Never trust a Mockingbird

Валери сощурилась, отводя глаза в сторону от Чангретты, улыбающегося так бессовестно беззаботно. Эта его улыбка была такой пугающе знакомой, что выдерживать ее долгое лицезрение она попросту не могла. Еще и «мисси». Глупая детская кличка, которую ей дали больше двадцати пяти лет назад и которую она благополучно забыла, как страшный сон. Помнится, что даже тогда это прозвище не вызывало ничего кроме отвращения. Желание поправить высокомерного итальянца задушили в самом зародыше. Они еще успеют пообщаться лично, как бы сильно этого не хотелось избежать. Первое впечатление, если его можно так назвать, было бесповоротно испорчено, а он сказал пока что лишь восемь слов. Ничего не изменилось, и лучше бы отец ошибся в своих словах, но он ведь никогда не ошибался. Лука поправил свой невероятно дорогой на вид костюм, идеально сидящий на нем, проверил рукава пиджака, поигрывая блестящими кольцами на правой руке. К счастью, он больше не улыбался, только заинтересованно рассматривал девушку исподлобья, подмечая что-то для себя и время от времени поджимая губы. В его левой руке покоился стакан с виски, к которому он так и не притронулся. Валери хмыкнула, сложив руки под грудью. — Раз так, хорошо, — произнесла она, щупая грубую ткань рубашки. Они оба стояли, потому что, кроме скрипящего отцовского кресла, мест больше не было. Собравшись с мыслями, девушка придала своему голосу спокойствия и даже легкого дружелюбия. — Перейдем к делу, если никто не против, конечно. Для начала, хочу сказать, что соболезную вашей потере и действительно считаю причину, по которой вы прибыли в Англию, правой и достойной… но, к сожалению, я не смогу помочь вам тем образом, который вы от меня ожидаете. Краем глаза Валери заметила, как старик Марион, до этого спокойно сидевший на своем месте, преобразился в лице. Уже слегка пьяный, он посмотрел на внучку туманно озлобленным взглядом, но та даже не шелохнулась. Она наблюдала за реакцией Чангретты. Мужчина оставался таким же спокойно безучастным, и лишь его мать уставилась на девушку пугливыми глазками, в коих плескалась доля надежды. — Валери, твой отец бы… — Прошу, дедушка, не вмешивайся, — прервать злобную тираду старика оказалось не так сложно, как было раньше. — Пора бы уже запомнить, что я — не мой отец. Сейчас внимание мисс Марион было приковано лишь к итальянцу, который не шевелился. Лишь спичка дергалась вверх-вниз в тонких губах. Миссис Чангретта хотела что-то сказать, было видно, но она не решалась. Наверное, ждала пока подаст голос ее сын. И он подал. — Могу я узнать причину? — Само собой. Причина в том, кого вы хотите убить, мистер… — Валери замялась, поджав пухлые губы, и через силу выговорила: — Лука. Понимаешь ли, мы теперь сотрудничаем с «Shelby Company Limited», и вся эта война с семьей Шелби уж точно не пойдет на пользу деловым отношениям. Чангретта усмехнулся, сделав шаг ближе к столу. Справа от него только что разбились беспочвенные надежды, а слева — будто пробуждался давно заснувший вулкан, накопивший в себе огромное количество негативных эмоций: гнев, возмущение, разочарование, раздражение. Может даже чувство предательства, но было как-то все равно. Дедушка не имел здесь большого влияния уже много лет, он передал свое дело сыну, а от сына оно перешло к Валери, что давало ей безграничную власть. Она — Пересмешник, а значит именно она будет решать, как расставлять приоритеты. И жажда отмщения какого-то давно забытого итальяшки пока проигрывала благополучию ее дела. — Деловые отношения, значит, — кивнул Лука, будто насмешливо, а после понимающе хмыкнул. Сидящему на диване Уиллу его тон не особо понравился. Рука машинально нащупала под пиджаком холодную рукоять пистолета. — А деловые ли? — Намекаешь на что-то? — сощурилась Валери, встретившись с итальянцем глазами. Тот смотрел неотрывно, будто прожигая в зрачках девушки путь к ее мозгу, к ее мыслям и побуждениям. — Я слышал о пристрастиях Томми Шелби. Уверен, что и ты тоже, — темные брови его изогнулись в уничижительной манере, что