Never trust a Mockingbird

Когда дверь со звучным хлопком закрылась, скрывая за собой рослую фигуру Луки Чангретты, невидимый груз упал с острых плеч Валери, и она непроизвольно расслабилась. По венам и артериям будто волной пробежало топленое молоко, расслабляющее мышцы и заставляющее плавно осесть в кресле, блаженно выдохнув. Мысли и искусно сдерживаемая до этого истерика сорвались с поводка. «Блять, — левая рука беспорядочно ворошила светлые пряди, покуда правая с силой сжимала гудящую у уха телефонную трубку. — Пиздецки близко». Сапфировый взгляд несмело пробежался по лежащему на столе предмету. Черный металл пистолета угрожающе переливался в теплом свете лампы. К горлу подступила тошнота, глаза защипало словно от дыма. «Боже, это мог быть мой последний день на Земле». Девушка почувствовала, как от нервов у нее задергалось веко, а потому надавила на него пальцами, пытаясь подуспокоиться. Она ненавидела это состояние. Состояние, когда адреналин, после сильнейшего выброса, с такой же стремительностью уходит как прибойная волна. Во время этого самого выброса не чувствуешь ничего. Все эмоции отключаются, бесстрашие и уверенность переполняют голову, и оттого так легко становится идти на поступки, о которых в здравом уме никогда бы и помыслить не мог. А потом, после всего содеянного, начинается сущий Ад. Все тело трясет будто от холода, тревожные мысли бьют ключом и с титанической силой, контроль теряется бесповоротно. И единственное, что остается — смириться с ситуацией и ждать, когда все пройдет. Глубокий вдох в попытке прийти в себя, недолгая остановка дыхания и рваный выдох. Не сказать, что сильно помогло, но хотя бы руки дрожать перестали. Сложив одну ногу на другую, Валери убрала руку от лица, положила ее на подлокотник, свесив кисть с его резного края. Динамик трубки глухо щелкнул. Заметно уставший и из-за того тихий голос разнесся в тишине просторного кабинета: — Валери Марион, слушаю Вас. — Мисс Марион, Вас беспокоит Иви Уокер, — чересчур чопорно и манерно донеслось с той стороны провода. — Звоню, чтобы поинтересоваться не охуели ли Вы? Я, конечно, понимаю, что у Вас дела — мужики сами себя не оседлают, но Вы бы могли вечерком звякнуть подружке, чтобы перемыть косточки тем, кто это заслуживает. — Кто бы говорил, Иви, — запрокинув голову, произнесла молодая хозяйка в потолок. Непередаваемо сильно вдруг захотелось закинуть ноги на стол, и, несмотря на протестующее давно забытое чувство стыда где-то в районе ребер, девушка без промедлений исполнила свое спонтанное желание. Босые ступни, до этого обутые в дорогие туфли на невысоком каблуке, глухо ударившись пяткой, опустились на ровную гранитную поверхность в единственно не заваленное бумагами место на краю. Кресло издало протяжный вой и быстро замолкло. Валери сползла в нем еще больше, приняла максимально удобную позу, поерзав на кожаной обивке. Увидел бы отец это неуважительное отношение к его вещам, ей бы точно не поздоровилось. Подперев щеку кулаком, девушка заговорила размеренно и лениво: — В отличие от тебя, беспечно разгуливающей по улицам Нью-Йорка, я разбиралась с делами, работала. И вообще-то, это ты у нас звонишь кому угодно в Англии, кроме как мне. Немного обидно, что собственная подруга променяла меня на неразговорчивого угрюмого британца. — Старый черт все-таки разболтал. Так и знала, что ему нельзя доверять, — женщина по ту сторону Атлантического океана раздосадованно цокнула языком, шумно выпустив из легких воздух. Или сладковатый дым лавандовых самокруток. Марион не могла знать наверняка, но что-то ей подсказывало, что второй вариант вернее. — На ошибках учатся. В следующий раз будешь осмотрительнее. Или опять наступишь на те же грабли. Одно из двух. Динамик передал через тысячи километров еле слышный фырк. Прикрыв глаза, Валери увидела точную до мелочей картину на веках, как подруга в этот самый момент в своих шикарных апартаментах в Нью-Йорке легким движением руки перебрасывает свои густые иссиня-черные волосы за спину, поправляет шелковый халат на плечах и с сигаретой в длинном мундштуке в пальцах замирает, зажав трубку телефона плечом. При этом в просторной комнате царит полутьма, которую так любила ее хозяйка; задернуты шторы на высоких