Never trust a Mockingbird

Уплата долгов. Так она окрестила свой не до конца осмысленный поступок. Плата за потраченное время и неаккуратно брошенные в беспамятстве слова, за то, что лезет не в свое дело. Отец всегда говорил, что долги, как и месть, должны сначала остыть. Но в этот раз их почему-то захотелось подать горячими, только из печи. Чтобы этот мудак обжегся своим пренебрежением и хоть отдаленно прочувствовал то, что чувствовала она последние десять минут. Так она думала, прогоняя весь план в голове, продумывая каждую деталь настолько тщательно, насколько позволял пьяный мозг. Но как только ее губы коснулись его, все полетело в тартарары: и план, и принципы, и слова, сказанные Гриму в том чертовом бентли. Они действительно были мягкие. Такие мягкие, что целовать их, казалось, можно целую вечность и не почувствовать усталости. Таких у современных мужчин не бывало. Их рты были вытесаны из горных хребтов — такие же твердые и, бывало, острые, кровящие нежную плоть. Такие принадлежали мужчинам, вернувшимся с Великой войны. Среди женщин нынче это считалось верхом мужественности, показателем стойкости их обладателя и силы. Какие же глупости. С самого начала их нового знакомства Валери видела, что Лука не был похож на камень. Его движения, манера держаться, речь, даже неаккуратные и чересчур эмоциональные взгляды — все выдавало в нем того, кого солдаты без зазрений совести окрестили бы «дезертиром». Их танец в баре и до невозможности приятные на ощупь ладони только подкрепили предположение девушки, а сегодняшний инцидент заставил поверить в него окончательно. Его губы были несравнимо нежными и горячими, как и весь он в силу своих южных кровей. Тонкие, нежно-лиловые они сомкнулись будто бы в страхе. Время дало сбой и замерло в почти пугающей тишине момента, о котором Марион так боялась задумываться в рациональном ключе. Она будет винить себя за это, наверняка будет. И даже не столько из-за факта содеянного, сколько из-за факта того, что нашла это самое содеянное настолько приятным. В эмоциональном плане, само собой, она ничего не чувствовала к этому кретину, но в физическом… в физическом это было весьма неплохо. Хотя судить о таком по детскому поцелую было как минимум некомпетентно. Их короткая близость действительно была целомудренной и длилась не больше пары секунд, но ощущалась чем-то невероятно тяжелым, меняющим действительность. Физический контакт плавно разорвался. Валери недалеко отстранилась, не отрывая сосредоточенного и немного смущенного взгляда от мужских губ, свела и развела подкрашенные брови, пытаясь осмыслить происходящее и прийти наконец к изначальной мысли. Зачем она это сделала? Ах да, у нее же был план. План мести или еще чего, она так и не определилась. — Что ты делаешь? — прошептал сицилиец, сбивая с мысли. Подняв на него глаза и прищурившись, Валери невинно вздернула брови. Он был как минимум ошарашен. А как максимум — шокирован. Замешательство на его лице смотрелось также красиво как и гнев. Может, даже красивее, учитывая то, что первое хотя бы не несло в себе угрозу. Ее руки все еще удерживали его поблизости, не сильно сжимая воротник и кисть, словно бы упрашивая остаться рядом. И он действительно не двигался. Непонятно только из-за чего — не мог или не хотел. По выражению мало, что можно было сказать. Девушка игриво улыбнулась — вспомнила свою недавнюю задумку, вылетевшую из головы из-за спонтанности. Узкая ладонь пригладила ткань мужской рубашки. Пятнистый взгляд с интересом проследил ее движение. — А что бы ты хотел, чтобы я сделала? — она посмотрела в его глаза с очевидным желанием, из-за которого у любого мужчины голова шла кругом. И этот не был исключением. Чангретта вдруг подумал, что сошел с ума. Или уснул в номере в ожидании, пока ему подгонят Фантом. Может, он перебрал с джином в баре или незаметно для себя выпил что-то из товаров Пересмешника, которых в ее отеле было более чем предостаточно. А может, цыгане добрались до него раньше и сейчас он был мертв… Тогда где он: в Раю или Аду? По логике