Убить тебя поцелуем

      Гарри проспал в объятиях Тома до самого утра. Во сне ему снился Волдеморт. Но не то ужасное чудовище, чьи нечеловеческие бледные и пугающие черты годами преследовали его в ночных кошмарах. На этот раз во сне ему явился ещё более призрачный Тёмный Лорд, которого он не знал, бесформенный Волдеморт будущего, безликий и скрытый в абсолютной темноте. Гарри почувствовал, как его разум тянется к этому неизвестному Волдеморту. Твоё лицо. Покажи мне своё лицо. Твои глаза всё так же сверкают алым из-под капюшона, или же твой взгляд серебристый, как у Тома? Но нематериальная фигура Тёмного Лорда была вне его досягаемости. Его бесформенная тень парила; она была темнее самой тёмной ночи и неуловимее самого непослушного ветра. Кто же ты, Волдеморт? Это ты, Том?       Но что-то мягко проникло в сны Гарри и рассеяло призрачную тень Волдеморта. Гарри, разрываясь между сном и бодрствованием, почувствовал что-то на своём лбу, и он понял, что это был Том, целующий его шрам снова и снова, как будто хотел сцеловать метку Волдеморта прочь с его лба.       Когда Гарри, наконец, открыл глаза в свете раннего рассвета, он наткнулся взглядом на сияющие серебристо-серые глаза Тома. Слабое покалывание в губах подсказало ему, что мгновение назад их накрывал рот Тома.       — Доброе утро, — жарко прошептал Риддл.       — Доброе утро, — улыбнулся Гарри. — Ты что, смотрел, как я сплю?       — Может, и так, — слегка покраснел Том. — Я ничего не мог поделать; ты так прекрасен, когда спишь.       — Но если бы ты разбудил меня, мы могли бы успеть заняться кое-чем до завтрака. — Кожа Тома всё ещё была тёплой после сна, и Гарри не мог вынести даже мысли о том, чтобы совсем скоро оторваться от него.       — Для этого ещё есть время, любовь моя. — Том проложил дорожку глубоких поцелуев на шее Гарри, и тот слабо запротестовал, хотя и почувствовал, как его тело ответило болезненным возбуждением.       — Том, ты оставишь следы. Все узнают, — задушенно пропыхтел он подрагивающими губами.       — Узнают что? — выдохнул Том ему в лицо. — Что ты принадлежишь мне? Я надеюсь, что так и будет. Даже Абраксас Малфой должен будет понять этот намёк.       Гарри рассмеялся и отольнул от него.       — Ну, в таком случае, вот тебе столь же очевидный намёк для Вальбурги. И для Слагхорна, который всё ещё хочет тебя. Правда, я нисколько не виню его за это. — И он засосал кожу на шее Тома, покусывая и зализывая нежное горло.       — Ох, ты, вампир, — засмеялся Том и нежно поцеловал Гарри в губы, снова и снова. — Итак, ты знаешь секрет бедного Горация. Не говори ему об этом, Гарри, он умрёт от стыда.       — Не буду… Том, а Слагхорн когда-нибудь пытался?.. — Гарри вспыхнул, когда воспоминание из разума Тома проникло в его сознание: лицо Слагхорна, полное ужасного, отчаянного желания, когда он говорил студенту: «Почему я должен рассказывать тебе о крестражах, Том? Что может заставить меня поделиться с учеником такими опасными запретными знаниями?» А Том улыбнулся и легонько коснулся ладонью щеки Слагхорна, и тот закрыл глаза и хрипло прошептал: «Что ты сделаешь для меня взамен, Том?..» Вопрос на мгновение повис в воздухе, угрожающе и многозначительно, но затем Том тихо ответил: «Ничего, профессор. Я ничего не предложу Вам взамен. Но Вы всё равно расскажете мне, потому что я этого хочу». И Слагхорн разомкнул веки и долго смотрел в серебряные глаза Тома, а потом вздохнул и кивнул. «Ты прав, Том, мой прекрасный ангел. Конечно, я всё равно тебе расскажу. Как я могу тебе в чем-то отказать?»       Гарри рассеянно погладил кудри Тома, всё ещё преследуемый выражением лица Слагхорна.       — Бедный профессор… У тебя есть большая власть над людьми, Том.       — Бедный? Он практически совратил студента шестого курса, — закатив глаза, отреагировал Риддл.       — Знаю. Но моё сердце все равно разрывается из-за него, — протянул Гарри, задумчиво глядя в окно.       — Как ты можешь так хорошо читать мои мысли? — Том провёл пальцем по изгибу губ Гарри. — Ты никогда мне об этом не рассказывал. Это имеет какое-то отношение к… Волдеморту?       Гарри поцеловал палец, который задержался на его губах. Как ужасно странно слышать, что ты говоришь о Волдеморте.       — О. Да. Я… Я и сам этого не понимал до того самого дня, когда мы вместе гуляли по пустоши. Я часто задавался вопросом, почему между нами существует такая любопытная связь… между сознанием Волдеморта и моим. Я подумал, что, возможно, это как-то связано с моим шрамом, но не был уверен.       — И это оказалось правдой? — Губы Тома легонько коснулись его шрама.       — В некотором смысле. — Гарри сглотнул. — Я рассказывал тебе о крестражах, которые Волдеморт создал в будущем. Но только когда я встретил тебя — настоящего тебя, а не его — я понял, что есть ещё один крестраж, который Волдеморт создал случайно, в ту ночь, когда убил моих родителей.       — Ещё один крестраж? Какой крестраж? — Том заметно побледнел.       — Это я, Том. — Гарри обвил руками его шею. — Я — твой крестраж.       Он почувствовал внезапный шок, вспыхнувший в сознании Риддла, смешанный со страхом и отчаянием. Но там было что-то ещё; какая-то странная болезненная сладость.       — Так ты и есть крестраж? — прошептал Том. — Мой крестраж? Но ты — человек. Может ли человек быть крестражем? — испуганно бормотал он. — О Боже, Гарри, что же я с тобой сделал? Ты… Ты — моя душа…?       Гарри крепко прижал Риддла к себе и прошептал на парселтанге:       — Да, Том. Твоя душа. Я — это ты, а ты — это я. Мы — одно целое.       — Прекрати это, Гарри! — простонал он. — Я пытаюсь постичь всё то странное и ужасное… и замечательное… то, что ты только что сказал мне, но, когда ты говоришь так, то заставляешь терять ход моих мыслей.       Гарри улыбнулся и пробормотал Тому на ухо, по-прежнему на парселтанге:       — Почему же? Что с тобой происходит, когда я вот так с тобой разговариваю? Скажи мне, Том.       — Перестань, Гарри… — простонал Том. — Я просто пытаюсь думать…       — Хочешь знать, о чем я думаю, Том? Я думаю о тебе внутри себя; внутри своего тела и своей души, — закусив губу, выдохнул Гарри на ухо Риддлу.       — О, Мерлин, — беспомощно изрёк Том и провёл пальцами по коже Гарри. Его руки скользнули вниз по спине и ниже. — Ты… Боже. Ты…       Он перевернул Гарри на бок и крепко обнял его сзади. Знакомое заклинание слетело с губ Тома, как вздох. Гарри чувствовал на своей шее горячее дыхание Тома, неровное, сбивчивое. Дрожащие руки погладили грудь, живот Гарри и обхватили его и без того твёрдый, как камень, член.       — Ты — мой… крестраж… Мой… Ты — весь мой… — На мгновение Гарри показалось, что он узнал холодный голос Волдеморта в шёпоте Тома, и он затрепетал, когда понял, что нашёл темное вожделение в голосе Тома невыносимо возбуждающим. Гарри закрыл глаза и задрожал от удовольствия, чувствуя руку Риддла, бешеными движениями ласкающую его плоть, а затем член, отчаянно толкнувшийся в него сзади. Том. Волдеморт. Том. Гарри застонал, когда Том вошёл в него, сначала медленно и с трудом, затем всё глубже и с нарастающим безумием. — Мой крестраж, моя душа,— прошипел Риддл.       — Том, — откликнулся Поттер.       — Мой. Ты мой, Гарри. Весь.              Гарри со стоном скатился с тёплой постели и потянулся за своей мятой одеждой. Том приподнялся на локте и с улыбкой наблюдал, как он одевается.       — Эй! Это моя рубашка. На этот раз ты специально!       — Угу, — усмехнулся Гарри, застёгивая рубашку и надевая серебряный медальон-крестраж на шею. — Думаю, тебе придётся надеть мою.       — О, не волнуйся, я так и сделаю. — Том тоже скатился с кровати и начал надевать свою одежду — и рубашку Гарри. Его волосы были растрёпаны ото сна и любви, и Гарри не мог оторвать от него взгляда.       — Что? — Том насмешливо посмотрел на него; лицо его раскраснелось, а рубашка была застёгнута только наполовину.       — Ты очень красивый, — просто ответил Гарри.       — Сжалься надо мной, Гарри, — застонал Том. — Больше никакого парселтанга до сегодняшнего вечера, или так мы никогда не доберёмся до класса… И лучше тебе не позволять Абраксасу слышать, как ты так говоришь, — резко заметил он. — Никогда.       — Я не смогу увидеть тебя до вечера? — Желудок Гарри странно сжался.       — Мы увидимся, конечно, но не наедине. Если… — Том повернулся и посмотрел в окно; на его стекле стекали мокрыми дорожками лёгкие капли дождя. — Идёт дождь. Ваша тренировка по квиддичу, вероятно, будет отменена. Даже Абраксас не захочет тренироваться в такую погоду. И, возможно, мы могли бы пойти на прогулку вместе во второй половине дня.       Гарри посмотрел на морось, которая непрерывно сыпала с тёмно-серого мрачного неба.       — Прогуляться? Но ведь идёт дождь! Если он слишком сильный для тренировки, то почему ты хочешь пойти на прогулку?       — Мне всегда нравился дождь. — Руки Тома крепко обхватили его за талию. — Ты никогда не ходил гулять, когда идёт такой дождь? Это такое необычное, совершенно волшебное чувство — гулять по лесу под дождём. Пойдём погуляем сегодня днём, Гарри? Ну пожалуйста, — взмолился Риддл.       Я и не знал, что Волдеморт любит гулять под дождём.       — Конечно, Том. Увидимся днём, — отозвался Гарри, внимательно разглядывая его.              Ропот пробежал по Большому залу во время завтрака, когда Гарри нашёл свое место за слизеринским столом и сел рядом с друзьями.       — Элиас? Где тебя дракклы носили? — поразился Сигнус, резко подняв голову.       — С тобой всё в порядке? — Орион посмотрел на него с беспокойством в больших чёрных глазах. Гарри не мог не заметить, что даже длинные тёмные кудри не могли полностью скрыть маленький тёмный синяк на его горле. Часто виделся с Вальбургой в последние дни, Орион? Гарри был совершенно уверен, что на его горле уже расцвёл похожий синяк, и почувствовал, как его щёки заливает жаром.       — Я был… не здесь. Длинная история. Я в самом деле не могу говорить об этом. Но теперь я вернулся. Что нового? — Он положил себе яичницу и горку сосисок.       — Что нового? — Абраксас пристально посмотрел на него. — Мерлин! Ты просто растворяешься в воздухе на две недели, в то время как учителя переворачивают каждый камень в замке, ища тебя, а Том Риддл прочёсывает Запретный лес в поисках какой-нибудь зацепки, а затем ты внезапно появляешься за завтраком и спрашиваешь нас, что нового? — Абраксас швырнул кусок тоста в голову Гарри. — Ты невозможен, ты это знаешь?       Гарри рассмеялся и бросил тост в него обратно.       — Прости, Абраксас. Я… Боюсь, я не могу ничего рассказать.       — Всё в порядке, Элиас. Мы все это знаем, — спокойно вмешался в разговор Альфард. — Том Риддл сказал нам, что твоё отсутствие связано с каким-то тёмным магом и что мы не должны больше задавать никаких вопросов. Я думаю, что мы должны уважать это, Абраксас.       — Я бы ещё больше уважал мнение Риддла, если бы он не избил меня в тот день, когда Элиас исчез, — пробормотал Малфой, с сожалением потирая пожелтевший синяк на щеке. — Как будто это у меня вошло в привычку угрожать здоровью и безопасности людей!       — Ну, ты должен признать, что для тебя не является чем-то невообразимым напоить своего сокурсника пуншем из лунного цветка так, чтобы он не мог пошевелиться пару недель, — усмехнулся Гарри.       — Конечно, я признаю это, — вздохнул Абраксас и положил себе ещё бекона. — Такое могло бы случиться. Но если бы ты провёл две недели под моей нежной опекой, лёжа без сознания, совсем беззащитный, в каком-нибудь тайном месте, неужели ты действительно думаешь, что я бы в это время ходил на занятия? Серьёзно? — Он пригнулся, когда Гарри застонал и бросил в него ещё один тост.       — Прекратите это, вы оба! — Сигнус строго посмотрел на них. — Мне напомнить тебе, что ты староста, Абраксас?       Абраксас удивлённо поднял бровь. Его серые глаза сверкнули.       — Ну, тогда, Элиас, будучи старостой, я снимаю с тебя пять очков за то, что ты напугал нас всех так, что мы чуть в штаны не наложили. Вот так.       Сигнус ошеломлённо уставился на Абраксаса.       — Ты не можешь этого сделать, идиот. Он же со Слизерина! Ты не можешь снимать очки со своего собственного факультета.       — Кто так сказал? — Абраксас невозмутимо жевал свой бекон. — Директор ничего не говорил об этом, когда инструктировал старост. Поэтому пусть это послужит тебе уроком, Элиас. Если ты ещё когда-нибудь посмеешь так вот исчезнуть, я вычту пятьсот очков. У Слизерина.       Гарри не мог удержаться от смеха, когда среди других слизеринцев разразилась буря возмущённых протестов.       — Хорошо, Абраксас. Я не буду, хотя бы ради кубка школы.       — Мы скучали по тебе на репетициях пантомимы, Элиас, — тихо сказала Эйлин Принц. — Ну, по крайней мере, некоторые из нас… — Она холодно посмотрела на Араминту.       Гарри это только показалось, или Араминта слегка покраснела? Она пожала плечами и сказала, бросив довольно прохладный взгляд на Гарри:       — Всё-таки Люпин оказался не таким уж плохим рыцарем. Он отлично целуется, и он чистокровный волшебник, в конце концов, хоть и с Гриффиндора.       Гарри вопросительно посмотрел на Ориона, который улыбнулся и слегка кивнул головой. Неужели? Араминта и Джон Люпин? Но тогда… Но что тогда с Римусом? Мерлин, только не говори мне, что я опять каким-то образом испортил будущее… Гарри глубоко вздохнул.       — Я надеюсь, что теперь, когда ты вернулся, то снова возьмёшь на себя роль Сэра Незадачливого. — По тону Араминты было совершенно ясно, что эта перспектива её совсем не радует.       — Что… Нет. Ни в коем случае. — Гарри решительно покачал головой. — Я… пропустил много занятий. Мне и так будет нелегко справляться со своими заданиями, а уж репетиции… У меня сейчас нет времени на пантомиму. Извините.       — Ну ладно. Я согласна, что на первом месте должны быть школьные задания, — сдержанно произнесла Араминта, заметно успокоившись. Её взгляд почти незаметно мазнул по гриффиндорскому столу.       Гарри смутно пожалел, что не догадался спросить Гермиону во время своего краткого визита в будущее, что же случилось с роковой рождественской пантомимой Бири. Он слышал что-то об этом давным-давно. Кажется, Сэр Незадачливый и Амата влюбились друг в друга… Да, что-то такое было. Но не было ли чего-то такого в их разрыве из-за… из-за чего именно? Потому что… Сэр Незадачливый вместо этого влюбился в Ашу? Гарри с сомнением посмотрел на гриффиндорский стол, где веснушчатая Августа Мун удерживала балансирующую ложку на кончике носа под аплодисменты своих сокурсников-гриффиндорцев. Нет. Нет, он не помнил эту часть истории и вряд ли вспомнит.       Остаток учебного дня Гарри провёл довольно приятно. Его всё так же преследовали любопытствующие взгляды и приглушённые шепотки, но он привык к ним с тех пор, как стал Избранным в далёком будущем, так что не обращал на это внимания.       