Never trust a Mockingbird

Ее глаза с таким очевидным испугом и вопросом уставились на его лицо, что Лука, даже не видя ее в полной мере, довольно ощерился, пытаясь вытащить что-то из зубов. Само собой, в зубах у него ничего не было. Он просто скрыл победную улыбку за этим не имеющим смысла действием. Достаточно банальный и не особо убедительный ход, который, впрочем, приняли за чистую монету. Надо же, она действительно была пьяна. Совершенно не контролировала свое тело, выдавала эмоции настоящие, даже не стараясь хоть как-то удержать лицо. И при этом все еще считала, что отлично справляется. Смешная девочка. Наивная маленькая мисси. Сейчас в ней не было того вселяющего ужас Пересмешника, легенды о котором бродили даже по Штатам. Сейчас она была настоящей Валери Марион, той малышкой, с которой они так отчаянно цапались в детстве, неразумным ребенком, возомнившим себя чем-то всемогущим и властным. И, признаться, эта ипостась многогранной фигуры нравилась Чангретте намного больше гордой, но абсолютно фальшивой птички. Хотя сомнения в том, что вести с этим ребенком серьезный разговор бесполезно, закрались американцу в голову. Отхлебнув из бокала, Лука посмотрел сверху вниз на сжавшуюся то ли от холода, то ли от страха хрупкую фигурку девушки и возвел брови вверх в невинной манере. Он приехал сюда весь на взводе из-за свежих новостей, дошедших до него с большим опозданием. Всю дорогу не мог успокоиться, прокручивал в голове варианты того, как расправится с этой двуличной лживой особой, в добропорядочность которой имел глупость поверить. В какой-то момент мысли стали носить насильственный характер, а представление того, как маленькая гадюка получит обещанную пулю, дарили непередаваемое наслаждение. Он даже подписал ее в лучших традициях чертовых цыган: выцарапал старым гвоздем на металле семь букв, сложившихся в одно очень красивое имя, что всегда восхищало его. Столь красивое имя для столь омерзительной женщины — прекрасной снаружи и сгнившей до черноты внутри. Он обещал ей пулю, если она нарушит договор. Сейчас она была как никогда близка к ее получению. С твердым намерением убить Пересмешника сицилиец въехал на территорию Мистхилла. С этим же намерением поднялся на второй этаж роскошного особняка и с ним же вошел в кабинет. За ним увязался этот мрачный тип из бара, который, видимо, прочитал мысли, что наверняка ясно отображались на вытянутом южно-европейском лице. Когда он увидел ее, восседающей за этим массивным столом, на том месте, где когда-то восседал ее облюбованный многими отец, то только уверился в правильности своих желаний и то и дело нащупывал оружие под левым боком. Лука всем сердцем хотел избавиться от Пересмешника. Только вот кто же знал, что птичку в этой комнате он не застанет, увидит лишь ее слабую, уязвимую оболочку, наполненную страхом неизвестности? Запала сразу же немного поубавилось. Он не пропал совсем — оставил после себя кипящий гнев и предвкушение. Что же касается желания кровопролития, то оно и вовсе исчезло без следа, стоило только двум сапфирам кинуть на него до ужаса знакомый опасливый взгляд. Поистине колдовское действие он оказывал, пробуждая давние воспоминания и ностальгию по ним, в какой-то мере. Чуть наклонившись, Лука попытался рассмотреть за упавшей на лицо челкой этот самый взгляд. Получилось скверно. Сквозь волосы пробивался лишь слабый отблеск будто остекленевших глаз. — Так что? Не хочешь отвечать, я полагаю? Или не успела составить мнение? — попытался издеваться мужчина, но оба вопроса будто пролетели мимо. Его голос при этом звенел серьезностью на грани суровости. Оставив попытки рассмотреть миловидное личико за преградой светлых прядей, сицилиец выпрямился, не широко разведя рукой с бокалом. — Хоть что-нибудь скажи. Я сюда поговорить пришел, а не ждать, пока ты придумаешь себе оправдание. — Я