показалось забавным. — Думаешь, что я сплю с ним? — удержать саркастической улыбки не удалось. — Как мило с твоей стороны, Лука, очень. Пока ты оправдываешь все ожидания от встречи. — Туше, — расстояние между ними незаметно сокращалось. Лука подошел так, чтобы возвышаться над собеседницей на голову, но не нарушил личного пространства. Он остановился на расстоянии вытянутой руки и чуть склонил голову, вмиг помрачнев. — Мне лишь интересно, как я могу доверять той, кто сотрудничает с убийцей моих отца и брата. Невинно сдвинув брови, Валери возвела глаза к потолку и театрально задумалась. — Я бы не стала. На тонком лице Чангретты заходили желваки, на которые Валери засмотрелась особенно долго. Его гнев был завораживающе красив, как бурлящая в жерле лава, а она находилась от нее в опасной близости. Он мог бы сейчас вытянуть из-за пазухи пистолет, который у него не отняли в большей степени из-за дедушки, и застрелить к чертям сначала сзади сидящего Сороку, а после уже и ее, наивно безоружную и почти беззащитную. Далеко он и его мать не ушли бы, конечно, им не дали бы даже подобраться к главной дороге, но все же Лондон бы лишился своего Пересмешника и остался без крыши. По иронии судьбы, это сыграет на руку Томасу Шелби и его семье. Их зрительный поединок продолжался недолго. Лука моргнул несколько раз, погладив гладкую щеку, и сделал небольшой шаг назад, дав вздохнуть спокойно. Трость в грубых руках снова начала свое движение. Мисс Марион набрала в легкие побольше воздуха, выпрямилась и сцепила руки сзади. — Я готова обеспечить тебе и, само собой, твоим людям безопасность вне территории «Острых козырьков». Бирмингем большой, им будет где разгуляться, — безэмоционально проговорила Валери. Итальянец усмехнулся, проведя рукой по зачесанным назад смоляным волосам. — Также они получат место для проживания, транспорт и оружие, сколько потребуется. Как я слышала, в людях ты не нуждаешься, да и не принимаешь, так что даже предлагать не стану. Миссис Чангретта может остаться здесь, пока не закончится твоя вендетта. Надеюсь, такая помощь тебя устроит? Послышался облегченный вздох с одного из кресел. Не хотелось никого обнадеживать, поэтому обещания были крайне скупы и никак не вредили бизнесу. Пусть итальяшки берут, что им надо, но не лезут туда, куда не следует. То, будут ли Шелби жить, Пересмешника никоим образом не беспокоило. Наоборот, если Томми Шелби и его шайка прекратят свое существование, то никто больше не посягнет на Лондон и не станет препятствовать экспорту. Чангретта и Марион, как бы то ни было, старые друзья, и вряд ли Лука пойдет против. С этими мыслями Валери протянула в сторону итальянца руку с раскрытой ладонью. Тот провел пальцами по подбородку, не спеша жать руку девушки, смотрел на нее полный сомнений и недоверия. — Что ты хочешь взамен? — наконец нарушил он повисшее молчание. Марион вновь дернула уголками губ. — О, ничего особенного. Я хочу лишь, чтобы, в случае победы, ты не мешал моему бизнесу. — И все? — И все. Лука достал изо рта спичку, задумчиво осмотрел оставленные на ней следы зубов и одним движением оторвал черный кончик. Он отлетел куда-то на пол, затерявшись в небольшом ковре с густым ворсом, что лежал у подножия платформы. А после итальянец вдруг сделал два широких шага вперед и оказался вплотную к девушке, которая с детства ему запомнилась как исключительно бессовестная лгунья. — Мне нужны гарантии, — заговорил он тихо, склонившись к хорошенькому личику собеседницы так, что можно было разглядеть коричневые крапинки в его зеленых глазах. От него сильно пахло каким-то чересчур терпким одеколоном, от которого неприятно закружило голову. Его унизанная кольцами рука потянулась к пустой пепельнице, расположившейся на столе, и опустила в нее деревянную основу. — Гарантии, что ты не сдашь меня Шелби при первой же удобной возможности. — Могу предложить тебе только свое слово. На секунду воцарилась гнетущая тишина. Пока американец взвешивал в своей голове все «за» и «против», Валери ледяным взглядом смотрела поверх его широкого