окнах, включен торшер и две настольные лампы у кровати, а еще, может быть, свечи на рождественской ели. Сейчас они были почти в одной и той же обстановке, хотя и находились в разных частях мира, это единение атмосферы явственно ощущалось. С ювелирной точностью девушка представила как блестят в темноте яркие глаза Иви, что наверняка в отсутствии света приобрели оливковый цвет. И, само собой, ее безмерно теплую, хоть и часто в шутку отдающую укоризной, голливудскую улыбку. Из-за всей этой картинки перед глазами Марион сама растянула губы. Хотелось бы ей сейчас как в старые-добрые посидеть с Ив за чашкой чая и, прямо как обычная женщина, обсудить все подряд, не задевая дел. Когда они в последний раз виделись в живую? Пятого июня 1923 года, утром. Они завтракали и смеялись над Северянином, который все никак не мог освоить слово «erinaceous», после чего Грим увез Уокер в Ливерпуль, где она села на корабль до США. Американка приехала тогда на месяц, чтобы обсудить и уладить какие-то неотложные дела с Пересмешником. Хотя Валери не любила слово «счастье», из-за того, что, по ее мнению, оно давно потеряло былую значимость и опошлилось, эти тридцать дней она без зазрений совести могла назвать по-настоящему счастливыми. С Иви всегда было просто. Американка отличалась особой гибкостью характера, которая позволяла ей подстраиваться под любую ситуацию и легко находить общий язык с людьми разного помета. Особенно это касалось мужчин, которые, по своему обыкновению, искали встреч с роскошной дорогой мадмуазель в мехах, как мотыльки обычно ищут встреч с яркими лампами накаливания. Красивая внешность в симбиозе с обаятельностью делали свое дело, и американский филиал «Coffee Age» медленно, но верно набирал силу, благодаря этой черноволосой саркастичной женщине. Марион, несомненно, ценила ее за вклад в развитие бизнеса, но благодарна все же была за другое. Иви была подругой в общепринятом смысле этого слова: той, с кем можно обсудить обыденные проблемы; той, кому можно доверить все, что угодно, и не бояться осуждения; той, кто поможет всегда и не требует взамен чего-то сверхъестественного. Иви понимала. Порой, делала это даже без каких-либо слов. Можно было набрать ее и молчать в трубку — эта зеленоглазая ведьма прочитает мысли сквозь огромное расстояние и с такой непринужденностью начнет раскладывать все по полочкам, что ты сотню раз пожалеешь о том, что можешь поблагодарить ее разве что словесно. — Так что заставило тебя позвонить мне, Ив? Грим трубку не взял? — с нескрываемой насмешкой в голосе невинно поинтересовалась молодая хозяйка. Ей вдруг захотелось увести эту беседу подальше от серьезного русла и просто потрещать, как бывало, когда американка гостила в Мистхилле. Только в этот раз они не сидели на террасе друг напротив друга с чаем, к сожалению. — Да, звоню тебе попросить дернуть этого бриташку к телефону. А то обнаглел совсем, трубку не берет! Ужас! — театрально серьезно запричитала Уокер, тем не менее, подразумевая шутку. Выдержав драматичную и не сказать что долгую паузу, она озорно добавила: — А, еще я хотела тебя поздравить с Новым годом! Ну и всех остальных ваших… Мелкую в особенности, на самом деле. Скучаю по ней, слов нет. — Я передам ей, не волнуйся. — Замечательно, — в динамике зазвенело стекло, а после хлопнула пробка бутылки. Наверняка какое-то дорогое шампанское или ее любимый джин. Скорее второе, потому что праздник. Отличительной чертой Иви всегда была любовь напиваться в праздники. Причем, любые праздники. Будь то Новый год или день Святого Патрика в Ирландии, к которому американка вообще никакого отношения по сути не имела. Наверное, в дальних ее родственниках числились русские. Синий взгляд метнулся к стоящему на краю бокалу с рубиновой жидкостью. Может, ей тоже выпить? Стоп, а чей это бокал? — Так как у тебя делишки, Валли? Неделя прошла с последней нашей беседы, так что давай, рассказывай. — Да… — ленивый взгляд прошелся по выпуклым стенкам емкости. Попытки восстановить события большим успехом сначала не увенчались. Потом Валери все-таки вспомнила, как наглый итальяшка опрокинул в себя остатки алкоголя. Второй пустой фужер стоял совсем недалеко от первого. Перед глазами против воли промелькнули