Дьявольская геометрия

      Мне стало жутко, и я никак не мог объяснить это странное чувство. Мориарти с силой сжимал моё плечо и настойчиво просил меня уйти. Я же смотрел на тлеющий труп гуля, который ещё не так давно бросался на нас, смотрел на измученного обожжённого Сессила, смотрел на пепел, откуда-то взявшийся и летающий в воздухе, смотрел и не мог понять, что именно тревожит мою душу. Я слышал за спиной топот маленьких ножек жутких карликов, вдыхал запах древней тьмы, чувствовал, как болезненно сжимает мои лёгкие, а чутьё бьёт самую настоящую тревогу.       Впрочем, тьма постепенно расступалась. Жуткие чары спали, проклятие, висевшее над домом, рассеивалось. Гуль, лежащий в стороне, внезапно шевельнулся и болезненно взвыл — он уже был неопасен, и всё же я вздрогнул. Казалось, что странное липкое чувство страха въелось под кожу, растеклось в воздухе, и я вбирал его с каждым новым вдохом. С трудом верилось, что всего несколько минут назад гуль мог поубивать нас всех, а потом вырваться на улицу и зачистить пару соседних домов.       — Моран...       Я удивился — меня звал Сессил. Он снова с трудом приподнялся, и я охнул, увидев его обгоревшее, уродливо расплавленное и перекошенное лицо. Откуда в нём взялись силы, я не знал, но невольно восхитился силой его духа.       — Полковник, уходим! — отчаянно попросил Мориарти и снова дёрнул меня. — Идёмте!       — Моран... — повторил Сессил. — Не... выпускайте... из дома...       Кашлянув кровью, он снова упал, но продолжил смотреть на нас. Он умирал. Я услышал тихий звон и обернулся — с руки Мориарти упал сдерживающий его браслет. Он был свободен, а Сессилу оставалось жить всего ничего.       Я осторожно, но решительно отстранил от себя взволнованного Мориарти, встал и подошёл к Сессилу, так как видел, что он хочет мне что-то сказать. В этой истории было что-то не так, я чувствовал, хотя голос разума твердил мне: надо забрать Мориарти и убраться отсюда как можно быстрее. Так было бы лучше для всех. Так было бы правильно. И всё же я подошёл к Сессилу, присел рядом с ним и внезапно услышал шорох. Я обернулся и вздрогнул, когда гуль, горящий еще не так давно, сейчас подползал к Мориарти и жалобно скулил. Как раненая собака, приползающая за помощью к хозяину.       Я напрягся, смотря на то, как Мориарти пытался отпихнуть гуля, а затем перепугано глянул на меня. Да, пожалуй, надо было уходить, когда он говорил мне об этом. Тогда я ничего бы не узнал, всё закончилось бы хорошо, да и моя жизнь сложилась бы иначе. Не сводя взгляда с Мориарти, я придвинулся к Сессилу, и тот крепко сжал мою руку.       — Он сам... калечил себя, — произнёс он. — Когда ему больно, он делает... это...       — Не слушайте его! — крикнул Мориарти и отпихнул еле живую тварь от себя ногой. — Уходим!       Гуль болезненно и мучительно захрипел, вцепился когтями себе в грудь, разрывая кожу, словно что-то мучило его изнутри, и, наконец-то, умер.       А я думал. Сессил сказал, что никаких карликов не существует, что все они в голове Мориарти. Только вот они были реальны, и Сессил тоже это знал. Выходило, что он пытался спровадить меня или даже уберечь. Ведь не ступи я в этот коридор, всё могло закончиться бы по-другому. А трупы-карлики обступали нас. Точнее, не нас, а Мориарти, словно защищая его. Я не видел их чётко, но различал во тьме крохотные силуэты. И, что уж греха таить, даже по моей спине пробежал холодок. Выбирая между одним крупным зверем и множеством мелких, я всегда предпочитал крупного, но одного.       — Это всё вы, да? — спросил я и подхватил с пола ружьё.       Мориарти испуганно глянул на меня, отошёл на шаг, но, когда я направил на него ствол и запоздало вспомнил, что патронов в ружье нет, он переменился в лице.       — Знаете, полковник Моран... — произнёс он тихо, но отчётливо, а его голос сделался другим, незнакомым мне. — Не думал я, что вы будете вести себя столь... не по-дружески.       — А по-дружески было втягивать меня в свои интриги? — спросил я, отбросив бесполезное ружьё. Всё моё нутро клокотало от праведного гнева. — Делать меня виновным в гибели этих людей? Дженет тоже мертва? А была ли она хоть в чём-то виновата? Или они с Сессилом пытались удержать в этом доме зло гораздо более страшное, чем гуль?       — Да бросьте, они не были невинны! — в голосе Мориарти проскользнуло раздражение. Он поморщился, и я не узнал его лицо: глаза, улыбка, мимика — всё было не свойственно ему.       Я смотрел и видел другого человека. Он раздражённо вздыхал, нервно качал головой и закатывал глаза. От робости в нём не осталось и следа. Это был наглый и уверенный в себе молодой человек, чью победу украли буквально из-под носа. Вырвали из рук. Только сейчас я понял, что сделал всё, чтобы сорвать сдерживающую его цепь. И маску.       Какой же я идиот!.. Только тогда я понял это. Почему не вспомнил раньше о древнем ритуале глубоководных племён? Три замка способны были удержать тьму, укравшую душу человека: маска, цепь и дверь. Маску я снял собственноручно (идиот, даже не подумал, что человек, работающий с механизмами, легко снял бы её сам), браслет упал после гибели Сессила (который пришёл к гулю вслед за мной), а дверь... Я открыл дверь в этот коридор, где и обитала тьма. Теперь же она стекалась обратно к Мориарти.       — Если вы наладили такие связи, — сказал я. — И с цирком, и с Милвертоном, и с трупами, и даже гуля сумели приручить, то вам проще было нанять убийцу, а не устраивать всё это!       — И попасть под подозрения? — усмехнулся он. — К тому же, ритуал мог бы не сработать при таком раскладе. Прошу вас, будьте благоразумны! Я лишь забрал своё, ваша помощь в этом деле бесценна. Как и обещал, я заплачу. А вы отложите свои поиски правды и давайте разойдёмся друзьями.       — Друзьями? — переспросил я. — Смотрите, какой расклад, Мориарти: вы обманули меня, а у меня есть косвенные улики против вас и сильные руки. Я просто задушу вас, сломаю вашу цыплячью шею, и дело в шляпе. Идёт?       Я не любил, когда меня выставляют дураком. А он не любил, когда ему угрожают. Он переменился моментально: низко опустил голову, сверля меня яростным взглядом, а его губа дрогнула. Он зло сжал кулаки, и я невольно сделал шаг назад. Он... пугал меня.       Сессил внезапно испуганно взвыл, словно знал, что сейчас будет. А на пол упала первая капля крови: Мориарти что-то сжимал в руке. И я вспомнил слова Сессила: «Когда ему больно, он делает... это...». В тот момент я осознал, что совершил самую большую ошибку в жизни, когда связался с ним, когда взглянул в его глаза, когда позволил его чёрному яду влиться мне под кожу, отравить мой организм и мою внимательность. Тьма, скверна внутри него, околдовала и меня.       Пол дрогнул. Я осмотрелся, видя, как сотрясаются стены. Землетрясение — подумал я, но всё было куда ужаснее. Пол трясло всё сильнее, так, что я пошатнулся; внезапно на окне вспыхнула штора, которая до этого успела потухнуть. Пламя поднялось по ней стремительно, перекинулось на другую. На стенах проявились рисунки и чертежи: множество треугольников, многогранников и сфер. Они пересекали друг друга, нарисованные будто кровью. Следы от застывших капель давно въелись в старые стены.       Я в изумлении глянул на Мориарти и понял, что это всё... он. Его руки сотрясало дрожью, точно как и стены дома, а на пол продолжали падать капли его крови. Я испытал такой ужас, осознав это, что трудно передать словами. В воздухе запахло гарью — шторы полыхали, и стоило мне сделать шаг в сторону Мориарти, как стёкла окон с пронзительным звоном треснули, и осколки устремились в меня.       