. Тот даже сглотнул, встречаясь с ними взглядом, неожиданно осознавая, что подошел слишком близко. Он уже было подумал отступить на шаг назад, но зрелище было столь великолепным, что волей-неволей пришлось застыть с жадностью хватаясь за каждую секунду внимания Пересмешника. Несмотря на синяки под глазами, измученность, чувствующуюся в каждом движении мышц, небрежно убранные волосы, некоторые пряди которых выбились и опустились раздражающими сосульками по обеим сторонам лица, она все же была неотразима, а оттого Уильям чуть-чуть не выл от досады и невозможности коснуться. Казалось бы, вот она — протяни только руку и сожми покрепче в объятьях, чтобы даже мысли о побеге не допускались, но… Эта рука, отсеченная ее мертвым холодом, тут же упадет на пол голубой сосулькой и растворится, не оставив после себя и лужи. А какой смысл от безрукого ворона? Из прекрасного плена уставших насыщенно-синих глаз Сороку освободил настойчивый тычок под ребра. Как проснувшись после очень хорошего сна, ворон обернулся к стоявшему за спиной Гриму, что старательно вставлял патроны в барабан револьвера. С характерным щелчком они заходили внутрь и замирали в угрожающем ожидании бойни. Когда пистолет был полностью заряжен, его протянули хромому наемнику. — Действуем по команде? — спокойно уточнил Грим, затыкая за пояс второй револьвер и прикрывая его краем пиджака. Выжидательно он посмотрел в сторону Валери, и Сорока последовал его примеру. К сожалению, она даже мельком не глянула в их сторону — все ее внимание захватил сошедший с крыльца и быстрым шагом идущий к внешним воротам Северянин. Звенящий железом напряжения гримовский баритон тихо предупредил: — Валери, у него нет оружия. — Я уже поняла, — тихо отозвалась Пересмешник и задумчиво закусила губу. Она молчала совсем недолго, какие-то несколько мгновений, которые в данной ситуации показались вечностью. В конце концов она цокнула. — Вик что-то уловил, так рисковать бы он не стал. — Может, снова полагается на удачу? Обычно это ничем хорошим не заканчивается, — осторожно предположил Коэн, наблюдая за реакцией начальницы. Та покачала головой, промычала что-то только ей известное под нос. — Держитесь Северянина. Стрелять по приказу… или, если прибывшие первыми откроют огонь. — Скажу Вам честно, мисс Марион, мне не по душе это уточнение. — Выполняй. Приказ, не терпящий возражений, перекрыл оглушительно громкий непрерывный свист. Вороны пришли в движение, как по команде: Сорока чуть ли не спрыгнул со ступенек террасы вслед за Гримом, сжимая в руке грубую оплетку пистолета. «Стрелять только по приказу или если выстрелят первыми», — крутил он в голове, напряженно вглядываясь в широкую фигуру Виктора, застывшего вдалеке и почти не движущегося. В нескольких метрах от него встал тот самый рычащий как дикий зверь чисто-черный автомобиль. Только увидев его марку Уильям понял, что будет очень сложно не пристрелить незваного гостя в первую же секунду разговора. — Лучок! — в доброжелательном жесте Вик распахнул руки, будто приглашая в объятья буквально выскочившего из салона Чангретту. — Ты чего так пугаешь? Без привета, без ответа приехал. Хоть бы позвонил! Машина почему как трактор гудит? Я уж подумал, цыгане… — Не сейчас. Валери! Лука быстрым шагом прошествовал мимо Северянина, полностью проигнорировав его жест. Едва ли Виктор обиделся, но посчитал своим долгом досадно всплеснуть руками, бормоча что-то о невоспитанных мужиках, думающих только о женской юбке. Попутно он рассматривал Фантом, пытаясь без детального изучения найти причину поломки. Чангретта, перейдя на бег, несся по гравийной дорожке к дому, привлеченный только миниатюрной фигурой Пересмешника на террасе, что в своем неспешном темпе вышла на середину крыльца, недовольно сложив руки на груди. Она не желала облегчать «старому другу» положение, начав движение ему навстречу, внезапно