Never trust a Mockingbird

1 января 1926, полдень

Когда блестящий в сером свете Фантом выехал за пределы поместья Мистхилл, часы пробили полдень, и солнце начало свое медленное движение на запад. Машина гнала по, на удивление, ровным дорогам к городу Бирмингему, разгоняя пыль и метая гравий. Лука нервно посматривал на наручные часы, барабанил пальцами по обтянутому кожей рулю. «Должен успеть», — крутилась в темноволосой голове успокаивающая мысль, больше похожая на взывание то ли к Богу, то ли к вечно спешащему времени. В любом случае, вне зависимости от того, кто прислушался, было бы замечательно. Да, выехал Чангретта все же слишком поздно, несмотря на все предостережения гласа рассудка и собственные расчеты. Сборы заняли намного больше времени, чем он планировал: сначала затянувшиеся поиски отобранного вчера пистолета, который Марион не соизволила вернуть в руки владельцу перед отъездом, а потом еще и переохладившаяся машина, что все никак не могла завестись. Мальчишка-механик потратил на ее реанимацию лишние полчаса. За это время сицилиец три раза перевязал галстук, изжевал две спички и выпил еще одну чашку кофе, успев поклясться, что эта уж точно станет его последней на сегодня. Стоит признать, что вскоре кофеин дал о себе знать, и потихоньку начал выливаться в тревожность и излишнюю активность, проявляющуюся в виде непроизвольных бессмысленных действий. Так, наверное, с пять-семь минут, у мужчины от нервов непрерывно дергался правый глаз, что незамедлительно привело к вопросам от матери: «Что с тобой? Все хорошо?» Да, просто замечательно. Просто он охрененно опаздывает, а долбанная машина никак не хочет ему посодействовать, а так все отлично... В конце концов Фантом все же взревел, как раненый зверь от полученной в бочину пули, и завелся, принеся в душу разнервничавшегося американца львиную долю спокойствия. Мальчишка-механик довольно улыбнулся, глядя на то, как сотрясся транспорт, и поспешил захлопнуть капот, чтобы лишний раз не охлаждать внутренности. — Это он в гараже постоял, — пояснил он, забираясь пальцами в свои длинные волнистые волосы и расчесывая их. — Мотор не глушите, мало ли, снова встанет. На улице, конечно, не так холодно, но лучше подстраховаться. Телефоны у наших дорог редко встречаются, так что, если что-то вдруг произойдет — не докричитесь. Искренняя благодарность за содействие только смутила мальчонку — он спрятался за темными космами, втянув голову в плечи то ли от холода, то ли от неловкости. «Пустяки», — донеслось до ушей совсем тихо, а после юнец быстро исчез за закрывшейся дверью особняка, не сказав больше ни слова. Луку никто не провожал, кроме матери, лишь по той простой причине, что провожать было некому: птицы разлетелись по своим делам, старик Марион после завтрака сразу же ушел на рыбалку, Джози поспешила начать приготовления к обеду, а маленькая букашка, не желая изменять себе, удалилась в неизвестном направлении. Наверное, ушла ловить сбежавшую кошку или докапываться до служанок, или рисовать. Одно из трех, других занятий в этом пустом доме не найти. Бедный все же ребенок. На какую-то долю мгновения Чангретта даже вспомнил о жалости к ней, но потеряться в собственных размышлениях ему не дала мать. — Ты опоздаешь, — коротко сказала она, тут же вернув сына в чувства. Взглянув на часы, он напряженно нахмурился, высчитывая минимальное время прибытия и скорость, с которой он должен был ехать. К счастью, старые знания школьной программы помогли определить, что в запасе у него имеется как минимум два с половиной часа, чего, в принципе, достаточно, чтобы добраться до точки назначения вовремя. Не думая больше ни секунды, ибо размышления отнимали такое дорогое сейчас время, Чангретта на прощание