Never trust a Mockingbird

В гараже стоял невероятный дубак, хуже, чем на улице. Войдя в просторное помещение и щелкнув выключателем, Валери первым делом поежилась и растерла вмиг одеревеневшие пальцы, а уже потом осмотрела автомобили. Они, отполированные до блеска, стояли двумя длинными рядами, уходящими вглубь гаража, и отражали своими чистыми стеклами электрический свет. Семь, не считая той, что сейчас была в пользовании, машин, находящихся в прекрасном состоянии и готовности к работе. Все-таки Флойд, несмотря на свой довольно юный возраст, великолепно выполнял работу ему порученную. На самом деле, Марион не до конца понимала, для чего нужно было так много денег тратить на транспорт. Отец из-за своей неимоверной любви к этому чуду техники только за 20-24 годы успел приобрести тринадцать автомобилей разных марок, большую часть которых разбил, отдал задаром или просто-напросто выбросил из-за того, что тот не пришелся ему по вкусу. Очень своенравный он был, неординарный, как хотелось сказать. Запретить ему этой прихоти не мог никто, ибо по немалому бюджету семьи это било не сильно, а открытия новых горизонтов, как он называл выгодные сделки и расширение компании, перекрывали потраченную сумму полностью. Все бы ничего, но на сегодняшний день из всех восьми автомобилей в активном пользовании находилась только половина, что удручало Валери, которая не особо любила сорить деньгами. Лука, вложив длиннопалые руки в карманы, неспешной походкой вышел из-за спины девушки и остановился немного впереди нее, обводя ленивым взглядом помещение гаража. Не сказать, что его сильно впечатлил богатый выбор, так как в Нью-Йорке ему приходилось выбирать из большего, но он как минимум не был разочарован до конца представшей картиной. — Очень недурно, — через силу похвалил итальянец, уже присматриваясь к самому концу ряда. Сзади послышалось возмущенное фырканье. — Будь добр, выбирай и не трать мое время на пустые комплименты, — Чангретта не до конца обернулся, желая посмотреть, как ежится от холода его упрямая спутница. Хоть лицо ее оставалось все таким же невозмутимым, тело выдавало с головой. Вид того, как ее бьет крупная дрожь, признаться, порадовал глаз, но смотреть на это долго воспитание не позволило. Медленно стянув с себя пиджак и оставшись в жилете, американец на двух пальцах протянул его Марион. Взметнулась вверх подкрашенная бровь. — Не строй из себя интеллигента. Мне от этого тошно. — Тогда и ты не строй из себя сучку, мисси, — смуглая рука покачала дорогим предметом гардероба из стороны в сторону. Брать его никто не спешил. — Надевай. — Зачем? — казалось бы, обезоруживающий вопрос, ответ на который на удивление быстро нашелся. — Затем, что я хочу уже наконец поговорить с тобой на уровень выше детских выпадов и грызни не из-за чего, а обморожение мне в этом не поможет, — пиджак снова качнулся и соскользнул с пальцев. На пол не первой свежести он, к счастью, не упал — тонкие руки с завидной быстротой подхватили его до того, как он успел коснуться бетона. Валери, прежде чем накинуть вещь на плечи, взвесила ее и придирчиво ощупала темно-синюю ткань. Тяжелый и грубый, и как он только ходит в таком? Еще и пальто сверху, а будто парит над землей. Одежда все еще хранила в себе тепло своего хозяина, от чего дрожь понемногу начала отступать. Вроде как, хорошо, но Марион вдруг ощутила укол раздражения и злости на саму себя из-за понимания того, что действительно не смогла бы находиться здесь слишком долго. А значит этот напыщенный индюк прав, и это словно удар под дых. А еще ей вдруг стало обидно. И оттого противно. Девушка знала, что никогда не отличалась физической силой и выносливостью, умела обращать это в свою сторону. В большинстве случаев строить из себя беззащитную и слабую леди было выгоднее, чем показывать независимость, которую в обществе принимали со скепсисом. Сейчас же при виде итальянца, разгуливающего в одной рубашке и жилете по помещению, температура в котором близилась к нулю, гордость вдруг взыграла и захотелось швырнуть эту ненавистную уже вещицу в его вытянутое наглое лицо. Но околевшие пальцы не позволили. — Прекрати называть меня этим отвратительным прозвищем, — чуть ли не сквозь зубы прошипела Валери, плотнее запахивая громадный пиджак на груди. — О чем ты хочешь поговорить? Когда Лука двинулся вдоль ряда автомобилей, она за ним не пошла, осталась на месте, наблюдая за его ленивой прогулкой с приличного расстояния. Мимо бентли Северянина и Грима, стоявших ближе всех напротив друг друга, он прошел, не останавливаясь. Они были самыми дешевыми и простыми, хоть и работали без перебоев. Итальянцу, любившему дорогие понты, явно не подходили. Его страусиные ноги несли его в самый конец — туда, где стояли машины непосредственно владельцев Мистхилла. Самые