тонкие губы, припадающие к прохладному стеклу, купающиеся в красном вине, а на языке вдруг стал явственно ощущаться привкус апельсинового парфюма. Подкрашенные брови свелись к переносице. Девушка отвернулась, раздраженно вобрав в легкие воздух. — Ничего особенного не произошло, если честно. — Попахивает пиздежом, если честно, — передразнил телефон. Приглушенный и почти неразличимый глоток из динамиков, а затем — шуршание, будто от простыней. Иви, видимо, перетащила аппарат ближе к кровати и теперь разговаривала с подругой не с кухни, как бывало обычно, а завернувшись в пухлое одеяло длинной с Великую китайскую стену. Валери вымученно оттянула веко. Черт, ей тоже хотелось сейчас зарыться носом в подушку и забыться глубоким сном без сновидений. Этот день надоел ей. Слишком много впечатлений всегда заставляли светловолосую голову трещать по швам, словно разрываясь. А сегодня впечатлений было более чем предостаточно. И то, что в основном они были связаны с одним конкретным человеком, только осложняло положение. Нужно бы выпить еще, чтобы рациональное мышление не спешило просыпаться… По ту сторону океана, сделав нарочито громкий глоток алкоголя, вновь подали голос: — Так что? Расскажешь, что стряслось, или я тут зря сижу? Пытать тебя издалека не получится, поэтому на твое благоразумие надеюсь. Вредно держать все в себе, я слышала. Против воли из Марион вырвался низкий утробный вздох. Она намеренно очевидно дала понять, что не хочет говорить об этом, чтобы попробовать выиграть себе шанс отделаться от нежелательного разговора. Но в такие вот моменты Иви обычно была непреклонна, и любое сопротивление ее чарам быстро сводилось на нет. Скорее всего, если бы Валери начала отнекиваться и говорить, что все путем, то и на этот раз проиграла бы в пух и прах (если только не сбросила бы звонок, что однозначно помогло бы избежать беседы, но наверняка обидело бы американку, что впоследствии привело бы к катастрофе). Так что в этот раз девушка решила сразу выбросить белый флаг и не тратить силы. — Не бери в голову, — сапфировые глаза, раздраженно прищурившись, нашли на столе черный блестящий бок пистолета. Ладонь, что каких-то пару минут назад так бесстрашно сжимала деревянную рукоять опасной игрушки, зачесалась. По ноге пробежалась слабая дрожь, которая теперь больше была похожа на мурашки, но оттого менее противной не становилась. Острый кончик языка зачем-то облизал нижнюю губу и тут же, словно бы испугавшись, спрятался за ограду зубов. Придав голосу скучающий тон, молодая хозяйка сказала следующие слова так, будто они совсем ничего не значили: — Просто итальянцы уже неделю ебут мне мозги… Иви задумчиво промычала, а после выдохнула куда-то в сторону сладковатый дым. Отпила своего пойла, хмыкнула, обдумывая услышанное. Изрекла своим до безобразия бархатистым голосом: — Сабини снова распоясался? Этот импотент макаронный не стоит твоих истрепанных нервов, чтоб ты знала… — Нет, не Сабини. Ты же знаешь, что с этой истеричкой мы больше дел не водим. — А кто тогда? Не припомню больше сапожников в твоем районе. Живых, по крайней мере. Валери пожевала губу, пытаясь найти хоть один аргумент против того, чтобы рассказывать о новоприбывших в Англию сицилийцах. Кроме явно личностных отговорок, которые попросту не примутся во внимание, ничего, к большому сожалению, не нашлось. Солгать Иви не представлялось возможным, так как за годы работы с семьей Марион у нее выработалась чуйка, и даже самое безобидное детское привирание или приукрашивание всплывало довольно быстро, если не молниеносно. Потому Пересмешнику не оставалось ничего, кроме как смириться и потянуться к бокалу. К слову из-за его неудобного положения, горделивая птичка чуть не свалилась со стула, но все обошлось. — Эти… — заново устраиваясь в не особо удобном кресле, Валери поерзала, стараясь не уронить ни вино, ни телефонную трубку, что сейчас зажимала плечом. Через пару секунд шуршания и скрипа кожи о ткань брюк, точка комфорта все-таки была найдена. Промочив горло, девушка сквозь сдавленный кашель пояснила: — Эти не местные… Прибыли сюда под Рождество и теперь разгуливают по Бирмингему. — Американцы? — Сицилийцы. — Довольно серьезно. У нас здесь говорят: «Если на горизонте