плеча на напряженного Коэна. Он уже давно завел руку за пазуху, чтобы успеть вовремя выстрелить, если вдруг понадобиться. На самом деле, он бы уже давно сделал это, если бы не глаза девушки, следящие за каждым его необдуманным действием и предупреждающие о последствиях его импульсивности. И потому Сорока держался. — Я верну тебе его пулей, мисси — подняв указательный палец, зашипел итальянец ей на ухо, отчего девушку передернуло, — если ты не сдержишь обещание. — Пожми мне уже руку, иначе твой одеколон убьет меня быстрее, чем я успею что-либо нарушить. Чангретта хмыкнул. Сказать, что он был доволен условиями сделки, значило бы ничего не сказать. Ему почти даром отдали все, о чем бы он долго договаривался с Сабини. Опрокинув в себя виски, он пожал девушке руку и почти сразу пошел к двери, на ходу поправляя костюм и запонки. За ним вышла и его мать, тихо поблагодарив и еще раз произнеся слова сочувствия и прочего дерьма. Дедушка Марк еще с минуту посидел в кресле, приводя в порядок мысли и недобро посматривая на внучку, но вскоре удалился и он. В кабинете в итоге остались двое. Выжатая до остатка Валери громко вздохнула. Ладонь, что сжала мягкую мужскую руку, кольнуло иглой куда-то около линии жизни. Очень резкая и слабая боль пришла только на секунду, а после исчезла, будто и не было ее никогда. Запустив пальцы в светлые волосы, молодая хозяйка буквально грохнулась в отцовское кресло, которое громко взвизгнуло от резкого перепада веса. Этот итальянец действовал ей на нервы. Уильям три раза провернул птичью черепушку вокруг своей оси, а после встал, направляясь прямиком к освободившимся креслам, опустился в левое от окна и сложил трость к себе на колени. Наблюдая, как Пересмешник хватается за голову, он молчал в ожидании очередного звука шагов в коридоре. Они, торопливые и твердые, появились не раньше истечения полуминуты. Спустя еще три секунды дверь отворилась и в кабинет вошел Грим вместе со своим верным последователем — резким запахом табака. Войдя, он запер за собой дверь, прошел к креслу и снял шляпу, положив ее на край стола. Валери не обратила на это никакого внимания, продолжив массировать кожу головы, как делала это всегда, когда начинали сдавать нервы. Ее глаза были плотно закрыты, брови — сдвинуты к переносице, а рот — некрасиво изогнут в перевернутой карикатурной улыбке, которые часто рисовала Зои в своем альбоме. Непоколебимость и холодность всегда были частью прекрасного образа Пересмешника. Не только нынешнего, но и всех прошлых. Они все время находились где-то далеко, летали над облаками, следя оттуда за работой своих верных воронов и сорок, чьи клювы и лапы копошились в грязи, крови и трупах. И именно эта их возвышенность притягивала. Джеймс Марион был идеальным Пересмешником. Стать и достоинство, которые он показывал, казалось, неосознанно, открывали ему все дороги, давали неписанные возможности и огромное уважение, которые он искусно использовал на благо семьи и своего дела. Великолепный дипломат и стратег, прирожденный лидер, жестокий солдат, верный друг, строгий отец и муж. Он был лучшим, потому что был образом. Его дочь, как бы сильно не старалась, не могла стать таким как он. Хоть Валери действительно многому научилась у отца, она все еще имела свой предел, через который не могла перешагнуть. Эмоциональность, доставшаяся ей от матери, вечно кидала ее из стороны в сторону, не давая достичь совершенства. Этот Пересмешник уставал петь не свои песни. Но, как бы парадоксально это ни звучало, Сорока восторгался ей не меньше, чем Джеймсом. Северянин как-то сказал, что он «влюбился, как сопливый мальчишка». Что ж, в этом была доля правды, отрицать глупо. Коэн преклонялся перед красотой наследницы рода Марион, был готов свернуть горы ради нее, но лучше он ее считал отнюдь не поэтому. В отличие от своего отца, верилось, что она действительно живая, что у нее есть чувства и эмоции. Затянувшееся молчание прервалось, когда девушка в очередной раз вздохнула, уже не так громко и тяжело, и зачесала назад выбившуюся из укладки светлую