думаю, как бы красочнее выразить свое возмущение, — проговорил приятный женский голос нарочито задумчиво. — Представляешь, ни одной цензурной фразы пока что на ум не приходит. Наверное, подобный ответ показался ей смешным. Собеседник ее мнения отнюдь не разделял. Мужчина помрачнел. Во взгляде зажегся нездоровый опасный огонек. Черные брови отяжелели и свелись над переносицей. Из-за тусклого освещения они словно бы нависали над потемневшими вмиг глазами, бросая на них тень. Челюсть напряглась. Если бы в ней до сих пор находилась зубочистка, то она бы раскрошилась от такого нечеловеческого давления. Весь его вид источал угрозу, которую Марион могла почувствовать физически. От этого тряслись ее ноги, из-за этого она так сжимала себя руками с двух сторон, отставив вино, и нервно теребила отросшую челку. Пропуская между пальцев длинные пряди, Валери убрала их с лица, давая возможность рассмотреть наконец ее безэмоциональное выражение, что далось ей с большим трудом. — Отвечая на твой вопрос, — со вздохом продолжила она, смотря на его грудь закованную в ткань рубашки и пиджака с жилетом, разглядывая массивные пуговицы на них и мелкий серый горошек на черном галстуке. Поджала губы, излишне театрально отыгрывая мыслительный процесс. — Ну, знаешь, он показался мне довольно привлекательным. Ростом не вышел, правда, да и дымит он сродни паровозу, но, в целом, приятный молодой человек, если молчит. — И долго ты собралась косить под дуру? — Ты спросил — я ответила. В чем твоя проблема? — Ты прекрасно поняла, в чем моя проблема. — Судя по всему, не совсем. — Я говорю о двадцать девятом декабря. — Не особо люблю даты. Постоянно забываю числа. К тому же, у меня с памятью в последнее время как-то не лады. С усталым вздохом Чангретта опустил голову. Нет, все же осталось что-то от того первобытного желания. Сейчас ему как никогда хотелось вцепиться в эту изящную и такую хрупкую на вид лебединую шейку, сжать до тех пор, пока сдавленные вскрики не превратятся в задушенные хрипы, пока фигуристое тело не обмякнет в его руках и не упадет на пол без дыхания. Соблазн велик, но здравый смысл еще не до конца покинул сицилийца, чтобы совершить такое безрассудство. Охлаждали разгоряченную голову только вовремя подоспевшие мысли о том, что в случае несправедливой гибели Пересмешника, ни один Чангретта не выйдет из этого дома. И срать всем на узы. — Что ж, раз так — хорошо, — окольцованная рука поднесла к тонким губам прохладное стекло фужера. Глоток сладковатого пойла высшего сорта слегка остудил пыл и урезонил расшалившиеся нервы. Ему нужно быть терпеливым. Причмокнув, Лука исподлобья взглянул на собеседницу. Глубоко вдохнув, он произнес бесцветным тоном: — Двадцать девятого числа ты встречалась с Томми Шелби на заброшенном складе в Спаркхилл. Припоминаешь нечто подобное или мне рассказать, в каком великолепном костюме ты расхаживала по бирмингемским улицам? Валери замолкла, глядя на мужчину напротив чуть ли не с открытым ртом. Этот засранец приделал ей хвост. Нет, поверить невозможно в подобную наглость! Хренов индюк приставил к ней свою собственную ищейку и смеет сейчас об этом так открыто заявлять! Не иначе, где-то обзавелся бессмертием. — Много мужчин я встречала в своей жизни, — с нервозной улыбкой начала девушка. Синие глаза с прищуром взирали на непоколебимого сицилийца, — но еще ни один не вел за мной слежку. Это, знаешь ли, обычно моя прерогатива. — Знаю, — ответили, поджав губы. — Твоя информационная система впечатляет. — Благодарю, но доступ к ней ты в любом случае не получишь. — Меня и моя вполне устраивает. В отличие от твоей, она собирает не все, а только то, что необходимо. — И под «необходимо» ты подразумеваешь мое чаепитие с Томасом Шелби? — Именно его я и подразумеваю, — аристократичные пальцы мужчины, зажав покусанную зубочистку, описали узкий полукруг