замелькали сицилийцы — жди беды». — По-моему, так говорят везде, Ив. — Не спорю, — короткая пауза для затяжки. — А, мне вот интересно, под «разгуливают» ты подразумеваешь прямой смысл этого слова или… — Переносный. Если бы они просто туристами ходили, вряд ли бы я о них вообще узнала. — Ой, дай угадаю. Снова цыгане? — Снова цыгане. — Томми Шелби прямо не перестает удивлять. Ни одного года без происшествий. Чудо, а не человек. Ты знаешь, перед кем он провинился? — Само собой. — Ну расскажи! В Штатах уже больше месяца кроме выходок Капоне ничего интересного не происходит. Ни крупных облав, ни перестрелок, ни убийств больших шишек. А эти ваши «Острые козырьки» крайне занимательное шоу. Вечно какая-то херня происходит. Так кто в этот раз пострадал от рук этих конокрадов, м? — Семья Чангретта, если тебе это о чем-нибудь говорит. — Лука Чангретта?! — звонкий удивленный вскрик заставил Валери отодвинуться от его источника и недовольно зажмуриться, проклиная неожиданные перепады настроения Иви. Такое случалось довольно часто, но привыкнуть к этому по естественным причинам не удавалось. Эмоциональные скачки американки, бывало, ее саму вводили в заблуждение, настолько внезапными они были. На этот раз Марион больше насторожила не громкость обычно бархатистого и размеренного голоса подруги, а то из-за чего этот самый голос так резко изменил свою тональность. Сведя брови к переносице девушка глотнула вина и выпрямилась в кресле, тем не менее не убирая ног со стола. Спросила с привычной для Пересмешника сосредоточенностью: — Какой смысл ты вложила в это восклицание? Вы знакомы? — Знакомы. Раз даже танцевали на одном из благотворительных вечеров в Бруклине. Очень приятный мальчик, к слову сказать. Да и танцует лучше многих, — на последних словах лицо молодой хозяйки скорчилось в недоверии. Все-таки как мало американцам нужно для счастья в плане умений и как много в плане финансов. Динамик снова зашуршал, будто кто-то переминался на месте с ноги на ногу. На самом же деле Иви просто сменила позу, ложась на кровать уже полностью. Стакан с высокоградусным алкоголем в таком случае пришлось отставить. — Только мне не понятно, с какого перепугу ты о нем печешься, если он чернорукий. Мы ведь не водим дружбу с «Черной рукой». — Мы с «Черной рукой» — нет. А вот мой отец с семьей Чангретта — очень даже. Папа с Винсенте Чангреттой был в очень близких отношениях. А мне вот теперь после их смерти отдуваться, — еще один глоток вишнево-шоколадной жидкости неприятно обжег горло. Градус этого вина непростительно высок, а пьющая его девушка непростительно быстро захмелела. До праздника оставалось еще два с половиной часа, а у нее уже комната побежала перед глазами. Вроде как, она планировала заканчивать, а алкоголь все не кончается и не кончается. Странные дела происходят в последнее время, прямо-таки удивительные. — Вот, значит, как ты к старым друзьям относишься, мисс Пташка, — наверное, американка пыталась вложить в эти слова укор. Не получилось. Больше было похоже на отрицание, плохо замаскированное под порицание. Впрочем, в следующей своей фразе Иви постаралась исправиться и пробудить в собеседнице хоть какие-то душевные терзания. Удар вышел крайне слабеньким. — Если я нагряну, ко мне также относиться будешь? Тоже заставлю тебя «отдуваться». — Не сравнивай себя с Лукой Чангреттой, Ив. Между ним и тобой я бы без раздумий выбрала тебя. — Не нравится? — Он меня раздражает. Просто даже когда рядом стоит — бесит до трясучки. Постоянно хочется ударить его. Приложить мордой об стол, чтобы нос его гигантский в черепе пропал. Высокомерный зазнавшийся балабол… — Ну ничего себе. А исходя из моего опыта общения с ним, он должен был тебе понравиться. — Твой опыт, видимо, очень скуден. Только не обижайся. — Мне казалось, что он подходит по всем параметрам. — Что ты надумала себе? Каким еще параметрам? — Ну, ты же всегда любила опрятных, высоких и нестандартных мужчин с нездоровой тягой к успеху. А сеньор Чангретта попадает прямо во все и даже забирает немного больше своим пиздецки горячим сицилийским акцентом и манерами, — Уокер прервалась на секунду, видимо, вспоминая тот благотворительный вечер и театрально блаженно прикрывая возведенные к потолку