вещей должен быть в Аду. А по ощущениям… Хер его знает. — Играешься? — должно было прозвучать укоризненно, но вышло скверно. Скорее даже обиженно. Мужчина этого не хотел, а потому придал тону максимальной суровости, для большего эффекта нахмурился. — Если да, то прекращай. Я не стану тебе потакать в твоих… — Не играюсь, — она взглянула на него со всей серьезностью, произнося эти слова. И хотя звучало убедительно, сицилиец не был уверен в правдивости сказанного. Тонкие пальчики продолжали легко гладить воротник его рубашки, плавно двигались выше, пока не задели разгоряченную кожу шеи своим прохладным касанием. — Просто провожу эксперимент. Знаешь, с дня твоего прибытия меня все мучает вопрос: «На ощупь он такой же жесткий, как в общении?» Почти невесомый холодок продвинулся выше по сильной шее, пока не добрался до линии челюсти и не осел на щеке. Большой палец дотронулся до края губ, после плавно переходя на нижнюю и слегка оттягивая. Сложно сохранять бдительность в такой ситуации, но Лука упорно пытался держать все в руках, наблюдая за тем, с какой зачарованностью девушка следила за движением своей ладони. Он не знал, почему позволяет. Не знал и почему не уходит. Ведь дело, по сути, сделано и пора уже было вернуться вниз, а он стоит как истукан и перебирает в голове варианты, неосознанно попадая под влияние нежных рук и блестящих озорством сапфировых глаз. И сам же для себя с ужасом осознает, что желание уйти гаснет с каждым новым сантиметром, что преодолевает эта блаженная прохлада. — Оказывается, что нет, — на пухлых губах появилась слабая улыбка, которую можно было бы приписать любопытному ребенку, но точно уж не человеку с огромной империей на плечах. Если, конечно, это не очередной обман. — По-твоему, я — подопытная крыса? — черноволосая голова слегка мотнулась в бок, будто бы пытаясь уйти от нежелательного контакта, но сделала это настолько неубедительно, что Валери только шире растянула губы. Пожав плечами, она заключила по-простому: — Вполне себе. — Меня не прельщает эта роль. — Брось. Тебе понравится. — Валери, я не уверен, что это… «…уместно» — хотел закончить Чангретта, но его бесцеремонно прервали. Сократив расстояние до нуля, девушка снова дотронулась до его губ своими, но уже более настойчиво. За ворот потянули, притягивая ближе к девичьему хрупкому телу, чье тепло уже можно было почувствовать сквозь плотную ткань пиджака. Прерывистый выдох опалил тонкую кожу на ее скуле и замер в тишине и завываниях ветра, рвущегося через открытое окно. Он растерялся. Не знал, что делать в подобной ситуации. Точнее, знал, конечно, но сомневался. Разрывался между желанием оттолкнуть, укусить или что-то подобное и притянуть еще ближе, поддаваясь чарам этой лживой гадюки, принять правила ее игры. Валери никогда не была объектом его сексуальных желаний и желаний в принципе. Они были слишком хорошо знакомы, друзья детства, если это слово можно было применить к ним. Он не любил ее, как это делал его брат Анджело да и все остальные мальчишки, обитавшие в районе поместья. Она всегда казалась ему странной, раздражительно упертой и угрюмой, приносящей только беды и расстройства. Так было двадцать лет назад, и Лука думал, что так будет и дальше. Но люди меняются. Он уяснил это еще будучи подростком. Они оба изменились за это достаточно долгое время, а потому сейчас, чувствуя ее ладонь на своей щеке сицилиец не испытывал того, что, как думал, должен был испытывать. Его чувства не были похожи на раздражение. Все, что терзало его в этот момент — смятение и неожиданное возбуждение, с которым каждую секунду было все труднее бороться. Чангретта стоял будто в прострации, отслеживая траекторию ее языка, облизывающего его губы и иногда пробирающегося сквозь их барьер к плотно сжатым зубам. Все это происходило с неспешной дурманящей мягкостью и лаской, на которую только было способно человеческое тело. Плавное движение влево, потом вправо. Сжатие пухлых губ на его губах и неторопливое разжатие. Вкус шоколада и вишни на рецепторах. Запах мускатного