дорогие игрушки. — Я успел переговорить с твоим дедом, пока ты спала, — его голос вибрировал, отражаясь от стен полупустого помещения. Не хотелось признавать, но был он как минимум приятен и звучал вполне серьезно. Чангретта задержался у мерседеса старика Марка. Его пальцы небрежно мазнули по эмблеме на носу, а после он зашагал дальше все также неспешно, обернувшись на секунду через плечо, чтобы найти собеседницу взглядом. Та вздернула подбородок, показывая, что все слышит. — Не скажу, что он открыл мне глаза, но подтвердил кое-какие размышления на твой счет. — Что ж, если вы сошлись на том, что я невыносимая стерва, то я очень рада, что все точки над «i» наконец расставлены и мне не придется вечность притворяться непоколебимой леди-всетерпимость при тебе, — насмешливость скрылась за притворным равнодушием, от которого перекрыло на миг дыхательное горло. Дойдя до самого конца, Лука остановился и встал лицом к лобовому стеклу нового Фантома, что приглянулся ему с самого начала. Его руки, блестящие золотыми кольцами в холодном свете ламп, скрылись в глубоких карманах. Валери могла поклясться, что видела, как длинные пальцы под грубой тканью скользили вниз по ногам. И она снова подумала о том, как сильно все-таки повзрослел тот носатый мальчик с фотографии, как возмужал и изменился. Внешне, само собой, его внутренние аспекты все также выводили из себя. Чем? Чем-то, о чем она до сих пор не могла вспомнить. Но теперь он стал привлекать внимание не только своим бестолково напыщенным поведением, но и вполне солидным и, можно сказать, не уродливым внешним видом. Да, не уродливым. Назвать его по-другому язык не поворачивался все из-за той же гордости. Нос. Губы. Волосы. Голос. Фигура. Глаза. Да, глаза в особенности. Неурод. — Тебя плохо оттуда слышно. Глухой неурод. Придерживая пиджак, норовивший сползти с острых плеч, Валери сделала бесшумный шаг к застывшему силуэту. Потом еще один и еще, пока до раздражающего фактора не осталось расстояние в вытянутую руку. Тогда она остановилась и осмотрела хорошо знакомый автомобиль. Уже не так резко, как вчера, до рецепторов в носу донесся приторный запах одеколона. Неприятный, но не настолько, чтобы пробудилось желание уйти от его источника. «Прислушался?» — промелькнула в белобрысой голове на удивление приятная, но смущающая мысль. Чем смущающая — понятно не до конца. По сути, таким образом он признал ее правоту, и сейчас в ее грудь должно было бы прилить тепло наслаждения, как это бывало обычно. Такое себе празднование личной победы. Ведь нет ничего приятнее, когда кто-то признает свое поражение. На сей раз ничего подобного Марион не ощутила. Крайне сомнительная победа, когда противник сам приходит с белым флагом под твои ворота, не проведя ни одного боя. Да еще и с таким непроницаемым видом, что мысли о капитуляции сами собой всплывут. — Я хочу обсудить сделку, — прогудел итальянец над головой так неожиданно близко. Молодая хозяйка непроизвольно отклонилась немного назад, чтобы избежать каких-либо физических контактов. Мужчина, заметивший, что его сторонятся, сделал примирительный шаг назад и посмотрел на собеседницу словно бы с сожалением. Или, может быть, виной. По его вечно печальным глазам мало что можно было понять. — Какой именно пункт тебе непонятен? — нахмурившись и собравшись с мыслями, все-таки спросила девушка серьезным, но дрогнувшим под конец голосом. Когда слишком сильно пытаешься скрыть свою отвлеченность, как правило, получается из рук вон плохо. — Я имел ввиду не ту, что мы заключили вчера. С ней как раз все ясно, — Лука выдержал паузу, побегав нечитаемым взглядом по миленькому лицу девушки, что помнил именно таким. Только страха в них раньше было намного больше, а осознанности — меньше. С характерным глухим звуком мужчина разомкнул губы и продолжил: — У меня к тебе предложение. — Еще одно? — пухлые губы растянулись в ироничной усмешке. — Не много ли ты готовишь для Шелби? — Это не касается цыган. — Правда? Интересно. Кого тогда касается? — Только нас с тобой. Обескураженная такой прямотой, Марион на миг застыла с глупой усмешкой, вперив синие глаза с поднятыми бровями в лицо напротив. Оно, к слову, выражало крайнюю серьезность. Вероятно, в силу испорченности в голову в первое мгновение не пришло ничего более-менее приличного, из-за чего продрогшее тело снова отозвалось странного рода дрожью. Валери давно привыкла к тому, что время от времени мужчины предлагали включить в их партнерское соглашение пунктик «интим» и даже не всегда была против, если, конечно, они соответствовали всем условиям. Объективно, это было более выгодно, чем любой другой пункт, который требовал затраты определенного количества средств: денег, оружия, товара, транспорта, защиты, людей и другого. Чангретта же не подходил под самое