Я успел прикрыть рукой лицо, но осколки исцарапали мою ладонь, вонзились в плечо, спину и ногу, и я взвыл, словно раненный зверь. Пол снова тряхнуло, я споткнулся и упал, понимая, что абсолютно дезориентирован. Теперь трясло всё: пол и стены, а с потолка сыпалась штукатурка. Шторы возгорались одна за другой, огонь перекинулся на окно, в воздухе было много чёрного едкого дыма и пахло гарью, но не это было самым страшным.       Моё тело внезапно прошибло болью, и я выгнулся, когда звонко хрустнул позвоночник, и отчаянно закричал. Мои руки выворачивало, к горлу подкатывала душащая тошнота, лицо обжигало раскалённым железом — с меня заживо сдирали кожу до крови и проступающих мышц.       Внезапно я услышал голоса. Хорошо знакомые мне голоса, родные, близкие, и, распахнув глаза, я увидел их — моих сослуживцев, погибших в огне и адских пытках много лет назад. Они стояли в тени, изувеченные тела с пустыми глазницами, неспешно двигались, окружая меня, и тянули вперёд обгоревшие переломанные руки. Их лица были перекошены болью и следами смерти, но я узнал всех и каждого: Лютера, который любил играть в карты, Карла, которые превосходно пел, Дженсона, который был мне почти что братом, и многих других. Мы снова оказались в тех самых джунглях. Вдалеке раздался взрыв, вспыхнуло пламя, и это стало последней каплей. Я вскочил и побежал прочь, даже не понимая, что это лишь мираж, морок, посланный Мориарти.       Я бежал по лесной тропе, прорывался сквозь джунгли, сбивал плечи о деревья и слышал за спиной рваное дыхание моих мёртвых сослуживцев. Весь этот морок спал, только когда я оказался в шаге от окна. Я вылетел в него, проломив собой раму и изрезавшись стеклом, закричал и рухнул на спину да так, что искры полетели из глаз.       Выдохнув с хрипом и кровью, я приоткрыл глаза и увидел тёмное ночное небо. В стороне виднелись отсветы пламени, начал моросить дождь. Не было никаких джунглей и никаких трупов, да и кожу с меня тоже не сдирали. Всё это было у меня в голове — кошмар, посланный Мориарти.       Внезапно я увидел над собой его лицо. Он склонился надо мной, бледный и решительный, и его пальцы сжали моё горло. Он сумел выйти на улицу, и тьма полилась за ним, обретая долгожданную свободу. Я разрушил темницу джинна. Захрипев и удившись силе, появившейся в его некогда слабой руке, я понял, что умираю. Медленно и болезненно меня поглотила бездна.       Первое, о чём я подумал, когда пришёл в себя, почему он не убил меня. Перед глазами все плыло, яркие круги света слепили, и не сразу я понял, что нахожусь в больнице. Врач, склонившись надо мной, сказал, что всё будет хорошо, что это лишь отравление гарью. Я слабо кивнул. Ох, если бы он только знал. Напротив меня на больничной койке лежала Дженет. Увидев её, я вздрогнул: в её щеке была прогрызена самая настоящая дыра. Карлики, подумал я, они и правда пытались порвать её на куски.       Отвернувшись от столь отвратительной картины, я увидел за стеклом стоящего в коридоре Мориарти. Он с выражением искреннего страха смотрел на нас и давал показания инспектору. Сама невинность. Сама чистота. Сама робость. Внезапно Дженет захрипела, заметалась и схватилась изувеченной рукой за горло — она задыхалась. Я во все глаза смотрел на неё, затем на Мориарти, и понимал, что он просто отсрочил нашу смерть. Я слышал о людях с таким даром, которые могли внушить вам любые мысли или вовсе изувечить на расстоянии, но он делал это незаметно и спокойно, словно не его невидимая рука сейчас душила родную тётю.       Врачи столпились вокруг Дженет, но было поздно, она умерла. И в тот же момент моё горло перехватило тоже. Я смотрел на Мориарти и думал, что это весьма цинично с его стороны, и он точно не должен был дождаться моего страха. Я обречённо прикрыл глаза и смирился со своей судьбой. Но ничего не произошло. Открыв глаза, я увидел, что Мориарти исчез. Он почему-то снова оставил меня в живых.       