ореха и цветочных духов, пробирающийся сквозь ноздри в легкие, и затем — головокружение, как от табачного дыма. Это и стало последней каплей. Опрешись о стол за ее спиной, Лука навис над светлыми волосами льняного цвета, заставляя задрать голову выше, и разжал челюсти, пропуская любопытный язык внутрь, но не торопясь ему отвечать. Его холодное касание тронуло сначала небо, а после двинулись по дуге. Тонкая рука повторила за ним, вновь спускаясь со щеки на шею, а с нее — на грудь и торс, поглаживая напряженные мускулы и ребра. Вскоре к ней присоединилась вторая. Пятнистые глаза прикрылись в наслаждении. Валери целовала легко, но настойчиво, пыталась добиться ответа несколько долгих секунд. И терпение было вознаграждено. Лука ответил в заданной ей манере, кружил вокруг ее языка своим, оглаживая его с настороженностью. Про себя девушка усмехнулась. Его осторожность умиляла, потому что не имела никакого смысла. Он уже потерял рассудок и мало, что мог противопоставить ее выходкам. В этот раз она сумела сравнять счет. Главное сейчас — самой не потеряться с концами. Пробегаясь невесомыми касаниями по напряженному животу, на котором даже через рубашку, можно было почувствовать тугие узлы мышц, она не стала заходить дальше. Наверняка для сицилийца это стало большим разочарованием. У нее на него были совершенно другие планы, так что тонкие пальчики поднялись к ребрам, считали их и с нажимом проводили вдоль. По коже мужчины пробежал табун мелких мурашек, из-за чего Марион уже открыто улыбнулась, вставая на носочки и углубляя поцелуй. «Все-таки какая же он каланча», — подумала она про себя, сдерживая смех. Не лучшие мысли для подобных моментов, но она слишком пьяна, чтобы быть серьезной еще хоть секунду. Окольцованная золотом рука легла на поясницу, слегка сжимая кожу. Поза, в которой они стояли, теперь внешне очень напоминала позицию в танце. Как тогда, в баре. Только теперь все стало намного интимнее, и ладонь казалась шире и горячее. Вторая его рука все также покоилась за спиной. Она служила опорой, держала их обоих в вертикальном положении, что можно было посчитать подвигом в конкретной ситуации. Валери не знала, сколько еще протянет вот так. Внизу живота все сжималось, говоря о недвусмысленном желании. Как давно у нее не было? Месяц точно, может, даже больше. Все время уходило на работу, так что на развлечение его явно не хватало. Она знала, что тело рано или поздно потребует разрядки, но совершенно не ожидала, что с ним. С ним все стало странным, и пока непонятно к добру ли это. Отстранившись, девушка сделала глубокий вдох и посмотрела на своего недо-партнера сквозь полуприкрытые веки. Обычно мужчины таяли от этого взгляда, но Лука, казалось, был слишком не в себе, чтобы замечать хоть что-нибудь. Что ж, это даже хорошо. Играло ей на руку. Ладонь передвинулась чуть дальше, зайдя за полы пиджака. — Говорила же, — с улыбкой прошептала Марион ему в губы, которые до сих пор были слегка приоткрыты и будто упрашивали продолжить. Не поддаться этой мольбе было сложно, но она стерпела. Невинно сведя брови, спросила самым милым тоном, на который была способна: — И? Чангретта вопросительно заломил бровь. Его рука на пояснице лениво поглаживала кожу, не особо упорствуя, но многозначительно намекая на продолжение банкета. К сожалению или счастью, случиться ему было не суждено. По крайней мере сейчас. — Non ti sopporto, — ответ на бархатистый шепот — тихий смех. Против воли мужчина залюбовался. Все-таки картинка красивая, этого он отрицать не смел. — Твоя наглость переходит все границы. Но нужно отдать должное, что хоть в этот раз ты мне не соврала. — Мне принять это за комплимент или не стоит? — Как тебе угодно. Пухлые, покрасневшие от поцелуя губы растянулись шире, демонстрируя ряд белоснежных зубов. Она все еще смотрела на него снизу вверх, что было очень соблазнительно в контексте их с ней проделок, так что Лука долго думать не стал. Подавшись к ней всем телом, он хотел вновь затянуть ее в омут сокрытых мечтаний, которые так четко видел в