главное условие: «Никакого секса по дружбе». В этом случае «семейной дружбе», что звучало еще хуже. Отвратительно. Будто прочитав мысли, итальянец возвел взгляд к потолку и фыркнул от возмущения. — Я говорю о том, что пора прекращать весь этот детский сад и начать вести себя как взрослые люди, — с плеч свалился невидимый балласт. А тем временем широкая рука мужчины вынырнула из кармана и начала свое непрерывное движение на периферии зрения. — Наши перепалки не дают никаких плодов. Мы с тобой напрасно воюем. Ты же понимаешь, Валери, что, когда Шелби вымрут, мы с тобой останемся вдвоем. Нам придется сотрудничать, поддерживать контакты, хочется тебе этого или нет. В конце его недолгой речи девушке захотелось издевательски улыбнуться, но из-за понимания того, что слова его, в целом, справедливы, она сумела сдержать этот порыв. — Я предлагаю тебе мир, здоровую деловую связь без беспочвенного выяснения отношений и нервных срывов. Взамен прошу лишь того же, Валери, — мужчина потряс кистью на уровне корпуса уже сдержаннее. Он так явственно выделил ее имя среди остальных слов, словно бы желая подчеркнуть, к кому он обращается. Голос прогудел намного тише, слова произносились как бы раздельно. — Ты согласна заключить со мной эту сделку? Правая рука итальянца, которую выставили вперед с целью скрепления очередной сделки, привлекла внимание не своими невероятно блестящими кольцами на пальцах — их уже давно не было резона рассматривать. На этот раз внимание Валери привлекла старая татуировка черной ладони на внешней стороне запястья, при виде которой птичка на собственной коже отозвалась слабой вибрацией, доносящей до мозга отголоски десятилетней боли. Татуировка-клеймо, такое же как у нее… Нет, не такое. Это было поставлено по собственной воле. Оно не отзывалось неприятными ощущениями в месте, где его поставили. Оно вообще никак не отзывалось, только показывало и доказывало что-то, несла в себе информацию, а не восприятие. Обидная несправедливость. Только вот по отношению к кому? — Что насчет свидетелей? — в смешанных чувствах, пытаясь удержать лицо, изменившимся голосом вопросила Марион, оторвавшись от созерцания тату. Вытянутое лицо американца оказалась намного более приятным зрелищем, и девушка смогла немного расслабиться, крепче обняла себя за плечи. — Сделки не заключаются без свидетелей. А плевать себе на руку я не собираюсь. Помолчав с секунду, Лука сделал свое особенно ненавистное с детства выражение, которое можно было бы назвать «Шутишь?» Больше двадцати лет назад он состраивал его при каждом удобном и неудобном случае, и, если тогда это выглядело невероятно раздражающе и побуждающе к насилию, то теперь навевало легкое чувство ностальгии и даже заставило чуть усмехнуться. — Как насчет Бога? — посмотрев сверху вниз, без особой надежды спросил мужчина и поджал губы. Молодая хозяйка изобразила чувство пренебрежения, смешанного с сомнением. — Ладно. Тогда давай вот как: нашими свидетелями выступят наши собственные совесть и честь. Такой расклад тебя устроит? — Какой же ты невыносимо наивный, итальянец, раз думаешь, что у меня имеется эта самая совесть, — покачали в ответ на предложение головой, но Чангретта даже не пошевелился, только потряс кистью, невзначай намекая. В слова, сказанные с долей иронии, он не поверил. Может быть, потому что не захотел верить, может быть, потому что знал, насколько эта сделка была важна для его собеседницы. А может быть, потому что его память не была столь коротка, как у нее, и он помнил несколько ситуаций из детства, в которых эта самая «несуществующая» совесть как раз напоминала о своем существовании. Эта девочка не изменилась, так что, если ее внутренние навигаторы и истощились из-за жестокой работы, они в любом случае дадут о себе знать. — Что ж, хорошо, — узкая рука отцепилась от ткани пиджака и начала свое движение к распростертой ладони, но в последний момент поднялась чуть ли не к самому носу с выставленным вверх указательным пальцем. — Но, чтобы не действовать мне на нервы, тебе придется сменить парфюм. Мужчина закатил глаза и сделал глубокий вдох. Сначала он подумал, что Марион просто издевается над ним, но потом вдруг встретился с совершенно с серьезным взглядом. — Ты сейчас серьезно? — озадаченно переспросил американец и слегка склонил голову вперед. Подкрашенные брови дернулись. — Он ужасен, — невозмутимо подтвердила Валери таким тоном, будто это было очевидно даже полному идиоту. — Кончай уже. Мы здесь дело обсуждаем. — Ты просто не чувствуешь этого запаха, потому что уже привык. Я знаю уйму мужчин, у которых нет никакого вкуса и от которых несет как от деревенщины, дорвавшегося до городской жизни. Но с уверенностью могу сказать, что это блять отвратительнейший парфюм из всех, что я когда-либо встречала. — Он