и удачу поцеловал мать и запрыгнул в салон, почти тут же вдавливая газ и прогоняя транспорт по узкому подъездному двору. Опыт вождения по полным лихачами трассам Нью-Йорка спас мужчину от лишних проблем, и он без приключений быстро преодолел извилистую гравийную тропу между деревьями, вывел машину на проселочную дорогу, ведущую к Оксфорду, а от него — к Бирмингему. Там уже хлопот не было никаких. Единственной проблемой оставался правильный расчет времени и сил. А еще не помешало бы остаться с холодной головой к приезду. Темные пятнистые глаза на мгновение оторвались от однообразной картины за стеклом, чтобы в очередной раз проконтролировать стрелки на часах. Ничего, он успевает. Вроде как, успевает, если не сбавлять скорость, а та уже давно превысила отметку в шестьдесят. Слава Богу, в этих местах трафик обычно был незагруженный. В основном встречались только повозки с лошадьми, да редкие дешевенькие тарантайки, везущие сено или еще что. Фантом проносился мимо них пулей, вряд ли они даже успевали его разглядеть. Только чувствовали колебания воздуха и близость смерти, которой так и не произошло. Мужчина откинулся на спинку сиденья, принимая более комфортную для себя позу, и оставил на руле только одну руку, покуда вторая с хлопком опустилась на левое колено. Расслабляться, когда ведешь автомобиль, выжимающий под шестьдесят миль в час, конечно, не лучшая идея, но у него слишком разыгрались нервы, чтобы оставлять это на произвол. Если ничего не предпринять, возрастет вероятность свихнуться, чего Луке в данный конкретный момент совершенно не было нужно. Стресс влиял на него разрушающе. Вряд ли хоть на кого-то, на самом деле, он влиял по-другому, но каждый раз, когда у него сдавали нервы, сицилиец становился сам не своим. От природы человек неагрессивный, переживая патовые ситуации, Чангретта будто сходил с ума и вымещал злость вообще на всем, до чего только доходили руки. Особенно это касалось людей, ибо именно они имели вредную, но такую свойственную им привычку расстраивать в самый неподходящий момент. У Валери Марион эта привычка, видимо, эволюционировала в манеру поведения. Боже, даже сейчас эта настырная упрямая девчонка, находясь за несколько сотен миль от него, никак не хотела покидать мысли. Вцепилась в них, как пиявка, и не отпускает, поглощает внимание даже через огромное расстояние. Ее присутствие ощущалось даже за пределами Мистхилла. Первое время у мужчины было навязчивое ощущение, что она всегда где-то поблизости, наблюдает за всеми его действиями и пренебрежительно усмехается. Как оказалось, он был почти прав в своих суждениях… Валери действительно наблюдала. Не сама, конечно, нет. Ее система вестников позволяла ей в принципе не появляться на публике. Она видела все и везде чужими глазами, подмечала любое изменение, любое колебание своей огромной паутины и тут же его фиксировала. Перемещения дилеров, работа наемников, слухи, разносящиеся от одного гражданина к другому, телодвижения конкурентов и прочих — все, что могло ее заинтересовать, записывалось и докладывалось Пересмешнику. А он, Лука, как она сама выразилась «был ей интересен», что значило, что любой его поступок подлежит огласке. Ничто от нее не скроется. — Tutte le strade portano a Roma, — без энтузиазма заметил американец и поджал губы, лениво оглядывая распростершиеся со всех сторон от него тускло-зеленые равнины с темными очертаниями высоких лесов вдали. Типичный английский пейзаж без ярких красок и тонов, сплошная серость под голубым небом, окутанная белыми лучами солнца, выглядывающего из-за облаков. Безликость в чистом ее виде. — Che schifo… Avrebbe visto Van Gogh, si sarebbe sparato molto prima. Размышления вслух, на удивление, хорошо помогали