ее сапфирах-глазах. Он увидел в их безмолвии призыв. Призыв усадить ее на стол и раздвинуть великолепно длинные и худые ноги, доходя до точки невозврата, чтобы убежать представлялось невозможным. Слушать дивные стоны под собой, ощущать ее холодные прикосновения каждой клеточкой тела, заставить ее подчиниться, в конце концов — все, чего он только хотел в этот момент. Брюки уже давно стали невыносимо тесными, а голова — легкой, а, значит, жалеть о содеянном он будет потом. Завтра или через час — не имело значения. Одно было ясно как день — неизбежность. Жалеть он будет со стопроцентной вероятностью. Даже его пьяный от внимания мозг понимал это и как-то очень неубедительно пытался воспрепятствовать хозяину, подкидывая варианты того, что потом все это действо выльется в нечто абсолютно нежелательное для него. Но это абстрактное «потом» и ее присутствие рядом, так близко, успокаивало слишком сильно, чтобы задумываться хоть на секунду дольше. Но сегодняшний день имел особые виды на все его планы. Когда до ее губ оставались какие-то ничтожные миллиметры, все внезапно полетело в тартарары. Будто через вату Чангретта услышал до боли знакомый щелчок внизу и рвано выдохнул, чувствуя как в бок уткнулся неприятный холод. Сцепив зубы, сицилиец отшатнулся от девичьего лица, чье выражение быстро сменилось с невинности на отстраненную меланхоличность. Была она наигранной или нет — Лука судить не брался. — Целуешься ты лучше, чем извилинами работаешь, — хмыкнула Валери, переводя дуло револьвера к широкой груди и поднимая его выше. Вскоре оно уперлось в подбородок. Прищурившись, девушка поинтересовалась: — Насколько позорно для гангстера быть убитым женщиной, с которой он недавно лизался, да еще и из собственного пистолета, м? — Почему-то я ожидал этого, — хриплым от возбуждения голосом протянул сицилиец, не прерывая зрительного контакта. В ответ ему дернули уголком рта. — Как это на вас, мужчин, похоже. Вы все знаете, но не в силах ничего предотвратить. Забавно, не находишь? — Будто только мы такие. В чужом глазу соринку видишь, мисси, а в своем и бревна не заметишь. Холодное дуло пистолета сильнее вдавили в нежную кожу под подбородком, заставляя задрать его выше. Чангретта довольно усмехнулся. Он не собирался перехватывать оружие из изящных рук, хотя мог сделать это, не напрягаясь. Ему было любопытно посмотреть, насколько далеко зайдет Пересмешник. Плюсом к бесстрашию еще и служило отчетливое понимание того, что на курок сегодня никто не нажмет. Все-таки была хоть какая-то польза от двадцатилетних воспоминаний. Выпрямившись и убрав руку с девичьей поясницы, он сунул ее в карман брюк и выжидательно посмотрел на собеседницу исподлобья. У той в глазах бесновались черти, отмечали свой временный триумф. Что ж, ладно. Пускай порадуются, в этот раз он предоставит им такую возможность. — Знаешь, за свою не особо долгую жизнь я встречала довольно много мужчин. Разных. Аристократов, бизнесменов, банкиров, политиков, солдатов, мафиозников, работяг. Тощих, толстых, мускулистых и сухих. Красивых и некрасивых. Вменяемых и полных мудаков. Все разные, ни одной копии. Только если внешне были похожи, но это веяния моды. Но есть то, что всех сближает, — в приятном женском голосе слышалась кажущаяся в данный момент такой забавной ленца. Девушка глухо чмокнула губами, проводя по нижней острым кончиком языка, гордо вздернула подбородок, смотря с хитрецой в пятнистые глаза мужчины напротив. Тот вопросительно поднял бровь, глядя в ответ со снисхождением. Валери подалась чуть ближе, понижая громкость тона до доверительного шепота. — Вам всем так идет дуло пистолета у виска. Вы сразу становитесь такими покладистыми. Мне нравится. — Принять ли мне это за комплимент? — издевательским тоном протянул Лука, чувствуя как на аристократически узкую ладонь наматывается его галстук, а холод металла поднимается к голове. Миг — и револьвер впился в чувствительную тонкую кость над ухом, а сам он вдруг оказался чуть ли не на одном уровне с миловидным девичьим личиком. — Как тебе