челку. Она открыла глаза, провела взглядом по помещению, будто забыв, где находится, и остановилась на сидевших перед ней наемниках. Убрала руки от головы, опустила их на подлокотники кресла и сморщилась от прозвучавшего скрипа. — Северянин еще не вернулся? — чисто формальный вопрос для установки нужной атмосферы в помещении прозвучал слишком устало. Валери и сама это заметила, но решила, что не станет даже пытаться как-то это исправить. Эти двое поймут, всегда понимали. — Пока нет, — Грим машинально провел одной рукой по карману в поисках портсигара, но быстро вспомнил, что здесь курить нельзя. — Это Северянин, а сегодня Рождество, — подал голос Сорока. — Он наверняка сидит в каком-нибудь засранном пабе и нажирается как свинья. Девушка хмыкнула, будто соглашаясь с этими словами. Если Виктор и правда сейчас пил, то ожидать его сегодня точно не стоило. Вернется завтра. Если повезет, то с утра и даже без головной боли. Посмотрев на полупустую бутылку виски, Валери подумала про Рождество. Служанки еще вчера украсили особняк, нарядили елку в гостиной и уже готовили грандиозный ужин в честь праздника и приезда гостей. В большей степени ради последних. С неким удовлетворением Марион подумала о Зои. Девочка с утра получила свой подарок от Санты и сейчас наверняка бегала по первому этажу и знакомилась с новыми лицами, очаровывая их своей улыбкой и приставучестью. Хоть кто-то действительно наслаждался этим днем. — Давайте к делу, — попросила девушка, сцепив руки на подлокотниках в замок. — Что там с французами? Грим сжал губы, отвел глаза к окну, как часто делал, собираясь с мыслями. Такой жест можно было бы воспринять, как явную неуверенность и недосказанность, но не в случае этого наемника. За какое бы дело он ни взялся, оно в большинстве случаев обречено на успех. Грешная мысль о том, что он мог бы с легкостью занять место Марион, прокрадывалась каждый раз, когда Уилл видел своего напарника в деле. Мог бы, ясно как день, если бы не сомнительная репутация «Приносящего смерть», происхождение и отсутствие желания. — Лессар сомневается. Он не уверен в наших намерениях. Я договорился о встрече с ним, — не отрываясь от вида за окном, произнес Грим. — В воскресенье в одном из заведений Бирмингема. Он ожидает увидеть Пересмешника. — Многого ожидает. — Хочет знать, с кем будет работать… — Он будет работать с тобой, этого вполне достаточно, — отрезала Валери. Ее глаза зажглись яростью, но тут же погасли с осознанием того, что она, эта ярость, не обоснована. Тогда девушка добавила уже спокойнее: — Посмотрим, что можно сделать. Грим опустил глаза и, поджав губы, понимающе закивал. Голубизна его взгляда сгустилась, он был разочарован, хоть в лице и не изменился. От него все еще веяло пробирающим до дрожи холодом, но теперь он как будто бы стал гуще. — Что же касается итальянцев, — продолжили, не обратив внимания на перемену, — то мне нужно знать все: кто, кого, где, когда, с кем и по какой причине — все. Предупредите бирмингемских вестников, пусть глаз с них не сводят и найдут мне больше информации о всех сторонах конфликта. Я будто на необитаемом острове, и мне это не нравится. — А что насчет Вольного? Сложно удержать непринужденный вид, когда в тебя устремляется невероятно колючий прямой взгляд, но за последний год Сорока очень преуспел в этом. Давно раненая нога, правда, неумолимо давала о себе знать при каждом подобном контакте. Ассоциация с океаном делала свое дело, из-за которого приходилось так позорно опускать глаза, делая вид, что занят чем-то поинтереснее. Например, протиранием набалдашника трости. — Скажите ему быть предельно аккуратным, — когда черепушка блестела как новая, на него уже никто не смотрел, и ногу отпустило. — Пусть не звонит в Мистхилл, передает информацию через Бетти и не берется за оружие ни под каким предлогом. Пусть льет пули цыганам или сидит с детьми — плевать, что угодно, только не ввязывается в чертову вендетту. Тонкие руки опять вплелись в волосы, расчесывая их пальцами. Рукав хлопковой рубашки чуть съехал вниз из-за вертикального