стоит две сотни баксов, — Лука вдруг подумал, что цена этого невероятного аромата в бутылочке закроет рот девчонке, но та лишь разомкнула губы в удивлении и поглядела на него как на придурка. И вот уже и его начал душить этот хорошо знакомый запах. — Тебе стоило две сотни раз подумать прежде, чем покупать это дерьмо, — заключила собеседница будничным тоном и будто бы даже дружелюбно продолжила разговор на начатую тему. — Я пожму тебе руку и соглашусь вести себя как паинька в твоем присутствии, а ты выкинешь к чертовой матери свою невероятную амброзию. В утешение предложу тебе заехать к миссис Грант. Ее лавка находится около отеля, в котором поселились твои люди. Она разбирается в запахах и сможет подобрать тебе что-нибудь получше. Его я, само собой, не оплачу. Ты у нас человек богатый, можешь себе это позволить, но скидка тебе обеспечена. Что скажешь? Лука недолго поколебался, прежде чем устало прошипеть: — Ладно, договорились. Чангретта вздохнул, успокаиваясь, когда прохладные пальцы обхватили его широкую ладонь. Его кожа казалась раскаленно-горячей по сравнению с ее — захотелось подержать ее за руку немного дольше положенного, чтобы урезонить нервы, расшалившиеся так некстати из-за глупой ссоры. Предположительно, их последней ссоры, ведь сделка все же вступила в свои законные права. С сожалением он вдруг подумал о том, что стоило напоследок высказать свое мнение об этой невыносимой особе и пожать ей руку прежде, чем она успеет ответить. Да, возможно, по-детски, но как бы было приятно, да и это хорошо вписывалось в их странно-бредовые отношения на грани ненависти и безразличия. Спустя пару секунд с прохладной девичьей кожей все же пришлось распрощаться. Худая рука вновь вцепилась в ткань пиджака и запахнула его так, что рубашка небесного цвета полностью скрылась из виду, оставляя на созерцание только светловолосую голову и миловидное личико, которое, впрочем, все также не отражало ничего кроме отчуждения. И все же стоило признать, что с возрастом она похорошела. Воспоминания о ней, как о неряшливой и неопрятной лгунье, были не актуальны. По крайней мере, первые два пункта уж точно. Если в детстве не стоило надеяться увидеть маленькую мисси в чем-то кроме замызганных грязью платьев и сарафанов, то сейчас о подобном и помыслить было нельзя. Она стала аккуратнее, утонченнее, изысканнее. Картинка с безупречной фигурой, кожей, лицом, с нереального цвета сапфировыми глазами, смотрящими с таким пристальным вниманием, что от одного их взгляда становилось не по себе. Красивая картинка, невероятно красивая. Не знай Лука, что стоит за ней… — Так ты выбрал автомобиль? — скучающий приятный голос выбил итальянца из размышлений, смутив его. Когда до него все же дошел смысл заданного вопроса, он просто кивнул в сторону черного Фантома, возле которого они стояли, и машинально ощупал то место, где располагался нагрудный карман пиджака. Марион проследила за этим жестом со слабой усмешкой, повторила его, вытащив на свет коробок со спичками и протянув его собеседнику, отметила про себя, что лучше уж так, чем сигареты. Пафоса больше, но зато воняет не табаком, а парфюмом. Херовым парфюмом, но лучше уж им. Как только тонкое дерево оказалось в зубах мужчины, а коробок занял свое законное место в кармане, Валери продолжила мысль, которую собиралась донести. — Неплохо, но тебе не кажется, что слишком сильно в глаза бросается? Ты все же в Бирмингем собираешься, а там на улицах все еще кони бродят. — Как раз на это я и рассчитываю, — противно цокнув языком, пояснил Чангретта, а после испытующе поглядел на знакомую. — Ты, вроде как, обещала мне и моим парням безопасность вне Смол-Хита. — И я от своих слов не отказываюсь. Просто было бы проще, если бы вы не кричали: «Эй, смотри, Томми! Мы здесь!». — Для тебя это проблема? Валери чуть не поперхнулась от возмущения. Она уставилась на Луку с немым нецензурным вопросом, подняв брови до предела. Тот в лице не изменился, хотя ему и потребовались для этого немалые усилия. Бездумно рассматривая покусанную спичку, он пытался скрыть удовольствие отмщения за напускной серьезностью. Выдержав некоторое время напряженного молчания, американец решил, что для его вопроса не требуется ответ, а потому вставил спичку обратно в рот и посмотрел на собеседницу так невинно, как позволяла его необычная внешность. К счастью, Господь выразительным взором наделил не только семью Марион. — Так, где находится мой отель? — Какой же ты… противный, — итальянец усмехнулся, услышав знакомое детское обзывательство, что было произнесено почти в точности так, как двадцать с лишним лет назад. В возмущенном изумлении девушка покачала головой, жалея о том, что возможность послать этого индюка куда подальше была упущена и ей оставалось только с сожалением вздохнуть и