угодно, — ответили ему в той же манере. Черные зрачки в обрамлении насыщенно-синей радужки бегло проскользили по пистолету. В них плескался океан из самых разных, противоречивых эмоций, попеременно перебивающих друг друга. В одну секунду в их глубине мелькал огонек озорства и заинтересованности, в другую — злости и возмущения, в третью — обидного равнодушия. Они играли на контрасте и производили впечатление, но не то, которое должны были. Мужчина не чувствовал страха, наблюдая их. Он чувствовал, как жжет льдом висок и греется тело от бегущих по нему электрических импульсов возбуждения. Все-таки очень щепетильная ситуация, как ни крути, а назад дороги нет. Точнее, есть, но не у него. — А теперь слушай меня внимательно, индюк самолюбивый, потому что повторять я не стану, — голову Луки мотнуло чуть в сторону из-за слабого толчка. Жест, который должен был сосредоточить его внимание на правильных вещах. Нужно сказать, что ему это удалось ненадолго, потому что как бы сильно он не старался, избежать зрительного контакта с этой лживой бестией было довольно проблематично. К слову сказать, выражение ее заметно омрачилось, когда американец вновь сфокусировался на ней. И это бы могло произвести на него соответствующее впечатление, если бы не влажные покрасневшие губы, что так притягательно блестели в теплом свете лампы. Против воли Чангретта насмешливо хмыкнул. Набрав в легкие больше воздуха, Валери начала размеренно и почти спокойно, не без тени раздражения: — Я, несомненно, хорошо понимаю твои возмущения и в какой-то мере поддерживаю осторожный подход к сотрудничеству. Мы заключили сделку. Она, на данный момент, имеет силу больше, чем все остальные, потому что завязана на семейных, говоря привычным для тебя языком, священных узах, и это дает тебе полное право контролировать каждый аспект. Проще говоря, если бы твои обвинения были справедливы, я бы не сказала ни слова против, когда вот этот самый пистолет уперся бы в мой висок. Я приняла бы смерть от твоей руки, будь для этого повод, потому что, что бы обо мне не говорили, хоть какие-то принципы у меня да есть… Руку с револьвером тряхнуло мелкой дрожью, из-за чего давление ненадолго ослабло. Поймав мушкой пару смоляных прядей, дуло повело их в сторону, освобождая от надоедливой прически. Марион еле заметно кивнула головой в удовлетворении. Все-таки так ему шло больше. Зачес Валентино не подходил ему, потому что был слишком обычным, а оттого неестественным в сочетании с нестандартными чертами сицилийца. Сейчас вся неестественность растворилась, стоило только черным волосам упасть по одну из сторон вытянутого лица. Так он выглядел намного лучше. — И вот ты здесь, — продолжила девушка холодно. — В праздник заявляешься в мой кабинет без приглашения и стука, бешено сверкая глазами, да еще и с оружием наперевес. Мешаешь работать, нарушаешь личное пространство, грозишься перестрелять всю мою семью, в конце концов, но в словах, при всем этом, ни грамма истины, ни капли обоснованности. Только пустой треп и бравада. Так кому из нас стоит хвататься за пистолет, как думаешь? Лука, после недолгой паузы на обдумывание, поджал губы и понимающе покивал, опустив взор в пол. Еще на пути в особняк он рассмотрел все возможные варианты развития событий, так что здраво оценивал каждый свой шаг и не заходил за четкую грань дозволенности. В любом случае он не видел угрозы в Валери, даже когда у нее в руках оказалось заряженное оружие. На каком-то подсознательном уровне мужчина понимал, что у девушки не хватит духу нажать на курок, а единственное, что она могла сделать, чтобы навредить ему — свистнуть своих собачонок и приказать вывезти за пределы Мистхилла. Да, здесь опасность для него могли представлять разве что наемники, но гордость Марион не позволила бы ей решать такую несущественную проблему через них. Тем более, сейчас именно она контролировала ситуацию и привлекать посторонних в их с сицилийцем распри не было смысла. — Думаю, что слегка погорячился. Ты права, не стоило приплетать сюда твою семью. Извини, вспылил, — не