где-то на уровне нижних ребер и со всей присущей подобным рукам изящностью сломали и положили дерево в пустующую пепельницу. Склонив голову набок, Лука посмотрел на собеседницу с таким простодушным выражением, что та даже не сразу уловила смысл произнесенных им слов: — А ты не считаешь, что устранение брешей в броне — необходимость? Подкрашенные брови сначала свелись в недоумении, после возмущенно нахмурились, а потом возвелись в такой насмешливой манере, что у сицилийца свело скулы из-за раздражения и вновь нахлынувшего гнева. Ее поведение выводило из себя. В какой-то момент мужчина даже подумал, что она действует на его нервную систему сильнее чертовых Шелби. Вечное притворство, ложь, фальшь, от которой начинало тошнить — синонимы к имени этой двуличной девчонки, из-за которых руки сами собой тянулись к пистолету под боком. Но пока было слишком рано. Ее пухлые губы растянулись в широкой улыбке, обнажая ровный ряд зубов, пока бледные тонкие пальцы остервенело хватались за ткань рубашки. Сапфировые глаза сверкали золотом в теплом свете настольной лампы. Это скрывало настороженность, зарытую в них. Она слишком пьяна, чтобы суметь ее хорошо спрятать, поэтому Мистхилл будто бы помогал хозяйке удерживать уверенность на миловидном лице. К сожалению для нее, все он скрыть не мог. — Поняла, к чему ты клонишь, — Валери проговорила это сквозь тихий смех, опуская голову и закрывая рот ладонью. — Боже, какой же ты все-таки идиот, Лука. Полный кретин. Звонкий смех разлился по помещению плавными волнами, взвился к потолку как сигаретный дым и вылетел в открытое окно, скрывшись где-то во мраке леса. Это был не тот смех, который Чангретта хорошо запомнил с детства. Это был смех, плоскогубцами вытянутый из груди, театральный и совсем неживой. Очередная подделка. Она вся состояла из сплошных подделок. Пересилив себя, Лука тоже нашел нечто подобное в себе и бесшумно затрясся, дергая уголками рта. В груди закипала ярость, что невозможно было контролировать. Даже вино на этот раз не помогло. Как же надоело все это представление, как хотелось вынести этой наглой твари мозг, разорвать на части это утонченное, но совершенно пустое тельце. Но даже сейчас крохи надежды и сомнения, трепещущие где-то под ребрами, останавливали от выстрела. Нужно было для начала убедиться в правильности его суждений. Тихий стук стекла о гранитную поверхность стола и громкий удар разбили комедию на мелкие хрустальные осколки. Валери поморщилась и тихо выдохнула от внезапной боли. Она почувствовала, как в поясницу упирается острый край стола и попробовала отодвинуться, но тут же встретилась с преградой. С очень высокой и злой преградой, смотрящей на нее бешеным взглядом. На вытянутом лице не осталось и тени бывшего добродушия, опасность стала ощущаться явственнее. Она была настолько близко, что ужас охватил сознание. Оно же, в свою очередь не могло сформулировать ни одной мысли кроме как: «Бежать». Потеряв контроль, девушка дернулась, пытаясь отодвинуться и выбраться из ловушки, но две мужские руки, опершиеся на стол по обеим сторонам от нее, этого сделать не дали. Убрать их Марион не смогла из-за очевидного физического неравенства, а потому постаралась прийти в себя и устаканить мысли. Получилось крайне скверно. Проснувшийся из-за беспомощности страх вновь натянул до предела все нервы, а близость к потенциальной угрозе не давала и на долю притупить его. — Боишься? — прошипели ей в лицо тонкие губы. Они были так близко, прямо на уровне глаз. Молодая хозяйка не поднимала взор выше них, боясь окончательно выпустить ситуацию из рук. Горячее дыхание опалило кожу щеки. Лука дышал глубоко и часто, под стать человеку, которого разъедал изнутри жгучий гнев. — Будет еще страшнее, мисси, если продолжишь ебать мне мозг. — Отойди от меня, — девушка попыталась придать своему голосу твердости, но