перейти к своему деловому тону, скрестив под грудью бледные руки. — Нортфилд. Отель «Primrose». До Смол-Хит полчаса пути, на Фантоме долетишь за двадцать пять. Для тебя там уже готов люкс. Лука качнул головой, показывая, что он весь во внимании, и обошел заинтересовавшую его машину сбоку, желая все же не ограничиваться внешним видом и общими знаниями о модели. В Нью-Йорке так называемые Фантомы часто попадали в его поле зрения и, сказать честно, будоражили давно забытую черту, сгинувшую во взрослой рутине — любопытство. Он не сильно интересовался автомобилями, ему было все равно на чем передвигаться по огромному городу — все лучше, чем ногами. Америка — свободная страна, где не терпели продажу алкоголя и табака, где криминальный элемент настолько силен, что даже правительство не может ничего ему противопоставить. И негласным принципом американцев всегда было выражение: «Казаться, а не быть». Казаться богатым, казаться счастливым, казаться бесстрашным, мудрым, непустым. Только американец может купить на последние деньги подделку дорогих часов с золотым корпусом, чтобы вся его семья голодала следующие несколько недель. «Зачем мне упорно работать, чтобы стать состоятельнее, если я могу создать иллюзию состоятельности?» Лука любил Америку, но терпеть не мог ее людей. Всю свою сознательную жизнь после миграции он боялся стать таким, как они. Тем не менее, некоторые привычки мы перенимаем случайно, даже не желая этого. Так бессознательно Чангретта привык показывать свой статус дорогими одеждой, транспортом и кольцами на пальцах, которые не были нужны ему как таковые. Поэтому новенький — а он, несомненно, был новеньким, — Фантом сразу же привлек его драгоценное внимание. — Что насчет оружия? — дверца машины легко распахнулась, и бежевый салон дыхнул в лицо американца свежим запахом кожи, будто до этого его никто никогда не открывал. Опершись о крышу, мужчина заглянул внутрь и молча разочаровался. Само собой, он праворульный, как же может быть иначе? — Если что, мы здесь по левой стороне ездим, — даже не посмотрев на нее, Чангретта мог понять, насколько сейчас самодовольно выражение ее лица. Хоть голос и звучал крайне равнодушно, он не был холоден. — В отеле тебя встретят. Скорее всего Санни, кокни с грубым выговором. У него сейчас много мороки, плотный график, возможно, он пришлет кого-нибудь из своих, так что лучше перестрахуйся — потребуй показать птичку. Мало ли кого туда может занести. Для Фантома был необходим ключ, так что завести его не вышло, что немного опечалило американца. Когда он уже собирался с пренебрежительным хлопком закрыть дверцу, в глаза вдруг бросилось нечто блестящее золотом между водительским и пассажирским передним сидением. Лезть в щель он побрезговал, ибо знал, что обычно там скапливается очень много грязи, а потому просто оставил все на своих местах. — «Кто-то», «скорее всего», «возможно». Для Пересмешника ты очень неорганизованная, мисси, — выпрямившись, передразнил Лука, не особо стараясь. Подойдя к собеседнице, итальянец перекатил спичку и насмешливо дернул уголком губ. Склонив голову чуть вбок, он прошептал на грани слышимости: — Что под ним? — Что ты имеешь ввиду? — нарочито незаинтересованно осведомилась молодая хозяйка. Темные глаза многозначительно буравили ее упрямым взглядом, пока она, будто вспомнив что-то, понимающе не промычала, спросив невинно: — А, под отелем? Ничего. Под ним нет ни лаборатории, ни хранилищ, ни притона, ни точек сброса. Но, если хочешь, я могу дать тебе адрес, если вдруг у тебя появилось желание… расслабиться. — По-твоему я похож на убогого наркомана? — тонкие морщинки собрались в уголках карих глаз, черные брови поползли вверх. Валери вдруг подумала, что никогда еще не видела такой выразительной мимики у мужчин. В это время в Англии мало кто мог позволить себе так явно выражать эмоции без риска. Непроницаемость твоего лица напрямую влияла на отношение к тебе самому. Чем безучастнее, серьезнее ты выглядишь, чем увереннее ведешь себя в стрессовых ситуациях, тем выше была вероятность заключить выгодную сделку, продать товар или обзавестись сильными союзниками. Без всего этого у тебя нет и шанса. Стараниями Джеймса Мариона у его дочери на руках все карты. — Большинство состоятельных людей наркоманы, Лука, — девушка сделала небольшой шаг назад, намереваясь покинуть это невыносимо холодное помещение. Пиджак итальянца остыл и теперь не давал так много тепла, как Марион привыкла получать. Чангретта, хоть в силу своей горячей от природы крови и воспринимал пониженную температуру не так остро, понял не произнесенную просьбу и также неспешно направился в сторону выхода. Его понятливость порадовала Валери, так что она решила все же выстроить беседу вокруг темы, в которой хорошо разбиралась. — Если ты не знал, то