чувствуя вины, проговорил Чангретта с надменной усмешкой. — Но, справедливости ради, мои слова не произвели бы на тебя такого впечатления, не скажи я этого. Да и, к тому же, согласись, что ситуация не из приятных. Его тон скорее походил на издевку, чем на попытку извиниться, а невинный надлом бровей только усугублял положение. Его внешний вид в данный момент в целом был одним сплошным издевательством и насмешкой, потому что человек, находящийся под дулом пистолета просто физически не мог выглядеть так уверенно. А Лука выглядел. Да не просто выглядел, Валери могла бы поклясться, что американец и чувствовал себя вполне спокойно. Молодая хозяйка с силой сжала деревянную рукоять револьвера, ощущая как раздражение разъедает грудную клетку. Засранец сознавал, что она попросту не сможет, потому и вел себя подобно горделивому льву. Удручающе. Даже в какой-то мере обидно. Пересмешник думала, что хотя бы сейчас сможет отыграться, даже извинений дождалась, но ее «старый друг», похоже, умел выходить с гордо поднятой головой из самых патовых ситуаций. Проиграл, но свое слово все-таки оставил. И от этого слова лучше не становится. Резкий толчок в грудь заставил мужчину отшатнуться назад. Опора в виде стола исчезла, также как неприятный холод оружия у виска и тепло девичьего тела рядом. Лука не до конца понимал, как реагировать на подобную неоднозначную перемену, а потому предпочел ее игнорировать. Проведя рукой по растрепавшимся волосам и пытаясь убрать их в привычную прическу, он взглянул в сторону собеседницы в поисках смотрящего на него в ответ дула пистолета. На удивление, ничего подобного он не обнаружил. — Должна предупредить, что если еще раз ты придешь сюда с намерением «перестрелять всех в этом ебучем доме», я буду вынуждена сказать своим людям, что ты потенциально представляешь серьезную опасность для моей семьи, — в женском голосе послышались металлические нотки. Она не смотрела в его сторону, занималась изучением оружия в бледных руках. Покрутив его с пару секунд в пальцах, положила на стол у себя за спиной и, вновь обняв себя, прошлась оценивающим взглядом по рослой фигуре мужчины. В сапфировых глазах было темно и пусто, как в подвале заброшенного дома. От этого стало не по себе. — Мои люди из сочувствующих, Лука, и они без вопросов решат проблему, если я их об этом попрошу. Они — люди дела, очень трудолюбивые. Так что можешь не беспокоиться — с твоим телом обойдутся со всей аккуратностью, даже выберут место по твоему желанию. Жаль только, матери на похоронах не будет, но, не беспокойся, о ней я позабочусь. Это была чистой воды угроза, которую даже не пытались скрыть за маской предупреждения. У Луки не возникало сомнений в том, что в случае необходимости слова обернутся в действия, и от одной только мысли стадо мурашек пробежало по спине. Когда речь зашла о матери, мужчина вдруг почувствовал противный укол страха где-то в районе гортани, ее будто сжали в тисках. За свою жизнь он слышал много разных угроз от людей высокого статуса, и часто они касались семьи, но также часто не имели под собой твердой почвы. Но здесь она была, и оттого становилось жутко. Это простое «позабочусь» звучало крайне зловеще. Нервно дернув уголком губ, Чангретта сложил руки в карманы и закусил щеку. Да, все-таки стоило тщательнее подбирать слова. Это в Нью-Йорке он мог позволить себе разбрасываться ими, не особо задумываясь о последствиях. Здесь же чужая страна, совершенно другие люди с иными принципами и кодексом, а главное — здесь у него меньше власти. Слишком многое стояло на кону. Лука начал забывать, что сейчас на нем лежала ответственность не только за себя, но еще и за мать. — С тобой очень приятно работать, мисси, — сицилиец скривил рот в подобии улыбки. Получилось крайне фальшиво, но дела до этого не было никому. — Хотя твои методы общения довольно варварские. — Я отношусь к людям также, как и они относятся ко мне, Лука. Так что, если тебя что-то не устраивает, стоит поискать проблему в первую очередь в себе. Валери уже не выглядела