полюби меня снова, пожалуйста...

Через пару часов ехать на съёмки в готический зал, а сна снова не в одном глазу. Игнатенко, узнаю тебя. Покурила, легла, встала, снова покурила. Вся жизнь стала похожа на круговорот какого-то пиздеца. Хотя когда она была на него не похожа? *** Не могу уснуть. Покурила, поревела, покурила. Браво, Генрих, у тебя такое разнообразное существование. Отхлебнула немного коньяка. «Мне очень плохо» — пишу я на знакомый и уже выученный наизусть номер. Опомнившись, через секунду удаляю. Ох, удалить бы ещё тебя из своей головы. *** — Опять не спала? — допрашивала Мариам в готическом зале. — Есть такое, — кивнула я. — Ты же после больницы. Надо хоть как-то себя беречь. — Зачем? Зачем беречь себя? Для кого? Для чего? А потом что? Сдохнуть, так и не показав и не растратив себя? — Знаешь, в чём твоя проблема, Ир? — блондинка взглянула на сидящую напротив Вилму. — Твои чувства работают в тандеме с разумом не в тот момент, когда это тебе по-настоящему нужно. То ты едешь на бешенной скорости по встречке, чтобы выбросить её из головы, то переступаешь себя, умоляя остаться. Ты больная? — Нет, — похлопал меня по плечу сидящий рядом Кудрат. — Она просто женщина. *** — Поздравляю, — бросила я Мариам. — Ты заслужила этот конверт. — Спасибо, но ты заслужила его больше. — Ой, да ладно. Кстати, ты ближайшую неделю меня домой возишь, — «обрадовала» я грузинскую ведьму. — Я помню, — засмеялась она. *** В последнее время я перестала замечать, как быстротечно время. Да, вот такая тавтология. И вот, съёмки закончились, я совершенно одна в готическом зале. — Домой вообще не собираешься? — в обоих ушах зазвенел до боли знакомый голос. Опять. — Блять, Игнатенко! Что ты тут делаешь? — я была напугана и удивлена, больше приятно, чем нет. Но держаться старалась невозмутимо. — Сколько, сука, раз я просила не называть меня по фамилии, — откидываешь назад длинные волосы. Я понимаю — ты бесишься. — Хорошо, — смотрю прямо в омут карих глаз. — Ирина Валерьевна, чему Вы обязаны своим присутствием? Лучше? — Определённо. Вилма, — выдыхаешь, как будто сейчас тебе предстоит орать во всё горло. — Что случилось? — В смысле? — пытаюсь сделать вид, что ничего не понимаю. — Во-первых, ты сегодня сама не своя. — А во-вторых? — голос предательски садится. — А во-вторых, — ты снова тяжело вздыхаешь. — Я успела прочитать сообщение. Сука. Чувствую, как воздух сверху обрушился на меня с невероятной силой. Голова не болит — раскалывается, разлетается на мелкие кусочки. Молчу. Молчу, не в силах что-либо произнести, хотя хочу кричать. — Даш, — обнимаешь меня за плечи и называешь по настоящему имени — двойной удар. — Дашенька. Что произошло? Слёзы. И снова слёзы. Как же я себя ненавижу в такие моменты! — Я не могу сказать, — захлёбываюсь в собственных рыданиях. — Просто моя проблема в том, что я очень слабая. Безумно. Я плачу от любого, даже самого маленького давления. — Глупости! — ещё крепче обнимаешь меня. — Ты просто умеешь сострадать, понимать, чувствовать, в конце концов. Ты — живая. Ты — не слабая. Ты — просто человек с эмоциями, и это абсолютно нормально. Ты не слабая. Ты не слабая. Ты не слабая. Казалось, больше я ничего не слышала. — Спасибо, — вкус слёз на собственных губах неожиданно смешивается со вкусом твоих. Терпкий, ядовитый, но такой родной и любимый. — Извини, — резко отрываешься от меня. — Увлеклась. Забылась как-то. — Ничего, я тоже, — стараюсь улыбнуться. — Привычка. — Вредная? — слышу терпкую смешинку в твоём голосе. — Вредная, — киваю, как будто разрешая подписать смертный приговор нашим отношениям.