отвлечься от насущных проблем. Сицилиец почувствовал себя немного лучше: дрожь в коленях и волнение слегка ослабли, стали ощущаться не так резко, но совсем не исчезли. Действенный и удобный способ. Жаль только, что говорить с самим собой крайне проблематично, когда ты все еще находишься в уме. Вроде как и тем для разговора много, и собеседник хороший, но как-то уж совсем неловко становится от осознания степени отчаяния. — Tuttavia, a New York, il tempo non è sicuramente migliore, — с усмешкой продолжил Лука. Темные глаза его все также следили за не сменяющейся за стеклом картинкой. Пальцы в золотых кольцах нервно барабанили по рулю. — Forse un po ' più ventoso e più neve. E così — lo stesso grigio e tristezza, come qui… Dio, cosa sto facendo? Questo paese mi sta facendo impazzire. Стянув с головы шляпу, Чангретта, не глядя, кинул ее на заднее сиденье. Головной убор приземлился на одно из пустых кресел с характерным звуком. Сзади что-то еле слышно зашуршало, но из-за того, что это «что-то» быстро стихло, сицилиец не придал этому большое значение. — Il paese o i suoi abitanti? — спросил он с раздражением и одним небрежным движением пригладил волосы. Ответ нашелся быстрее, чем думалось. — Abitanti. Si', decisamente. Sporchi zingari bastardi…. Пятнистый взгляд в поисках циферблата часов быстро скакнул к левой руке и, удовлетворенный увиденным, вернулся к лобовому. Выкроил себе целых двадцать минут времени. Можно сбавить до пятидесяти, расслабиться. Он успевает, это главное. Чтобы удостовериться в своих расчетах, Чангретта еще раз глянул на часы и краем глаза случайно выцепил знакомый золотой блеск, привлекающий внимание своей невероятной яркостью и чистотой. Именно его американец заметил еще при первом осмотре Фантома, но побрезговал лезть за в наверняка грязную щель между сиденьями. Что ж, ехать ему оставалось как минимум часа два, а, так как случайная находка уже бросилась в глаза, то на все два часа она полностью завладеет мыслями и будет настойчиво отвлекать от дороги, что сейчас было совершенно ни к чему. Не отрывая глаз от быстро проносящейся под колесами дороги, Лука сунул руку между сиденьями, с неудовольствием подмечая, насколько же маленькое между ними расстояние, а после — насколько же на самом деле глубоко провалилось золото. Мужчине даже пришлось слегка наклониться, чтобы достать до дна. Под пальцы то и дело попадали мелкие частицы грязи, говорящие о том, что автомобиль не просто стоял в гараже, выжидая своего часа. На нем ездили. Нечасто, раза четыре или шесть, как максимум, но все-таки постоянно в помещении после покупки он не пылился. Спустя пару минут попыток достать из-под сидений нечто, что так и норовило выпрыгнуть из пальцев в силу своей невероятной обтекаемости, сделать это все же удалось. Чангретта блаженно вздохнул, принимая привычное вертикальное положение и поднимая на уровень глаз находку — золотое кольцо. Очень дорогое на вид украшение слегка потемнело без ухода, но в целом выглядело вполне себе прилично и отражало солнечный свет ничуть не хуже отполированных перстней сицилийца. На нем не было ни камней, ни гравировок, ни узоров — обычное обручальное кольцо, принадлежащее в прошлом мужчине, судя по ширине и размерам. Американец надевать его не стал, ибо знал, что хозяином его мог быть только один человек, а примерять вещи покойников — скверная примета. — Откуда оно?! — будет ложью сказать, что в момент, когда в салоне раздался громкий писклявый выкрик прямо над ухом, возмущенный его действиями, Лука не испугался. Он испугался. Испугался настолько, что машинально ударил по тормозам и чуть не вылетел через лобовое в ближайший к дороге овраг. К счастью, реакция не подвела. Взвизгнуло сцепление, Фантом занесло