наркотики в наше время — забава зажиточных богатеев и депрессивных, обиженных жизнью жен этих самых богатеев. Десять граммов не самого качественного кокаина сейчас стоит не меньше фунта. Для людей, сидящих на минимальной зарплате деньги немалые, и, как ты мог понять, они не могут позволить себе такого наслаждения. Что не скажешь о бизнесменах, политиках, олигархах и прочих, чей доход превышает тысячу фунтов в год. Вряд ли ты бы смог назвать их убогими. — Смог бы, — американец остановился у кромки, где кончался бетонный пол гаража и начиналась темная сухая трава. — Могу сделать это прямо сейчас, если ты к ним относишься. Почувствовав заметную разницу в температуре на улице и неотапливаемом помещении, Марион невольно расправила плечи и перестала цепляться за грубую ткань деревянными пальцами. На самом деле, на дворе все еще стояло жестокое декабрьское утро, что с особым остервенением щипало щеки и нос. Но по сравнению с ледяной транспортной обителью, оно казалось ласковым игривым зверем. Лай собак за домом, приносимый ветром, словно бы принадлежал этому самому зверю. — К твоему сожалению, я не употребляю ничего кроме кофеина и сахара, — на блаженном выдохе сообщила девушка, подставляя острый нос под холодные лучи солнца. Слева послышалось наигранно разочарованное цоканье. — Если тебе так обидно, можешь назвать меня так без причины. — Пожалуй, обойдусь. У нас, вроде как, только появился прогресс. Валери иронично усмехнулась. И вправду. Их первый мирный разговор, наверное, за все годы со времени их знакомства. «Взрослая» беседа без выпадов и грызни оказалась, на удивление, приятной. Лука умел слушать, не перебивая, что цепляло. Не каждый мужчина сейчас готов был дать женщине вставить свое слово, а уж тем более прислушаться к ним. Впрочем, судить о втором было рано — прецедент с одеколоном мог оказаться разовой акцией, — но в первом девушка не сомневалась, не могла. Да и не хотела. Острые плечи легонько подвигались, сбрасывая с себя тяжелую мужскую одежду. Пиджак, лишь слегка теплый и в большей степени стесняющий движения, уже был не нужен, так что тонкие руки ловко подхватили его за воротник и протянули хозяину. — Благодарю, сеньор Чангретта, за оказанную любезность, — театрально манерно проговорила девушка, сдержанно улыбнувшись. Тот, недолго поколебавшись, забрал пиджак и повесил его на предплечье, словно официант в ресторане — полотенце. — Ты не сицилийка и не мой подчиненный, так что, будь добра, обращаться ко мне по имени. Или хотя бы на «мистер», — поджал губы Чангретта. Его слова частично смешались с громким лаем, но были, в принципе, различимы. — И скажи то же самое своим людям. — А ты, значит, сицилиец? — непонятно для чего спросила Марион. Она, щурясь от настырного солнца, взглянула на мужчину с таким несвойственным для нее интересом, что тот даже на секунду смутился и в растерянности проверил пуговицы на жилете. Светлые волосы, упавшие на миловидное лицо, закрыли его от лучей и показали слабую ухмылку на пухлых розовых губах. — Не похож совсем. — Не знал, что ты знаток в этом вопросе, — изрек Чангретта, иронично вздернув брови. Впрочем, этот жест на девушку никак не подействовал. — Для сицилийца ты слишком покладист. Спокойный такой, — продолжала она, отвернувшись. — Хотя эта твоя тяга к риску явно оттуда. И любовь к понтам. А, ну и стремление договориться со всеми, с кем можно договориться, пожалуй, тоже, — на секунду она замолчала, будто обдумывая что-то, но тут же заключила: — Хотя, знаешь, я беру свои слова назад. Ты действительно сицилиец. Хотя и внешне больше еврей. — Для англичанки ты слишком много болтаешь. Когда Марион уже собиралась ответить в своей привычной язвительной манере, ее сбила с мысли пронесшаяся по земле где-то на периферии зрения рыжая тень. Она настолько быстро проскочила мимо, что молодая хозяйка даже не успела этого понять. Нахмурив подкрашенные брови, она проводила убегающую кошку недоуменным взглядом. Только после того, как рыжий ком шерсти скрылся за углом особняка, до уха долетели неимоверно громкий непрерывный свист и лай, приближающийся с огромной скоростью. И тогда земля ушла у девушки из-под ног. Дыхание сперло из-за жесткого камня, будто бы упавшего на грудь с большой высоты и прибившего спиной к твердой земле. Правда, почему-то все это происходило в вертикальном состоянии. Валери на секунду потеряла ориентацию в пространстве, схватившись за первое, что попалось ей под руку, а, после того как та вернулась, зацепилась взглядом за движущийся темно-коричневый объект невероятно большого размера, что со скоростью пули промчался мимо. Понадобилось чуть больше секунды, чтобы шокированный мозг смог опознать в этом объекте пса. Чтобы догадаться, что это был самый большой кобель в небольшой стае Мистхилла, понадобилось