Дьявольская геометрия

      Это было утро следующего дня. Солнце ярко светило в окно, когда служанка постучала в двери моей спальной комнаты. Я лениво позвал её, дозволяя войти, и она, молодая ещё женщина в аккуратном тёмно-синем платье, сообщила, что внизу ждёт гость, представившийся Джеймсом Мориарти.       Я тут же встал и велел принести одежду. Быстро одевшись (даже потратив время на выбор жилета и ленты под воротник белой рубашки), я спустился вниз, где отец, успев усадить нашего гостя у камина, занимал его бессмысленными разговорами. Джеймс Мориарти был таким же, каким я запомнил его в темноте вечерней улицы, разве что он был ещё бледнее, чем накануне, а под его глазами образовались тёмные круги, которые не скрывала даже новенькая маска из белого золота. Аккуратное лицо осунулось, а губы сделались сухими и потрескавшимися. Казалось, что из него разом выкачали всю жизнь без остатка. И на его щеке, под слоем женского грима, я рассмотрел потемневшую свежую ссадину.       Одет наш гость был так же роскошно: его дорожные сапоги, в которые он заправил бриджи, украшали металлические набойки и цепочки, а жилет, надетый поверх бордовой плотной рубашки с широкими рукавами, был настолько самодостаточным и модным, что не дополнялся пиджаком. Его пальцы вновь украшали плетения из белого золота, имитирующие перчатки, — пик моды в Лондоне. Да уж, подумал я, Джеймс Мориарти явно ни в чём себе не отказывает.       — Себастьян! — радостно поприветствовал меня отец и всплеснул руками. — Почему ты раньше не сказал, что познакомился с таким прелестным юношей? Глядишь, начнёшь чаще появляться на людях, знакомиться, общаться, а то привык к дикарям и джунглям! Представляете, мистер Мориарти, уезжал джентльмен, а вернулся варвар.       Я промолчал и сурово нахмурился, но ситуацию спас сам Мориарти:       — Ну что вы, сэр Огастес! — Он улыбнулся, а я удивился тому, как легко и просто он обращается по имени к человеку, с которым только что познакомился. Видимо отец, как и я, попал под чары обаятельного гостя. — Я и сам не особо часто покидаю стены дома. Не такое сейчас время.       — А зря вы так, мистер Мориарти! — Отец прицокнул языком и встал, уступая мне кресло. — Я пойду, оставлю вас наедине. Себастьян, я распорядился сделать гостю чай и завтрак.       — Прошу, не стоит, — смущённо ответил Мориарти, и даже под слоем грима его щёки порозовели. — Я не голоден, правда.       — Вы бледны, — сказал я. — Не отказывайте нам, наша кухарка прекрасно готовит.       Мориарти посмотрел на меня и робко кивнул. В тот момент мне показалось, что до этого он не бывал в гостях, впрочем, как выяснилось впоследствии, я оказался прав. Мы позавтракали в небольшом зале, в полном молчании. Мориарти ел неохотно, словно кусок не лез ему в горло, хотя сосиски и яичница получились превосходными. Я то и дело бросал на него любопытствующий взгляд. Редко видел мужчин, которые гримируют синяки и ссадины. Обычно охотно выставляют напоказ, мол, смотрите, какой я непобедимый! А прячут, разве что, от стыда. Полученные не в драке.       От этих мыслей моя душа наполнилась гневом. Джеймс Мориарти был беззащитным и худеньким, едва способным дать отпор своему рослому отчиму. А в том, что именно он был обидчиком моего гостя, я не сомневался.       После завтрака, когда мы снова сели у камина, а служанка принесла нам ароматный чай с бергамотом, я заметил, как подрагивают пальцы Мориарти.       — Вы так и не отогрелись, Мориарти? — спросил я.       — Не совсем, — ответил он и покачал головой. — Поймите, полковник Моран, я дрожу вовсе не от холода.       — А от чего же?       — От бесконечного страха.       Я с удивлением вскинул брови, а Мориарти неспешно осмотрелся, пристально всматриваясь в каждую тень, словно невидимые шпионы могли подслушать наш ранний разговор.       — Мне не к кому больше обратиться, — признался он и опустил голову, пряча стыдливый взгляд. — Нехорошо это, рассказывать о своих проблемах малознакомому человеку, но вы единственный за долгие годы, с кем я говорил вне стен дома.       — Отчего так? — удивился я. — Вы же часто выходите в свет.       — Мне не дозволенно ни с кем общаться.       — Именно поэтому сегодня вы использовали грим?       Мориарти вздрогнул. Он сильнее опустил голову, словно желая скрыть позорный след на щеке.       — Почему? — спросил я. — За что он так с вами?       Мориарти сразу понял, о ком речь — я видел это. Он нервно сжал дрожащими пальцами маленькую чашку, и я ощутил жалость. Затравленный, запуганный, он казался мне неопытным ребёнком, запертым в теле взрослого человека. Я... был слеп, иначе этого помешательства и не объяснить, но тогда я лишь подался вперёд, одобрительно сжал его плечо и заговорил едва слышно:       — Здесь вам нечего бояться. Я готов выслушать всё, что вы расскажете.       Он поднял на меня тяжёлый взгляд и, кажется, задумался. Затем кивнул, и я понял, что он готов.       — Мой отец сгинул много лет назад в бесконечных водах океана, — пояснил после паузы Мориарти. — Возможно, его забрали тёмные боги. На тот момент мне исполнилось десять лет, а моему брату всего три. Отец был странным человеком, набожным...       — И какому именно богу он поклонялся? — спросил я, решив сразу прояснить этот момент.       Не поймите меня неправильно, но с тех пор, как всевозможные божества стали спускаться с небес и выходить из глубинных вод, трудно было предугадать, кому именно поклоняются конкретные люди.       Мориарти посмотрел на меня непонимающим взглядом. Неудивительно, он был лет на пятнадцать (а то и на все двадцать) моложе и не знал жизни вне спокойного Лондона. Он и подумать не мог, что где-то за веру убивают.       — А, точно, — сказал он после паузы и смущённо улыбнулся. — Простите. Отец поклонялся многим богам пантеона, и, что немаловажно, он был человеком, как и моя мать. Вся моя семья — люди, в нас нет крови Других.       — Кроме вашего отчима, — заметил я. Да, то, что Сессил Аберфорд не человек, я понял практически сразу. Опыт, никуда от него не деться.       — Да, вы правы. Моя мать, спустя четыре года после гибели отца, вышла замуж. Как вы верно заметили, за Другого. Мой отчим родом из Нового Света. Из Иннсмута*.       — Из самого Иннсмута?       Я удивился. Несмотря на то, что иннсмутцы за последние годы разъехались по всему свету, я редко встречал их в Англии. К тому же, узнать их можно было по водянистым глазам навыкате, но у Сессила Аберфорда были обычные человеческие глаза. Видимо, результат дало сильное кровосмешение.       — Да, его прадед был из племени, которое поклонялось Глубоководним богам, а прабабка была человеком, — пояснил Мориарти. — Мой отчим всегда был суровым, молчаливым и сильным. Истинное дитя морей и океанов, он показался нам тогда неконфликтным и справедливым. Много лет протрудился военным моряком на флоте, он был привычен к тяжёлому труду, работе и любым возможным трудностям. С ним в наш дом переехала и его дочь от первого брака, названная мне кузиной, а ещё с нами жила мамина сестра Дженет. Единственное, что омрачало наши будни, это страсть отчима к разведению всяких странных и неприятных существ. Ядовитых угрей, змей и уродцев, которые и по сей день трудятся в саду. Они одни из Реанимированных трупов Вайм-баи**, можете представить, до чего трудно жить рядом с ними.       Когда мне исполнилось пятнадцать, мама слегла с нервным срывом, перестала говорить и реагировать на окружающих. Отчим и тётя Дженет признали её недееспособной и отправили в клинику, где она прозябает до сих пор. И знаете, я могу их понять, тяжело смотреть, как твой любимый человек превращается в бледную немую тень самого себя, но они словно забыли о маме. Как будто её никогда не существовало.       Нас с братом отчим поначалу не обижал: мы обучались в колледжах-пансионах, и мы редко приезжали домой, но как только с мамой произошло это несчастье, я стал заложником собственного дома.       — В смысле? — перебил я его рассказ. — Простите за вопрос, вы не работаете и не учитесь?       — Нет... — Голос Мориарти дрогнул, и сам он сделался ещё более печальным. — Нет, не учусь и не работаю. Отчим не пускает. Он хотел отправить меня в монастырь, чтобы, как я полагаю, избавиться от меня раз и навсегда, а я... я отказался. Эти монастыри страшнее тюрем: нет никакого шанса вернуться домой или к обычной жизни, каждый твой шаг будет расписан на годы вперёд, а про любовь служителей к замене органов на механизмы и вовсе ходят жуткие легенды. Как бы отчим ни бил меня, как ни уговаривал, а я не поддался. И тогда он поставил ультиматум: либо я посвящаю свою жизнь обучению и последующему монашеству, либо навеки останусь прозябать в нашем доме, как в тюрьме. Выбор я сделал, и с тех самых пор отчим держит меня при себе, мол, нужны руки для ведения хозяйства. Я не спорю, потому что так хотя бы мой брат продолжает обучаться в нормальном колледже. На людях я играю роль послушного и правильного мальчика, а дома с утра до вечера делаю кое-что для отчима.       — И что же? — спросил я, внимательно слушая его рассказ.       — Имя Сессил Аберфорд ничего вам не говорит? — вопросом на вопрос ответил Мориарти.       — Аберфорд... — повторил я и внезапно понял. — Подождите... Его имя было на афишах вчера! Он разработал механизмы для декораций спектакля. Как я понимаю, не в первый раз.       — Верно, — ответил Мориарти. — Только это не он разработал. Механизмы создаю я.       Я удивлённо вскинул брови. Даже если так оно и было, то какое отношение это имело ко мне? Казалось, что Мориарти ходит вокруг да около.       — Это грустно и трагично, но многие семьи живут и хуже. Вы хотя бы знаете тепло и достаток. Из-за чего же вы так бледны? — спросил я, подталкивая его к сути. — Ваши руки дрожат, плечи опущены, словно вы...       — Обречён?       Я кивнул, а Мориарти грустно улыбнулся, смотря на меня пустым взглядом.       — Год назад произошло кое-что, от чего дрожь до сих пор пробегает по моей спине, — прошептал Мориарти. — Мы жили вчетвером: отчим, его дочь Элен, я и моя тётя. У каждого по своей комнате, но лишь в восточном крыле старого дома. Западное крыло уже давно непригодно для жизни, денег на ремонт отчим не выделяет — он очень экономит. Зато не жалеет средств на одежду, чтобы мы при выходе выглядели так, будто купаемся в роскоши.       Самая крайняя комната восточного крыла принадлежит отчиму, следом идёт комната сестры, потом моя, следом комната тёти и самую дальнюю комнату занимает мой брат Роберт, когда приезжает на каникулы.       Два раза в месяц, как я уже говорил, отчим заставляет нас одеваться, как подобает семье из высшего общества, и выходить в свет. Элен каким-то образом завела знакомство, несмотря на то, что отчим не сводил с неё глаз. Он всегда держал её в ежовых рукавицах. В ту жуткую ночь, точнее вечер, Элен постучала ко мне. Я открыл, и она, сияющая и радостная, впорхнула, упала на мою кровать и сообщила, что выходит замуж. Ей сделал предложение сын лорда Бартоломью, и она смеялась, радовалась и трогательно шептала мне: «О, Джимми, если бы ты знал, как я буду рада покинуть этот дом! Джимми, скоро я его больше никогда не увижу!» Я понимал её. Понимал так, как не понял бы никто другой. Скрывая слёзы, я поцеловал её, крепко обнял и заверил, что очень рад, что хоть кому-то из нас удастся вырваться на волю. И озвучил надежду, что, возможно, я и Роберт сделаем то же самое.       Она вышла из моей комнаты, я проводил её, убедился, что она вошла к себе и провернула ключ в замке...       — Прошу прощения, — перебил я. — А вы всегда запираетесь на ключ и провожаете друг друга по коридору?       — Всегда, — ответил Мориарти. — Я же говорил вам, что отчим коллекционирует существ, и мы каждую ночь запираемся на замки и плотно закрываем ставни. К тому же, на нашей территории постоянно останавливаются странствующие Другие со своим цирком. Отчим любит их: ещё бы, они же из одного племени. А мы... мы их боимся. Так вот, я погасил свечу и лёг спать, но сон не шёл. Я лежал, ворочался, когда вдруг услышал под своим окном странные мерзкие шипящие звуки. Клянусь вам, от их звучания у меня в жилах заледенела кровь. Я был так напуган, замер и боялся шевельнуться в темноте, лишь бы ничем не выдать своего присутствия. Мне казалось, что оно, нечто, бродит за окном, трогает ставни и пытается прорваться с лёгким сквозняком...       И внезапно ночь прорезал пронзительный вопль. Клянусь вам, никогда в жизни я не слышал такого душераздирающего крика! Это была Элен. Я подскочил, распахнул дверь и окунулся в пугающий меня с детства густой мрак ночного коридора. Было холодно... так холодно, что я моментально озяб. Я толкнул дверь спальни Элен, но она была заперта изнутри. Я колотил и бил её, кричал, но Элен больше не кричала и не отзывалась. Из темноты ко мне уже мчался отчим с зажжённой свечой. Мы начали вместе бить в дверь, отчим вынес её плечом, и мы... увидели её. Элен лежала бледная, спокойная и застывшая, словно неживая. Я опустился на колени перед ней, и она шевельнула губами. Я видел, как тяжело и больно ей было говорить, и наклонился к ней, когда отчим взвыл от горя утраты, а я услышал, как с последним в своей жизни вздохом она успела произнести: «Шёпот... шёпот в темноте». Добавлю сразу, что ставни на её окне оказались плотно закрыты изнутри. В комнате больше никого не было.       — И никакого следа чужого присутствия? — изумлённо спросил я.       — Никакого. Прибывшие врачи не смогли назвать точную причину внезапной смерти моей сводной сестры. Сказали, что у неё было слабое сердце и, возможно, она умерла от страха.       — От страха?       — Да, полковник Моран. От страха.       Видимо, никому не нужно было искать причины гибели девушки в её запертой изнутри комнате. Только вот едва ли молодого Мориарти волновали события давно минувших дней. Он был напуган сегодня, здесь и сейчас.       — Вы хотите рассказать что-то другое? — осторожно подтолкнул я.       — Да... — Мориарти внезапно снова зарделся от смущения. — Понимаете, на одном из таких же выходов в свет, как вчера, я познакомился с прелестной мисс Куинси. Я был очарован ею, мы тайком виделись во время антрактов, и я почти что сделал ей предложение... Точнее, высказал намерение, но не было ни кольца, ни знакомства с её семьёй.       — И почему же?       Ох, молодость, подумал я тогда. Любовь и страсть, всё то, о чём лично я давным-давно забыл. В тот момент я даже испытал лёгкую зависть по отношению к новому знакомому: тот был ещё так юн, впереди его ждали и любовь, и страсть, и дурманящие эмоции... а я был списан со счетов и не испытывал чувств ни к кому и ни к чему. Если бы я только не был глуп и наивен в тот момент, то не пропустил бы множество важных нюансов. Но я их пропускал, один за другим, и совершал ошибки, за которые и по сей день мне стыдно.       — Когда я сообщил отчиму о намерении жениться на моей любимой Куинси, он взбесился! — пояснил мне Мориарти. — Он кричал, говорил, чтобы я и думать не смел о таком позоре для семьи. Что она профурсетка, что она обманет меня, а я просто идиот. Он...       — Ударил вас?       — Нет, что вы...       — И вчера он вас не бил?       Мориарти нервно сжал пальцы. Он повёл головой, но скрывать волнение ему уже не удавалось.       — Мне неудобно говорить об этом, — признался он. — Я мужчина, а не могу постоять за себя. Поймите, это тянется с детства. Его власть и сила, мой многолетний страх — всё это парализует. Я беззащитен. Но хуже всего другое!       На днях отчим внезапно затеял делать в моей комнате ремонт и переселил меня в комнату Элен. Я даже не подумал ослушаться, сделал всё, как он сказал, а сегодня ночью... я услышал под своим окном странные мерзкие шипящие звуки. Те самые, как в ту ночь, когда погибла Элен, только теперь они были отчётливее, громче. Я подскочил с кровати и выбежал в тёмный коридор, помчался на чердак и просидел там до самого рассвета, и, как только отчим уехал в город, я оделся и бросился к вам. Не знаю, имею ли право, но... — он замялся, и только потом продолжил, — вы же служили в армии, боролись с чудовищами в джунглях, что вам эта задачка. Я оплачу ваши услуги, обещаю, только помогите мне!       — Вы просите защищать вас? — уточнил я, не скрывая удивления. — Разгадать загадку прошлого и этих звуков?       — Да! — оживлённо ответил Мориарти. — Мне больше не к кому обратиться! Более того, я вроде даже свыкся с мыслью, что умру рано или поздно в абсолютном одиночестве, но после встречи с моей возлюбленной и вами, я понял, что могу жить, общаться, существовать... Прошу вас, полковник Моран, ведь в эту ночь ровно годовщина гибели Элен, я...       Внезапно раздался громкий хлопок входной двери, послышались крики, яростные споры, и Мориарти резко поднялся на ноги. Он дрожал с головы до ног, в его глазах отразился ужас, и он снова обернулся ко мне и зашептал:       — Найдите Чарльза Милвертона***, владельца газетных издательств! Он знает больше и всё вам подтвердит! Прошу вас, полковник, я...       Внезапно он схватился за своё запястье и согнулся пополам от боли. Я встревоженно перехватил его руку, задрал рукав рубашки и увидел цепь, сковавшую его тонкое запястье над перчаткой. Цепочка покраснела, оставляя на бледной коже тонкие ожоги, а я замер, похолодев от ужаса. В комнату в ту же минуту ворвался уже знакомый мне Сессил Аберфорд. Грубо схватив Мориарти за плечо, он развернул его к себе лицом и посмотрел в его глаза с такой яростью, которую я редко видел в людях.       — Мы уходим, — зло отчеканил он каждое слово, а потом обернулся ко мне. — Прошу прощения за вторжение, полковник Моран, своё и Джеймса. Этого больше не повторится, и прошу забыть всё, что он тут вам наговорил.       — Мы просто общались, — соврал я, ощущая дискомфорт. Это были их семейные разборки, а я лез туда, куда не просят. — Вы против нашей дружбы?       — Я не против, я... — Аберфорд сильнее сжал предплечье Мориарти, моментально поникшего и опустившего голову. — Не люблю выносить это, но Джеймс болен. У него психическое расстройство, он с детства видит и слышит то, чего нет, у него галлюцинации, он часто бредит, более того, он бывает опасен, и единственное, что я могу для него сделать — удерживать его дома, а не отдавать в больницу. Вы не представляете, какие там условия! И моя задача — удерживать его от побегов и странных разговоров, ведь если кто-то передаст его бредни туда, куда надо, то состарится Джеймс привязанным к больничной койке. Ещё раз прошу прощения, полковник, что вы стали свидетелем этой сцены. Мы уходим.       Сессил буквально выволок Мориарти из дома, а я остался стоять, потерянный и абсолютно сбитый с толку.

***

      — Вы не помогли ему тогда? — спросил Арчи, делая быстрые записи.       — Нет, а зачем? — ответил полковник и удивлённо глянул на него. — Поймите, я вернулся с войны циничным человеком, нежелающим лезть в чужие семейные дела. Более того, это моветон! И в тот день я решил забыть о Джеймсе Мориарти, как о самой странной, забавной и дурацкой встрече в своей жизни, но даже к обеду не смог выбросить его из головы.       — Почему же?       — Он... — задумчиво протянул полковник и нахмурился. — Сложно объяснить. Что-то в нём манило меня, словно уже тогда я ощутил связывающую нас тонкую нить. Словно сама судьба столкнула нас в том театральном холле. Не могу сказать, что меня уж так сильно взволновала его судьба, но я не мог не думать о том, что его ждёт дома. А может, повторюсь, меня возбуждало ощущение собственной значимости. Смотрите: все в этом мире забыли Морана, а Джеймс Мориарти из огромного зала выбрал именно меня. Жизнь обретала смысл, я прекращал быть тенью... Сети были раскинуты, и я охотно попался в них, как мотылёк полетел на пламя. Глупец... как же я был глуп и слеп, вы не представляете! Возомнил, что могу быть хоть кому-то интересен. Поэтому уже к двум часам дня я стоял у дверей издательства, где всем заведовал Чарльз Милвертон...