и он чудом остановился на обочине, тут же заглохнув. Чангретта с трудом отцепил от руля будто одеревеневшие от страха руки и, мигом выпрыгнув из салона, распахнул заднюю дверь с такой силой, что та чудом удержалась на месте. Заведя руку за полу пальто, готовый в любой момент вытащить пистолет, сицилиец нагнулся и диким взглядом осмотрел задние сидения, тут же находя расположившуюся на них причину своего мини-инфаркта. — Какого… В ответ на неоконченное восклицание — испуганный детский писк и громкий скрип кожи о бледные маленькие ладошки. Белая тень молниеносно скользнула по бежевому салону вглубь и замерла. Лазурные глаза блеснули нескрываемым страхом из темноты, но быстро скрыли слабость за напускным беспокойством. — Ой! Только не волнуйтесь, мистер Лука! Пожалуйста, только не волнуйтесь! — совсем жалобно умоляла Зои, цепляясь маленькими пальчиками-крючками за поля его брошенной шляпы, закрывая ей большую часть своей крохотной фигурки. — Почему ты здесь? — дрожащим от злости голосом вопросил сицилиец, стараясь держать себя в руках, что, в силу всех сложившихся обстоятельств, сделать было крайне нелегко. Ладонь, что лежала на крыше автомобиля то и дело сжималась в кулак, царапая черную краску. «Какого хера она здесь делает? КАКОГО ХЕРА ОНА ЗДЕСЬ ДЕЛАЕТ?!» — надрывался про себя Лука, мысленно проклиная весь гребанный мир за этот чертов день, который, похоже, уже просто не мог стать хуже. «Ее не должно быть здесь. Это не входило в план. Она все испортит». — Я… — маленькая Марион замялась, поводила в нерешительности плечами, побегала по автомобилю растерянным взглядом так, будто сама не понимала, что вообще происходит. — Я, ну… — Почему ты здесь, Зои?! — потребовал американец, нетерпеливо ударив по верху машины ладонью, тем самым приводя ребенка в чувства. Бледное тельце пробила крупная дрожь. — Ну… — пискнула девочка, а потом, втянув голову в плечи, затараторила: — Я-я… Искала свою кошку. Она сбежала от меня! Выпрыгнула из окна моей комнаты! Я подумала, что смогу найти ее здесь и… Зои резко оборвала повествование и, немного подрагивающими маленькими ручонками, подняла шляпу. Из-под головного убора показался знакомый рыжий ком шерсти, посмотревший на сицилийца равнодушными светло-зелеными глазами с вертикальными острыми зрачками. Кошка лениво потянулась, не вставая с коленей ребенка, пока Чангретта внутренне сгорал дотла. В груди что-то с оглушительным треском лопнуло. Правый глаз снова задергался, сердце забило о грудную клетку похоронный марш, отбивая о кости тяжелый ритм. Невыносимо захотелось кого-нибудь или что-нибудь ударить. Костяшки пальцев побелели от силы, с которой на этот раз сжались кулаки, и, чтобы не довести до греха, Лука запустил трясущиеся как у припадочного пальцы в идеально уложенные волосы, отшатнулся от машины и повернулся лицом к полю, дабы не видеть всей этой безнадежной картины, разочаровывающей его все больше с каждой секундой. Судорожные мысли о том, как лучше решить ситуацию, перебивали одна другую, сводя с ума. — Non e ' il momento... — сорвалось с мужских губ, дернувшихся в нервном подобии улыбки. — Non e ' un buon momento! Так вот он какой — нервный срыв. Крайне неприятное знакомство. Ребенок заерзал на сидении, издавая отвратительный скрип. Девочка чувствовала себя некомфортно, потому что ощущала сгустившееся вокруг напряжение. Для нее это было не ново — Зои часто попадала под раздачу за свои проделки, и, когда ее отчитывала сестра, было нечто похожее, но более привычное, безвредное. Она знала Валери, знала, на что она способна и чего себе никогда не позволит, а потому не боялась злить ее, хотя и изо всех сил старалась этого избегать. Сестра, в случае чего, не поднимет руки, не повысит