Я покидал больницу с тяжёлым сердцем и твёрдым намерением разобраться в этой истории. Моросил грязный дождь, дым от заводов становился всё гуще, а нищие навязчивее обычного просили милостыню. Я ненавидел Лондон. Ненавидел, но шёл по улице, наблюдая, как ребятня со смехом бегает, укрывая головы газетами от холодных капель. С чего же начать, думал я. И начал с поиска слуг, с тех, кто раньше служил семье Мориарти.       Конечно же, я нашёл их, пускай это и заняло время. Почти всех сразу уволили, как только миссис Мориарти отправили в лечебницу, но каждый из них удивлённо смотрел на меня при вопросах об Элен и уверял, что девочка терпеть не могла сводных братьев. Особенно Джеймса. Он пугал её. Они постоянно дрались, ссорились, и в драках старшая девочка зачастую выигрывала, а потом жаловалась приёмному отцу, а тот сурово наказывал пасынка.       На поиски и сбор информации ушло несколько дней. Тем временем состоялись похороны Сессила и Дженет. Джеймс Мориарти пришёл в вызывающе красном костюме. В обоих случаях он приближался к гробу, наклонялся и нежно, почти любовно, гладил усопшего по щеке. Бедный мальчик — говорили одни. Он не может поверить, что они хотели сломать его жизнь — шептали другие. И только я видел что-то новое в нём, что-то опасное и пугающее.       В Мориарти не осталось былой робости и замкнутости, при этом он избегал меня. Во всех газетах мусолилась история трагичной жизни запертого мальчика: Джеймса Мориарти описывали, как обиженного всеми гения. Сразу же нашлись и учителя, и знакомые, которые подтверждали гениальность Джеймса. И, что самое интересное, задумайтесь только, активным распространением этой истории занимались газеты, находящиеся под руководством Чарльза Милвертона.       Когда я отправился к Милвертону для разговора, я увидел выходящей из его редакции мисс Куинси, невесту Джеймса, ту, которая одним лишь взглядом завоевала все мои мысли. Я окликнул её, но она не обернулась, а когда я попытался её догнать, она растворилась в толпе, будто дивный мираж и моё персональное наваждение.       — Можете подсказать мне адрес мисс Куинси? — спросил я у секретаря Милвертона.       — Кого? — изумлённо переспросил тот, совсем ещё мальчишка.       — Дама, только что вышла из этих дверей.       — Так это не мисс Куинси. — Он улыбнулся и посмотрел на меня мягко и тепло, как обычно смотрят на конченых идиотов. — Это мисс Ирэн Адлер       Я едва не потерял дар речи в тот момент. Стоит ли мне говорить, что никакой невесты у Джеймса Мориарти никогда не было?..       Джеймс (не без помощи адвокатов Милвертона) тем временем получил под своё влияние все счета и имущество семьи Мориарти. Все, с кем он имел дело, бежали от него, говоря, что это невыносимый, властный и бескомпромиссный человек. В их словах и описаниях я не узнавал того Мориарти, которого знал сам. Это был кто-то другой, хитрый, мерзкий и изворотливый.       Потом Джеймс выписал мать из богадельни и перевёл её в приличную больницу, где она постепенно стала приходить в себя. Затем он забрал документы своего брата Роберта из сурового религиозного колледжа и перевёл его в современный Итон. Обдумывая всё это, я понимал, что Сессил и Дженет и правда допустили множество ошибок, но на то у них были свои причины. Знали ли они о том, что жило и разрасталось в юном Мориарти? Хотели ли они сдержать его одержимость?       