На травологии у профессора Бири они уже давненько не проходили никаких магических растений; учебный план был отложен до окончания пантомимы на Рождество. Бири время от времени вспоминал о том, что нужно задать им почитать несколько случайных глав об асфоделе и порхалоцветах, но, поскольку они никогда не проверяли заданные материалы в классе, никто на самом деле их не читал. Бири был ужасно расстроен, узнав, что Гарри не хочет снова играть роль трагического Сэра Незадачливого, но Араминта сумела убедить его, что Гарри кровь из носу нужно наверстать упущенный пройденный материал.       — Я знаю, что его сердце будет разбито, если он не сможет принять участие в спектакле, — тихо рассуждала она, глядя на Бири своими блестящими сапфировыми глазами, — но как староста я считаю своим долгом настаивать на том, что его образование важнее.       Бири не мог с этим поспорить, поэтому Гарри потратил всё время урока травологии на эссе для Слагхорна о напитке живой смерти, краем глаза наблюдая за репетицией пантомимы. Он вспомнил достаточно улучшений, внесённых будущим Принцем-полукровкой в рецепте его учебника, чтобы быть уверенным, что его эссе взорвёт мозг Слагхорна.       Теперь пьеса шла совсем неплохо. Сэр Незадачливый в страстном исполнении Люпина так тосковал по Амате, что профессор Бири со всей серьёзностью осведомился, не принимал ли он перед репетицией любовное зелье. Немощная Аша выглядела такой зеленовато-бледной, что Гарри заподозрил, что Августа наложила на себя несколько вызывающих тошноту чар. В какой-то момент её действительно довольно эффектно вырвало на гигантского червя, к большому удовольствию скучающего хора, который просто должен был тихо напевать на заднем плане во время этой сцены. Друэлла Розье наотрез отказалась надеть грязные лохмотья, найденные профессором Бири для угнетённой Альтеды. Вместо этого она трансфигурировала свои собственные тонкие шифоновые одежды в некое тряпьё, которое, хотя и было сильно порвано, но имело неоспоримый парижский колорит. Маленькие группки хихикающих зелёных домовых эльфов водили довольно замысловатые хороводы, а заколдованный фонтан так весело журчал под музыку, что несколько актеров совсем промокли.       Урок истории магии профессора Бинса в конце учебного дня был таким же успокаивающим, как и всегда; сухой, скрипучий голос маленького профессора вскоре убаюкал весь класс, погрузившийся в уютную дрёму. Гарри смутно подумал, когда очнулся от своего полусна час спустя, знает ли кто-нибудь в этом классе, о чём говорил профессор Бинс всё это время. Вдруг он ждёт, пока все уснут, и тогда меняет тему разговора. Вдруг он рассказывает о глубочайших тайнах времени и пространства, раскрывает, что затерянная земля Атлантиды находится в одном из пригородов Ливерпуля, или рассказывает нам, как преобразить тыквенный сок в эликсир жизни. Я не думаю, что кто-нибудь когда-нибудь это узнает.       Гарри поспешил к Дамблдору перед уроком трансфигурации и сунул ему карточку шоколадной лягушки, которую привёз с собой из будущего. Дамблдор уставился на него с выражением полнейшего восторга на лице. Он тепло поблагодарил Гарри и пробормотал, засовывая карточку в карманы своей мантии:       — Двенадцать видов применения драконьей крови? Мерлин всемогущий, это же настоящий подвиг. Я могу назвать только четыре. Интересно, а для чистки ковров подойдёт? Нет, не очень-то вероятно…       Дамблдор не стал комментировать ни отсутствие Гарри, ни его возвращение; он просто улыбнулся и начал свой урок, на котором сегодня изучали превращение увядших цветов в живые. Альфард Блэк оказался на редкость хорош в этом, но Гарри с улыбкой заметил, что некоторые из самых эффектных цветов, кажется, появились из его карманов, а не из кучи сухих соцветий сирени на его парте. Ещё одно путешествие в весну, Альфард?              