голос, даже наказывать не станет. Просто сделает так, что сам себя начнешь стыдиться, что, в общем-то, тоже не особо приятно. От Луки подобного ожидать не приходилось, также как и не приходилось ждать подобного от совсем чужого человека. Гнев преображал. Доверять разгневанному незнакомцу — плохая идея, как ни крути, но в данной ситуации у нее, по-видимому, не было никакого выбора. Положив разнежившуюся в ее руках Одуванчик, Зои аккуратно перегнулась через спинку переднего кресла, забрала с него брошенное американцем кольцо, немного покрутив его в маленьких пальчиках, сунула в карман платья и вылезла из автомобиля, не забыв захлопнуть дверцу, чтобы не упустить животное. — Вы расстроились, мистер Лука? — осторожно подходя к своему случайному попутчику, вопросила Марион боязливо и тут же задала себе вопрос: «Что за глупости? Как он мог не расстроиться?» В попытке исправить себя она заговорила быстро-быстро: — Простите меня, пожалуйста. Я не знала, что так получится. Я не хотела досаждать Вам своим присутствием, но не смогла оставить Одуванчик… — Молчи, — тихо, но твердо приказал сицилиец, не оборачиваясь и не поднимая головы. Девочка остановилась на полуслове, замерла в трех широких шагах от высокого и очень страшного в данный момент человека, который еще только вчера показался ей вполне милым. Сглотнув вставшую в горле слюну, Зои в нерешительности промямлила жалобное: «Простите меня», на что тут же получила аналогичный ответ, произнесенный громче, с суровой, пугающей интонацией: — Я недостаточно понятно выразился? — Чангретта обернулся к ребенку, взглянул на нее дикими глазами, заставляющими стада мурашек бегать по тощему хрупкому телу. Длинный указательный палец с золотым перстнем грозно ткнул в сторону Зои. — Я не намерен слушать твою наглую неумелую ложь, которую ты так старательно пытаешься навешать мне на уши. Я не идиот, Зои, и я знаю, что ты влезла в мою машину с определенным намерением. Так что, будь добра, избавь меня от выслушивания всех твоих отговорок и «раскаяний» и просто заткнись. Дай спокойно подумать. Схватившись за переносицу, он снова отвернулся в надежде, что его наконец услышат. И правда же, услышали. Девчонка, то ли испугавшись, то ли благоразумно решив дать мужчине время, закрыла рот и больше не пыталась оправдаться. Букашка поняла, что ее ложь раскрыли, а, что делать в подобных случаях, пока не знала, и потому не стала лезть лишний раз на рожон. На пару долгих минут вокруг воцарилась полная тишина. Ни голосов, ни пения птиц вдали, ни шелеста листвы — вообще ничего не было слышно. Полное спокойствие вокруг и будто бы впитавший в себя все волнение и гнев, разгорающийся аки пламень костра, Лука Чангретта в центре всего этого. Хаотичный поток мыслей, громкие крики в голове перебиваемые рациональным мышлением. Поймать за хвост хоть какую-нибудь мысль и развить ее до состояния осознанности удавалось с большим трудом. С еще большим трудом приходилось откапывать среди разных способов убийства гуманные выходы из положения, которые, в большинстве своем, оборачивались провалом. Что делать? Хороший вопрос. Он опаздывает и очень сильно. Потерял уже целых пять минут запаса и потеряет еще больше, если решит возвращаться. А возвращаться нужно обязательно, иначе ему несдобровать. Он уже по-хорошему устал налаживать отношения со своенравной хозяйкой поместья, а нарушение одного из важнейших правил Мистхилла могло привести к сильному регрессу. Непредсказуемая Пересмешник могла отреагировать на прокол сицилийца по-разному, но то, что эта реакция будет отнюдь не позитивной, было очевидно. Причем, это касалось не только Валери. Болеющий своим сыном старик Марион наверняка будет не рад тому, что кто-то смеет идти против воли