глаза. Она прямо промычала от удовольствия, воспроизводя в голове этот вибрирующе теплый баритон, так сексуально коверкающий некоторые английские слова на свой лад. Обволакивающий расслабляющий тембр голоса. Необыкновенно изящная манера речи… Валери, затаив дыхание, следила за мыслью подруги, возвращаясь всего на какие-то десять минут назад, когда обладатель этого волшебного говора стоял прямо перед ней и шипел аки змей от злости в ее лицо… А после целовал. Так трепетно. Так нежно. Так правильно. До девушки не сразу дошло, что она не умеет читать мысли, а все, что привиделось ей — лишь плод ее собственного больного воображения. Только вот вопрос. Больного чем? — Так вот, — как ни в чем не бывало продолжала Иви, затянувшись и медленно выдыхая сигаретный дым. — Исходя из всего вышеперечисленного и того факта, что ты сейчас сидишь и капаешь слюной, могу сделать три вывода… — О, да ты серьезно? — Первый! — сдавленный вопрос-мольба был прерван громким выкриком и, вследствие, проигнорирован с особой тщательностью. Поняв, что остановить это она не в силах, Марион прикрыла лицо ладонью в стыдливом жесте. Трубка продолжила уже спокойнее: — Первый: ты не хочешь признавать, что я права, а потому нагло лжешь. Это многое скажет о тебе как о друге, но, как великодушный наставник, я, возможно, не обижусь на тебя. Второй: ты еще не осознала, что я права, но уже движешься в правильном направлении. В этом случае я не буду тебя винить и даже постараюсь наставить на путь истинный. И третий: я неправа. Его последствия объяснять не вижу смысла, потому что его вероятность почти равна нулю. Но, знаешь, это неважно, ведь в любом случае, если ты трахнешь этого сицилийского мальчика твои дела пойдут в гору, и я тебя прощу. Отставив бокал подальше на стол, Валери измученно сползла еще ниже, пытаясь принять полностью лежачее положение. Если бы кто-нибудь сейчас вошел в кабинет, он бы очень сильно удивился. А потом, скорее всего, позвонил бы в дурдом. Если бы это был не Грим, само собой, Грим бы только хмыкнул. Осуждающе так, укоризненно хмыкнул. Но понимающе. А понимание — это все-таки главное. В очередной раз взглянув на револьвер американца, Марион вздохнула. Громко так вздохнула, чтобы даже на том конце океана услышали. Опасливым движением подтянула пистолет к краю, а после — взяла в руки, небрежно вертя его в пальцах, направляя дуло то на себя, то в потолок. Опасная, смертоносная вещица. Только взяв ее в руки, девушка уже возненавидела ее. Где-то она слышала, что целиться в себя нельзя. Особенно, когда вот так легкомысленно. Особенно, когда пьян в стельку. Хотя кому какое дело? — Ладно, мученица, давай соскочим с этой темы, — сжалилась американка, так наигранно недовольно произнеся эти слова, что пухлые девичьи губы сами собой растянулись в улыбке. Рукоять на удивление хорошо сидела в руке. — Скажи-ка мне лучше, Чез тоже там ошивается? Его что-то в последнее время на горизонте не видно, а я волнуюсь: мало ли чего этот ненормальный мог наворотить в мое отсутствие. — Я бы сказала, если бы знала кто это, — тон получился излишне ленивым из-за того, что опасная игрушка в руках завладела почти всем вниманием. Сопоставив мушку и исстрадавшийся уже за сегодня череп, который все не могли оставить в покое, молодая хозяйка положила палец на курок, уже предвещая оглушительный выстрел и звук, разбивающейся глиняной статуэтки. Само собой, ни того, ни другого в итоге не прозвучало. Из-за нежелания волновать тех, кто сидел этажом ниже, и забавлять владельца пистолета, чье имущество в данный момент рассматривалось для достижения столь детских целей. Было бы неловко, ведь, по сути, она сама отняла смертоносный предмет, опасаясь, что что-то произойдет, а потом сама же и поспособствовала происшествию этого «чего-то». Подержав Йорика под прицелом еще пару секунд, Валери опустила оружие, внимательно оглядела его со всех сторон. Обычный револьвер. Ни засечек, ни надписей, ни вырезок. Сказать, на самом ли деле владельцем являлся Чангретта, девушка не могла. Санни бы хватило и беглого взгляда, ей — даже детальный разбор ни о чем не скажет. И все же, что не говори, интересная штука. Жаль только используется варварски. — Чезаре Корсо. Ты ведь знаешь его? — неожиданно