вышло чересчур неубедительно. Чтобы сохранить оставшееся пространство между ними, она уперлась ладонями в широкую грудь напротив и слегка надавила. Попытка убрать с дороги сицилийца, ожидаемо, провалилась. Тогда голос принял просящий, граничащий с мольбой тон: — Лука, отойди, мне некомфортно. — Сначала я хочу узнать, какого хера ты крутишься рядом с этим ублюдком-цыганом. — Лука, отойди! Отойди сейчас же! — Как только ответишь на вопрос. — Уйди, твою мать! Иначе я позову своих людей! — Говори! — буквально прорычал мужчина на ухо собеседницы. — Иначе я пущу пулю в твой лоб и перестреляю всех в этом ебучем доме! В светловолосой голове будто что-то щелкнуло, какой-то тумблер переключился. Все эмоции разом схлынули, оставив после себя только холод. Даже вино, казалось, перестало течь по венам, застыв в них, словно бы испугавшись. Чангретта перешел черту, даже не осознав этого толком. Прошло буквально мгновение, когда перед ним вновь предстала безэмоциональная птица с тяжелым сапфировым взглядом и серьезностью, отдающей такой же как у него праведной яростью. На секунду такая резкая перемена выбила из колеи, но сицилиец почти сразу же вернулся к прежнему состоянию. — Хера с два ты всех перестреляешь. Скорее уж сам сдохнешь, не сможешь даже шагу ступить из кабинета, — прошипела змеей Пересмешник. И в эти слова с охотой верилось. Убрав руки с его рубашки, она сложила их под грудью, отряхнула рукава собственной одежды и заговорила уже спокойнее, но все с тем же ощутимым холодком: — Если ты не знал, мы с Томми Шелби партнеры. Работаем друг с другом уже полгода. Ведем каждый свое дело, но ужиться на одной территории крайне проблематично. Двадцать девятого у нас состоялась деловая встреча, как раз обсуждали именно эту тему. На том — все, ничего больше. — Сейчас ты прямо в лицо, не краснея, нагло лжешь мне, — Лука с силой сжал острые края мебели и подался еще ближе, с ненавистью смотря на девичье лицо. — Ты не встречалась с Шелби ни разу. Твоя русская дворняга до этого отлично справлялась и без твоего присутствия. И будь это простой деловой встречей, тебя бы не было там и в помине. Но вот появляюсь я с целью перестрелять всех этих помойных крыс, и Пересмешник на всех парах несется на встречу к крысиному королю. Не находишь подозрительным это совпадение? Напряженное молчание говорило само за себя. Девчонке нечего было больше добавить. Чангретта был почти что раздосадован. Он надеялся, что хотя бы Новый год обойдется без крови и грызни, но пока пазл складывался очень уж неблагоприятно и, видимо, ему на судьбе начертано постоянно хвататься за пистолет. — Итак, спрошу еще раз: что вы обсуждали? — Это конфиденциальная информация, касающаяся только меня и его. Тебе деловая этика ни о чем не говорит? Или вы в Штатах все ее игнорируете? — Срать мне на этику, мисси. Глубоко срать, если дело касается моей безопасности и безопасности моей семьи. О чем вы говорили? — Не о тебе лично. — Значит, дело все же затрагивало меня. — Косвенно — да. Дело касалось моего положения и стороны, которую я приму в вашей мальчишеской войнушке. — È interessante. Я весь во внимании. Девушка не до конца отлаженным движением, чуть не лишив себя зрения ногтем, убрала выбившуюся из прически прядь. Когда внедряются в личное пространство без твоего желания — достаточно раздражающе. Когда это делает человек, из-за злости не видящий дальше своего носа — еще и стрессово. Когда все это происходит под градусом — это грозит катастрофой. Валери не знала, пил ли Чангретта до того, как приехать в Мистхилл, попыталась принюхаться, чтобы выявить уровень опасности. Перегара девушка не уловила, зато новый парфюм миссис Грант почти сразу ударил в нос приятным ароматом цитруса и хвои. Невероятное сочетание, крайне подходящее для этого мужчины. Молодая хозяйка подумала, что Лука должен пахнуть именно