вспомнились все те финты, которые он выкручивал совсем недавно и какая-то женская обида взыграла в ней. Пусть побегает, раз ему так нужно, ее парни ведь бегали… Но чем больше Лука приближался к ней, тем явственнее виделось на его обычно высокомерном лице нездоровое возбуждение. Черные в отсветах солнца глаза сверкали пламенными искрами. В них плескался гнев, разгорался огонь сожаления и сосредоточенность на одной терзающей мозг мысли: «Как это произошло?» Сердце Валери пропустило удар, по спине пробежался холодок. Она слишком хорошо знала этот взгляд, отец также возвращался домой после уличных битв и междоусобных побоищ, после того, как проходился по тонкому лезвию, на грани жизни и смерти. Только отец не смотрел на нее, когда что-то такое случалось. А Лука смотрел. Причем в упор, своими огромными слезливыми глазами, без слов умоляя о чем-то только ему известном. Как странно это было, противоестественно… — Стой, — Сорока выставил трость, останавливая его бег на середине пути. Лука наткнулся на нее плечом, машинально схватился за конец, отодвигая от больного места. Специально целился туда, где будет больнее, гребаный нарк, чтобы причинить больше страданий. Каре-зеленые глаза схватились за бледно-серые, подернутые красной пленкой. Ворон улыбнулся, растягивая слова с садистским удовольствием. — Насколько ж надо быть идиотом, чтобы приехать сюда после всего, что ты сделал. — Валери, нам надо поговорить! Сейчас! — у него не было времени на разборки с цепным псом, так что Чангретта обратился к ней снова напрямую. Он заметил, как выражение ее лица переменилось, раздраженный синий взгляд сменился подозрительным. Но долго наблюдать за ней не удалось — Сорока перекрыл обзор, встав прямо на пути. Вибрирующий баритон с сильным нью-йоркским акцентом произнес: — Знай свое место. Я обращаюсь к твоей начальнице. Гаркающий смех взвился в воздух над головой и затих где-то в голубом небе. — А я смотрю, я тебе мало всыпал в прошлый раз, — трость ощутимо толкнула в ладонь, когда почувствовала настойчивое сопротивление. Низко, почти утробно, Коэн прошипел, чтобы его никто не мог услышать кроме Чангретты: — Не смей, ублюдок. Даже пробовать не смей. Я снесу тебе башку одним махом так, что она докатится до побережья. Ты не в том положении, чтобы… — Уилл, отойди. Я хочу с ним поговорить. Тонкая и слабая рука Валери легким касанием легла на плечо подчиненного, и он не смог так просто ей противиться. Сорока отступил на шаг назад, порывисто вырвав трость из чужих рук. Не сводя глаз с оппонента отошел в сторону, где стоял безучастный Грим. Кажется, он что-то сказал ему в этот момент, но услышать его сквозь стучащую от напряжения в висках кровь было невозможно. Покосившись на рыжего наемника, Марион чуть было не закатила глаза и, слегка тронув Луку за рукав пиджака, показала, что им нужно отойти подальше. Он не стал противиться, но шаг ускорил как-то слишком резко. Слишком импульсивный. Куда он так торопится? — Считаешь, что прошло достаточно времени, чтобы вот так заявляться ко мне на порог? — начала Пересмешник, особенно по-сучьи прищурившись. — Надеялась, что ты как минимум месяц здесь не появишься. Даже успела обрадоваться… — Мисси, сейчас не время для твоего… idiozia, — Чангретта обернулся, торопливо срывая с головы шляпу и приглаживая рукой в золотых кольцах привычную прическу. Солнце заиграло на смоляных волосах, отражаясь и делая их чуть светлее, более коричневыми. Черные брови встали домиком в упрашивающей манере. — Прошу, выслушай меня сейчас без всего этого, и я извинюсь за произошедшее столько раз, сколько ты захочешь. Возможно, даже больше. Сомнения в правильности этого решения закрались к Вал в голову еще до его принятия. Но, пожав плечами, легонько кивнув головой, она все же согласилась на, как ей казалось, не особо долгий рассказ. Чангретта даже как-то заметно успокоился от ее ответа. Ей