чуть больше трех секунд, а чтобы понять, к чему все-таки прибило ее бледное тело — все пять. Первое, что заметила Валери, так это то, что она от внезапности произошедшего сжала в руках преграду, перекрывшую ей доступ к кислороду на целое мгновение. Второе — что преграда эта оказалась на удивление мягкой и теплой на ощупь, а то, к чему ее прижала эта самая преграда, тяжело вздымалось, вбирая в себя воздух и выдыхая его в светлую макушку. И только тогда в голове все сложилось в единую картину, и девушка впилась достаточно длинными ногтями в чужую кожу. Руку тут же с шипением опустили. — Porca cane! Che cazzo stai facendo? — злобно прорычал Лука, отходя от Марион на безопасное расстояние и встряхивая кистью. По ушам снова ударил свист. — Дурная! Я тебя вытащил! — Я же говорила, что у нас здесь нехорошие рефлексы, — невинно сведя брови, напомнила Валери, встретившись с полными негодования темными глазами. Она взглянула на руку итальянца, попыталась понять не продавила ли кожу. Крови на ней не было, так что извинения посчитались излишними, и девушка вновь устремила свое внимание на выход. Третий свист и крик на непонятном языке стали предвестниками появления русского. — Виктор! Мужчина остановился, заглянул в гараж, жмурясь от усилий, прилагаемых для поимки пса. Выглядел он не лучшим образом, ибо был почти без одежды, что неприятно удивило молодую хозяйку, для которой холод являлся главным врагом. Рубашка и короткие штаны смущали, а босые грязные ноги ужасали своей нечувствительностью. Не человек, а ходячий обогреватель. Русский подставил ладонь ребром ко лбу, всматриваясь в даль, сунул два пальца в рот и оглушительно свистнул в четвертый раз. А после, уставший, показал слабой рукой в сторону, куда убежало зверье, тут же хлопнув себя по бедру от досады. — Нет, ну вы видели? — запыхавшись задал он риторический вопрос и упер руки в бока, пытаясь отдышаться. — Это пиздец… Припустили так, будто их оса в жопу укусила. — Какого черта, Северянин? — А чо сразу я? Чо сразу «Северянин»? — вскричал наемник с возмущением, приняв вопрос за обвинение. — Я блять вообще не ебу откуда эта сучка рыжая взялась! Представь себе: выпрыгнула со второго этажа на землю и застыла, а Полкан как увидел ее — озверел. Она припустила в кусты, он — за ней. Мы с малой их загоняем, а они… пиздец, короче, час за ними по заду бегали, пока эти твари вперед не ускакали… Мразота блохастая, — русский резко выдохнул и устало покачал головой, высунув кончик языка. Его взгляд внезапно зацепился за предмет, висящий на стене, и тут же наполнился страшной решительностью. — Счас эта сучка получит. Дай-ка мне вон ту штуку. Валери посмотрела в ту сторону, куда показывали черные от грязи руки Северянина, и тут же вернула к нему обеспокоенный взор. Под «вон той штукой» мужчина имел ввиду дедушкино охотничье ружье, которое не использовалось уже очень долгое время. Оно было довольно старое и внешним видом не внушало доверия из-за своей непредсказуемости, но, в целом, было вполне рабочим, и этого Виктору было достаточно. — Ты в своем уме? Стрелять по ним собрался? — недоумевала Марион, надеясь, что русский просто неудачно пошутил, но его абсолютно серьезный и, в какой-то мере, азартный вид говорил об обратном. — Запрещаю. Иди, лови без этого. — Да как я тебе их поймаю-то? Они ж как кони! Мне Полкан все ебло изгрызет, если попытаюсь схватить его, — протянул Северянин, а после замычал сродни ребенку. — Да брось, Лер! Это ж всего лишь кот! — Это дедушкин кот. Если застрелишь его — сам получишь дробь в лицо, — слова прозвучали как-то чересчур мрачно, но, тем не менее, только они и смогли оказать должный эффект на рвущегося к оружию наемника. Девушка, запустив тонкие пальцы в прямую челку, проводила разочарованно удаляющегося с руганью мужчину, а после обернулась на итальянца, кивнув ему на выход. Лука, уже одетый в свой облюбованный пиджак, сделал шаг вперед, задумчиво пожевывая спичку, и прислушался к окружающей обстановке. По воздуху снова разнесся непрерывный свист. Под ложечкой неприятно засосало. Этот пронзительный свист, раздающийся по всему городу, в детстве пугал Чангретту до невозможности. Зов, как его называли, пронизывал своей внезапностью весь Лондон, заставляя трястись от страха не только детей с женщинами, но и вполне себе взрослых мужчин. Он был похож на завывания ветра во время ураганов. Всегда такой разный в зависимости от ситуации. Самым частым из всех была тихая трель, похожая на соловьиную: ее эхо доносилось чуть ли не из каждого угла. Вторым по частоте был непрерывный громкий свист, который звучал обычно откуда-то сверху, с крыш домов. Их было много, так много, что Лука не был уверен, что знал все. Но до сих пор в его нутре трепыхался давно забытый страх перед нарастающим свистом, тем, который