так, что это правильный запах. Почему? Она и сама не знала, просто вдруг почувствовала, что так и должно быть. В голове замелькали бледные, почти неуловимые воспоминания из далекого прошлого. В них маленькая Валери с таким же маленьким и смуглым другом стояли у входа в кухню и выпрашивали у мадам Джози что-нибудь сладенькое. Делали они это с таким жалким и умоляющим видом, зная, что против него старушка попросту не могла устоять. Сначала, конечно, Джози упиралась, говоря, что негоже портить аппетит перед ужином, но вскоре все-таки сдалась и скрылась за дверью кухни. Смуглый друг, лица которого девушке так и не удалось вспомнить, широко растянул кривую улыбку, в которой не доставало двух зубов, а после обернулся ко входу в столовую, у которой стоял еще один мальчик. И вот его Валери помнила хорошо. Высокий не по годам Лука был слишком тощим для своих десяти лет, а потому выглядел довольно комично. Узкое лицо с вечно лезущими на него черными волосами, угловатые плечи, выпяченная, как и у всех мальчиков этого возраста, грудь, руки и ноги похожие на щепки и, само собой, длинный нос, которым, думала маленькая Вал, наверняка можно было кого-нибудь убить. Сейчас они никого убивать не собирались. Их миссия была намного хуже и нарушала закон строже общепринятого. Они шли против слова родителей, и именно поэтому Лука стоял в отдалении — он следил за тем, чтобы их деяние не получило широкую огласку. Мадам Джози вернулась буквально через пару минут. Театрально заозиравшись по сторонам и излишне тщательно скрывая что-то под фартуком, она склонилась ближе и прошептала, улыбнувшись: «Если что — я ничего не знала». Дети поспешно кивнули, после чего в их небольшие ладошки положили три крупных оранжевых шара, покрытых мелкими вмятинами. Апельсины были настолько сладкими, что один только их запах дурманил голову. Чтобы съесть их незаметно от родителей, они побежали в лес за домом, где плотными рядами когда-то давно кто-то посадил хвойные деревья. Была глубокая, почти бесснежная английская зима — время, когда ели и сосны пахли особенно сильно, — но, несмотря на это, дети уселись прямо на промерзшую землю, не особо беспокоясь о возможных болезнях. Все трое были веселы и довольны, ведь план сработал, как по маслу, а, значит, можно было насладиться выигрышем. Но проблема все-таки возникла. И, что самое обидное, возникла она только у Валери. С изумлением смотря на то, как мальчики ловко раскрыли свои апельсины, девочка пыталась повторить за ними, но ничего не получилось. Хмуря бровки, Марион с остервенением пытала многострадальный фрукт, пока он не плюнул ей в глаз своим приторным соком. Ситуация окончательно вышла из-под контроля. Девочка заплакала, не сразу заметив, как апельсин исчез из ее липких ладоней и только через собственные всхлипы слышала недовольное причитание: «Дурында маленькая, даже кожуру снять не можешь. Только реветь и можешь, ничего от тебя путного. Дуреха-мисси». Тогда она разревелась еще больше из-за обидных слов. Сейчас эта детская ругань только умилила. И это слегка смягчило ситуацию. — Да черт с тобой, Чангретта, подавись, — упершись ладонями в края стола с обеих сторон от себя, Валери устремила нечитаемый взгляд куда-то поверх плеча мужчины, все еще где-то на подсознании боясь смотреть на него. Она и так чувствовала кожей жар исходящий от его рук, которые находились в непосредственной близости от ее собственных. Вытяни мизинец — и дотронешься до гладкого золота перстней. И касалось это не только рук. Он весь, стоя почти впритык к ней, источал непередаваемое тепло. Такое обжигающее, будто источником его являлась сама Преисподняя. Встретить еще и его глаза, пылающие гневом, значило бы сгореть заживо. Тонкие прохладные пальцы с силой сжали дерево, опасаясь случайного контакта. В тишине раздался еле слышный вдох. — Томми Шелби желал