Поскольку в тот день у него не было защиты от тёмных искусств, Гарри до обеда видел Тома только на расстоянии. Все эти слишком мимолётные мелькания тёмных кудрей и серебряных глаз заставляли трепетать его сердце, и он улыбался, осторожно ощупывая шею в поисках лёгкого синячка, который, как он знал, должен был быть там. К его облегчению, дождь шёл весь день, и Абраксасу ничего не оставалось, кроме как отменить тренировку по квиддичу. Джон Люпин сделал то же самое для команды Гриффиндора, но он ворчал гораздо меньше, чем Абраксас, пробираясь за Араминтой в направлении библиотеки.       Едва выйдя из Большого зала, Гарри почувствовал, что Том стоит рядом. Они безмолвно шли к выходу, не разговаривая, пока не оказались снаружи, и так же молча вышли вместе под дождь. Он тихо падал со свинцово-серого неба; его прозрачные капли тут же прилепили их волосы к коже и намочили одежду. Как только они достигли Запретного леса, Том взял Гарри за руку. Они шли так вместе, взявшись за руки, всё так же молча, под сенью древних деревьев. Над лесом висел лёгкий серебристый туман, растворяя в своей дымке кроны высоких дубов и делая их алые и золотые отмирающие листья более тусклыми. Гарри вдохнул аромат деревьев, земли и дождя. Здесь, под высокими деревьями, было тихо; ни птицы, ни животные не издавали ни звука. Не было слышно ничего, кроме успокаивающего ритма дождя, барабанящего по листьям, и их собственного дыхания. Он протянул руку и коснулся капелек дождя, которые, как крошечные жемчужины, задержались в волосах Тома.       Риддл нежно поцеловал его своими тёплыми губами. Они обняли друг друга и стояли неподвижно под лесным сводом, прислушиваясь к ритмичному звуку дождя.       — Я всегда любил дождь, — прошептал Том. — Ещё с тех пор, как был ребенком в приюте. Все остальные всегда спешили внутрь, когда начинался дождь, но я тайком пробирался наружу и гулял один. Иногда надзирательница находила меня, сердито топала мне навстречу под своим большим ядовито-красным зонтом и громко вопрошала, не сошёл ли я с ума. По её словам, ни один здравомыслящий человек не вышел бы под проливной дождь, — усмехнулся Том. — Но я всегда думал о дожде как о друге. Он касается тебя так нежно, что кажется лаской, почти поцелуем. И никто не может сказать, плачешь ли ты под дождем; твои слёзы просто сливаются с его каплями.       Гарри поцеловал Тома в скулу. Его кожа была влажной и холодной от дождя.       — Интересно, помнит ли он про дождь, Том… — севшим голосом спросил Гарри.       — Волдеморт? — Том взглянул на него, поджав губы. Его серые глаза были почти того же цвета, что и дождь. — Не знаю, Гарри. Но хотел бы знать.       Они медленно пошли обратно через лес, пока не начало темнеть. К тому времени, как они вернулись в школу, оба промокли до нитки, но это ничуть их не волновало. Они отпустили руки друг друга, прежде чем подняться по древним каменным ступеням, ведущим в замок.       — Спасибо, что показал мне дождь, Том, — улыбнулся Гарри, поднимая на него благодарный взгляд.       В дверях появился профессор Диппет.       — Мерлинова борода, что же вы делаете, мальчики? Вы оба промокли насквозь! Вы что, с ума сошли, гуляя под таким дождём? — возмутился он.       Том и Гарри только рассмеялись, проскользнув мимо него в тепло замка. Но прямо за дверью их ждала высокая, мрачная фигура.       — А вот и вы. Я искал вас обоих. Боюсь, у меня плохие новости.       Это был Альфард Блэк, и у него было явно озабоченное выражение лица.