полюби меня снова, пожалуйста...

Открываю глаза. Не понимаю, что проснулось раньше: я или моё желание покурить? Врочем, ладно, скоро я обязательно получу необходимую дозу никотина. Взгляд на соседнюю кровать. Пустая. Как и я, в принципе. На жёстком больничном матрасе ещё отчётливо видны изгибы твоего тела. Нихуёвая такая ортопедическая кровать. Снова закрываю глаза в надежде, что проснусь дома. *** — Не хочу сегодня ничего делать, — выдохнула я, сделав небольшой глоток шампанского. — А что? — как-то слишком зло улыбнулась Эля. — Твоя ненаглядная замучила? — Не говори так, — и вдруг я почувствовала, что перед глазами всё предательски плывёт. Странно, ведь я выпила сосвем немного. Отодвигаю полупустой бокал, решив, что мне уже хватит. — И вообще, она не виновата, что попала в больницу. — Да? — подруга нервно усмехнулась. — Не виновата? Не виновата в том, что родилась никчёмным животным, удел которого лишь бухать, а потом гонять на большой скорости, игнорируя все правила дорожного движения? Правильно, для нас же закон не писан. Что ты в ней, блять, нашла? Согласна, личико смазливое. Но всё остальное? Поведение в её возрасте, как у маленького капризного ребёнка. Точно, ты же дочку хотела! Так вот, откуда это всё. Только с дочерьми спать у нас как-то не принято, знаешь ли. — Заткнись, — уверенно и холодно чеканю я. — Что? Правда глаза колет? А я ведь ещё не закончила. Помнишь, как в «Школе экстрасенсов» она металась от наставника к наставнику? Так же сейчас по бабам мечется. А тебе ведь больно, а ей похуй. Она обычная шлюха, но ты видишь в ней божество. Хватит, блять! Неужели, ты не видишь вокруг более достойного варианта? — Например? — ноги уже плохо меня держали, а язык заплятался. — Например, — её голос стал неожиданно мягким. — Я. Что происходило дальше, я помню лишь короткими обрывками. Элеонора притягивает меня к себе, накрывает своими губами мои. Продолжает спускаться по шее, оставляя засосы. Пытается стянуть футболку, но я перехватываю её руку. — Пожалуйста, не надо! — глаза моментально наполняются слезами. Чёрт, Генрих, почему ты такая слабая? — Я Иру люблю. — Сука! — этот крик, наверное, слышал весь подъезд. — Как же ты меня заебала! Обеими руками хватаешь за волосы, бросаешь меня на пол. — Ну, и люби эту шалаву дальше! Удары продолжаются, только на этот раз ты бьёшь ногами по животу. Затем по шее, по лицу. Закрываю глаза, чтобы не чувствовать боли. Темнота. *** Зашёл врач и сказал, что меня выписывают. Ахуительно! Выхожу из больницы, быстро попрощавшись с медсестрой, которая как-то дала мне закурить. Сейчас приедет Мариам и отвезёт меня домой. Я рада, впервые за последние несколько дней. Рада вылезти из этих синих стен, краска с которых нерельно сыпется. Да и диван в моей квартире уже не кажется мне таким жёстким после этих кроватей, которые кроватями трудно назвать. *** Открываю глаза, и первое, что я ощущаю — непрекращающийся звон в ушах. Встаю. Падаю. Снова встаю. Не понимаю, почему на мне нет никакой одежды. Пытаюсь пошевелиться, чувствую резкую боль внизу живота, от которой чуть снова не теряю сознание. С ужасом понимаю, что произошло. — Проснулась? — безмятежность в голосе говорила о том, что она даже не сожалела о случившемся. — Ненавижу тебя! — кричу, в спешке ища свою одежду. — Шмотки в зале, — и снова этот слащавый тон. — Ещё тысяч пять есть наличкой, могу выдать за твои, так сказать, мучения. — Иди нахуй! — хлопаю входной дверью с такой силой, что её пружинит. *** — Завтра идём в готический зал, — Мариам уже сидела у меня на кухне. — Наконец-то, ещё одна неделя позади. — Надеюсь, Соботницкий свалит нахуй, и в моей жизни, наконец, появится светлая полоса, — я как-то не поддержала её радости. — Ой, злая ты какая-то, — улыбнулась блондинка. — С Вилмой же ночевала. Ну, мы бы в больнице не решились, конечно. — Не было ничего, мы просто спали. — Серьёзно? — её брови, казалось, просто взлетели от удивления. — Да. — Ну, и дуры, — закатила она глаза. — Такой шанс. *** Пришла, нет, доползла домой. Чувствую себя грязной, обшарпанной, использованной и ещё кучей других, не особо приятных, эпитетов. Спасительный душ. Холодные капли стекают по рукам, которые она так крепко держала, по ногам, которые отнимаются после этих мерзких прикосновений, по груди, на которой ещё виднеются большие багровые синяки. Опираюсь спиной о ледяную ванну и начинаю реветь белугой. — На самом деле, — шепчу я заплаканному отражению в зеркале. — Ты такая слабая. Слабая. Тру жёсткой вехоткой абсолютно всё тело. Слабая. Казалось, что стираются даже татуировки, но не её следы. Слабая. Ложусь на кафель и разбиваю о него костяжки на руках. Слабая…