Джеймса, и также выскажет свое громкое «фи», все еще откликающееся властной дрожью в стенах особняка. Доверие упадет к минимуму, отношения ухудшатся в разы, станет больше холода, больше упреков, больше презрения и неуважения в его сторону от слуг и наглеющих наемников, не говоря уже о том, что он потеряет шанс показать сраным цыганам свои возможности. И все это, если он сейчас развернет машину… Нет, так много в один раз он потерять не может. Слишком это глупо, из-за какой-то букашки сворачивать все свои планы, не так ли? Глупо или благоразумно? Какова вероятность, что если Лука сейчас этого не сделает, то уже вечером будет окровавленным валяться в канаве с отходами или плыть по Темзе лицом вниз, выпуская в грязную воду алые струи? Хотя нет, это вряд ли… Нарушение правил Мистхилла при Джеймсе расценивалось как предательство, а предателей Пересмешник обычно сжигал заживо и скармливал свиньям. Возможно, эта милая традиция все еще сохранялась и рассчитывать на сохранение целостности тела не приходилось. Как, впрочем, и на нормальные похороны. Мертвым войну не выиграть, за родных не отомстить. Плохой исход событий — быть сожженным и съеденным грязным животным. В таком случае, наверное, все-таки стоило вернуться в поместье. В конце концов, это не его просчет, и, если он явится с повинной и разъяснит все как есть мистеру Мариону, то уйдет в целости и сохранности. Опоздает на встречу с младшим Греем, вероятно, не попадет на нее вообще, что охарактеризует его как отвратительного лидера, но шкуру спасет. Ценой собственного достоинства спасет, как иначе? Иначе только на тот свет, а там делать нечего, пока здесь ожидают незаконченные дела. Чангретта сделал глубокий вдох и медленный выдох, повторил эти действия несколько раз, пока не исчезла дрожь в пальцах. С тяжелым сердцем он все-таки принял решение. — Садись в машину, — твердый мужской голос, прозвучавший громом среди ясного неба, немного напугал залюбовавшуюся природой Зои. Рассматривая живописные, как ей казалось, холмы и леса вдалеке, она даже не сразу поняла смысл сказанного, а потому произнесла короткое, но выразительное: «А?» Лука одним резким движением повернулся через левое плечо и быстрым шагом направился к Фантому. Девочка застыла на месте в непонимании. Поравнявшись с ней, сицилиец прогудел раздраженное: — Почему всегда нужно повторять по два раза? Я сказал, садись в машину! Живее! Я отвезу тебя обратно. — Но я не хочу! Писклявый выкрик остановил занесенную над ручкой дверцы автомобиля окольцованную золотом руку. В момент она с силой сжалась в кулак и опустилась в карман, опять же, подальше от греха. Сицилиец обернулся, взглянул на мелкую букашку с раздражением, граничащим с ненавистью, и одним резким рывком оказался перед ней, обдавая хрупкую фигурку горячим нетерпением. — У меня нет времени на то, чтобы нянчиться с тобой, — прошипел мужчина на грани слышимости. Кажется, в этот момент у него хрустнули костяшки пальцев. — Садись в машину, иначе я тебя туда посажу. — Не хочу я никуда ехать! — Меня это не интересует, Зои. Ты либо поедешь домой, либо, ей-богу, оставлю тебя здесь и возвращайся в Мистхилл как знаешь. — Я не поеду домой! Не поеду и точка! Хоть оставьте меня здесь — с места не сдвинусь! — заявила, нахмурившись, младшая Марион и для большего эффекта топнула ногой, скрестив руки на груди и чуть отвернувшись. В детском голосе ее чувствовалась неуверенность, и она это знала, а потому быстро сменила оборону на нападение. Лазурные глаза блеснули звездами в свете полуденного солнца и быстро наполнились влагой. — Вы не понимаете каково это — сидеть всю жизнь взаперти и не знать ничего кроме поместья, чьи стены ты успел сосчитать по нескольку раз. Никто из вас этого не понимает, но