прояснить ситуацию. Он хотел узнать, на чьей стороне Пересмешник выступит в случае глобального конфликта, в который может вылиться твоя вендетта, а заодно попытаться поменять вектор моих интересов. Предложил перебежку за устранение границ и сотрудничество. — И? Пухлые губы сжались в задумчивости. Марион будто бы не решалась ответить, застыв немигающей статуей, пока Лука медленно начинал терять всякое терпение. Цокнув языком, сицилиец подался ближе, почти затрагивая своим телом хрупкую фигурку девушки. Взяв двумя пальцами точеный подбородок, он повернул миловидное лицо на себя и внимательно всмотрелся в него. Синие глаза прикрыли почти прозрачные веки, а, по истечению секунды, они вновь посмотрели со все такой же обидной безэмоциональностью, за которой умело скрыли испуг. И ни тени нерешительности. Скорее всего, девчонка просто придумывала правдоподобную ложь. Чангретта разочарованно повел носом. — Что ты ответила? — с вибрирующим металлом в голосе спросил американец, все также удерживая острый подбородок. Обладатель его, на удивление, пока не стремился уйти от прикосновений, а только морщился в недовольстве, не особо похожим на отвращение. — То же, что ответил бы любой бизнесмен, — невинно вздернулись подкрашенные брови. — Против принципов и семьи не пойду, но могу остаться на месте за хорошую цену. Он согласился. На том и порешили: я не трогаю их и при этом не помогаю ни одной из сторон, а он обеспечивает нам проход на свои территории в случае победы цыган. А теперь, будь так добр, убери руки от моего лица. Сосредоточенный взгляд мужчины не смягчился, даже наоборот стал будто строже и уничижительнее. Несмотря на крайне неудобное положение головы, Валери старалась не смотреть в темные из-за недостатка света омуты сицилийца, что выходило довольно скверно в силу отсутствия самообладания. Взгляд то и дело соскакивал в черные зрачки, ведомый каким-то детским любопытством, но тут же в страхе опускался вниз не в силах выносить такого напряжения. В желании отвлечься Марион разглядывала лицо напротив с особым вниманием и скрупулезностью. Подмечая каждый шрамик, каждое пятнышко на скулах, рисовала для себя портрет для досье, выделяя каждую незначительную мелочь и все больше убеждаясь в своих собственных словах. Настоящий неурод. Можно сказать, самый яркий представитель рода неуродливых. Наверное, для некоторых это может прозвучать странно, может, даже оскорбительно, но никакой негативной окраски Валери этому выдуманному ей самой термину не давала. Просто подразделять людей на группы казалось ей забавным занятием, способным скрасить скучный вечер. Этот вечер был скорее стрессовым, чем скучным, что, в целом, не преуменьшало забавность этой своеобразной игры. Дойдя до тонких мужских губ, девушка неожиданно для себя застыла, прищурившись. Сжавшись в раздражении, они, розоватые и на вид мягкие, выглядели привлекательно, что заметно контрастировало с отталкивающим настроением их хозяина. Очень красиво, хотя и очень угрожающе. Прикусив щеку, Марион нахмурилась. Странные мысли. С чего бы вдруг? На ум вдруг пришли недавние советы Грима, и все встало на свои места. Пока мозг, одураченный высоким градусом вина, почти бездействовал, тело машинально искало максимально выигрышный выход из сложившейся ситуации. И, кажется, нашло. Давало сигналы первобытными рефлексами, поднимая тепло в груди. Глаза скосились вниз, на ребра сицилийца, но тут же снова поднялись к его лицу. — Sei proprio una vipera, — донеслось до слуха бархатное полумурлыканье, верилось в которое с большой натяжкой. Хватка на подбородке ослабла, вскоре пропала совсем — рука вновь легла на стол. Лука отпрянул, гордо вздернув подбородок, посмотрел на собеседницу с унизительным снисхождением и слабой усмешкой. Гнев исчез, оставив после себя только тень. — Значит, обеспечила себе процветание в обоих