серьезно вопросили в правое ухо. Марион машинально повернула голову в сторону звука, но, вспомнив, что в кабинете кроме нее никого нет, вернулась к своему бессмысленному занятию. — Нет, впервые слышу, — барабан легко поддался нажатию бледных пальцев и выпрыгнул чуть в сторону, открывая свои скудные внутренности. Всего одна пуля. Пухлые губы тронула улыбка. «Перестреляю всех», значит. Искусный блеф, основанный на страхе оппонента. Иви с досадой взвыла: — Ты что, газеты вообще не читаешь? — Предпочитаю вестников. Они честнее и расторопнее. — Твои вестники кроме как об Англии ни о чем знать не знают! Чем дольше ты их слушаешь — тем больше забиваешь себе память ненужной информацией. — Во-первых, они говорят исключительно об Англии, потому что живут здесь. А во-вторых, напомни-ка мне, возможно, я что-то запамятовала, но по-моему это твоя работа доносить мне о том, что происходит за границей Британии. И я сейчас не про модные тенденции, заметь. Шпилька попала точно в цель — замешательство в виде минутного молчания стало тому доказательством. За это недолгое время Марион успела разрядить револьвер, осторожно вытащив из него блестящую в теплом свете пулю. И усмехнуться сентиментальности, с которой чернорукий сицилиец подошел к оформлению ее убийства. «У Вас очень красивый почерк, сеньор Чангретта», — игриво сверкая глазами, одними губами произнесла молодая хозяйка, бережно перекатывая пулю в пальцах. Мелким, но аккуратным (насколько позволяла выпуклая поверхность) почерком на ее боку было выведено имя. «Valerie». Ее имя. И Марион не смогла представить, где бы оно смотрелось более удивительно и красиво, чем на этом куске железа, обволакивающем порох. Где бы оно могло выглядеть столь же правильно, как здесь. Даже ее собственная подпись в различных договорах радовала ее намного меньше, чем этот довольно странный, но заманчивый флирт. В какой момент она вдруг перешла к таким недвусмысленным мыслям по отношению к этому высокомерному итальяшке? Можно предположить, что разговор с Гримом так повлиял, но это будет не совсем верное утверждение. Да, после беседы с наемником Валери действительно начала многие свои взгляды пересматривать и отсекать чересчур радикальные. Пару раз даже представила, как они с Лукой занимаются любовью в гостевой комнате, что сейчас принадлежала ему, и не почувствовала отвращения. Сильного, по крайней мере, но это от того, что девушка упорно не могла вообразить сексуальные навыки сицилийца, что давало ей возможность предположить, что он — далеко не герой-любовник. И если Вы скажете, что в этот момент дорогая птичка просто злорадствовала, намеренно принижая опыт Чангретты, то будете правы. Но не во всем. Пересмешник просто уже давно привыкла рассматривать все возможные варианты, чтобы не загадывать больше, чем на самом деле есть. Предположение, что кто-то там, возможно, не умеет трахаться, поможет свести риск разочарования к минимуму. Но все же в этот раз молодая хозяйка была готова принять свою неправоту. Все сомнения в опыте итало-американца рассеялись, стоило ему ответить на поцелуй. Только сейчас до девушки вдруг дошло, что в тот момент, когда его язык с несвойственной для него мягкостью проник в ее рот, сплетаясь с ее языком в головокружительном вальсе, она была на грани между «отступить» и «отпустить» и почти поддалась второму, если бы не глас рассудка, вовремя вступивший в спор с физиологическими потребностями. В большей степени в этом был виноват затуманенный алкоголем мозг, в меньшей — собственное желание, чтобы кто-нибудь уже занялся ей как следует. Плевать — кто, плевать — где, плевать на все. Горячая рука на талии не оставляла выбора, также как и набирающий темп жаркий поцелуй, в котором Валери уже начала сдавать позиции, уступая напору своего старого «друга». Мысли о том, что он прямо сейчас разложит ее на этом самом столе, больше не вызывала отвращения, а, наоборот, возбуждала изголодавшиеся по мужскому вниманию нервные окончания. В тот момент ей просто хотелось секса без обязательств. И «без обязательств» основное условие. Она хорошо помнила, как на одно мгновение ее рука остановилась у кожи ремня, физически ощущая холод от до блеска наполированной пряжки и жар от того, что было