все берутся судить! Какие вы все… Она не договорила. Две соленые крупные капли скатились по ее круглым щекам и сорвались двумя самоцветами с подбородка. Взгляд не отвела. Сжала челюсти, прикусила язык, но стояла на своем, сверкая лазурью глаз. Тишину просторных полей огласил негромкий обреченный вздох сицилийца. Все еще подрагивающие руки скрылись в глубоких карманах пальто. По вытянутому южно-европейскому лицу заходили желваки, и мужчина будто бы не заинтересованно склонил голову и посмотрел на носки своих идеально отполированных ботинок. Давление на жалость — подлый, но действенный прием, применение которого Лука ожидал, но не смог подготовиться должным образом. Вся его хваленая стойкость затрещала по швам, грозясь с оглушительным грохотом обрушиться на земь. Он всегда был слаб к таким вот приемам со стороны детей и женщин и оттого старался держаться от дел с ними как можно дальше. Счастье, что в сфере бутлегерства в Нью-Йорке работали одни мужчины, а с ними этот трюк не прокатывал от слова «совсем». — Обиженный ребенок хочет вырваться на волю и посмотреть мир, si'? — собравшись с силами, Чангретта посмотрел на девочку сверху вниз и развел руками в небрежном жесте. — И что прикажешь мне делать? Бросить все свои дела и взять над тобой опеку? — Возьмите меня в Бирмингем! — Еще чего? Ты хоть представляешь, что твои родственники сделают со мной, если узнают? Хотя вряд ли твое незрелое сознание способно представить нечто подобное. В любом случае, своей шкурой я рисковать не намерен, так что, считай, что вопрос решен. — Они ничего не узнают, — со всей серьезностью заявила Зои, насупив нос и сдвинув брови. Ее маленькие бледные ручки сжались в кулаки и повисли по швам, демонстрируя «непоколебимую» уверенность, которую, вполне вероятно, могло сдуть ветром. Лука и сам не заметил, как вдруг умилился этой чрезмерной самонадеянности, и почти ласково улыбнулся девчонке. Та приняла это за насмешку. — Не смейтесь надо мной, мистер Лука! Я ведь ни чуточки не шучу! — Я верю тебе, Зои, — солгал Чангретта, понимающе кивнув головой. — Только вот не до конца понимаю, как Пересмешник с ее обширной системой вестников, держа под контролем весь остров, не заметит пропажу собственной сестры. — Также, как она не заметила пропажу одной из своих подвесок на браслеты, — с этими словами Зои вытянула из-под ворота своего светло-голубого платья серебряную цепочку, на которой болталась небольшая блестящая в свете Эйфелева башня. — У нее их сотни. Она хранит их в маминой шкатулке и не разрешает никому даже пальцем к ней прикасаться. Но пока она не видит, смотрит в другую сторону, можно и нарушить правила. — Но ты ведь не подвеска на браслет в конце концов! — почти сердито восклицал мужчина, импульсивно взмахивая рукой где-то на уровне пояса. — Твою пропажу невозможно не заметить, понимаешь ты это? Если даже не Валери, кто-то в любом случае не отыщет тебя в особняке и тогда… — Да меня никто никогда не отыскивает в особняке! — Марион топнула ногой, поднимая в воздух дорожную пыль и отбрасывая пару камней. Ее круглое лицо мигом преобразилось, сменило напускную уверенность на отчаяние. — Никто кроме дедушки и Валери не интересуется, где я и что делаю. Все заняты работой. Даже Флойд ко мне не приходит — постоянно ковыряется в своих машинах! Глупые мальчишки, — эту фразу Зои пробормотала себе под нос так, чтобы ее «случайный» попутчик никак не мог ее услышать. — Ваша мама ложится спать после полудня и спит до самого вечера, дедушка будет на рыбалке до темноты, а Валери, возможно, вообще сегодня не приедет обратно! Прошу Вас, мистер Лука, прошу, возьмите меня с собой! Я не принесу Вам хлопот! Буду хорошо себя вести, слушаться беспрекословно! Только возьмите