разносился на многие мили и обычно сопровождался выстрелами. Тем не менее, Винсенте Чангретта часто говорил своим сыновьям: «Если попали в передрягу и слышите свист — ищите источник». Один раз Лука слышал его. Слышал так близко, что чудом не оглох. Мужчина помнил, как в крови бежал по узким улицам Лондона со всех сторон окруженный полицией и этим звуком. Тогда он впервые убил человека, и тогда свист впервые вызывал не страх, а успокоение. Они дошли до основного здания особняка в полном молчании. Пока Чангретта, погрузившись в свои мысли, не подавал никаких признаков жизни, Валери искала глазами Грима. Он, одетый в свой серый костюм и шляпу, стоял, опершись поясницей о деревянные перила, и разговаривал с Джози, которая разливала кофе по чашкам. Вопреки обыкновению наемник не курил, ибо за столом кроме старика Мариона сидела Одри. Заметив внучку, Марк улыбнулся, обратив на них внимания остальных присутствующих. — Валери, все в порядке? — дружелюбно поинтересовался он, а после, не дожидаясь ответа, обратился к Луке. — Определился с машиной? — Определился, — итальянец вытащил изо рта пожеванную спичку, а после слабо отсалютовал матери. Та сдержанно улыбнулась в ответ. — Кофе? — Выпьешь чашечку перед отъездом? — поинтересовалась старушка у сына с оттенком просьбы в голосе. — Марк сказал, что это новый сорт на продажу. — Да, все правда, — с блестящими глазами подхватил ее слова Марион. — Компания «Coffee Age» представит его миру только весной, но нам привезли экземпляр на пробу. Колумбийский. Называется… ох, что-то запамятовал я. Милая, как называется? На Валери устремились три пары темных глазах. Причем только две из них — с заинтересованностью. Лука умело делал вид, что ему не все равно, чтобы не обижать старика, но стоящей к нему ближе всех девушке была видна вся скрывающаяся в пятнистых глазах ирония. А потом он обвинит ее во лжи. — «Black Prince», дедушка. Как цветок, — старик всплеснул руками. Все он помнил, по лицу видно. Зачем только спросил, если и так знал? Старый плут вел какую-то свою игру, о которой можно было только догадываться. Поджав губы и неопределенно махнув в сторону старших, молодая хозяйка обратилась к сицилийцу (и давно она называет его так даже про себя?) с милым снисхождением: — Можешь попробовать. Кофе действительно очень хороший. Лука хмыкнул, с секунду посверлил девушку задумчивым взглядом, а после игриво подмигнул ей и, поправив пиджак, направился к столу. Он разместился на принесенном кем-то стуле без спинки, и дедушка Марк самостоятельно подал ему чашку с угольно-черным напитком. Прежде чем сделать глоток, американец аккуратно втянул в легкие приятный кофейный аромат, а потом тихо и сдержанно изрек облюбованную всеми макаронниками похвалу: «Buono». Молодая хозяйка устроилась у перил рядом с наемником, сложила руки под грудью. Она не переставала замечать про себя, насколько же этот мужчина был красив. Весь такой бледный, скуластый и холодный он привлекал много женского внимания, сводил с ума своей безучастностью. Он никогда не отвечал взаимностью и этим завоевывал только больше славы. Но был в нем один-единственный минус. Высокий и ухоженный Грим всегда пах табаком, даже когда на сигареты в его руках не было и намека. Этот долговечный запах плотно въелся в его кожу и одежду. Честно сказать, это единственное, что Валери в нем не устраивало. Также это была одна из двух причин, по которой девушка до сих пор не затащила этого недоступного принца в свою постель. Второй была Иви. — Вывези мой Фантом из гаража для этого индюка, — в ответ слабый утвердительный кивок и тихое мычание. Северянин бы сейчас возмутился, почему это макаронник выбрал столь дорогую модель, и с какого черта молодая хозяйка не отказала ему в этом выборе. Грим же просто участливо промолчал, разглядывая свои испещренные ожогами руки. — Бетти уже уехала? — Нет, — ладонь направили вверх и на свет предстал тонкий шрам, проходящий прямо по линии жизни, сжали в кулак и вложили в широкие карманы брюк. Вздохнув, мужчина добавил устало: — Она в гостиной. У Зои еще арифметика и история. — Ты о Вольном ее не расспрашивал? — Нет. Подумал, что ты сама захочешь это сделать, — наемник немного помолчал, а потом неожиданно спросил: — Вик поймал их? — Не имею понятия, — острые плечи легко подпрыгнули вверх, как бы в подтверждении словам. — Ты мог бы помочь. — Мой костюм не позволяет валяться в грязи. Валери хмыкнула, поправила прядь волос, упавшую на лоб из-за легкого ветра. Грим глянул на нее сверху вниз и хмыкнул, будто передразнивая. Но на его лице не отразилось и мимолетной веселости. Тогда девушка с непоколебимым выражением дернула его за поля шляпы, натягивая ее чуть ли не на глаза, и направилась в сторону двери, хмыкнув в последний раз. Хотя бы один бой она сегодня выиграла.