положения и явил на свет черную птицу, расправившую крылья на внутренней стороне кисти. Каждый раз, смотря на этот образ пернатой, который мог подойти и для галки, и для скворца, Валери вспоминала отца. «Так надо, милая, надо», — приговаривал он, пока один из его людей с иголкой в руке истязал нежную кожу под громкие девичьи вопли. Она любила отца, правда, любила. Но если бы кто-то спросил скорбит ли она, ответ был бы: «Я сняла траур еще в 1918». — Уилл, — рукав резким движением вернули на прежнее место, — ты сможешь курировать это дело? Сорока в недоумении глянул на Пересмешника, желая удостовериться, что она шутит, но по серьезному и упрямому взгляду так сказать было нельзя. Тогда он усмехнулся чуть ли не истерически. По сути, не было никакого дела, ему предстояло просто проследить, чтобы все вышесказанное было предусмотрено и выполнено, а установленные еще до появления итальянцев законы соблюдались. Но факт того, что ему придется еще и присматривать за хреновым мудаком Чангреттой, ему не нравился абсолютно. — Луку оставь мне, — как выяснилось, все это в легкую читалось по его лицу. — Займись теми, что в Бирмингеме. Кроме как согласно покивать, Уильяму ничего не оставалось. Тем более, больше итальянцами заниматься было некому. Грим уже достаточно давно курировал мутного французского бутлегера, а Северянин вплотную занимался переговорами с Козырьками. Ему не сложно оповестить парочку вестников и проследить за тем, чтобы Вольный не наломал дров, совсем нет, но перспектива прямого контакта с макаронниками его напрягала. Коэн усмехнулся, дойдя до мысли, о которой не смог смолчать. — Знаете, мисс Марион, — проговорил он, не в силах удержать насмешки в голосе. — Я слышал, мол, Томас Шелби уже три раза бодался с макаронниками и каждый раз выходил чистым победителем. Думаю, в этот раз нас ждет увлекательная коррида. Уилл расплылся в своей знаменитой акульей улыбке, когда услышал, как фыркнул сбоку его дорогой напарник. Он не сводил глаз с Валери, которая его веселья отнюдь не разделяла… Первые несколько секунд. А потом рассмеялся, наблюдая как девушка растягивает губы. — Возможно, — прозвучало сквозь сдержанный смешок, а после вопрос: — И каков же твой прогноз? — Ставлю, — стукнула об пол трость. Сорока нарочито артистично задумался, почесав подбородок, и повернулся к напарнику, кто заметно потеплел вследствие этого разговора, — десять фунтов на то, что цыгане и в этот раз выйдут сухими из воды. Грим, отличающийся крайней азартностью, сощурил льдисто-голубые глаза, с интересом выискивая что-то в ощерившемся Коэне. Он в последнее время старался не спорить на деньги, но в этот раз не сумел удержаться. — Чангретта сравняет счет, а после подпишет мирное соглашение. — Как великодушно. Ты ли это, наш Предвестник, а? — Я смотрю на вещи своими глазами, в которых, как видишь, нет никаких эмоций. В отличие от твоих, Билли, хромой ублюдок. — Бессердечная ты сука, Грим. В кабинете раздался басовитый мужской смех, из-за которого настроение Марион заметно улучшилось. «Увлекательная коррида». Да, по-другому и не сказать. Грядущая вендетта обещала, как минимум, занимательное шоу, за которым будет интересно наблюдать с трибун огромного амфитеатра. А если еще и обеспечить себе стопроцентный выигрыш вне зависимости от победителя… Размышление и смех прервал громкий звон телефона. Валери сняла трубку, приложив ее к уху, одобрила соединение. Прошло меньше пяти секунд, как на том конце послышался знакомый голос, говорящий в совершенно непривычной манере. — Пташка? — спросили на том конце как-то чересчур поспешно и обеспокоенно. Улыбка тут же слезла с лица девушки. — Северянин? В чем дело? — Джон Шелби мертв, — Виктор рубил с плеча без подготовки, заставив Марион заткнуться и слушать. Спустя недолгую паузу, сделанную, чтобы, предположительно, оглядеться по сторонам, наемник заговорил совсем тихо. — Я возвращаюсь в Мистхилл прямо сейчас, так что не задавай вопросов. У нас могут быть проблемы. Буду через час, встреть меня. Все замолкло. На том конце повесили трубку.