так дружелюбно как какое-то непродолжительное время назад, но все еще была до ужаса привлекательной. Смотреть на нее издалека было не так приятно. Создавалось впечатление, будто ты находишься в музее, а перед тобой — экспонат, работа гениального скульптора из какого-нибудь пятнадцатого века. Не прикоснуться, только смотри. Довольно досадное правило, потому что потрогать безумно хотелось. Особенно после того, как уже один раз это сделать позволили. Когда знаешь, что теряешь, обиднее в два раза больше. — Что ж, если я удовлетворила все твои желания, то, наверное, тебе стоит вернуться к матери. Она очень ждала тебя, — оттолкнувшись от стола, Валери встала в полный рост и прошла к своему месту. Чангретта оценивающим взглядом прошелся по ее точеной фигуре, будто увидев ее в первый раз. Невозможно, чтобы женщина была настолько изящной: благородная осанка, худые руки с тонкими пальцами, округлые бедра и ноги, чья длина и грация поражала воображение. На них мужчина задержался особенно долго, пока они не скрылись от его внимания. Да. Это был тот случай, когда внешность не соответствовала внутренности. Жаль говорить подобное, но забывать об этом все же не стоило. Сколь прекрасна бы не была оболочка, терять голову лишь из-за нее — идиотизм. Вдоволь насмотревшись на красивую фигуру, Лука поправил ворот рубашки и пиджак, поднял с кресла свою шляпу и бегло взглянул на пистолет. В голову проскользнули очередные сомнения и, в каком-то смысле, опасения. В барабане всего одна пуля. Достанет — долго реакции ждать не придется. Какой она будет — вопрос почти что риторический. Почему-то у мужчины не было сомнений в том, что молодая хозяйка воспримет подобное проявление своеобразного внимания с его стороны с надменной усмешкой и издевкой, из-за которой мышцы под кожей скрутит как канат. — Он не нужен тебе сегодня, — твердо ответили на так и неозвученный вопрос. Пятнистые глаза встретились с синим бушующим океаном и прищурились в недоверии. — Сегодня праздник. Если помнишь, в правилах Мистхилла, которые утвердил еще мой отец и которые, по твоим словам, ты помнишь наизусть, есть такая строчка: «На территории особняка не принято носить оружие без крайней необходимости». Лука театрально возвел взгляд к потолку в задумчивости, но тут же вернулся к их зрительному контакту. Склонив голову на бок, поджал губы. — Да, — тряхнул волосами из стороны в сторону, после педантично пригладил их. — Что-то такое припоминаю. — Значит, ты не будешь против, если я верну его тебе перед отъездом? — Не буду, — ответил сицилиец, скрипя сердцем. Его душила неопределенность, которую он никак не мог оправдать в рациональном ключе. Просто почему-то думалось, что отдавать девчонке оружие — не лучшая идея, несмотря на явное отсутствие угрозы с ее стороны. Валери сдержанно кивнула и, устроившись в отцовском кресле, откинулась на спинку и принялась рассматривать ногти, как бы показывая всем своим видом, что говорить им больше не о чем. Лука в очередной раз прошелся своей широкой ладонью по смоляным волосам, укладывая их в привычное положение. Синие глаза украдкой с сожалением проводили его жест, но тут же вернулись к объекту своего прежнего внимания. Чангретта, отряхивая пиджак и проверяя запонки на рукавах рубашки, неспешно направился к выходу. Когда его пальцы уже были занесены над дверной ручкой, по помещению разлетелся трезвон телефона вперемешку с приятным женским голосом. Сицилиец обернулся, находя развалившуюся за столом белокурую бестию. — Лука, — подперев кулаком висок, позвала Валери. Дотянувшись до трубки, она не спешила ее снимать, скучающим и почти что пренебрежительным взглядом сверля своего далеко не желанного собеседника. После своих следующих слов девушка мило улыбнулась, сверкнув глазами сродни молнии: — Если бы Томми Шелби в действительности купил меня, ты бы умер раньше, чем узнал об этом. Это так… на заметку. Фальшиво дернув уголком губ, сицилиец фыркнул и скрылся за дверью. Телефон звякнул в последний раз. В комнате на секунду повисла успокаивающая тишина.