Наводя справки о Мориарти, я узнал, что его психическим здоровьем занимался доктор Калвертон Смит, тот самый, который залечивал мои раны после того, как я вернулся в Лондон. А дал мне его визитку корабельный доктор. Цепочка вовлечённых в это действо разрасталась, а Смит даже отнекиваться не стал: раскололся сразу и признал, что подбирал для Мориарти «нужного» человека. Именно он же и сообщил моему отцу про постановку «Макбета». Даже потерянная запонка была всего лишь способом привлечь моё внимание... я попался в ловушку Мориарти, как мотылёк, летящий на пламя. Идиот! Кретин! Я хотел быть значимым, хотел доказать себе, что тоже на что-то способен, но в итоге был опозорен и унижен.       Последним, что оставалось проверить, был цирк уродов. Я нашёл его через три недели после всех этих событий, и обитающие там Другие рассказали мне всё. Несколько лет назад они остановились так же недалеко от дома Мориарти и, не имея средств для выживания, ночью влезли в этот самый дом, а именно в закрытое крыло. Там они и столкнулись с одиноким мальчиком. Он не испугался и даже раздобыл для них еду.       Два раза в год цирк возвращался, и Другие пробирались в дом, где мальчик ждал их. И однажды (когда уже стал юношей), он попросил их найти и приманить гуля. Джеймс кормил и взращивал его, а после натравил на сводную сестру, а затем и на себя, чтобы сильный идиот (это я) спас его и обвинил во всём Сессила.       Было спланировано абсолютно всё. И разыграл ублюдок всё, как по нотам. Милвертон, Адлер, Смит — все плясали под его дудку.       Я вернулся в Лондон в мрачном и тяжёлом настроении, намереваясь вывести Мориарти на чистую воду. Понимая, как рискую, я отправил отца в пансионат, якобы на отдых, а сам стал строить план возмездия. Ставки были высоки: за использование гуля и организацию убийств Мориарти грозила казнь.       Однако в ту ночь мой дом сгорел. Я не спал и успел выбраться, но пламя полностью уничтожило место, где я вырос. И тогда я понял, что лучше позабыть об этом деле.       Я проиграл впервые в жизни.

***

      — Подождите! — Арчи нахмурился, после того, как полковник замолчал. — Но как Мориарти сам не стал жертвой гуля, как он управлял им, как...       — В тот момент у меня не было ответов на ваши вопросы, — ответил полковник. — Именно поэтому я и не пошёл в полицию. Как я бы это доказал? Никак.       — А что было в больнице? — Юноша отложил блокнот, достал из кармана пачку сигарет и тоже закурил. — Вас допрашивали?       — Мне зачитали показания Мориарти. Нужно было только согласиться с ними. Если бы я попытался рассказать правду, мне бы не поверили, поэтому я и хотел собрать доказательства. А в итоге потерял дом.       — А когда вы подхватили ружьё... вы правда попытались бы убить Мориарти? — с ужасом спросил Арчи.       — Да, — ответил полковник, спустя время. Он задумчиво посмотрел в сторону окна, за которым уже сияла яркая луна. — В тот момент я понял, что это моя судьба. Я был рождён, чтобы убить его, остановить зло, которое сам же и выпустил на свободу... Это была расплата за мою глупость. Я должен был искупить вину.       Он снова взял паузу, к которым Арчи начал привыкать. Полковник погружался в мир своих воспоминаний, искал в них давние события и лишь потом возвращался обратно в реальность, немного грустный и меланхоличный. И всё же время шло, а вопросов было много, как и историй, которые должны были накопиться у такого человека как Себастьян Моран.       — А эта сила Мориарти... — робко подтолкнул Арчи.       — На самом деле была почтичто бесполезна. В тот момент я не знал, что моя боль лишь морок, но если бы я это понял, то смог бы дать ему отпор. На стороне Мориарти был мой сильнейший эмоциональный стресс и эффект неожиданности.       — Но вы же снова встретились с ним?       — Спустя год, так же в декабре.       — Год?..       — Да. Стояла зима 1881 года, на удивление снежная и морозная, и ей радовался почти что каждый житель Лондона, а мне, ни много ни мало, грозила виселица...