явно не понравится то, что он хочет ей сказать. Она будет злиться, возможно ударит его, как бывало в детстве. Это будет заслуженно. Он принес действительно много хлопот, он это и сам понимал. Пока Лука собирался с мыслями, чтобы как-то более мягко донести ту информации, которую он хотел донести, Северянин уже успел оценить ущерб принесенный новенькому Роллс-Ройсу. Тринадцать пуль засадили в его великолепную обшивку из довольно прочного металла. Двигатель был поврежден, хотя и работал пока, но вряд ли надолго. Из-за этого повреждения машина тарахтела как трактор. — Гребаные конокрады. Чтоб вы, бляди, в Аду горели, — ругался тихо Виктор, осматривая дыры в двери. Они прошли насквозь, могли задеть водителя, но, судя по его резвой походке, все обошлось. — Хорошо хоть зашивать его не надо… Северянин дернул за ручку поврежденной двери. Та, истошно скрипя, открылась далеко не с первого толчка. Пришлось приложить усилия. Когда дверь открылась, чуть не сорвавшись с петель, Вик забрался на водительское и попытался завести двигатель с помощью оставленного Чангреттой ключа. Раз. Фантом буркнул мотором, возмущаясь. Два. Фыркнул, настаивая на своей беспомощности. На третий раз он вообще не отозвался. Видимо, придется отвозить его в гараж на буксире или, того хуже, тащить на руках. Черт… Ну вот и работка к обеду подоспела, хоть ехать никуда не надо будет. — Загнали тебя гниды, а? Ничего, парень, мы тебя с Федей быстренько на колеса поставим, не боись, — грубые руки с такой несвойственной для них любовью погладили кожаную оплетку руля, слегка постукивая по ней пальцами. Виктор улыбнулся своим мыслям. Нет, скорее Флойд поставит его на колеса, он просто поможет с переносом тяжелых деталей. Пацан — задохлик, ему в этом понадобится помощь. Северянин бегло оглядел кожаный салон. Нужно будет поменять обивку, заново обтянуть кресла кожей — ее пули тоже прошили. Нехорошо. Кожа — дорогое удовольствие, а они к этому вот так варварски. Хоть бы по машине имели совесть не стрелять, она ведь стоит больше, чем весь их табор вместе взятый. Стряхнув с сидений металлическую пыль, Вик уже хотел вылезти из автомобиля, как вдруг наткнулся на кое-что любопытное. На полу, на багровом коврике со стороны переднего пассажирского сидения виднелось темное пятно. Не долго думая, русский дотронулся до него пальцами, всем Богам молясь о том, чтобы это было не масло. Если оно, то своими попытками завести двигатель он мог спровоцировать взрыв, а так нагло бросать вызов Смерти он бы не хотел. Играть в карты у него не получалось, что будет если он начнет также играть на жизнь? Пятно оказалось влажным. Северянин тяжело вздохнул, щуря глаза, поднял ладонь к свету, не до конца уверенный в правильности своих суждений. Это оказалось не масло, но радоваться было нечему. На пальцах остался красный след крови, совсем недавно пролитой, но все равно почти засохшей. Через лобовое стекло болотного цвета глаза взглянули на стоящего вдалеке сицилийца. Он был в порядке. На нем не виднелось красных пятен, одежда тоже была цела… Кровь не его. Сзади раздалось тихое кряхтение и кашель. Еле различимые, но в полной тишине такие оглушительно громкие, что Северянин даже дрогнул от неожиданности. Он обернулся, с опаской уставился на потрепанное покрывало, расстеленное так, чтобы закрыть то расстояние между передними и задними креслами от любопытных взглядов. Идиотский с виду трюк, но снаружи его никак не засечь, если не знать о нем. Мизинцем Виктор приподнял покрывало, осторожно заглядывая под него, но почти тут же отпрянул, встретившись со знакомым металлическим запахом, с силой саданувшим его по носу. — Вот блядство, — торопливо дернув дверь, Вик вышел из машины и снова оглушительно свистнул, привлекая к себе внимание всех, кто находился на улице. После, сложив руки рупором, он крикнул на пределе своих сил: — Валери! Здесь раненый!