под ней. Целых полсекунды она провела в раздумьях: «А почему бы, собственно, нет?» Аргументы «против» нашлись быстрее, чем ожидалось. «Потому что это ебучий Лука Чангретта, дура, вот почему!» Разочарование и недолгое колебание между злосчастными «да» и «нет». После — принятие. С ним никак «без обязательств». Никак по-простому. Невозможно, потому что этот индюк стопроцентно обнаглеет еще больше. А потому в самый последний момент Марион отступила. Сама же обиженная на проделки своего собственного тела, смирилась, с трудом отрываясь от таких желанных сейчас губ. — Какая же ты иногда сука, — будто бы в ответ на ее мысли заметила Иви. Пухлые губы не смогли удержать злорадствующей улыбки. — Не буду спорить с этим утверждением, — тем не менее, скучающе декламировала Валери, небрежным движением поставив пулю плоской стороной на стол перед собой. Взгляд еще пару раз пробежался по немного корявой надписи. Подушечка указательного пальца прижалась к заостренной головке так, чтобы тень от нее легла прямо на корпус. При отсутствии света это прекрасное «Valerie» и не различишь, если не знаешь о нем. Любопытно. — Так кто такой этот Корсо? На том конце что-то грохнулось на пол с характерным железным дребезжанием. Тихое и почти приличное «Блять, опять!» стало ответом на невысказанный вопрос. Мисс Иви «Руки-не-из-того-места» Уокер вновь уронила на пол пепельницу. Особая какая-то у нее любовь к ронянию именно этого предмета, словно бы на подсознании она пыталась избавиться от них, хотя и сама не представляла жизни без обеденного перекура. К слову, именно из-за этого все пепельницы в доме американки были сделаны из небьющегося материала. В отличие от Мистхилла, где пепел все еще скидывали в хрустальную емкость. Сколько, интересно, отец потратил денег на посуду в двадцать третьем году? Подумать страшно. Чтобы продолжить беседу, пришлось подождать, пока Уокер уберет все высыпанные на дорогой ковер окурки и перебесится, решив на утро вызвать горничную. На это потребовалось минут пять, не больше. Можно сказать, рекорд. — Он еще один чернорук, — восстановила нить повествования американка. — Тоже итальянец и тоже полукровка. Мать родом из Неаполя, а отец — коренной американец. Не женат, детей нет, место жительства… — Ты что, его резюме зачитываешь? Давай попроще. — Всего лишь выполняю свои обязанности, мисс Марион, — съехидничала Иви. Можно было поклясться, что в этот самый момент на ее лице расцвела милейшая улыбка злорадства. Валери возвела глаза к потолку. — Я прошу тебя выполнять свою работу, а не становиться моей секретаршей. Знаешь ли, мне и Грима по горло хватает с его вечной меланхолией, — пояснила девушка не без доли язвительности. Через тысячи километров расстояния она почувствовала, как чернющие брови подруги нахмурились, отражая весь ее мыслительный процесс. Ищет издевку, которой нет, ведь все по факту сказано. Вымученно вздохнув, англичанка погладила указательным пальцем висок и, не дав Уокер додумать, попросила: — Давай дальше. Как, говоришь, его зовут? Чез… — Чезаре, Валли. Тренируй память, а то совсем беда. — Да, я уже сама заметила. Так что в нем такого особенного, в этом неаполитанце, что я обязана его знать? — Ну, во-первых, он бабник и чертовски хорош в постели, так что знать его для любой дамы — дело чести. Можешь записать, — Иви произнесла эти слова как-то уж чересчур торжественно, будто они в действительности имели какой-то особый вес. В ответ Пересмешник только наморщила нос. Очередной герой-любовник. Небось еще и внешность по всем стандартам. Американка продолжила скучающе: — А во-вторых, моя дорогая, Корсо — это далеко не последний человек в нашей любимой «Черной руке». На самом деле, должно сказать, один из двух первых. — А вот это уже интереснее, — взбодрилась молодая хозяйка, принимая наконец вертикальное положение в кресле. Наклонившись ближе к вводной панели телефона, она понизила громкость голоса, будто готовясь услышать страшную тайну человечества. — В каком смысле «один из первых двух»? Претендует на место во главе стола? — Да если бы, — Уокер обреченно вздохнула, сделала шумный глоток из стакана и, судя по всему, скривилась. Продолжила она спустя непродолжительную паузу хрипловатым от алкоголя голосом: — Они с сеньором Чангреттой делят это место на двоих. Остроносый красавчик разбирается с бумажками, а бабий обольститель носится по Нью-Йорку с автоматом и грозит им всем неугодным. — Что, прости? — Прощаю. — С каких пор у черноруков установилось двоевластие? — Года два уже, наверное. — М-м-м… — нервы начинали потихоньку сдавать назад. Сквозь алкогольную пелену и дымку зарождающегося гнева Валери почувствовала, как у нее снова задергалась нога, отбивая каблуком ботинка барабанную дробь. Этот гребаный год явно не хотел уходить с миром. Мало того, что все 365 дней вел себя как последняя мразь, так еще и доконал напоследок. Так, ладно. Ничего страшного не произошло. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Вдох… — И почему я узнаю об этом только сейчас? Уокер помолчала. Словно бы испугалась резкой перемены тона подруги, который вмиг стал металлическим. На самом же деле оценивала масштабы катастрофы, грядущий ущерб в случае ее прихода и безопасные пути к отступлению. Так, просто. На всякий случай, если вдруг ее следующие слова не произведут должного эффекта. — Остынь, милая, — осторожно начала Ив, подбирая правильные слова. Марион до этого была не в духе, и расстраивать ее еще больше, тем более, в праздник совершенно не возникало желания. — Дело в том, что твой отец отказался от сотрудничества с «Черной рукой», предпочтя им Пять семейств Нью-Йорка, которые сулили намного больше выгоды. С чернорукими у нас были разовые переговоры. Они ни к чему не привели. Последующие контакты имели сугубо косвенный характер, проще говоря, Джеймс на них попросту забил, потому что того требовали Пять семейств. Эти буржуа не переносят шарашкину контору Чангретта-Корсо, так как эти двое продают алкоголь подешевле, а потому их товар пользуется большим спросом. В общем, это ты и сама все знаешь. А про «двоевластие» я тебе не рассказала, потому что… Ну на кой хер тебе эта информация? Она ж все равно ничего не решает, так ведь? Валери откинулась на спинку кресла и задумчиво почесала подбородок. Сама уже понимала, что зря вспылила, и даже подумала извиниться, но вместо этого выдавила из себя лишь сухое: «Да, ты права». Когда постоянно окружен разнообразной полезной и не очень информацией, находя упущение, чувствуешь дискомфорт. У Марион этот дискомфорт ощущался особенно остро, потому что от ее информированности зависели жизни. Много жизней родных, друзей, вестников, дилеров и наемников, за которые она несла непосредственную ответственность. Любая дыра в стене, возведенной еще ее дедом, грозит обрушением. А обрушение грозит смертью всех, кто находится внутри. Иви в своей обычной манере залепетала в трубку о том, что она всегда права, изредка отхлебывая огненного зелья из стакана, пока молодая хозяйка в возмущении сводила и разводила подкрашенные брови. Двоевластие. Какая же глупость, надо было додуматься! Все-таки Лука и правда был настоящим кретином, хотя, вроде как, достаточно неглупым. Его наивность и честолюбие когда-нибудь приведут его к могиле или тюрьме. Делить власть на двоих — просто немыслимо! Всегда должен руководить кто-то один, иначе это не приведет ни к чему, кроме как к междоусобному кровопролитию. Человек наделен алчностью от рождения и, даже если до этого ее и не было видно, рано или поздно она покажет себя. Потому что, открывая секрет, никто никогда по-настоящему не хочет делиться. Единоличность и собственничество — то, что объединяет всех людей на Земле. Они поговорили еще минут десять, наверное, а, может, и больше. Смотреть на часы Валери перестала еще когда они показали без двадцати. Чтобы не расстраивать себя лишний раз, честно говоря. Окончание их разговора пришлось как раз на начало одиннадцатого часа. Прежде чем попрощаться, Иви лишний раз поздравила подругу с наступающим. Та ответила тем же. Уокер улыбнулась, выдохнув через нос. — Слушай, Вал, будь другом, сделай одолжение, — проговорила скороговоркой, словно боясь не успеть до того, как соединение разорвется. — Скажи Гримми, чтобы позвонил по наступлению праздника по Нью-Йорку. — У нас будет пять часов утра, Ив. Он нужен мне бодрым, — шутливо укорила Марион. — Ой, я тебя умоляю! — воскликнули по ту сторону океана. — Он даже не заметит, эта статуя.