случаях. Умно. И нечестно. — На чести далеко не уедешь, Лука, — меланхолично декламировала девушка. — Как и на правде, и на благодушии. Они разоряют, а я люблю приобретать. — Приобретать все, кроме нравственного. — Боже, о каком нравственном идет речь? Ты в этом мире родился? Говоришь как ребенок, — мужчина пренебрежительно фыркнул, поворачивая голову в сторону бара. Чувствуя, что опасность отступила, девушка осмелела достаточно, чтобы найти взглядом посветлевшие, вновь пятнистые глаза и придать своему выражению укоряющий вид. Марион вновь сцепила руки под грудью, поинтересовалась тоном граничащим с издевкой: — Отпустило? Выпей, чтобы наверняка. — У тебя нет совести. — Да? А у тебя нет чувства такта и меры личного пространства. И я даже не знаю, кто из нас в данной конкретной ситуации больше проиграл. — Лучше бы тебе говорить о подобных встречах со мной. Чтобы не было таких… инцидентов. — Как скажешь. Тогда в следующий раз, когда соберусь сдать тебя цыганам, сначала посоветуюсь с тобой, договорились? Выпей, говорю, тебя трясет. Конфликт, очевидно, исчерпал себя. Чангретта погас также быстро как и вспыхнул, заставив усомниться в надобности всего этого представления. Справедливости ради, он получил от этой встречи всего, чего только не мог желать — правду. Из уст Пересмешника простая истина была золотом и стоила целое состояние, а он обзавелся ею буквально задаром. Валери подобный расклад категорически не устраивал. Нельзя уйти из ресторана, не расплатившись — это преступление и, к тому же, дурной тон. А они с Лукой воспитаны слишком хорошо, чтобы вот так просто не платить по счетам. Долги необходимо уплачивать — одно из ключевых правил. Чангретта выпрямился не сразу — еще пару секунд щурился и бегал глазами, пытаясь выловить хоть какие-то крупицы притворства в этих обворожительно синих глазах. Кроме издевки и негодования в них ничего не было, что заставило американца успокоиться. Она сама говорила, что не стоит ей верить. Двуличная плутовка плела огромную паутину лжи, в которую многие попадали не по одному разу. Лука это знал не понаслышке, а потому хотел сотню раз удостовериться, что ему вправду ничто не угрожает. Делать это путем интуитивным — не лучшая идея, но ничего другого не оставалось. Его догадки ничем не подкреплены, обвинения имели под собой крайне рыхлую почву, а объяснения девчонки были вполне себе убедительными и, что не менее важно, свойственными для ее персоны. Обеспечить себе стопроцентный выигрыш при любом раскладе — в характере Пересмешников. Он даже не мог злиться на нее из-за этого, потому что подобные ходы устоялись еще задолго до ее рождения. Со скрипящим сердцем мужчина убрал руки со стола, освобождая девушку из их ловушки, и выпрямился в полный рост, все еще держась поблизости. Пригладил волосы, слегка сбившиеся из-за резкого порыва. Валери не сдвинулась ни на шаг, смотря на него со скучающим видом. Только чуть ослабила хватку, сжимая себя уже не так сильно как до этого. Найдя стоящее на столе недопитое вино, сицилиец слабо кивнул сам для себя. Выпить, да? Что ж, возможно, сейчас действительно не помешает. Его и вправду потряхивало из-за оттока адреналина, а алкоголь мог поспособствовать полному успокоению не только духа, но и тела. А еще мог помочь отпраздновать очередную маленькую победу в личной войне. Только вот бдительность его, похоже, уснула слишком рано. Окольцованную золотом руку, тянущуюся к пузатому стакану, перехватили на полпути, сжав кисть изящными пальчиками так крепко, что сицилиец физически ощутил давление костей. Не успел он и возмущенного взгляда кинуть, как вторая девичья пятерня схватилась за воротник дорогущей рубашки и резко дернула. Уже через мгновение Лука почувствовал прохладу на губах и горячее дыхание на щеке. И замер в той же позе, в которой и провел те несколько минут их с Валери ссоры.