меня с собой! Я так хочу увидеть настоящий город! Настоящий! Не на картинке! Пожалуйста, я этого никогда не забуду… — Ну все, хватит. Чангретта жестом показал девочке закрыть рот и, желая хоть на пару секунд отвлечься от этого словесного поноса, быстро глянул на часы, но тут же пожалел об этом. Время не ждало, текло спокойной, но непрерывной рекой вперед, оставляя его далеко позади. Он растерял почти весь свой запас, который каким-то неведомым образом необходимо было нагнать. А нагнать его уже не представлялось возможности, ибо обратно до особняка дорога петляла добрых двадцать минут, а это он еще только проехал Оксфорд. Так он никуда не успеет. Черт, это же надо было влипнуть… — Вы же скучаете, — вновь заговорил писклявый голос не так пронзительно. Маленькая Марион сделала два нетвердых шага к сицилийцу, остановившись буквально в полуметре от него и несмело заглядывая в сосредоточенное лицо. Пятнистые глаза, до этого рассеянно водившие взглядом по земле и стрелкам в наручных часах, прыгнули в сторону ребенка и остановились на нем в раздумьях. Зои приняла это за хороший знак. — Я слышала, как Вы разговаривали сами с собой в машине. Не волнуйтесь, я не знаю итальянский, я ничего не понимала. Но зато я знаю много всего интересного, читала много книжек и дедушка рассказывал мне много интересных историй. Могу повеселить Вас во время поездки, чтобы не пришлось развлекать себя самому. И потом она улыбнулась. Улыбнулась настолько искренне по-детски, что Чангретту это смутило, и он поспешно отвернулся. В темноволосой голове его все роились беспокойные мысли, резко сменившие вектор своих предпочтений. «Последний шанс», — предупредил сам себя мужчина, нервно сжимая и разжимая кулаки. Он знал, что должен делать, осознавал все последствия своего выбора, но не мог заставить себя принять окончательное решение. Жалость сцепила сердце и не хотела отпускать, с каждой секундой усиливая и без того крепкую хватку. Осознание бегущего сквозь пальцы аки песок времени только усложнило ситуацию. Сицилиец с силой сжал челюсти, свирепо посмотрев сверху вниз на бледную букашку. Ее белоснежные прямые волосы колыхались на легком ветру, лазурные глаза отражали свет и становились яснее и ярче — они смотрели на него с надеждой и просьбой, жгущей своей противоречивостью. Маленькие, почти прозрачные пальчики нервно цеплялись за подол голубенького платья и дергали белые кружева. Столько девичьей невинности в ее образе. Удивительно быстро высохли слезы на круглом лице — на их присутствие не осталось и намека, кроме слегка покрасневших глаз. Игра или семейная отходчивость? Вопрос не из легких. Как будет жаль, если младшая из сестер Марион окажется такой же сукой как и старшая, просто менее опытной. Хватит ли у нее семейного бесчестия в таком случае свалить вину на другого? Времени рассуждать не было. «Выстрел в пустоту и наугад? Очень неразумно, Лука, пиздецки неразумно. Особенно, когда на кону собственная жизнь». — Me ne pentiro', — тихо сообщил американец сам себе, а после вытащил из нагрудного кармана пиджака спичечный коробок. Пятнистые глаза небрежно мазнули по тощей фигуре ребенка, прежде чем дерево коснулось тонких губ. — Лезь в машину. Из-за тебя я теряю время. На этот раз дважды просить было не надо. Зои заскочила на заднее сиденье быстро, но не особо ловко, споткнувшись прямо на пороге и чуть было не улетев носом в противоположное стекло. На круглом лице ее отразилось наивное счастье, которое она решила полностью подарить своему рыжему шерстяному кому, присутствие которого Луку отнюдь не радовало. Уже жалея о принятом решении, мужчина завел (как назло, не с первого раза) и вывел Фантом на дорогу, сразу прибавляя газ, дабы успеть к назначенному времени.